«Суть событий»: Каховская катастрофа – кто это сделал, кому это выгодно
На правом берегу – украинские войска, на левом берегу – российские. Всё это ещё припудрено колоссальным количеством разного рода военной амуниции. Огромное количество мин, громадные минные поля и по одной, и по другой стороне. Всё это тоже носит водой. Это не просто зона бедствия, но и зона войны…
Подписаться на Сергея Пархоменко
Поддержать канал Сергея Пархоменко
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Добрый вечер, дорогие друзья! Ровно 9 часов в Москве сейчас. Это прямой эфир «Сути событий». «Суть событий» на моем Ютюб-канале. Я Сергей Пархоменко. Как обычно в пятницу в это время, мы с вами обсуждаем важнейшие события недели. Вот и в этот раз тоже.
Скажу сразу, что выхожу в эфир после некоторого перерыва. Пропустил предыдущую среду. По средам, вы знаете, я в «Живом гвозде» в программе «Особое мнение». Но был в одной важной поездке, о которой поговорю, наверное, чуть попозже в этой программе, потому что много вопросов и в Фейсбуке у меня, и в Телеграм-канале «Пархомбюро», где я, собственно, собираю всякие темы для обсуждения в этих эфирах.
Ну, собственно, что секретничать? Скажу сразу, что это была та самая конференция в Брюсселе, о которой очень много разговоров, конференция в Европарламенте с участием довольно большого количества российских политиков, гражданских активистов, правозащитников, журналистов, всех-всех-всех. Так что вот пришлось отправиться в эту поездку и пропустить эфир. Но ничего, постараемся наверстать.
И начнем, конечно… Нет, погодите, начнем не с главного события, начнем сначала с технической информации, с того, что я буду очень рад вашим подпискам во время этого прямого эфира, да и после него, буду рад вашим лайкам, буду рад вашей помощи, вашему содействию моей работе. И вот уже вижу, что эфир, собственно, еще не начался, а уже Дарья Найман, которая регулярно здесь у нас появляется в качестве донора, со своей помощью. Спасибо большое, Дарья. Я давно заметил эту вашу надежность и постоянство. Вы все время стараетесь мне помогать. Я это очень ценю.
Ну вот, собираются постепенно зрители. «Добрый вечер. Одесса». Да, привет-привет, Одесса. «Пятигорск на связи». Роттердам, Нидерланды. просто Москва. Екатеринбург. Молодечно. Анталья. Омсукчан. Напишите, пожалуйста, что такое Омсукчан и где это в точности. Беркли, Калифорния, родной дом одного замечательного университета, в котором я пару раз был и один раз даже выступал с лекцией. Большая честь. До сих пор помню. Опять Екатеринбург. Днепр. Алматы. Питер. Санкт-Петербург еще раз. Курск. Флорида. Нью-Йорк. Шри-Ланка. Москва. Торонто. В общем, широченная, как обычно, география. И я этому чрезвычайно рад. Ну вот.
А теперь к основным событиям. А основное событие – это, несомненно, катастрофа Каховской электростанции, разрушение плотины Каховского моря. Это колоссальная катастрофа. Она будет иметь огромные последствия. И давайте попробуем поговорить про это подробнее, потому что, мне кажется, все-таки эта вещь очень долгосрочная, нам с вами с последствиями этими предстоит иметь дело.
Нам с вами? Да, нам с вами. Нам с вами всем, где бы мы ни жили. Это катастрофа реально мирового масштаба. Она вот не просто в масштабе или там в рамках одной страны, или одного региона, или части континента, скажем, восточной части Европы, или Европы в целом. Это из тех катастроф, о которых знают во всем мире и последствия которых во всем мире потом расхлебывают.
Что, собственно, там произошло? Постепенно собирается все больше и больше информации о том, как технически это происходило. Понятно, что всяк готов шутить на тему о том, что вот одни и те же люди побывали сначала эпидемиологами, а перед этим еще специалистами по расследованию авиационных катастроф, а потом стали военными аналитиками, и, в общем, какой только экспертизой люди ни обладают. А сейчас все стали гидротехниками, гидродинамиками, специалистами по всяким крупным гидротехническим сооружениям.
Послушайте, мы взрослые и образованные люди. Мы умеем читать, мы умеем собирать информацию, мы умеем выбирать источники, мы умеем сравнивать эти источники, мы умеем по множеству разных критериев отделять скороспелую, заведомо такую, я бы сказал, дешево сенсационную, спекулятивную информацию от реальной, мы прислушиваемся к настоящим экспертам, к настоящим специалистам, доступ к которым, к счастью, есть, и у нас есть коллеги, которые нам с этим помогают. Поэтому нет ничего удивительного, что разумный, спокойный, добросовестный человек способен собрать достаточно большой объем информации и сложить ее сначала у себя в голове, а потом – в своей речи, в своем анализе, в своем пересказе, для того чтобы понять, что происходит.
Так вот, у нас есть довольно много информации о том, как разрушалась постепенно эта плотина. Есть анализы спутниковых съемок разнообразных, есть свидетельства очевидцев, есть даже данные по меньшей мере двух сейсмических станций (одна в Румынии, другая в Норвегии). Правда, эти данные, во-первых, довольно скупые и, во-вторых, полученные там измерения носят такой, я бы сказал, пороговый характер, они на грани чувствительности этого оборудования, поэтому они, в общем, не очень много чего сообщают, кроме того, что там что-то падало и взрывалось.
А мы и так знаем, что там что-то падало и взрывалось. Мы видели, как постепенно обваливались разные части, собственно, самой плотины и дорожной коммуникации над ней (там есть и шоссейная дорога, и железнодорожное полотно), как обрушивалось здание, как взрывались мины, которые сносило водой. Поэтому, в общем, понятно, что все эти события, они могли дать те или иные пики на графиках сейсмической активности. Это очень чувствительные обычно приборы. И совсем не обязательно, что произошло прям настоящее землетрясение, чтобы они что-то такое почуяли.
У нас нет на сегодняшний день сведений ясных и таких надежных, проверенных о том, что произошел какой-то один большой подрыв какого-то большого заряда, который был туда заложен. Но есть вся вот эта совокупность данных, которой мы обладаем, которая позволяет сделать один абсолютно точный, совершенно неопровержимый и исчерпывающий вывод и выбрать правильную формулировку для описания того, что там произошло. И эта формулировка, на мой взгляд, следующая.
Одним из результатов агрессии, начатой Российской Федерации против Украины в феврале 2022 года, стало разрушение Каховской ГЭС и катастрофа, случившаяся после того, как воды этого Каховского водохранилища, огромного водохранилища, затопили южные районы Приднепровья, колоссальную территорию, огромную часть южных районов Украины. Вот что произошло и вот кто виноват. Абсолютно очевидно, что эта катастрофа является прямым следствием войны, которую начала Россия, является частью этой войны, является элементом этой агрессии, протяженным элементом, элементом, который продолжался не один час, не один день, не одну неделю.
Эта дамба, плотина, эта гидроэлектростанция, вообще этот кусок украинской территории находится давно, с весны прошлого года, под контролем армии Российской Федерации. Именно армия Российской Федерации несет ответственность за то, что там происходит. Именно армия Российской Федерации многократно наносила ущерб этим сооружениям, которые принадлежат Украине исходя из разных соображений. Это было еще и в тот период, когда российская армия занимала территории на правом берегу Днепра, в том числе Херсон. И это была одна из важнейших коммуникаций, которая проходила по этой плотине.
Эта плотина постепенно подвергалась разрушениям. Эта плотина пребывала в абсолютном небрежении в том, что касается управления, в том, что касается обслуживания этого сложного сооружения. Плотина такого размера и электростанция, которая на ней находится, – это не просто много-много земли, щебня, бетона, железной арматуры, которые перегораживают реку, перегородили один раз и все, что-то вроде такой бобровой плотины, но только очень большой, железной и бетонной. Нет, ничего подобного. Это сложное подвижное сооружение с огромным количеством оборудования, которое должно работать, которое должно регулировать объемы воды, которые находятся в водохранилище, которые должны управлять этими потоками.
