«Поживём — увидим» с Ольгой Романовой
Сейчас я не знаю места в России более протестного, чем русская тюрьма…
Подписаться на канал «Новая газета Европа»
Поддержать канал «Новая газета Европа»
Н.ЮРОВА: Всем привет, это подкаст «Поживём – увидим», меня зовут Надежда Юрова. В России принято не зарекаться от тюрьмы. Как правильно войти в хату, правда ли, что нового осуждённого ждёт испытание тюремными загадками, как устроены пыточные зоны, какие бывают тюремные касты, остались ли воры в законе и как война изменила российские тюрьмы? В этом специальном выпуске мы говорим с директором движения «Русь сидящая» Ольгой Романовой. Ольга, здравствуйте.
Срочный сбор
Нам нужна помощь как никогда
О.РОМАНОВА: Добрый день.
Н.ЮРОВА: Давайте начнём с цифр. Сколько заключённых прямо сейчас отбывают сроки в российских тюрьмах?
О.РОМАНОВА: Прямо сейчас чуть больше, чем 420 тысяч человек.
Н.ЮРОВА: При этом какая статья самая популярная по количеству заключённых в России?
О.РОМАНОВА: Всё, что связано с наркотиками – треть.
Н.ЮРОВА: А остальные как раскиданы?
О.РОМАНОВА: Тяжкие телесные, разбой, грабёж, убийства, ну вот такие самые популярные.
Н.ЮРОВА: А можем ли мы сказать, что колонии переполнены и не выдерживают этих 420 тысяч с чем-то?
О.РОМАНОВА: Нет, мы не можем этого сказать, поскольку недавно, 20 лет назад, у нас был миллион. У нас идёт сокращение тюремного населения, реально идёт.
Н.ЮРОВА: А сколько людей обслуживают уголовно-исправительную систему?
О.РОМАНОВА: Да примерно столько же. Даже побольше получается, постольку поскольку большой очень аппарат, естественно, бюрократический, бухгалтерии, связанные разнообразные подсобные хозяйства, кинологи, помимо сотрудников, психологи тюремные и такие, учителя тоже там считаются приходящие – ну, много там чего.
Н.ЮРОВА: Про тюрьму изнутри – есть такое мнение, есть распространённая история, все говорят о том, что тюрьма делится на зоны – красные, чёрные, зелёные. Есть ли это ещё и что это вообще такое?
О.РОМАНОВА: Нет, с этим всё. Зоны все по большому счёту одинаковые. И, как ни странно, это произошло именно в путинские 20 лет. 20 лет назад мы, конечно, могли очень чётко распределить – это красная зона, это чёрная зона, сейчас нет. Появились, было, зелёные зоны, пока ещё в них теплится какая-то жизнь, в смысле именно зелёная, такая экстремистская – но, в основном, все зоны ровненькие. Это всё связано, на самом деле. С датой 08.08.08. Это нападение, агрессия России в Грузии. То есть, это такая, может быть, мало имеющая отношения к делу тема, хотя нет, конечно, имеющая – к тому времени воры в законе, сильные воры в законе были грузины. Ну, так уж получилось. Собственно, к тому времени Саакашвили выдавил их из Грузии, и они куда приехали? В Россию. Ну, грузины такие традиционные были воры в законе, соответственно. Они кто, они православные. И сильно православная тенденция вообще в этой воровской среде – ну, вы знаете там, кресты, купола, всё на свете, это всё очень распространено. После 08.08.08 – хотя грузины говорят, это 07.08.08, они считают это по-другому, но будем уж называть, как мы привыкли, просто там слишком долгое объяснение, почему это так, – было негласное распоряжение, но такое серьёзное, везде – убирать грузин из реальной власти в зонах. То есть, ФСИН имеет же, на самом деле, методы управления, рычаги управления, и должны быть ворами в законе русские, евреи, украинцы, кто угодно – только не грузины. И их, на самом деле, за несколько лет реально сместили. Да, но