«Суть событий» с Сергеем Пархоменко
По всей видимости, нам предстоит наблюдать в ближайшие недели битву за Херсон, которая должна приобрести совершенно нечеловеческие масштабы. То, что мы видели в Мариуполе, может оказаться прообразом того, что мы можем увидеть в Херсоне…
Поддержать канал Сергея Пархоменко
С. ПАРХОМЕНКО: Здравствуйте, дорогие друзья! Это программа «Суть событий» — никакое не «Дополнительное время», а собственно «Суть событий». В Москве сейчас 21 час и более-менее 2 минуты. Меня зовут Сергей Пархоменко. Мы в традиционном теперь уже эфире моего YouTube-канала.
И одновременно, скажу вам, мы находимся с вами в эфире «Эха» — это такое объединенное медиа, которое собрало вместе всех или, во всяком случае, многих из тех, кто работал на «Эхе Москвы». Теперь вы можете слушать нас всех с помощью специального приложения для мобильных устройств. Есть также сайт «Эха». Это, в общем, очень похоже на радиостанцию. Там тоже есть этот эфир. Он будет продолжаться там ровно час. Через час нам придется его там выключить, потому что начнется следующая программа, а мы с вами, если будет еще о чем поговорить, если логика разговора к этому моменту не завершится, то мы с вами здесь еще продолжим для тех, кто останется здесь, на моем канале в YouTube.
Техническая информация. Вы знаете, где кнопка для лайков. Лайки очень важны для распространения этого видео в YouTube. Вы знаете, где кнопка подписки. Подписка, особенно если она сделана прямо во время эфира, тоже чрезвычайно важна для продвижения этого видео. У нас с вами работает чат. Я гляжу на этот чат и у меня даже есть мой друг Кирилл, который как-то мне с этим чатом помогает.
Есть еще возможности поддерживать мои эфиры. Вы видите, у меня над головой вот тут висит плакатик со ссылкой для тех, кто находится за пределами России… Нет, не тут, не с той стороны показал. Вот тут на самом деле. плакатик для тех, кто находится за пределами Россия. А если вы находитесь внутри России или вообще если у вас есть какие-то другие идеи, как меня поддерживать, загляните, пожалуйста, в описание этого стрима. Там вы найдете много возможностей, в том числе Patreon и разные другие полезные инструменты.
Это была техническая информация, без которой никакой эфир сегодня невозможен. Да, и скажу вам еще, что, опять же, если как-то логика нашего разговора к этому пойдет, то мы ближе к концу нашего эфира включим возможность доступа через zoom прямо сюда, и желающие смогут к нам подключиться, задать вопросы. Мы тогда ссылку на этот зум ближе к делу выложим в чате этой трансляции и у меня в telegram-канале Пархомбюро».
Я думаю, что вы не удивитесь, если я вам скажу, что важнейшим сюжетом этой недели и, соответственно, важнейшим сюжетом этой нашей сегодняшней программы должны быть разнообразные игры в военное положение, которые затеял российский диктатор.
Я специально использую слово «игры». Это довольно сложная конструкция. Я, честно говоря, ждал, что военное положение будет объявлено на довольно значительной территории России, во многих областях, которые так или иначе примыкают к линии фронта. Но нет. Если вы посмотрите на карту, это такая многослойная структура, похожая на годовые кольца на пне. В центре ее — вновь аннексированные, вновь захваченные и оторванные от Украины области, которые Россия присоединила к себе: Херсонская, Запорожская (частично), Донецкая, Луганская. Вот там, собственно, военное положение. Дальше несколько областей с повышенной готовностью к чему-то там, дальше несколько областей с просто готовностью, и дальше обычная территория. В общем, несколько градаций.
И хочется понять, зачем это всё нужно сделать. Многие обращают внимание на то, что это позволяет избежать выборов. Но мне, честно говоря, этот разговор кажется не очень серьезным, потому что от выборов в России избегнуто раз и навсегда. В конце концов, идет война и, в общем, что называется, никто не спросит у фараона, если вдруг окажется, что очередные выборы отменены на всей территории или на части территории. А если они и не отменены, то от них, в общем, более-менее ничего не осталось.
Знаете, это довольно частая песня, которую приходится слушать по самым разным поводам. Когда люди пытаются понять логику, пытаются интерпретировать какое-то действие российской власти, они говорят: «А не кажется ли вам, что это делается для того, чтобы получить повод для того и сего?». Что вот теперь, когда это сделано, у российского руководства или российского диктатора развязаны руки, чтобы сделать что-то такое еще дальше.
Послушайте, у него руки с того момента, как идет война, ничем не связаны. Ему не нужны никакие поводы ни для чего. Ему не нужны никакие разрешения. Ему не нужны никакие, так сказать, временные мотивы. Что называется, не перед кем отчитываться, никто не останавливает. И можно, в сущности, позволить более или менее всё, что угодно, один раз решившись на то, что мы ведем войну. И вот во время войны мы можем это сделать.
Да, вот мне сообщают, что и Плющев, и Таня стали иноагентами. Таня — в смысле, Фельгенгауэр. Я не вижу сейчас, как вы понимаете, в эфире этих таблиц. Ну да, обычная пятничная история, прибавляются эти имена. Уже даже как-то не хочется говорить про это.