И, соответственно, люди, в чьих руках это находится, несут ответственность за исправность этого оборудования, за работоспособность всего этого колоссального гидротехнического инструмента, за компетентность управления и за результат, который получится.
И коротко говоря, и прямо говоря, и просто говоря, и по-русски говоря, я бы сказал так. И пусть та часть наших зрителей, которая отличается особой деликатностью и чувствительностью, на меня не обижается. Российская Федерация проебала эту электростанцию, эту плотину, это водохранилище вот просто за все эти месяцы. Она не справилось с тем, что захватила. И это, к сожалению, относится к огромному количеству захваченного в Украине. Зацепили, зацапцарапили, как говорит один фараон, подтащили к себе и погубили. Вот в том числе погубили и это тоже.
Понятно, что при том, что нет никаких сомнений, что ответственность за эту катастрофу лежит на тех, кто развязал эту преступную войну, кто продолжал ее, кто удерживал эту часть Украины и в том числе этот сложнейший, важнейший, ответственнейший объект, но понятно, что российские разного рода представители – политики, дипломаты, военные, пропагандисты, агитаторы – они сегодня сели на своего любимого коня и пытаются уйти от ответственности, перевалить эту ответственность на противоположную сторону тем же самым, абсолютно тем же самым способом, которым они это делали после катастрофы малазийского Боинга в 2014 году. Вы это хорошо помните. Это продолжалось много месяцев, потом – несколько лет. Это, в общем, продолжается по сей день.
И стратегия эта заключается в том, чтобы нагромоздить, навалить, нафабриковать как можно большее количество всяких нелепств, каких-то версий, обвинений, каких-то трактовок, свидетельств, экспертиз. Какие-то изо всех щелей сейчас полезут диспетчеры Карлосы, появятся бесконечные экспертизы «Алмаз-Антея» или я не знаю, что у них там будет на месте этого «Алмаз-Антея» в этот раз, для того чтобы вылезти из-под этой ответственности, которая тем не менее абсолютно очевидна.
И, конечно, однажды мы будем знать и имена людей, которые несут за это за все ответственность, потому что у каждой катастрофы есть имя и фамилия. Есть имена людей, которые несли ответственность за жизнеспособность этого объекта, который был захвачен, отторгнут от Украины и находился под их контролем.
Есть много вокруг этого разнообразных историй. Вот одну из них мы наблюдаем, собственно, в последние дни, когда Россия попыталась устроить контратаку, такую информационную контратаку в том числе в ООН и потребовали там созыва целого совещания, целого обсуждения и выдвинули контробвинения. И самое главное, чем они размахивали? Они размахивали газетой The Washington Post старой, ну, относительно старой, за, по-моему, декабрь 2022 года. Даже целый ролик сняли по поводу этой газеты и этой статьи. Его там разные вруны вроде Соловьева демонстрировали в эфире.
А история там и, собственно, самая страшная тайна, которую они продемонстрировали представителям в Организации Объединенных Наций, самая страшная тайна заключается в том, что достаточно высокопоставленный украинский офицер, генерал-майор Андрей Ковальчук, он теперь командующий оперативным командованием «Юг» вооруженных сил Украины, то есть, собственно, он командующий тем самым участком фронта, где находится Херсон, где находится то, что сначала захватили, а потом отдали российские войска, как вы помните, вот этот самый Андрей Ковальчук говорил о том, что, конечно, украинская армия внимательно следила за состоянием этой плотины и пыталась понять, какую роль эта плотина может сыграть при том или ином развитии военных действий: при атаке российской армии на участке ниже плотины или, наоборот, при атаке украинской и при обороне российской армии, вообще что с этим со всем будет.
И они учились, так сказать, на расстоянии управлять створками одного из шлюзов. Ну, понятно, что шлюз предназначен для того, чтобы его открывали и закрывали. Но, правда, это делается при помощи соответствующих механизмов нажатием кнопки, я не знаю, или поворотом специального рубильника. А они это проделывали при помощи HIMARS и устроили такие, так сказать, учебные стрельбы, пытаясь понять, а можно ли вообще при необходимости открыть сворку шлюза.
Именно не разломать, не уничтожить плотину, не обрушить плотину, а открыть шлюз, который, собственно, и предназначен для того, чтобы его открывали и закрывали в разных ситуациях, повышая и понижая уровень воды выше плотины, выше электростанции в водохранилище и ниже электростанции, собственно, вот в русле реки, в русле Днепра, который течет возле этой электростанции. Они убедились, что они могут это делать, что при желании они могут разбить эту самую створку шлюза, это не приведет ни к каким катастрофическим последствиям, плотина от этого не разрушится, просто откроется один из шлюзов.
Но в результате было решено все равно, что это слишком опасно, слишком рискованно, не нужно этого делать, у этого могут быть какие-то тяжелые и непредсказуемые последствия, прежде всего последствия для людей, которые находятся там ниже этой плотины. И украинская армия отказалась от использования этой меры, этой возможности, которая у нее была, о чем, собственно, и сообщил тогда в своем интервью корреспонденту The Washington Post этот самый Андрей Ковальчук.
Вот теперь ему и вообще всей украинской армии припоминают: «А, вы стреляли по этой штуке». Да, они стреляли по этой штуке. Они пробили в ней несколько дырок, собственно, в этой створке. Но совершенно очевидно, что ничего похожего на то, что в результате произошло с плотиной, никто тогда не произвел. И это невозможно было бы произвести ни при помощи какой артиллерии или ракет, минометов, чего угодно.
Вспомним историю с Антоновским мостом, который, собственно, там недалеко находится от этих самых мест, который долбили на протяжении многих месяцев и превратили его в решето, но не обрушили. Он в результате как мост продолжал стоять. По нему ездить было невозможно, потому что, собственно, дорожное полотно там было все в каких-то дырках и ямах. Но совершенно очевидно, что вот такие разрушения невозможно учинить при помощи артиллерии или при помощи бомбардировки, а можно учинить только последовательно разрушая эту плотину и последовательно приводя ее в негодность отсутствием управления ею.
И вот есть очень много сведений о том, как в водохранилище накопилось гораздо больше воды, чем штатно это полагается, как регулировать этот объем воды никто не хотел и не мог и как вот эта плотина, ослабленная разными подрывами и минированиями… А ее многократно минировали российские войска тогда, когда опасались, что на этот берег по ней переберутся украинские силы после того, как они вернули контроль над Херсоном. По всей видимости, был заминирован машинный зал.
Ну, в общем, вот на кадрах космической съемки видно, как постепенно обрушивалась эта плотина и как в какой-то момент ее начало разносить и сносить целые пролеты ее. И постепенно случилось то, что случилось сегодня. И сегодня мы понимаем, что остановить эту воду невозможно, закрыть эту плотину ничем нельзя и что вода эта будет сливаться до тех пор, пока не сольется вся до естественного русла реки.
Ну, понятно, что сколько-то там, немножечко на дне останется, столько, сколько остается вот, собственно, в этом естественном рельефе, но она опустится, несомненно, ниже всех тех уровней, из которых обычно забирают воду для разного рода оросительных систем и в том числе для Северо-Крымского канала, важнейшей водной артерии, которая связывает это водохранилище с Крымом.
Вообще, кто этого еще не сделал, очень советую посмотреть на карту и вообще посмотреть, о чем идет речь. Речь идет о колоссальном объеме. Это огромное, действительно реально море вот это Каховское, это гигантское водохранилище, которое простирается фактически до Запорожья, фактически до предыдущей плотины. Там в Запорожье находится уже следующая плотина. Там, собственно, Днепрогэс. И само это водохранилище занимает колоссальную совершенно площадь. И можно себе представить, что произойдет, когда оно исчезнет, когда вода вся эта сойдет вниз и, наоборот, переместится в нижнюю часть Днепра. И это колоссальный регион, который на юге ограничен Днепро-Бугским лиманом.
Опять же, посмотрите на карту, как это выглядит. Это такой огромный тоже по площади такой залив, в который вливается с одной стороны Днепр, а с другой стороны – Южный Буг. Одесса совсем рядом, Николаев совсем рядом, Крым тоже недалеко, Кривой Рог недалеко.