есть реальная власть, а есть люди поставленные, более слабые. Но в итоге, собственно, более слабые и задержались во всех этих званиях, которые были уже довольно сильно опошлены, ну такие, все понимали, что это не очень настоящие воры. Свято место пусто не бывает, на это место начали приходить сильные личности, сильные осуждённые, которые были посажены за терроризм, экстремизм, но уже исламские. Это, соответственно, мусульмане, причём это ислам таких вот радикальных редакций. И произошло ровно то же, что происходит с любой сильной криминальной личностью. Посаженной в тюрьму, вокруг него начинают собираться люди послабее, но тех же самых традиций, вероисповедания и так далее. И так получились блаткомитеты, в общем, зелёные, состоящие из исламистов – а вот красные и чёрные – нет. Почему? Это довольно любопытное явление, я его вижу на зонах, во всех зонах, но оно же есть и на свободе. Давайте начнём с зон. Вот есть начальник зоны. Чего он хочет? Он хочет денег и безнаказанности. Как добываются деньги? За счёт эксплуатации заключённых, которые устроены по 10 человек на одну ставку, всё это нелегально, неофициально, которые работают по 3-4 смены без выходных, они барыжат там про отпуска – и не смей жаловаться. Мы имеем поборы – с родственников, там надо крышу бараков перестелить, там починить, но ведь да – родственники это делают, чинят, дают деньги – но ведь бюджет тоже деньги выделяет – ну понятно, эти деньги. Торговля УДО, торговля характеристиками – тебе выговор, снять выговор – за деньги. Тебе поощрение? Поощрение за деньги. Ну и так далее. Есть масса способов заработать. Все они связаны, конечно, с ущемлением прав заключённых. Естественно, заключённые жалуются. Заключённые жалуются на условия труда, на поборы, всё это, конечно, начальника страшно раздражает, мешает ему жить. Он хочет, чтобы всё оставалось по-прежнему, чтобы он всех эксплуатировал, чтобы вымогал, брал взятки- но чтобы никто не жаловался. Как это сделать? Нужен блаткомитет. Он говорит: «Дорогой мой блаткомитет, можешь сделать так, чтобы никто не жаловался? – Конечно, элементарно. В каждом бараке есть представитель блаткомитета, все видят, кто будет жаловаться – понятно, что с ним будет, это всё будет руками заключённых же, никак не сотрудников. Конечно, а ты мне что за это? – А я тебе за это наркотики, азартные игры, общак, хочешь – девушек, хочешь – мальчиков, да кого хочешь, вот за это тебе пожалуйста». Очень хорошо. И вот это вот сосуществование, переплетение власти и блаткомитета – оно произошло практически повсеместно. Но ведь то же самое на свободе – а Пригожин и Путин – это же то же самое. А Шакро Молодой и Следственный комитет? Это же то же самое. Можно вспомнить ещё много-много всего, думаю, что в каждом регионе есть какой-нибудь известный местный бандит, который теснейшим образом переплетён с местной властью, особенно с силовиками. Этим уже никого не удивишь – но из тюрьмы ли это пошло или с воли в тюрьму, я думаю. Сказать уже невозможно, это вопрос курицы и яйца, но вот так у нас исчезли красные зоны, и с ними воровские понятия практически все.
Н.ЮРОВА: Касты какие есть в российских тюрьмах?
О.РОМАНОВА: Касты все сохранились, потому что без каст русская тюрьма не стоит. По-прежнему есть блаткомитет, по-прежнему есть стремяги, бродяги, жуки, козлы, шерсть, опущенные, они же отделённые, они же петухи, они же угловые, всё это есть по-прежнему.
Н.ЮРОВА: Как силовики используют статус опущенного для давления на заключённого?