Так вот, возвращаясь к истории с военным положением. Я приглядываюсь к этому и пытаюсь понять, зачем это нужно. Мне кажется, что мотивов два. Один мотив заключается в том, чтобы развязать руки для любого произвола. Вот это очень важно. Если вы прочтете президентский указ, посвященный вот этим всем военным положениям, зонам особой мобилизации и всякого такого, вы поймете, что, собственно, там написано более или менее битым словом: «Можно всё». Любой администратор под предлогом этой повышенной готовности, этих военных обстоятельств может позволить себе абсолютно всё, что угодно — любое обращение с любой собственностью, с любыми объектами бизнеса, промышленности, с любой недвижимостью, с любыми правами, с любыми гражданскими гарантиями, которые вроде бы еще по-прежнему давала кому-то российская конституция даже после того, что с ней проделали летом 2020 года, приняв все эти бесчисленные поправки.
На самом деле это возможность любому силовику, любому полицейскому, любому прокурору, любому администратору, любому участковому, любому губернатору — кому угодно — вторгнуться куда угодно и сделать с вами всё, что угодно. Это и есть режим тотального беззакония и бесправия, который следует вслед за войной. Вот он, собственно, таким образом и был объявлен.
И это очень важная вещь. Кто-то правильно сказал, что логика этого решения заключается в том, что оттого, что Путину захотелось занять Херсон, губернатор Хабаровского края может отжать предприятие у любого владельца на своей территории. Да, это ровно так работает. Какая между этими событиями связь? Никакой. А между тем эта связь в действительности существует. Война позволила это списать. Война всё спишет — знаете, есть такое выражение. Так вот в данном случае война спишет права. Война спишет гарантии людей. От них ничего не остается.
Это первое обстоятельство. Второе обстоятельство — это то, что вы видели в истории с эпидемией в пору этого самого ковидного карантина, когда российская центральная власть сталкивает вниз на своих губернаторов ответственность. Не полномочия, но ответственность.
После того, как стало понятно, что мобилизация организована крайне неряшливо и государственная машина оказалась неспособна справиться с вот такой операцией — что, конечно, нас, людей, которые мечтают об окончании этой войны и которые считают, что как можно быстрее этот разгром должен состояться, — так вот, государственная машина оказалась к этому неспособна. Но кто-то же должен всё-таки за это хотя бы номинально отвечать. При том, что никого особенно и не притащат здесь к ответу, но тем не менее, хотя бы номинальная ответственность должна быть. И эту ответственность власть сталкивает на губернаторов: разбирайтесь сами, решайте сами, это на ваше усмотрение.
За этим, надо сказать, не следует никакой дополнительной передачи полномочий. Туда, вслед за ответственностью, не съезжают вниз никакие дополнительные властные права. Это так не устроено. Но губернаторам становится не только можно, по пункту 1-му, который мы описывали только что, проявлять какой угодно произвол, поскольку этот произвол доступен для более-менее любого чиновника, но и на губернаторов всегда можно свалить любую ошибку, любую нелепость, любой медосмотр, в том числе и в том, что касается мобилизации, и в том, что касается (вот это вторая важнейшая часть тоже) перевода российской экономики, что называется, на военные рельсы. Это тем более даёт возможность как угодно обойтись с любой собственностью, любым предприятием, любой компанией, любыми финансами, объявив, что логика военного времени и нужда военного времени требует, чтобы это было конфисковано, чтобы это было использовано и так далее.
Понятно, что при этом открываются колоссальные возможности просто для мелкого мародерства. Потому что таким образом обратить в пользу обороняющегося или, точнее, воюющего государства можно совершенно всё, что угодно. Любую квартиру, любую машину, любое оборудование — всё, что хочешь. Но речь может идти и о крупной промышленной собственности, которая остается абсолютно незащищенной в этой ситуации.
Вот что, мне кажется, надо понимать про это самое военное положение. Для чего оно устроено? Оно устроено для этого. Это демонтаж последних механизмов закона, механизмов защиты гражданина, сообщества, коммерческой компании, трудового коллектива — не знаю, назовите это как угодно — перед лицом государства. Вот эти институты полностью демонтируются, от них не остается ничего, всё это переводится полностью на военные рельсы.
Теперь давайте перейдем, собственно, к разного рода военным обстоятельствам. Я вот смотрю тем временем, есть ли на эту тему, но не вижу пока. Я надеюсь, что мне Кирилл пришлет, если будут какие-то вопросы, связанные непосредственно с этой темой. Я тогда к ней еще вернусь. Но я бы хотел перейти сейчас к тому, что происходит непосредственно в Украине и что стало важнейшими событиями последних недель.
Война превратилась теперь уже напрямую — и этого никто не пытается скрыть и никто не пытается этого заболтать — в прямо заявленную войну против украинского населения. Давайте с вами всё-таки вспомним, что агрессия в Украине начиналась под лозунгом денацификации. То есть создавалась такая ситуация, как бы сказать, такая картина, такой образ, что как будто бы есть какой-то страдающий украинский народ под игом каких-то нацистов, которые его как-то поработили, обратили в свою веру. Надо народ от этого освободить, народ не виноват. Тем более, что народ собирается встретить нас всех с цветами — нас, захватчиков. Вот мы освободим его от злодеев, которые на нем сидят сверху, а сам-то народ ни при чем, мы с народом не воюем.
До сих пор какие-то рудименты этого, какие-то отдельные смешные фразы по этому поводу (хотя чего там смешного — это трагические фразы, но звучат они, тем не менее, смешно) время от времени где-то прорываются. Последним был генерал Суровикин, который сказал несколько глупостей на эту тему по поводу того, что мы Украину разрушать не будем, воевать с ней не станем и вообще хотим сделать из нее дружественное государство.