И вот мне пишут, я посмотрел, в стриме… Кстати, обратите внимание на то, что у нас работает стрим. И я с удовольствием буду читать ваши вопросы оттуда. Мне пишут, что большие проблемы с водой сейчас наблюдаются в Кривом Роге и его окрестностях.
Ну, если опять же посмотреть на карту, Кривой Рог находится в стороне от этих событий, северо-западнее, собственно, этого моря, но легко себе предположить, что водная система этих мест, она каким-то образом связана с этим водохранилищем. Понятно, что в этой ситуации там и подземные воды, и разного рода источники, и система каналов – все это, в общем, связано воедино, и уничтожение этого самого водохранилища может оказать свое воздействие в том числе и вот на эту местность тоже. Это наверняка какие-то связные вещи.
Но главное, что это регион, в котором живут сотни тысяч людей. Только в самом Херсоне, который находится в нижней части всей этой системы Южного Днепра до войны жило, если я правильно помню, что-то почти 300 тысяч человек (280 или что-то вроде того. Но понятно, что сейчас людей стало существенно меньше, но все равно это огромное количество людей и кругом достаточно населенные, достаточно людные поселки.
Вот эти самые Алешки, о которых говорят в последнее время, – это, собственно, городок, который находится напротив Херсона, наоборот, на левом берегу Днепра. И там есть достаточное количество еще довольно больших населенных пунктов. Это такая очень давно обжитая, очень надежная, очень активно развивающаяся территория. Это не какие-то там пустыни, безлюдные степи или что-нибудь вроде этого. Это густонаселенный район. И что с ним теперь будет, можно себе представить, если вспомнить истории других больших наводнений.
Ведь штука же заключается не только в том, что пришла вода, с водой пришла беда, и затопило дома, затопило улицы, затопило сады, затопило предприятия, затопило дороги, люди бежали или там перебрались на крыши, на чердаки, переждали сколько-то там дней. Потом вода начинает спадать. А она начнет спадать. И она начнет спадать в ближайшие – она, собственно, уже, можно сказать, начала – в ближайшие там 2-3 дня. Этот уровень начнет понижаться, вода будет сливаться в этот самый Днепровский лиман, Днепро-Бугский, и потом в Черное море.
Но на этом ведь дело не кончится. Останется изуродованная земля на этом месте. Вот давайте вспомним, что было в одном из самых страшных наводнений, хотя, конечно, по масштабу оно совершенно несравнимо с этим. Я вспоминаю наводнение в июле 2012 года на Северном Кавказе в Краснодарском крае. Ну, многие помнят такое наименование – город Крымск. Там в миниатюре произошло фактически то же самое.
Там выше города по течению реки мусором и всякой там почвой, породой и гравием, камнями как бы перегородило реку, образовался затор, и образовалось что-то вроде такого временного водохранилища, которое потом прорвало эту естественную дамбу, сорвалось вниз, снося все на своем пути, затопило этот город.
И потом вода ушла, но город оказался в чудовищном состоянии, потому что он наполнен илом, грязью, мусором, всякой дрянью, которую принесло сверху. Огромное количество погибших животных и погибших людей, которые остались там, размытые кладбища, всякие могильники, какие-то мусорные свалки, хранилища разнообразных отходов промышленных предприятий. Все это вода размывает и все это вода выносит на поверхность. И все это остается там.
И это отравленная, погубленная земля, на которой стоят автомобили, которые больше не едут, потому что они превратились, что называется, в утопленников. И после того, как они побывали под водой, они к дальнейшей эксплуатации непригодны. Остается разнообразная техника, остаются предприятия, остаются погубленные сельскохозяйственные угодья, земли, сады, пашни, огороды. Ничего от этого не остается. И это колоссальная зона бедствия, которая остается на многие-многие десятилетия, прежде чем она как-то придет в себя даже в обычных мирных условиях.
А теперь представьте себе, что это все в условиях войны, это все, по существу, на линии фронта, потому что именно по Днепру в этот момент, именно в этих местах проходит линия фронта. На правом берегу – украинские войска, на левом берегу – российские. Все это еще припудрено колоссальным количеством разного рода военной амуниции. Огромное количество мин, громадные минные поля и по одной, и по другой стороне. Все это тоже носит водой. Все это совершенно утратило ту первоначальную конфигурацию, которой она была.
А, собственно, когда ставят минное поле, то очень важно сохранить информацию об этом, для того чтобы при необходимости его можно было как-то снять, чтобы можно было его разминировать. Где теперь эти мины, куда их перенесло, куда они уплыли, где они взорвутся, за что они зацепятся, никто этого не знает. Плюс склады военного имущества, плюс какие-то накопления боеприпасов, топлива и всякого прочего. Все это зона войны. Не просто зона бедствия, но и зона войны.
И совершенно понятно, что все это, вся вот эта дрянь, которая как бы создана этим наводнением, все это понесется теперь в Черное море. Как далеко это там будет распространяться, где это все осядет, до чего это доплывет, доплывет ли это до берегов Румынии, Болгарии, Турции, доплывет ли это до Крыма, доплывет ли это до Кавказского побережья, сегодня, я думаю, никто не может этих последствий оценить, что именно будет отравлено, что именно будет погублено. Это действительно колоссальная экологическая катастрофа и колоссальная человеческая катастрофа, потому что люди, которые оказываются в этой зоне, это люди, которые не просто в зоне войны, но еще и в зоне бедствия.
И в этих обстоятельствах, конечно, мы с изумлением, отвращением и ужасом читаем то, что пишут о том, как ведет себя российская военная администрация и так называемая гражданская администрация тех территорий, которые Россия оккупировала в этих местах на левом берегу Днепра, начиная от того, что они просто не пускают туда волонтеров, что они отнимают лодки, что они стреляют по людям, которые пытаются помогать людям, попавшим в беду и попавшим в эту зону бедствия.
И кроме того, совершенно очевидно, что виновники всех этих событий – российское государство и российская армия – не приняли на себя никакой ответственности. И дело не только в той совершенно душераздирающей разнице, которую мы видели, по-моему, вчера, когда, с одной стороны, президент Зеленский приехал в зону этого бедствия с украинской стороны, а с другой стороны, Дмитрий Песков сообщил, что никаких таких планов у президента Путина близко нет, и никто туда не поехал, и даже глава МЧС туда не отправился, а отправились туда какие-то чиновники, которые, казалось бы, ответственны за эту территорию, и поехали они для того, чтобы наблюдать за тем, как там нет никакого бедствия.
Потому что заявления российских официальных лиц заключаются в том, что ничего особенного там не произошло, происходит подтопление. Вот я все-таки прихожу в неистовство от этой терминологии. Вот все эти «хлопки», все эти «задымления», а также «подтопление». Вот это не колоссальная катастрофа наводнение, когда выше крыш заливает целые деревни. Нет, это подтопление. Ну, слегка подтопило. Ну, сразу можно себе представить, что ну вот там попортило немножко картошки в погребе, там поплыли какие-то резиновые сапоги, которые стояли в сенях. Ну вот, собственно, случилось вот такое подтопление. Ну что, собственно? Ну, ничего страшного. Поймаем резиновые сапоги, картошку разложим, просушим. Ничего страшного.
В крайнем случае говорят о том, что случился паводок или там случилось наводнение. А чего оно случилось, как оно произошло, абсолютно непонятно.
Это часть преступления. Вот это важно понимать что это длящееся преступление. Не просто оно началось в феврале 2022 года, когда, в частности, были захвачены эта электростанция и эта плотина, и вот результатом этого стало теперь разрушение, но оно еще и продолжается до сих пор. Это нескончаемое преступление, продолжающееся уже второй год и втягивающие в себя все большее и большее количество преступников, все более и более расширяющуюся банду, все более и более расширяющуюся преступную группу, которая несет ответственность за то, что там произошло, и сейчас на наших глазах пытается из-под этой ответственности выползти.