О.РОМАНОВА: Даже то же самое изнасилование шваброй не даёт автоматического перевода в статус опущенного. Всё-таки считается, что то, что происходит по ментовскому беспределу- то заключённые не исполняют. Они должны перевести сами в статус опущенного, и это необязательно вещи, связанные с сексом. Это может быть крыса – это тот, кто ворует у товарищей из баулов там насущное, его могут перевести в опущенные. Всё это, на самом деле, не очень сексуальная тема. Всё-таки я думаю, многие из нас в последнее время видели, как выглядят заключённые, прямо скажем, да, не сексуальные грёзы. Ну и в тюрьме они как-то и по-другому выглядят, пахнут и так далее. Поэтому думать о том, что все в тюрьме ждут не дождутся, как бы тебя поиметь сексуальным образом, это не так. Совсем не так. Другое дело, что есть, что называется, сексуальная связь по взаимному согласию- при этом, что называется, активный потребитель сексуальных услуг не считается особенно зашкваренным по этому поводу. Это, конечно, не очень хорошо, но не обязательно. Поэтому здесь не очень на сексе. И вот то, что считается, что обязательно надо там изнасиловать кого-то, прежде, чем перевести в опущенные – конечно, нет. Конечно, неаппетитные там булочки-то вполне. Можно провести членом по губам, можно обоссать, извините, что я вам это говорю. А можно просто отправить в опущенные и всё, ещё чего там не хватало.
Н.ЮРОВА: А если как кейс Мифтахова рассмотреть?
О.РОМАНОВА: Это как раз ментовское, по ментовскому беспределу. Поэтому здесь бабушка надвое сказала – с одной сторону, само содержание этих фотографий, этого кейса, подразумевает, что ты сам добровольно, когда заходишь в тюрьму, говоришь, что я вот это. Мы не знаем, сказал об этом Азат или не сказал. Если не сказал, то не очень хорошо – но, в общем, подставили его менты. Он правильно сделал, что начал об этом говорить, и начала говорить об этом, самое главное, его жена, это важно, у человека есть жена – и она за него горой. И она не просто так говорит, что его перевели в опущенные, она говорит это по согласованию с ним, что они вдвоём, они вместе, они будут с этим бороться, потому что это ментовской беспредел. Я просто называю вещи тюремными понятиями, как это ещё можно, они этих слов не произносят, люди интеллигентные, но я пользуюсь, что называется, профессиональной терминологией. Поэтому здесь его судьба не факт, что сложится печально, постольку поскольку в тюрьме сидят не идиоты, то есть, да, идиоты тоже сидят – но люди, которые принимают какие-то решения, они не идиоты. Они понимают, что менты могут подставить, да, они подставят.
Н.ЮРОВА: Что происходит с опущенными?
О.РОМАНОВА: Ну вы знаете, они, в основном, занимаются самой тяжёлой работой, самой неприятной работой. Они моют туалеты, они действительно отделённые, отдельно как-то живут, у них нельзя брать никаких предметов из рук там, и так далее, и так далее. Где-то там они живут себе отдельно и спокойно, они так себе и живут.
Н.ЮРОВА: Вы упомянули женские тюрьмы. Понимаю, что широкая тема, но, может быть, мы можем специфические вещи для женских колоний выделать?
О.РОМАНОВА: Самое важное, что гораздо легче поставить в невыносимое положение, в отличие от мужчин, это чистая физиология. Женщину просто лиши доступа к гигиене, там, значит, три дня в месяц – и что, она встать не сможет, это будет прогул на работе и так далее, а что только что сможешь сделать? Женщину легче всего шантажировать свиданиями с детьми, звонками с детьми, родителями и так далее. Для женщины очень важно досрочное освобождение, она ради него пойдёт на всё. Поэтому сказать, что женщины не солидарны, там каждый сам за себя, каждый другой видит либо стукачку, либо человека, который может подставить, и там другая тюремная иерархия, там, собственно, женщины, активные лесбиянки, они обычно коблы называются, коблы стоят на вершине пирамиды, и это более жестокие нравы, женщины оказываются гораздо более жестоки, чем мужчины, и до сих пор в женских колониях вообще не редкость гибель заключённой, ну смотрите, в принципе, раскрытие информации о заключённом, то, что запрещено делать в большинстве стран мира, цивилизованных стран, у нас нет никакой тайны – у нас на всех бирках написан номер статьи, за что сидит, в отличие от нормальных тюрем, где это считается закрытой информацией, кроме одного случая – женщины-детоубийцы. Вот это скрывают. И им специально приписывается просто убийство, без всяких там, без детей, поскольку постольку за это вообще карают на зоне до сих пор. И если выясняется, что вот в бараке сидит детоубийца – её, скорее всего, утопят в тазике всем бараком. Опустят голову в тазик и будут держать, и это будет дело всего барака, чтобы все были, так сказать, подельницы. Такие дела.