Тем временем под руководством этого самого генерала Суровикина война заключается отныне в том, что разрушается прежде всего гражданская инфраструктура. Когда говорят об инфраструктурных объектах… Простите, у меня тут случайно включилось какое-то непонятное радио, убираем его. Когда говорят об инфраструктурных объектах, которые подвергаются атакам — так это не военная инфраструктура, это гражданская инфраструктура. Это инфраструктура, которая служит людям. Которая служит населению, а не военным. Военные уж как-нибудь доедут до нужного места, их обогреют, накормят, снабдят водой, светом и всем остальным. А вот люди остаются без всего этого.
И мы видим, что для этого используется такое достаточно варварское оружие — вот эти самые иранские дроны, которые совершенно неожиданно стали играть какую-то уж очень заметную роль во всех этих событиях, потому что они, появившись на этом фронте, довольно резко внедрились, так сказать, в баланс противовоздушной обороны, который в какой-то момент уже установился.
Если вы помните, в начале войны существовал такой очень мощный мотив, когда украинское руководство обращалось к НАТО, обращалась к западным странам с просьбой помочь закрыть украинское небо. Это был тот момент, когда украинская противовоздушная оборона как-то приноравливалась в то время еще к первоначальным массированным бомбежкам, которые обрушились на крупные города — прежде всего на Киев, на Харьков.
Тогда этого закрытия неба не произошло, потому что тогда НАТО и западный мир решили, что это может обойтись слишком дорогой ценой. Потому что, по существу, это окажется входом, включением этого самого западного мира непосредственно в войну. И они на это не пошли. Они решили, что они не могут себе позволить сделаться прямыми участниками этого военного столкновения между Россией и Украиной.
Риск того, что в случае, если бы именно силами НАТО было бы закрыто украинское небо, дело обернулось бы тем, что был бы сбит какой-то из российских самолетов или был бы нанесен ущерб, скажем, каким-то диспетчерским структурам, которые управляют полетами на территории Украины… Вот в этом же заключается закрытие неба — не только в том, что появляются какие-то средства, которые стреляют по всему, что пролетает, но еще и появляются средства, которые пытаются разрушить кто, что координирует эти полеты. Это важная часть, собственно, этой операции с закрытым небом.
Запад на это не пошел, но постепенно Украина, получая, надо сказать, дополнительное вооружение с Запада и получая новые квалифицированные военные кадры, которые обучались на Западе, постепенно научилась закрывать это. И установился некоторый баланс. Да, бомбежки продолжались. Да, время от времени что-то пролетало сквозь эту оборону. Да, действительно, удавалось нанести точечные (точечные не потому, что они были точные, не потому, что они были какие-то, что называется, прецизионные, а точечные, потому что они в некотором конкретном месте географической карты) вот такие удары по украинским городам. Но в целом нельзя было сказать, что происходил такой массовый прорыв при этих бомбежках.
И вот с появлением этих дронов этот баланс сломался. Я думаю, теперь мы все стали специалистами по этой части и понимаем, о чем идет речь. Речь идет о дронах под названием «Шахед». Они очень грубые, простые, примитивные. Они наводятся по географической карте, они не меняют своего курса в полете, у них нет никаких отслеживающих устройств, которые могли бы вести их за движущейся целью, и так далее. Они предназначены для ударов по неподвижным крупным целям — то есть, грубо говоря, по зданиям. Такой дрон может ударить по жилому дому, он может ударить по промышленному предприятию, он может ударить по военному объекту, может ударить по какому-то энергетическому или еще какому-то объекту. Для этого они и были предназначены.
И вот они появились на украинском фронте и отвлекли на себя огромное количество дорогих средств противовоздушной обороны, которые по-прежнему у Украины находятся в дефиците и которые до сих пор были предназначены для борьбы с более мощными, более совершенными, более современными средствами атаки.
Впрочем, дрон этот сам по себе тоже несет до 30 кг взрывчатки. Представьте себе, что такое 30 кг динамита. Что такое 30 кг? Это самый большой чемодан, с которым вам когда-либо доводилось летать на самолете. Некоторые авиакомпании разрешают своим пассажирам 30 кг чемоданы. Чаще всего 25 или даже 23, иногда бывает 30 — здоровенный чемоданище. Вот каждый этот самый дрон, который пренебрежительно называют то «мопедом», то «велосипедом», несет на себе такой чемодан динамита. Он взрывается и приносит большие разрушения.
Тем не менее, украинская противовоздушная оборона была предназначена для другого. Она была предназначена для более совершенных крылатых ракет, которые казались более опасными и так далее. Теперь всё это отвлекается на эти дроны. А как — пропускать-то их нельзя, у них чемодан динамита. И требуется довольно существенная перестройка и вооружения, и навыков управления этим вооружением для того, чтобы каким-то образом с этим справиться.
Но вот что еще важно про это понимать. Сам факт появления этих дронов, иранских дронов, свидетельствует о том, что в России начались очень серьезные проблемы с производством вооружений. Россия не стала бы искать по миру такого рода средства, не стала бы договариваться с Ираном, если бы могла произвести это самостоятельно.
Вот это интересный дополнительный аргумент в споре о санкциях и о том, вообще санкции кому-нибудь нужны ли, работают ли они, имеют ли они какие-нибудь последствия и что-нибудь такое. Да, как видите, имеют. Как видите, для России массовое производство даже таких достаточно примитивных инструментов нападения оказалось сегодня фактически недоступно. Она вынуждена искать их в мире и находить их в этих очень немногих, последних оставшихся в мире странах, которые позволяют себе какое-то сочувствие к агрессивному путинскому режиму. Вот нашли в Иране.