И вот от этого «подтопление», от этого «паводок», от этого «нет, там не происходит ничего особенного», от этого «нет, не нашлось никаких, собственно, оказалось, немного желающих покинуть эту зону»… С правого берега Днепра, который выше и который относительно меньше страдает просто по обычным топографическим причинам, потому что там земля чуть-чуть приподнята, почему-то нашлось колоссальное количество людей, которые сообщают о своем бедственном положении, которые просят, чтобы их вывезли из этой зоны, просят помощи, просят просто еды и воды. А на южном берегу, где низко и где, совершенно очевидно, масштабы бедствия гораздо больше, почему-то нашлось совсем немного людей, которые захотели покинуть эту территорию.
Не говоря уже о том, что происходит абсолютное безумное зверство, когда ухитряются еще и паспорта проверять у людей, которые там находятся, и у тех, у кого не находится российского паспорта… И напомним, это же ведь территория Украины. Еще совсем недавно люди, которые здесь жили, могли обладать только одним паспортом – украинским. Кстати, украинское законодательство, насколько я знаю, запрещает двойное гражданство. Так что это украинские граждан, это жители оккупированной, захваченной, аннексированной территории.
Теперь от них требуют российских паспортов, а тем, у кого российского паспорта не находят, запрещают им покидать эту зону бедствия и оставляют их жить в этих действительно абсолютно нечеловеческих условиях: в разрушенном жилье, с отсутствием питьевой воды, с плавающими вокруг мертвыми животными, с бесконечным этим илом, который забивает все вокруг. Это просто под ежеминутной опасностью обрушения этого жилья, гибели, утопления, увечий так далее и так далее. Наводнение, оно, знаете, не сильно лучше пожара. Примерно в одну цену, что называется, события.
Вот что там происходит. Вот, собственно, картина, которую мы можем там видеть. И на фоне ее начинается, несомненно, приближается украинское контрнаступление. Путин нам заявил про это. Буквально пару часов тому назад сенсационное сообщение: «Путин заявил о том, что началось и немедленно уже погибло, немедленно бесславно закончилось украинское контрнаступление».
Послушайте, вот уж от кого мы узнаем об этом, так это точно не от Путина. Прежде всего потому, что этот человек многократно нам доказывал, что он сам не в курсе того, что происходит, что информация, которой он пользуется, крайне ненадежна, информация, которой он пользуется, многократно профильтрована какими-то мудаками, причем злонамеренными мудаками, которые не просто ее неправильно интерпретируют, а они искажают ее в своих интересах, а дальше он сам превращает это в ложь, в пропаганду. Так что нет, мы узнаем про это не от Путина.
Хотя совершенно очевидно, что фаза активных действий действительно приближается, на фронте видно совершенно очевидное оживление. Но это я оставлю военным экспертам, которые гораздо подробнее и гораздо надежнее, чем я, растолкуют вам подробности этих событий.
Насколько я понимаю, все что я могу сказать сейчас, мы не знаем до сих пор, не видим, не понимаем основного направления этого контрнаступления. Существуют локальные достаточно активные, мы видим, боевые действия, каждое из которых может быть началом крупного основного наступления или отвлекающим маневром, призванным растянуть линию обороны, отвлечь обороняющиеся силы на том или ином участке, для того чтобы обеспечить более эффективные действия тех, кто будет наступать на основную цель. Ничто пока нас не заставляет предпочесть тот или иной участок фронта.
Единственное, что, наверное, мы можем сказать, что, собственно, вот там, где произошло это самое затопление, там, где в результате катастрофы Каховской плотины залило оба берега, снесло минные поля, вот там, по всей видимости, во всяком случае, такое впечатление, что можно не ждать активного наступления в ближайшее время.
Хотя кто знает. Я могу себе представить, и я читаю военных аналитиков, которые говорят, что эта ситуация неожиданно возникшая (неожиданно для украинской армии) может создать для нее какие-то дополнительные возможности именно потому, что на этом направлении никто больше ее не ждет. Так что какие-то неожиданные повороты, какие-то неожиданные интриги в этой зоне как раз, может быть, и возможны, но, наверное, не в ближайшие дни, когда просто огромное количество территории затоплено водой и по ней невозможно передвигаться.
Вот что касается, собственно, военной части, что я хотел на этой неделе вам рассказать. Последнее, пожалуй, что я скажу еще, это то, что важно еще помнить, разглядывая эту ситуацию и думая о ее последствиях.
Плотина Каховский ГЭС первая, ну, с какой стороны считать, а может, последняя, ну, во всяком случае самая нижняя в огромном этом Днепровском каскаде. И выше есть еще несколько огромных плотин и огромных водохранилищ. Там дальше, собственно, Днепрогэс в районе города Запорожье, потом, чуть выше города Днепр, Среднеднепровская плотина, потом Кременчугская, потом Каневская (это уже относительно недалеко от Киева). И весь этот каскад устроен таким образом, что при разрушении одной из плотин выше вода спускается вниз и, в принципе, нижележащие водохранилища могут принять на себя часть этого удара и как бы уменьшить последствия и так далее.
И вот сегодня одна из линий защиты исчезла. Это означает, что продолжение такого рода катастроф – уничтожение еще одной плотины выше – может привести к еще более тяжелым последствиям, потому что ничто уже эту воду не останавливает и дальше и она может проливаться все ниже и ниже.
Но понятно, что есть еще сюжет, о котором мы постоянно помним, – сюжет о Запорожской атомной электростанции, крупнейшей атомной электростанции Восточной Европы. Она тоже под контролем российских войск и ее тоже могут проебать в любую минуту ровно так же, как проебали эту самую плотину и электростанцию. Качество управления ею зависит от степени разгильдяйства российской армии. Хотя там по-прежнему есть персонал, так сказать, родной персонал, который на этой станции работал.
И нам говорят о том, что, в принципе, после катастрофы Чернобыльской АЭС и, главное, после катастрофы Фукусимы, знаменитой японской атомной электростанции, где произошла тяжелейшая катастрофа, там, на Запорожской АЭС, были предприняты очень серьезные меры, для того чтобы иметь многократный запас прочности, в том числе и в расчете на возможные проблемы с водой. Там есть свой собственный большой резервуар, такой пруд, из которого питается охлаждающая система Запорожской атомной электростанции, есть системы, которые способны качать воду из подземных источников и пополнять ее в случае каких-то проблем.
Так что пока, во всяком случае, на ближайшие дни мы можем считать, что защита достаточно надежна. Но как это будет развиваться дальше… Тем более, что вся эта система имеет дело с безумцами, она имеет дело с совершенно выжившим из ума агрессором, в целом выжившим из ума. И речь идет не только о фараоне, не только о диктаторе, который этого агрессора отправил в Украину, но и в целом эта система, как мы видим, она действует абсолютно безмозгло и способна на самые разные инциденты.
Вот весь комплекс проблем, связанных с крупнейшим событием этой недели и с последствиями, которые будут продолжаться еще долго, как я и говорил. Нам с вами предстоит как-то еще обсуждать и обсуждать все это и разбираться с тем, как эта катастрофа будет постепенно развиваться и как ее последствия будут обнаруживаться в самых разных и новых обстоятельствах.
Прежде чем перейти к другой теме, другим, точнее, темам, я хотел сделать один анонс. И этот анонс связан не только с тем, что мне хочется получить еще немножечко лайков. Сколько их там? Их как-то крайне немного на самом деле, даже и тысячи-то не набралось. Я не понимаю, честно говоря, как это вышло, что при таком количестве зрителей у нас с вами едва 800. Вот сейчас вот перевалит через 800 этих самых лайков. Неправильно. И подписок тоже как-то не то чтобы сильно прибавляется. И донейтов я вижу не очень много.
Но объявление мое будет не про это объявление. А объявление мое будет про предстоящее событие, событие, которые предстоит 12 июня. Российские свободные медиа, работающие прежде всего за пределами России сегодня, независимые медиа организуют крупную общую акцию, большой общий марафон. Для того, чтобы вы понимали, о чем речь, давайте-ка я вам сейчас запущу один ролик. Надеюсь, вы сможете его и увидеть, и услышать.
__________________________________________________________________
«Марафон в поддержку политзаключенных в России»
__________________________________________________________________
Ну вот такой ролик, вот такая реклама. Да, очень многие наши коллеги будут участвовать в этом событии. И там в конце этого ролика вы видели довольно большой список разных знакомых вам Ютюб-каналов, программ, разных ведущих, которые будут в этом участвовать.