Интересный вопрос, чем расплачиваются с Ираном. Это вопрос, который пока не имеет ответа. Есть сильные подозрения, что расплачиваются тем самым, что Ирану на протяжении многих последних десятилетий было больше всего нужно, а именно разного рода ядерной технологией. Потому что Иран мучительно продвигается к созданию своего собственного ядерного оружия. Есть несколько стран в мире, прежде всего Израиль, которые ему не дают этот путь завершить и не дают своим ядерным оружием наконец обзавестись — снова и снова отбрасывают их назад, уничтожая инфраструктуру производства этого ядерного оружия, пресловутые центрифуги, центры производства ядерного топлива, которое легко может быть конвертировано в ядерный боеприпас. И вот, собственно, это и происходит на наших глазах на протяжении последних нескольких десятилетий.
И вот здесь возникает вопрос: будет ли это дополнительным мотивом, дополнительным поводом тому, чтобы те самые страны, которые до сих пор следили за тем, чтобы у Ирана не появилось ядерное оружие — Израиль и Соединенные Штаты прежде всего, — озаботились этим снова и сейчас остановили эту сделку, если она действительно имеет место. Вот эту сделку «дроны в обмен на ядерные технологии». Есть серьезные подозрения, что речь идет именно о них. Есть серьезные подозрения, что именно этим Россия расплачивается. И это значит, что налицо прямой повод для вмешательства и Израиля, и Соединенных Штатов в эту историю для того, чтобы не дать Ирану получить эту помощь и выполнить свои обязательства по этой сделке.
По данным украинской разведки, которые были обнародованы в течение последних 2-3 дней, количество этих самых дронов, пришедших из Ирана в Россию, немножко меньше 2 тысяч. 1.700 с чем-то, 1.800 — какая-то такая цифра. Понятно, что никаких астрономических запасов этих дронов в Иране нет. Их нужно производить. Иран их производит по мере того, как их выгребает оттуда российская армия.
Эта история не будет продолжаться вечно, потому что тем временем украинская армия приобретает необходимые навыки и необходимое оборудование и вооружение для того, чтобы бороться с этой напастью. Но, тем не менее, речь идет о достаточно большом ущербе, который всем этим был нанесен и который ознаменовал собой вот этот переход к новому этапу войны — к этапу, когда Россия атакует собственно население, и задача России заключается в том, чтобы нанести украинскому населению, собственно украинскому народу как можно больший физический ущерб, обрекая это население на голод, на холод, на темноту в подступающей зиме.
Ну, поскольку этого не получилось с Европой… Сегодня уже окончательно понятно, что заморозить Европу и погрузить Европу в лед и тьму на время этой зимы, каким-то образом дезорганизовав или даже уничтожив поставки российских энергоносителей туда — ничего из этого не вышло, и тогда весь акцент переместился на собственно Украину. Теперь это будем морозить в надежде…
Вот это тоже интересный вопрос: в надежде, собственно, на что? Что такого должно произойти? Точнее, каков должен быть итог происходящего? В результате вот этого давления, в результате вот этого ожесточенного уничтожения инфраструктуры что хочет получить российское руководство? Любовь украинского народа? Покорность украинского народа? «Ну, раз вы нам греться не даете, мыться не даете, света не даете, интернета не даете, ничего не даете, придется нам вас любить», — так, что ли, они это себе представляют?
Это так не работает, совершенно очевидно. Историки говорят нам о том, что никогда ожесточенные, зверские атаки на население — например, в Первую мировую войну, во Вторую мировую войну, которые ознаменовались тем, что целые города бывали снесены с лица земли, что атакующие армии очень ожесточенно нападали на чужую территорию, устраивали ковровые бомбардировки (собственно, тогда появился этот термин «ковровые бомбардировки»), — никогда это не приводило к тому, что население начинало любить захватчиков.
Кто-то из моих читателей в Фейсбуке пошутил по поводу того, что когда я говорю это — а я уже высказывал эту мысль в одной из программ для «Живого гвоздя» — так вот он пошутил: «Вы как-то забываете про татаро-монгольское нашествие». Вот тогда, как говорят летописцы и как подтверждают нам историки, был такой порядок. Поскольку вот эти орды татаро-монгольских захватчиков чрезвычайно жестоко обходились с населением тех городов, которые оказывали им какое-то сопротивление, вырезали буквально поголовно всё население, то спустя какое-то время люди, живущие в городах, начали уговаривать своих собственных князей, своих собственных воевод, своих собственных военачальников, что нет, давайте город сдадим без сопротивления, потому что если будем сопротивляться, то придут и всех вырежут. И вот, значит, некоторые города были сданы просто так, население их в каких-то случаях уцелело, в каких-то случаях нет.
Так что есть исторический прецедент, когда путем невероятно жестокого, звериного отношения к местному населению удавалось как-то ослабиться сопротивление и добиться того, что население начинало вести себя покорно. Ну, разве что давайте сравним сегодняшнее поведение российских властей и российского фараона с практиками татаро-монгольского ига XII-XIII века. Да, собственно, отступление к тем временам и есть то, что происходит на наших глазах.
Тем временем я смотрю на вопросы, которые мне приходят. «Путин собирается устроить, — пишет Виталий Марков, — экологическую катастрофу, но никто не знает последствий для морской фауны. Все говорят только о затоплении берегов Днепра. Не встречались ли вам подобные расчеты?».
Нет, мне не встречались подобные расчеты, но я много раз читал о том, что последствия войны для природной среды всегда оказываются катастрофическими и всегда оказываются недооцененными. И вот здесь, например, если мы перейдем к следующему сюжету, о котором я хотел поговорить — о том, что, собственно, в этой войне с местным населением собирается дальше применить российское начальство, российский агрессор.
Сейчас очень много говорят о том, что места, где, собственно, сконцентрировалось наиболее ожесточенное сопротивление —это места, которые обладают довольно особенными свойствами. Потому что всё происходит вокруг Днепра. А если посмотреть на карту, то можно увидеть, что Днепра-то, собственно, как реки, просто реки особенно и не осталось. Днепр сегодня (и не только сегодня, а на протяжении уже последних 50, а может быть, даже и больше, почти уже 70 лет) представляет собой не реку, а цепь водохранилищ. По существу, одно водохранилище переходит в другое.
На Днепре существует каскад: в общей сложности, если я правильно понимаю, сегодня действует 7 крупнейших гидроэлектростанций. Крупнейшая из них — это знаменитая ДнепроГЭС, Днепровская ГЭС. Плотина ее находится в Запорожье. У каждой этой электростанции есть водохранилище. А водохранилище — это миллионы и миллионы кубических метров воды, тонн воды. И поскольку это расположено каскадом, нарушение этого баланса, взрыв одной из плотин и аварийный моментальный спуск одного из водохранилищ влечет за собой целую цепь катастроф и способен оставить катастрофические последствия на очень большой территории вдоль всего Днепра.
В последнее время говорят всё больше о Каховской ГЭС, которая находится непосредственно над Херсоном. Но она последняя, она самая нижняя в этой цепи. Но есть еще и более высоко расположенные — собственно, все остальные электростанции. Две в Киеве, одна немножко ниже Киева, одна в районе Кременчуга, потом Среднеднепровская (это город Каменское), потом ДнепроГЭС в Запорожье и только потом Каховская.
Взрыв любой из них обещает катастрофические последствия. И похоже, что российское командование устроено таким образом, что оно, в общем, вполне способно на что-то подобное пойти. И вполне возможно, что если говорить о применении тактического ядерного оружия или каких-то сверхмощных боеприпасов неядерного характера, именно эти плотины могут оказаться целями для вот этих самых российских атак под лозунгом борьбы с инфраструктурными объектами.
По существу, это быстрый и относительно недорогой способ уничтожить сотни тысяч людей, лишить их жилья, лишить их земли, лишить их воды. Потому что тогда, когда происходит вот такое локальное цунами, когда эта гигантская волна спускается вниз из взорванной плотины, то она уничтожает и нормальное водное хозяйство. И хотя, казалось бы, воды кругом сколько угодно, но питьевой воды оказывается крайне мало. Всегда в таких ситуациях затопления возникают проблемы со снабжением населения нормальной, пригодной для человеческой жизни водой. И вот это и есть экологическая катастрофа — самая страшная, какую только можно себе представить, которая сравнима с крупным землетрясением, с цунами, с такого рода стихийными бедствиями. Только здесь они вызываются человеческими руками.
По украинским данным (об этом заявил тоже Зеленский, по-моему, 2 дня тому назад), у них есть сведения о том, что заминирована плотина Каховской ГЭС. Собственно, дело подготовлено к вот такому катастрофическому сбросу Каховского водохранилища. Я думаю, что нам с вами предстоит в ближайшие дни узнать еще и о том, что и другие плотины этого каскада оказались целями предстоящих атак.
Тем временем российский диктатор увлекся поправками своего собственного имиджа. Вот мы видели его на полигоне. Впрочем, мы не знаем, кого мы видели. Я никогда не был поклонником теории о двойниках Путина, о каких-то сложных спектаклях, которые разыгрываются вокруг его фигуры, вокруг его появлений на публике и так далее. Но надо быть совсем слепым, чтобы не понимать, что паттерны его поведения, так сказать, способ его поведения очень странно и очень радикально изменился буквально в последние несколько недель — собственно, в разгар этой войны.
Фараон, которого мы знаем как существо, панически боявшееся каких бы то ни было контактов — он долгими месяцами практически не встречался ни с кем, сидел в этом самом пресловутом бункере, опасаясь заражения, эпидемии, еще чего-то, — вдруг начал козликом скакать, появляться везде и всюду и общаться со всеми подряд в окружении каких-то толп людей.
Понятно, что толпы эти по большей части фальшивые. Понятно, что чаще всего — и много раз на этом ловили, и много раз это удавалось отследить — это подставные люди, это люди, собственно, из ФСО, это люди, которые проходят через всякие карантины и так далее. Но всегда есть и какие-то, во всяком случае, живые люди. Кроме того, есть много всяких иностранных лидеров, с которыми он встречался в последнее время — в Центральной Азии, на всяких вот этих встречах Организации Шанхайского сотрудничества и так далее. Их-то не подделаешь. Эти люди не из ФСО, они настоящие.
А вот теперь мы видим появление его на полигоне и так далее. Ведет он себя там странно. Действительно, его какие-то повадки, мимика, жестикуляция не очень похожи на настоящего Путина. Кроме того, слишком много оружия кругом. Я думаю, что и сам фараон, и его окружение слишком трусливы для того, чтобы позволить в относительной близости от него находиться такому количеству людей с оружием. Опять же, понятно, что среди этих людей огромное количество подсадных. Понятно, что огромное количество этого оружия должно быть муляжами, оно должно быть незаряженным и так далее. Но когда кругом такое количество стволов, всякое возможно.