Я очень рад сказать, что я тоже имел какое-то к этому отношение, потому что в основе этого замысла сообщество, которое образовалось вокруг проекта, к которому я имею отношение на протяжении уже нескольких лет, – это проект «Редколлегия». Я думаю, вы о нем слышали. Проект, который объединяет довольно значительное количество российских независимых медиа. И он начинался с того, что мы создали систему такой независимой премии. А потом эта премия превратилась в жизнь целого большого сообщества. Мы стали делать российские такие конференции для независимых российских медиа и всякие семинары, воркшопы. И, в общем, у этого сообщества началась какая-то интересная жизнь.
И вот наконец это привело и к тому, что в рамках этого сообщества стало возможно организовывать такого рода совместные акции. Я очень надеюсь, что это будет хорошим прецедентом, что с этого, может быть, дело только начнется, а там посмотрим.
Ну вот, пожалуйста, не забудьте, что 12 июня будет очень особенным днем, днем, когда многие российские медиа вместе, рука об руку будут работать над этим марафоном, для того чтобы создать волну солидарности с российскими политическими заключенными, с теми, кто подвергается прямым репрессиям и преследованиям со стороны российского тоталитарного режима. Пожалуйста, посмотрите этот марафон, участвуйте в сборах помощи на это время. Так что это все для вас.
Ну что, поехали дальше. Продолжим наши темы. Я бы следующим сюжетом выбрал… Ну, собственно, давайте, раз уж мы уже начали говорить об этом, начали говорить о реакции российской околопутинской банды на то, что происходит, сейчас у них чрезвычайно большие проблемы в связи с этой катастрофой, им нужно каким-то образом от ответственности за эту катастрофу избавляться.
Но действительно, если вы почитаете, скажем, западную прессу, вы обнаружите много сообщений о том, что вот путинская элита что-то такое начала сомневаться. Не знаю уж, в какой мере она начала сомневаться, но действительно мы видим в последнее время довольно много примеров того, как последовательно люди, которые были самыми яркими и самыми громкими пропагандистами этой войны, как они постепенно начинают публично сомневаться и, такое впечатление, искать какие-то запасные аэродромы.
Мы видели, конечно, с вами историю про Маргариту Симоньян, которая заговорила на особенно, по всей видимости, ценную и животрепещущую для нее тему давания задней. Она очень любит поговорить про то, как она дает заднюю, кому она дает заднюю или не дает заднюю и как вообще с этой задней у нее обстоит дело. И вот, значит, вдруг пошла речь о том, что надо бы как-то дать заднюю в очередной раз, хотя лучше было бы не давать заднюю, как она сообщала нам еще на протяжении многих последних месяцев.
И договорилась она до того, что, оказывается, среди спорных территорий… Оказывается, существуют спорные территории. Вот для Украины, я думаю, это довольно странное заявление. У Украины нет никаких спорных территорий, у Украины есть только свои территории. Так вот, на этих спорных территориях следует проводить референдумы о том, хотят или не хотят эти спорные территории присоединяться к России.
Хотелось бы спросить у любительницы давать заднюю, а что, собственно, с предыдущими референдумом? Там же ведь уже напроходило этих референдумов с три короба, что называется. Эти референдумы уже были. По результатам как будто бы этих референдумов принимались какие-то конституционные поправки, законы о том, что, если вдруг кто опубликует карту, которая не соответствует этим конституционным поправкам, так тот просто уголовный преступник и так далее. Как со всем этим быть? Как со всем этим жить? Никто из них про это со страху думать уже не способен.
Еще большое впечатление на многих произвело выступление Константина Затулина. Есть такой депутат Государственной думы. Он на протяжении многих лет считался крупным специалистом по проблемам СНГ и по взаимоотношениям с, так сказать, ближним зарубежным. Но на самом деле это человек, который давно уже, на протяжении многих лет сильно до 2014 года двигал идею присоединения, то есть аннексии Крыма и Севастополя и был одним из тех, кто, собственно, первым начал внедрять в сознание российских политиков эти идеи.
Ну вот, собственно, он же оказался одним из тех, кто заговорил о том, что что-то ничего не выходит с этим, с этой денацификацией, ничего не выходит со свержением антинародного правительства Зеленского, ничего не выходит с целями, поставленными перед этой специальной военной операцией.
Что это означает? Это означает, что они начинают что-то щупать, они начинают постепенно внедрять прежде всего в свое собственное сознание. Им же важно прежде всего обучить своих правильным образом обсуждать реальность. Им важно прежде всего самим со своими свыкнуться с новым положением вещей, с новыми обстоятельствами. А новые обстоятельства, собственно, заключаются в том, что нужно каким-то образом выходить из той авантюры, в которую их втащил фараон.
Речь не идет – вот это важно понимать – о какой-то фронде, которая уже сегодня будто бы образуется в этой бандитской верхушке вокруг Кремля. Речь идет о том, что они между собой постепенно начинают делить места и положение в новой ситуации.
И иногда это принимает вот такие формы, как мы видели, собственно, этот совершенно невообразимый конфликт, на самом деле драку между пригожинскими наемниками и частями российской армии, о чем стало известно вот из этой истории с подполковником Винивитиным. Я думаю, что многие из вас помнят, как это все выглядело, когда сначала Пригожин заговорил о том, что его части подверглись нападению и обстрелу со стороны каких-то регулярных частей, потом был пойман этот подполковник Винивитин, ему сломали нос, по всей видимости, как-то сильно его мучили, заставили перед камерой говорить разные покаянные слова.
А кончилась вся эта история тем, что подполковник, наоборот, стал сообщать о том, как ведет себя этот наемнический корпус, как они грабят части российской армии, отнимают технику, отнимают боеприпасы, похищают людей, кого-то пытают, кого-то обменивают, пытаются этих людей обменивать на деньги и так далее.
Что это произошло в точности? А это значит, что этого человека взяли в свои руки люди из командования официальной российской армии и сделали из него своего пропагандиста, сделали из него свое публичное оружие. Совершенно очевидно, что это не приключение одного конкретного человека, который говорит сначала что-то с одной стороны, потом говорит что-то с другой стороны.
Таким образом, в этом конфликте мы видим тоже отражение того же самого; того же самого постепенно развивающегося процесса поиска каких-то запасных аэродромов, каких-то альтернатив, каких-то возможностей быть на одной стороне или на другой стороне.
Вот это важный на самом деле процесс, который медленно, постепенно начинается. Это процесс, который разъедает российскую верхушку сегодня. И мы с вами, конечно, будем видеть все больше такого рода примет, все больше такого рода конфликтов. Собственно, это и есть разложение, дальнейшее разложение российского государства, российского режима.
Проблема заключается в том, что на его месте не образуется пока ничего такого, о чем мы могли бы говорить как о каком-то предвестнике нового политического устройства, новой политической силы, которая могла бы попытаться взять на себя ответственность после падения путинского тоталитарного режима.
Но эта неделя запомнится в том числе и этим. Она, несомненно, запомнится вот этими первыми такими достаточно яркими приметами в пропагандистской среде и в военной среде: приметами раскола, приметами исканий, рысканий, я бы сказал. Знаете, вот есть такое понятие. Оно даже, кстати, как я понимаю, есть и у водителей кораблей и самолетов, когда судно рыскает, то есть носом водит туда-сюда. Вот они рыскают и в этом смысле тоже, ищут, водят носом. Вот.
Ну и еще один сюжет, о котором я хотел поговорить сегодня, обещанный сюжет. Это сюжет этой самой Брюссельской конференции, на которой мне довелось быть. Скажу вам вот что. Я немало в своей жизни посетил разного рода конференций. И я как раз отношусь к числу тех людей, кто считает, что политика заключается в том, что люди обсуждают важные сюжеты и ищут возможности для договоренностей. И для меня обсуждение и договоренности о смыслах, о едином понимании каких-то разных вещей гораздо важнее, гораздо содержательнее, чем пустые разговоры об объединении.
Знаете, у меня много раз в последние дни в разных обстоятельствах разные мои читатели и зрители спрашивали: «Ну где же, собственно, объединение оппозиции? И поможет ли конференция в Брюсселе, конференция, которая была организована депутатами Европарламента, представителями четырех влиятельных фракций, таких депутатских групп внутри Европарламента?»