И вот неслучайно распространяются на протяжении последних суток слухи — и есть даже западные источники, которые говорят об этом — о том, что на этом полигоне произошел инцидент. Какой-то случайный человек был застрелен путинской охраной, потому что он как-то слишком резко шевелился, как-то слишком радушно пошел навстречу этому то ли президенту, то ли человеку, изображающему президента, непонятно, и его застрелили.
Слухи неподтвержденные, но, что называется, упорно циркулирующие. Я думаю, что при всём при этом присутствует достаточно большое количество людей. В конце концов, мы получили эту информацию в более надежном виде, если она чего-нибудь стоит. Я не стану на ней настаивать. Констатирую только, что вокруг появления Путина или псевдо-Путина — во всяком случае, человека, изображающего Путина, так скажем — очень много такого рода разговоров.
Вообще надо отдавать себе отчет, что всё это происходит в условиях беспрецедентной концентрации разнообразных разведок, которые очень активно и эффективно следят за происходящим. Это касается и использования ядерного оружия. И это является, собственно, одной из двух главных надежд, которые у нас есть. Когда мы говорим об опасности использования российским диктатором ядерного оружия, есть две вещи, которые эту опасность чуть-чуть снижают.
Одна — это, собственно, то, что западные разведки контролируют передвижение каждого заряда, каждого боеприпаса, каждого носителя. Попытка перевести что-то с места на место, попытка что-то подготовить к использованию и так далее моментально становится известна, моментально отслеживается, и противоположная сторона имеет возможность сообщить о том, что мы знаем, что вы делаете, мы знаем, что вы готовите, и так далее.
Например, внезапный визит британского министра обороны в Соединенные Штаты для какого-то очень важного и срочного разговора, который, в общем, так и остался необнародованным, многие связывают именно с этим — что появляется какая-то информация, требующая немедленного и очень конфиденциального анализа между руководителями двух военных ведомств — британского и американского. Эта информация — о чем она может быть? Она может быть о каком-то передвижении каких-то ядерных боеприпасов, о движении каких-то носителей и так далее.
Вот это одна вещь, которая чуть-чуть снижает риск. Вторая вещь — это то, что наблюдение за состоянием российской армии в ее неядерной части, что называется, конвенционной части, и понимание того, до какой степени плохо это организовано, до какой степени плохо это всё хранилось, как это нелепо используется и так далее, заставляет нас думать, что и с ядерной частью российской армии тоже всё должно быть не слишком благополучно. Есть надежда просто на то, что если эта кнопка однажды будет нажата, то в конце концов нет никаких гарантий, что она сработает. Нет никаких гарантий, что всё выстрелит так, как оно должно выстрелить. Пробовать, конечно, и тестировать это никто не хочет, но опасность такая существует — опасность для тех, кто затевает это использование, разумеется, а не для разумных людей.
Я бы хотел вам напомнить сейчас — мы уже почти 45 минут здесь, в эфире — хотел бы вам напомнить о лайках, хотел бы вам напомнить о подписках. Пожалуйста, не забывайте обо всём этом. Это очень полезные средства, которые есть у каждого зрителя этого эфира. Хочу обратить ваше внимание также на возможность поддержки моего эфира и вообще моей работы здесь, в YouTube, в подкастах, на Фейсбуке, в telegram-канале и так далее. Я стараюсь достаточно активно освещать текущие события, так что буду рад вашей поддержке. Она, конечно, мне несомненно пригодится.
А мы с вами возвращаемся к обсуждению. Давайте я посмотрю на темы. Дмитрий Филатов спрашивает, что мне дает сейчас оптимизм. Да где ж вы видите оптимизм? Оптимизм мой очень и очень условный. Я как раз оцениваю достаточно тяжело то, что с нами происходит, и то, что нам еще предстоит. Я нисколько не сомневаюсь, что война будет длинной.
Послушал сегодня интересный, надо сказать, разговор главы украинской разведки, который как-то уверенно дает прогноз не длиннее следующего лета, говорит: «Следующим летом всё будет кончено». Не знаю. Я думаю, что это некоторая, так сказать, профессиональная дезинформация. Мне кажется, нет никаких оснований считать, что эта война будет закончена в течение нескольких месяцев. И нет никаких оснований считать, что эта война может закончиться сменой, скажем, одного человека, каким-то устранением фараона с его трона. За этим, несомненно, последует ожесточенная борьба за власть. Поэтому особенного оптимизма здесь, что называется, неоткуда взять.
«Планируете ли вы обсудить новое дело Навального?». Ну, обсудить, не обсудить, но сказать некоторое количество полезных слов по этому поводу планирую. Может быть, ближе к концу программы.
Херсон, о котором мы упомянули, уже превратился, я бы сказал, в смысловой центр нынешней войны. Интересно, что вовсе не Донецк и вовсе не Луганск, несмотря на все объявления и на все, так сказать, идеологические упражнения по этому поводу — что вся эта война устроена ради Донецкой и Луганской областей. Ничего подобного. Мы видим, что вновь захваченные территории оказываются гораздо важнее.
Они оказываются гораздо более важными потому, что, собственно, в них сегодня концентрируется идейный акцент, который делает руководство российского тоталитарного режима и того, я бы сказал, пропагандистского вала, который он создает для своего собственного населения. Это было бы страшным ударом, если бы одна из этих территорий оказалась потерянной.