Европарламент устроен сложно. Он разделен, во-первых, на делегации разных стран-членов Европейского союза, а каждая из них на делегации различных партий в зависимости от политической ситуации в каждой из этих стран. Поэтому там такая довольно сложная перекрестная структура.
Так вот, очень влиятельные депутатские группы Европарламента организовывали эту конференцию. И у меня спрашивали: «Ну, это поможет, наконец, уже объединению?» Мне всегда в ответ на такой вопрос хочется задать, в свою очередь, вопрос, хочется спросить: «А объединение во что?»
Вы что считаете той итоговой сущностью, которая должна получиться в результате этого объединения? Надо объединиться в какую-то пехотную дивизию, что ли? Или нужно объединиться в театральную труппу? Или нужно объединиться в единую газетную редакцию? Вы как себе представляете это объединение? Или в парламент, который будет как-то заседать в отсутствие государства, просто в воздухе будет висеть? Вы как представляете себе результат этого объединения?
Вот некоторое время тому назад появилась так называемая Берлинская декларация, в которой было изложено некоторое количество совершенно очевидных вещей, в которой были перечислены обстоятельства, с которыми все, кто вообще участвует в этом оппозиционном разговоре, кто смотрит со стороны на путинский режим, согласны.
Нет ни одного человека в среде российских независимых медиа, ни одного человека в среде правозащитников, ни одного человека в среде гражданских активистов, кто не считал бы, что эта война преступна, кто не считал бы, что режим Путина нелегитимен, кто не считал бы, что захваченные российской армией и аннексированные территории в действительности принадлежат Украине и должны быть Украине возвращены, кто не считал бы, что в результате этой агрессии агрессор должен понести ответственность за разрушения и ущерб, который он нанес, и заплатить за разрушенную Украину, и наконец кто не считал бы, что инициаторы этой агрессии и те, кто управляли ей, должны быть наказаны. Вот это вещи, которые абсолютно очевидны для всех, кто вообще в целом обсуждает сегодняшнюю ситуацию.
Есть люди, которые считают, что нужно непрерывно в этом клясться, нужно непрерывно как-то бормотать это, как молитву. Я, например, так не считаю. Мне кажется, что это такие очевидные вещи и они настолько разумеются сами собой, что я не должен как-то бесконечно их повторять. Я для себя давно это решил, я давно это понял. У меня нет совершенно никакой альтернативы ни одному из этих пунктов. И я совершенно не собираюсь как-то ходить с транспарантом, на котором это написано. Мне это понятно, мне не надо клясться в этом.
Но дальше вот на этой основе можно обсуждать другие, более частные, более подробные вещи: как должны развиваться медиа и как они должны контактировать со своей аудиторией, о чем эти медиа должны разговаривать, вообще зачем нужны свободные, независимые средства массовой информации сегодня, как противостоять атакам тоталитарного режима, когда он пытается блокировать каналы информации, каналы доступа к информации, можно ли этому противостоять, каким образом, на каком языке, какими словами, в каком тоне разговаривать с людьми, которые сдались перед этой войной.
Ведь я, например, совершенно уверен, что речь идет не о том, что люди поддерживают войну, а о том, что они позволяют войне тащить себя, что они уступили себя этой войне. Вот на самом деле в чем в значительной мере беда. С этими людьми нужно разговаривать, этим людям нужно объяснять, что с ними произошло. Вот.
Так что, дальше начинается… Что, собственно, начинается? Разговоры начинаются. Вот разговоры ведутся в том числе в форме вот этих самых конференций. И совершенно не лишним оказывается выслушать людей, которые умеют на эти темы говорить серьезно, разумно, глубоко, добираясь до сути и так далее.
При этом совершенно очевидно, что есть, несомненно, в российской оппозиционной среде люди, которые хотели бы зафиксировать свое влияние и превратить его в какие-то дополнительные полномочия. Ну, совершенно очевидно, например, что Гарри Каспаров очень хотел бы быть начальником российской оппозиции, как бы это ни называлось, председателем чего-нибудь. Может, императором чего-нибудь. Я не знаю, как он для себя это внутри себя называет. Он хочет быть начальником. Ему хочется этим всем заведовать. И он именно таким образом об этом разговаривает, именно такие слова выбирает и именно так себя ставит, чтобы люди, которые наблюдают за этим за всем со стороны, верили в то, что он над этим над всем начальник.
И довольно часто оказывается, что участники тех событий, на которых он оказывается одним из организаторов или какой-то яркой фигурой, они это достаточно быстро чуют и говорят: «Это инструментализация». Что такое инструментализация? Это когда какой-то человек, какой-то деятель – в данном случае политический – превращает людей, которые его окружают, в инструменты своего влияния, он как-то начинает пользоваться теми, кто там присутствует, для того чтобы демонстрировать свою волю, свой авторитет, свою власть над этими людьми и так далее и так далее. И это вызывает, несомненно, такое отражение. Люди говорят: «Не надо нас инструментализировать, не надо нас превращать в какой-то инвентарь политический, с помощью которого вы утверждаете ваше влияние».
И, собственно, перед разного рода большими событиями, например, вот перед этой конференции в Брюсселе именно это оказалось поводом, например, для того, чтоб какое-то количество людей и организаций отказались в этом участвовать. В частности, Фонд борьбы с коррупцией заявил о том, что он не хочет участвовать в событии, которое будет отмечено тем, что вот люди, которые хотят над ним водвориться, будут каким-то образом демонстрировать там свою власть и влияние, а потом этим пользоваться.
Ну, я считаю, что это ошибка. Прежде всего потому, что ничего подобного не произошло. И даже не было никаких поползновений организовать там какое-то Политбюро, создать какую-то искусственную структуру до того, как она естественным образом созрела бы, и до того, как она естественным образом проявилась и продемонстрировала, собственно, свою задачу.
Ведь штука заключается еще и вот в чем. Когда говорят о том, что вы должны создать организацию, вы должны создать комитет, вы должны создать совет, вы должны создать, я не знаю, координационную структуру, дальше возникает следующий вопрос: а чем она в точности будет заниматься? Вот вы построили этот домик, вот вы организовали этот кабинет. Вот вы дальше должны приходить на работу туда, в этот ваш рабочий кабинет. Вот вы стали начальником, председателем чего-нибудь, советником чего-нибудь, участником чего-нибудь и так далее. Вы должны пять дней в неделю с утра до вечера что-нибудь там делать. А у вас есть, собственно, представление о том, что вы будете там делать, чем в точности вы будете занять?
Вот все разговоры об этом самом искусственном объединении, они упираются вот в это. А функция, собственно, заключается в чем? Совершенно очевидно, что есть работа, есть нужда в людях, которые помогали бы международным организациям, в частности европейским, решать какие-то совершенно конкретные проблемы, связанные с судьбой конкретных людей, попавших в беду.
Вот в настоящую минуту, например, мы с вами здесь сидим, а известно, что примерно 40 человек находятся в Кыргызстане и в Казахстане. Это люди, которые находятся под уголовным преследованием в России, причем под уголовным преследованием по политическим статьям об этой самой дискредитации, об этих фейках, есть подозрения в шпионаже и так далее и так далее.
Люди под уголовными статьями, бежавшие из России, не имеющие нормальных международно признанных проездных документов, то есть, грубо говоря, загранпаспортов, у них только внутренние российские паспорта, они сидят там, выбраться оттуда, из Кыргызстана и Казахстана, они не могут и находятся каждую минуту под угрозой того, что Казахстан и Кыргызстан их выдадут в Россию, выдадут просто в лагерь, а то, может, и на смерть.
Вот этими людьми кто-то должен заняться. Об этих людях бессмысленно говорить на каких-то больших конференциях, провозглашать это с каких-то высоких трибун или что-нибудь такое. Нужно просто технически заниматься их проблемами по дипломатическим линиям, по консульским линиям, используя разного рода политическое влияние, используя разного рода международные гуманитарные структуры типа, я не знаю, Красного Креста, скажем, или там «Репортеров без границ», или еще кого-нибудь. Нужно этих людей спасать. Значит, должны быть люди, которые организуют такого рода работу.
И когда говорят, скажем, что вот нужен там омбудсмен по делам России, я себе представляю это именно так. Омбудсмен по делам России – это не человек, который принимает участие в выработке каких-то высоких и важных политических деклараций, это человек, который ведет критические досье в тех случаях, когда конкретные люди нуждаются в какой-то помощи, нуждаются в поддержке, их нужно вызволить из беды, нужно выдать им, я не знаю, какой-то технический проездной документ, чтобы они могли покинуть одну страну и въехать в другую страну, купить им билет, чтобы они могли сесть в самолет или в поезд, или на пароход, я не знаю, лечить этих людей, кормить этих людей. Вот за этим нужен, скажем, омбудсмен по России.
Хорошо бы, чтобы такая должность появилась при какой-то крупной международной организации (может быть, при Евросоюзе, при Еврокомиссии или при Европарламенте). Еврокомиссия – это, собственно, исполнительный органы Европейского союза, а Европарламент – законодательный. Пусть они учредят что-нибудь такое. И так далее. Вот такого рода вещи, они, несомненно, подлежат обсуждению и решению. С этим все понятно.
Ровно так же, как в том же Европарламенте есть группа депутатов, которая постоянно и пристально наблюдает за российской ситуацией, готовит разного рода решения Европарламента, резолюции, законодательные акты, законодательные инициативы и так далее и так далее, у этих людей должен быть какой-то консультативный аппарат, должны быть люди, которые систематически им помогают с правильным пониманием того, что происходит в России: собирают информацию, собирают статистику, помогают им разбираться в российских медиа, помогают им отличать истинную информацию от фейковой, помогают им находить правильных собеседников, правильные источники, правильных экспертов и так далее и так далее.
Вот такого рода структура обязательно должна быть. И она совершенно не требует каких-то могучих политических решений. Это организационный вопрос. И вот подходы к такого рода организационным вопросам, они, собственно, и обнаруживаются на вот, в частности, таких конференциях, как та, на которой я был в этом самом Брюсселе.
Мне жаль, что в этом не приняла участие очень влиятельная и, на мой взгляд, обладающая большим интеллектуальным потенциалом российская активистская группа под названием Фонд борьбы с коррупцией. На мой взгляд, это была ошибка. Их там очень не хватало. И их мнение хотелось бы знать по многим поводам и их голос хотелось бы слышать во многих эпизодах этой дискуссии. Ну, они посчитали, что существует риск создания какой-то искусственной, такой, я бы сказал, декоративной, ненатуральной политической структуры, они не хотят в этом участвовать.
В искусственных и ненатуральных никто не хочет и не будет. Но мне кажется, что риск этого побуждает просто этому противодействовать, вот и все, а не избегать на фоне этого каких-то возможностей контакта. Ну и что, что туда придет какой-то злой и амбициозной политик и будет там, бешено вращая глазами, объяснять, что он тут самый главный. Ну и что? Ну пропустите это мимо ушей, ну покрутите ему пальцем у виска, ну пожмите плечами и скажите, что «вольно же вам здесь на эту тему разглагольствовать, а мы тем временем будем делом заниматься», и продолжайте заниматься делом. Так что, по-моему, это было ошибочное решение.
Но в целом конференция показалась мне очень дельной. Именно потому, что там прозвучали подходы к каким-то вот таким практическим решениям взаимодействия между российскими активистскими структурами, медийными структурами, правозащитными структурами и европейскими учреждениями, из которых может выйти немало пользы. Пользы для того, чтобы понимать ситуацию, пользы для того, чтобы развивать отношения между вот этим оппозиционным сообществом и политическими структурами Европы. Ну вот.
И последний сюжет. Прежде чем я обращусь к вашим вопросам, я здесь хочу напомнить, что работает у меня чат. И в этом чате, я смотрю, происходит довольно бурная жизнь. Но вы, пожалуйста, не отвлекайтесь сами на себя, а задавайте вопросы мне. Я в ваших вопросах очень нуждаюсь и именно благодаря вашим вопросам стараюсь понимать, что, собственно, вам интересно и до чего я еще не добрался в своем эфире, может быть, я пропустил какой-то сюжет.
Много вопросов про «Последний адрес», хотя я и говорил о нем в последних нескольких своих эфирах и даже устраивал парный эфир с одним из активных сотрудников «Последнего адреса», с Оксаной Матиевской, вы помните. Если пропустили, посмотрите, пожалуйста. У меня в Ютюб-канале моем есть этот стрим, который произошел две или уже три недели тому назад. В общем, относительно недавно.
Да, я говорил о том, что «Последний адрес» как проект, мемориальный проект, который занят увековечением памяти жертв политических репрессий… Вы знаете, вы видели на стенах домов во многих российских городах маленькие металлические таблички с именами людей, которые в этих домах когда-то жили, а потом были погублены советским тоталитарным режимом.
Этот проект находится под атакой. Я вот комментировал это для «Дождя» несколько дней тому назад и сказал им, что это устроено примерно так же, как DDoS-атака, только DDoS-атака происходит онлайн с каким-нибудь сайтом, а у нас вот она происходит в реальной жизни. Ну, это тоже вот такая атака, когда разнообразные злобные уроды не нашли ничего лучшего, как как-то продемонстрировать свою способность разрушать сделанное другими. Ручки шаловливые вот они. И хочется этими ручками до кого-нибудь или до чего-нибудь дотянуться, хочется что-нибудь отломать, хочется что-нибудь испортить, хочется что-нибудь изуродовать.
Тем более, что кажется, что сейчас за это похвалят. Сейчас пора, сейчас такой момент, когда вот как-то самое время продемонстрировать свое верноподданническое чувство по отношению к начальству и как-нибудь наказать врага. А кто враг? Ну, враг тот, кто думает по-другому. Враг тот, у кого другое отношение к истории, к человеческой жизни, к человеческому достоинству. «Вот мы, собственно, тогда и нападем».
Ну что, мы это переживем. Мы, несомненно, дождемся момента, когда мы восстановим всю эту нашу работу. Тем более, что важнейшая часть этой работы сделана и она никуда не делась. И я еще и еще раз про это говорю, что отвинтить металлическую табличку от стенки дома можно, а отвинтить от человеческой памяти то, что человек узнал, то, что человек понял, забыть обратно историю, которая найдена, описана, невозможно.
А за каждой из табличек «Последнего адреса» есть написанная история, написанный сюжет, найденные факты и документы. Все это опубликовано на сайте «Последнего адреса», все это можно увидеть. И поэтому проект живет. Вот в этом залог его надежности и его неуязвимости, в том, что эта работа сделана и это уже, что называется, не забудешь.
Тем временем я должен сообщить вам одну совершенно поразительную вещь. Она заключается в том, что ведь «Последний адрес» существует не только в России. Есть несколько аналогичных проектов в других странах. Это не филиалы российского «Последнего адреса», это именно самостоятельные проекты. Такой проект есть в Грузии, такой проект есть в Чехии, в Германии, в Молдове.
И такой проект есть в Украине. Он называется «Остання адреса». И наши украинские коллеги и друзья на протяжении нескольких лет тоже проделывали такую же точно работу, такие же точно поиски, точно так же искали в архивах информацию о людях, ставших жертвами политических репрессий, и открывали на стенах домов такие же точно памятные знаки, абсолютно так же выглядящие и с таким же текстом, только они были на украинском языке, с именами тех людей, которые здесь жили в разных украинских городах. Такие знаки есть и в Киеве, и в Харькове, и в Одессе, и еще во многих городах.
И вот, вы знаете, я всегда был совершенно поражен тем, что вот «Последний адрес» оказался тем проектом, который работает в обеих странах одновременно. В России он задуман был в 2013 году, а фактически появился в 2014, в Украине появился чуть позже, в 2016-2017. И я был как-то под очень большим впечатлением, что это работает в обеих странах. Так вот, «Остання адреса» тоже жива. И буквально два дня тому назад в Сумах, прекрасном украинском городе, между прочим, городе, откуда происходит и моя семья с отцовской стороны…
Там неподалеку есть деревня Пархомовка, точнее, село большое под названием Пархомовка. Оно, правда, на границе Сумской и Харьковской областей, поэтому оно то там, то тут, то по одну, то по другую сторону границы в истории Украины перемещалось. Но тем не менее это примерно в тех краях. А еще там недалеко от этой Пархомовки и хутор Шкуратовка, на котором родился мой дед. Так что это места, для меня тоже представляющие собой некоторый дополнительный смысл.