Между тем украинские усилия и объективные обстоятельства, которые складываются вокруг этой части фронта, вокруг самого юга этого фронта, земель, которые прилегают непосредственно к Крыму — всё заставляет думать о том, что Херсон должен вернуться под украинский контроль.
И Россия готовится к этому. Но готовится к этому достаточно своеобразно — вывозя оттуда население всеми возможными способами и, по всей видимости, готовя какие-то колоссальные разрушения в этом регионе. Вот эта идея «Херсон не должен никому достаться», «если он будет не наш, то он будет ничей» — идея, которую высказывают разного рода пропагандисты, идея, которая проскальзывает во всяких истерических текстах и лозунгах, которые мы видим во всяких патриотических telegram-каналах и прочем — эта идея, к сожалению, по всей видимости, является сегодня ведущей, основополагающей. Складывается такое впечатление, что именно это превратилось в основной план российского командования во главе с новым палачом, которого поставили командовать этой операцией — генералом Суровикиным, человеком, репутация которого заставляет верить в то, что он способен более-менее на любые зверства и способен действительно на то, чтобы очистить этот регион не от противника, а очистить его просто от любой жизни, используя все возможности, современные вооружения, к сожалению, достаточно мощные, которые в руках у него есть.
Так что вот это, по всей видимости, нам предстоит наблюдать в ближайшие недели — битву за Херсон, которая должна приобрести совершенно нечеловеческие масштабы. И здесь, я думаю, то, что мы видели в Мариуполе, может оказаться прообразом и провозвестником того, что мы можем увидеть в Херсоне.
При этом уже сейчас понятно, что все те обязательства, которые российское царство, казалось бы, берет на себя перед жителями этого региона, абсолютно ничего не стоят. Какие-то сертификаты, их куда-то везут, но мы ничего не знаем о том, чтобы эти обязательства были перед кем-нибудь выполнены или чтобы они были подкреплены, гарантированы какими-нибудь реально выделенными на это ресурсами. Ничего этого нет. Просто удалить из зоны бедствия, в которую превращается зона боевых действий, живых людей — вот это всё, чем занимается сегодня российское командование.
Ровно так же, между прочим, как мы не видим выполнения никаких обязательств перед мобилизованными. Огромное количество сообщений о том, что людям выдают по 10 тысяч рублей или не выдают вообще ничего. Опять же, если обратиться ко всем этим сделавшимся знаменитыми в последнее время каналам и сообществам, где собираются члены семей этих самых мобилизованных, мы видим абсолютный произвол, который там происходит, и отсутствие каких бы то ни было попыток эти обязательства выполнить.
И пусть. Я думаю, что это хорошая терапия, что это хороший способ постепенно добиться отрезвления этих людей, которые сегодня не могут адекватно оценить то, что с ними происходит. И вот эта история с людьми, которые спокойно идут на войну, объясняется одной простой вещью: они не знают, куда они идут. Они не понимают, что это настоящая война, а не игрушечная.
«Какова вероятность, что международный суд признает Путина преступником, а его завоевания геноцидом украинского народа?». Очень высокая вероятность. Мы движемся к тому, что будет создан специальный трибунал по преступлениям в России в Украине.
Прецеденты такие существуют. Это очень сложный процесс, юридически чрезвычайно длинный и запутанный, но крупнейшим международным организациям предстоит постепенно обучиться решать такого рода проблемы и освобождаться от некоторой стеснительности в решении такого рода проблем. Потому что действительно мировое сообщество столкнулось с тем, с чем оно не рассчитывало больше столкнуться — с такого рода агрессией, с такого рода прямым нападением, необъяснимым абсолютно ничем, не имеющим под собой никаких оснований, кроме ненависти и патологических амбиций.
Поэтому постепенно на разных участках вот этого, так сказать, мирового театра начинают происходить события, которые раньше не могли бы произойти. Вот сегодняшнее сообщение о довольно локальном инциденте: Россия изгнана с очередной конференции МАГАТЭ. Об этом заявила госкорпорация «Росатом» — о том, что их просто не пустили в Вашингтон. Я думаю, что мы будем встречаться с такого рода вещами всё чаще и чаще, снова и снова, когда Россия будет просто выкинута из большого количества международных организаций, поскольку ее присутствие там теперь дискредитирует сами эти организации.
Почему я вдруг про это говорю? Где МАГАТЭ, а где заданный мне вопрос про международный трибунал? Потому что это всё вместе наработка некоторой практики, некоторое новое устройство мировых международных разного рода институтов, организаций и так далее. И этот навык, эти практики должны рано или поздно завершиться тем, что будет создан этот трибунал.
И будет создана процедура этого трибунала, что чрезвычайно важно, потому что есть большая проблема. Она заключается в том, что такие трибуналы могут начинать работать в их нынешнем состоянии, как говорят нам юристы, только тогда, когда подсудимые есть налицо — вот они, они в руках правосудия. Это может произойти только тогда, когда война кончится. А не кончится она, как мы с вами говорили некоторое время тому назад, еще долго. А хотелось бы, чтобы эти трибуналы начали работать уже сейчас, потому что работа им предстоит чрезвычайно большая. Мы видим, скажем, по колоссальному международному суду по поводу сбитого «Боинга» MH17, сколько это занимает времени и как медленно продвигается эта работа.
Кстати, в середине ноября — по-моему, 17 ноября, я не помню точной даты, но, по-моему, 17 ноября мы с вами должны получить первые элементы приговора. И этот приговор, среди прочего, коснется и одного из четырех формальных подсудимых, которые сегодня есть на этом суде по делу об уничтожении малазийского «Боинга» MH17 над юго-восточной Украиной в июне 2014 года. Как вы помните, одним из подсудимых там является человек по фамилии Гиркин, который просит называть его Стрелков. Это тоже человек, к судьбе которого появилось некоторое любопытство на минувшей неделе. Он — как, во всяком случае, он сам заявляет — оказался на фронте. Назначена довольно значительная сумма за его поимку.
Лично мне это всё представляется операцией по затыканию господина Гиркина-Стрелкова. Потому что понятно, что его так называемое пребывание на фронте — это его пребывание в руках у тех, кто в какой-то момент могут быть совсем больше не заинтересованы в его дальнейшей трепливости. И я думаю, что разговор с ним происходит таким образом, что либо ты затыкаешься, либо украинские спецслужбы неожиданно тебя «находят». А организовать эту «находку» проще простого. Кстати, и 100 тысяч заработать. Так что я думаю, что господин Гиркин будет молчать в тряпочку в ближайшее время.
Операция эта представляет собой, по-моему, один из отголосков той борьбы, которая происходит сейчас, так сказать, под спудом, вне пределов нашей с вами видимости — борьбы за контроль над вооруженными силами, которые рвут на части разного рода неформальные силовики России и силовики, не имеющие отношения к собственно вооруженным силам, а военное командование мучительно пытается сопротивляться, мучительно пытается удержать этот контроль у себя в руках.
Как мы видим, политические позиции министра обороны Шойгу очень сильно пострадали в последнее время. И понятно, что именно в этой среде должно образоваться некоторое количество козлов отпущения, которым предстоит ответить за проигранную войну. Войну-то они проиграли на самом деле — это сегодня уже понятно. Вопрос заключается только в том, сколько еще они будут тянуть вот эту финальную стадию непосредственно до капитуляции, и будут ли они по ходу вынуждены использовать какие-то варварские решения типа того, о чем мы говорили — ядерное оружие, уничтожение плотин, затопление колоссальных территорий — то, за что в дальнейшем, собственно, им придется платить на этих самых трибуналах; то, последствия чего Россия (или то, что останется от России, или то,что будет на месте России) должна будет компенсировать на протяжении дальнейших десятилетий.
Так вот, по всей видимости, эта борьба происходит, и происходит в том числе в таких формах. Отсюда и атака на так называемых военкоров — людей, которые позволили себе критику армейского командования, поскольку не увидеть того безумия, которое оно организовало, стало уже невозможно; людей, многие из которых, как я понимаю, были просто завербованы конкурентами этого военного командования, спецслужбами и другими силовыми структурами в России, которые, собственно, конкурируют с российской армией.
Это вообще, кстати, очень характерно для российской политической системы. Мы десятилетиями при этом живем, просто до сих пор никто, кроме специалистов, особенно не обращал на это внимания, никому это не было особенно интересно — что армией в России ведь управляют спецслужбы. На протяжении долгого времени армия, по существу, находится под контролем и ФСБ, и ФСО, то есть, собственно, кремлевской спецслужбы, особо приближенной к фараону, и разного рода других силовых ведомств. И Росгвардия с того момента, как она появилась — все они претендуют на то, чтобы быть выше армейского командования.
И вот теперь просто это всё вылезло наружу. Вылезло, в том числе, и в этих формах. И Стрелков оказался участником этой свары. И теперь ему предстоит за это всё заплатить.
Что, в общем, лично меня в какой-то мере даже и радует. Пусть этому человеку достанется за всё то страшное, что он сделал. Давайте не забывать, что в конце концов именно он был одним из тех, кто начал эту войну в 2014 году, кто в 2014 году пришел на землю Восточной Украины с бандой наемников и мародеров и затеял там конфликт, который, в общем, и лег в основу этого противостояния, который является самым правильным ответом на вопрос «Где вы были 8 лет?». 8 лет мы пытались привести в порядок то, что наделал Гиркин со своими разного рода подельниками на этих территориях.
«Очень нужно, чтобы кто-то со знанием дела и осмысленно прокомментировал ситуацию со спешной массовой расчисткой и подготовкой бомбоубежищ в Москве. Почему и зачем это сейчас происходит?». У меня нет подробностей по этому поводу. Я, честно говоря, даже не представляю себе реального масштаба этой зачистки. Говорят, что этого действительно много, но, может быть, это какие-то точечные события.
Я думаю, что там сочетается несколько интересов. Во-первых, это опять довольно большие деньги, которые при желании можно и разграбить. Кроме того, это, несомненно, еще и попытка каким-то образом доказать свою эффективность вышестоящему начальству. Происходит вот этот постоянный разговор между московским руководством, между московской мэрией и федеральной властью, который разворачивается в самых разных, в том числе экзотических формах — в том числе и вот таких, связанных с освоением этого самого оборонного хозяйства, которое есть в Москве.
Ну вот, прошел час. Я думаю, что на этом месте я попрощаюсь с теми, кто смотрит и слушает эту программу через «Эхо». Если хотите продолжать, возвращайтесь на YouTube-канал Сергея Пархоменко. Мы здесь будем продолжать этот разговор, через некоторое время примем даже несколько гостей здесь в эфире — тех, кто войдет к нам в эфир через zoom. Если хотите слушать следующий эфир, то оставайтесь там. Такой выбор у вас будет теперь каждую пятницу. Таким образом у вас есть много разных возможностей, вы сами хозяева своего времени и можете выбирать что вам больше нравится. Я прощаюсь с теми, кто остается на «Эхе», и продолжаю для тех, кто на моем YouTube-канале.