Так вот, в Сумах открылись очередные знаки «Последнего адреса», четыре таблички. Они были посвящены жертвам политического обвинения. Там в Сумах было сфальсифицировано дело о еврейской экстремистской националистической организации. Абсолютно выдуманное, абсолютно фальшивое, клеветническое, но несколько человек были расстреляны после арестов и пыток. И вот четыре таких имени появились на знаках «Остання адреса», что в переводе на русский язык означает последний адрес, там в Сумах.
И никакая война не смогла этого остановить и никакие политические соображения относительно того, а хорошо ли, что в Украине действует проект, построенный по принципам, которые впервые были применены в России, а вот как же это так, а что мы будем с этим делать. Послушайте, есть вещи, которые остаются важными и в условиях войны. Ценность человеческой жизни, память о человеческой жизни важны и в этих обстоятельствах тоже.
И я поздравляю моих украинских друзей и коллег, которые продолжают эту работу. И я очень надеюсь, что эта работа будет продолжаться, и мы будем видеть, в частности, еще и этот контраст: Украину, в которой «Последний адрес», «Остання адреса» живет и развивается, и Россию, в которой «Последний адрес» переживает трудные времена, потому что муть, грязь и мерзость поднялась со дна российского общества, поднята была войной, агрессией, злобой, страстью к убийству и, в частности, дала и вот такой результат. Вот смотрите, вот так это выглядит. Вот так они отличаются друг от друга, эти два общества, два мировоззрения, два представления о добре и зле. Вот так. Именно так.
Ну что, вопросы? Сейчас посмотрим, присылает ли мне что-нибудь мой друг Кирилл. Что-то такое присылает. Виталий Марков спрашивает, возвращается к теме этого самого наводнения: «Опасность эпидемии после наводнения – сибирская язва, чума – может стать поводом для перемирия?»
Послушайте, какого перемирия? Вы знаете, когда говорят о перемирии, появляется такое сразу ощущение, что имеет место какая-то ссора, знаете, вот а давайте мы помиримся, вот мы поссорились, а теперь помиримся, вот у нас есть разногласия, давайте мы их преодолеем.
Я вот что вам скажу, дорогие друзья. Не существует разногласий между Российской Федерацией и Украиной, существует желание российского режима уничтожить Украину. Это не разногласия, это звериный инстинкт. Российской власти нужны не спорные территории, российской власти нужна власть над миром, мировое господство. Но путь к нему, так уж вышло, пролегает через Украину, через украинские территории. И добираясь до этого мирового господства воображаемого, мнимого, российский режим топчет, уничтожает и губит Украину.
А как с этим можно помириться, как можно достичь какого-нибудь взаимопонимания? Какое взаимопонимание между агрессором, который пытается уничтожить вторую сторону, и этой самой второй стороной, которой говорят: «Ну, ты преодолей разногласия»?
Так что, понимаете, никакая чума и никакая сибирская язва не поможет перемирию. Эта война может кончиться только одним – агрессор уберется с захваченных территорий вон и заплатит за содеянное. А потом наступит эра наказаний для тех, кто это все организовал. Никакого другого способа закончить эту войну не существует, и никакая чума или сибирская язва к перемирию нас с вами не приблизит.
«После Путина, о чем все буквально говорят, включая хозяина канала, наверху окажутся полевые командиры Пригожин, Кадыров и т. п. Где здесь место оппозиции?»
Вы знаете, я совершенно не исключаю того, что Пригожин, Кадыров и разные другие бандиты промелькнут в окрестностях Кремля. Да, вполне вероятно, что гибнущее российское государство… А оно, несомненно, гибнет в этой войне. Оно не только губит Украину, но одновременно гибнет само. Так вот, гибнущее российское государство окажется в ситуации, как бы придет к тому этапу, где власть окончательно разрушится и будет предметом склоки, свирепой войны между разного рода бандитами, наемниками, полевыми командирами, предводителями всяких бандформирований и так далее. Это вполне может быть.
Но совершенно очевидно, что никакое государство, никакое человеческое сообщество не может жить в этом состоянии, оно, это состояние, может пройти, преодолеть, оно может каким-то образом, как-то зажмурившись, пробежать сквозь это пламя, сквозь этот адский, вонючий костер, смрадный. Это может быть вполне.
Но совершенно очевидно, что это не может продолжаться не то что долго, это не может продолжаться даже какое-то время, потому что у этих людей нет никакого потенциала создания чего-нибудь. Государство – это штука, которую создают, которую строят, это сооружение, это структура. Человек, вооруженный кувалдой и ломом, ничего соорудить этим не может. Кувалда, лом, нож и топор – предметы разрушения, предметы уничтожения, а не строительства.
«Как вы думаете, – спрашивает у меня Корней Прохоров, – зачем Лукашенко помиловал Сапегу? Конечно, хорошо, что она теперь на свободе, но он мог же спокойно ее держать взаперти. И ни холодно, ни жарко ему от этого не стало»
Обменял. Обменял на какую-то нужду, которую в этой демонстративной пропагандистской акции испытали, эту самую нужду, какие-то люди в России. Ну, там говорят, что важным двигателем этого всего был губернатор Приморского края, губернатор Владивостока, которому предстоят выборы этой осенью, и вот ему нужно было показать себя еще и вызволителем, миротворцем и так далее.
Ну, знаете, пусть человек будет на свободе. Всякий человек, вышедший из тюрьмы, особенно невиновный человек, вышедший из тюрьмы, – это добро. Пускай будет. Можно этому только порадоваться, можно только как-то выдохнуть, узнав, что этот человек, Софья Сапега, не будет сидеть в вонючей камере, а окажется дома.
А за этим стоят какие-то мелкие, достаточно жалкие политические интересы людей, которым нужно демонстрировать себя миротворцами в России, и людей, которые готовы обменять на удовлетворение этих интересов какую-то там свою белорусскую политическую нужду. Ну вот о чем-то договорились, на что-то разменяли. Я даже не хочу разбираться, на что именно. Мне важно, что человек окажется на свободе. Ну и пусть подавятся, что называется, своим политическим профитом, который они на этом получили. Все равно они воры, убийцы, захватчики и репутация их никогда не будет спасена.
Ну что же, давайте закончим на этом. Полтора часа мы уже в эфире. Я очень рад всем тем, кто эти полтора часа со мною оставался. Пожалуйста, не пропустите 12 июня марафон в поддержку российских политических заключенных. Вы можете посмотреть его на множестве разных видеоплатформ. Он будет и в «Дожде», и на канале Плющева, и на канале Колезева.
И, может быть, даже я каким-нибудь способом тоже смогу со своим маленьким канальчиком в этом поучаствовать. Вот я сейчас обсуждаю это с организаторами, как я могу стать тоже одной из площадок для этого марафона. Если технически мне удастся это сделать… Я все-таки довольно маломощная структура, я один, у меня нет никаких ни режиссеров, ни техников, ни технологов, которые бы мне с этим помогали, поэтому организовать мне это все непросто, но я попробую. Если получится – будет так, если не получится – значит, буду гостем какой-нибудь другой площадки, которая будет участвовать в этом марафоне.
Пожалуйста, не пропустите. Пожалуйста, поучаствуйте. Вы там очень нужны будете на всех этих эфирах.
А мы с вами встретимся в следующую среду, для того чтобы продолжать обсуждать текущие события. В среду, потом в пятницу здесь на моем канале. Я Сергей Пархоменко. Спасибо вам большое! По-прежнему надеюсь на ваши лайки, на ваши подписки, на ваши донейты. И работаю для вас. А вы, пожалуйста, про меня и мой канал не забывайте. Это был прямой эфир «Сути событий». Я Сергей Пархоменко. Сегодня 9 июня 2023 года. Всего вам хорошего. Будьте здоровы. Счастливо. Пока.