Н.ЮРОВА: Отвлечёмся от разговора на 15 секунд, и я расскажу вам, как можно поддержать нашу работу. Можно стать спонсором на Youtube или, если у вас российская карта, подписаться на наш Бустер. Всё в описании к этому видео.
Всё-таки чуть-чуть ещё хочется узнать, условно в женских колониях есть что-то вроде опущенных, за что они туда попадают?
О.РОМАНОВА: В основном, всё ровненько, кроме того, что выделяются, конечно, коблы, выделяются женщины, которые активно сотрудничают с администрацией, тоже выделяются жестокостью и, так сказать, командными замашками и прочее, и прочее.
Н.ЮРОВА: Про касты ещё один у меня вопрос, есть ли касты, которые появлялись со временем или наоборот исчезали, или это стабильно происходит?
О.РОМАНОВА: Ну, собственно, каста бродяг сейчас довольно редкая, всё-таки воры в законе пошли уже не те.
Н.ЮРОВА: Их не осталось совсем или есть какие-то ещё?
О.РОМАНОВА: Сейчас главный вор в законе сидящий – это Шакро Молодой. Собственно, считается преемником Деда Хасана. Но, простите, Шакро Молодой прошлой осенью пустил воровской прогон, то есть, указ президента воров, что вербоваться на войну – это хорошо, давайте это делать. Ну это против вообще всех правил, совершенно понятно, что человек связан с властью, что он это делал в обмен на что-то, какие-то ништячки, вообще-то, это не по правилам, не по понятиям.
Н.ЮРОВА: Про пытки, самая популярная пытка в российской тюрьме?
О.РОМАНОВА: Знаете, самая популярная пытка – то, что пыткой не считается. Когда ещё Россия была членом Европейского суда по правам человека, там было очень много жалоб на те пытки, которые ЕСПЧ принимает безусловно, а в России даже никому не приходит в голову считать это пыткой, например, плохое освещение тюрьмы, ты не можешь читать, не потеряв зрение. Содержание курящих с некурящими совместное. Столыпинские вагоны, этапирование приравнивается к пыткам просто на ура. Этапирование в этих буханках, маленьких автозаках. Содержание в стакане – маленькой узенькой камере, похожей на гроб. Отсутствие медицинского обслуживания, вот это всё считается в Европе пытками, а у нас это обычная жизнь рабочего посёлка, чё такого? Курящие с некурящими, нормально. А медицинское обслуживание – барин что ли, подорожник наложил, пошёл. Какие же это пытки? Это самая распространённая вещь, эта бытовуха, опера видят свою задачу в том, чтобы людей вербовать, держать на коротком поводке, и дальше ход мысли такой: вот ты подходишь к заключённому, говоришь: «Вот, подписывай. – Не хочу, не буду». Дал по морде: «Подписывай». Подписал. Человек же думает – вот я сейчас отсижу, выйду, они ко мне придут и скажу им: «На фиг идите, ничего не буду делать. – Вот бумажка. – А это под пытками. Ну и всё, до свидания. Не буду ничего делать». Так все и делали. Потом возникла швабра, поскольку постольку, если тебя изнасиловали семеро заключённых шваброй, сняли это на видео, а ты вышел на свободу и сказал «не буду» – сейчас опубликуем. А если это кавказец? Да и не кавказец даже, твоя жена и дети увидят. Специально им пришлём, как тебя семеро мужиков насилует шваброй. Мне кажется, не каждый на это пойдёт. То есть, мало кто на это пойдёт. Это всё, собственно, прямое последствие того, что оперская служба стала главной.
Н.ЮРОВА: Самое страшное место в тюрьме – это ШИЗО?
О.РОМАНОВА: Не думаю, я думаю, что самое страшное место в тюрьме – это перед ШИЗО, несколько минут до ШИЗО или до СУСа, до ПКТ, это помещение камерного типа – потому что перед этим тебя должны переодеть, обыскать и всё это записывается на камеру, допустим, тебя окружает шестеро сотрудников, говорят раздевайся. Ты раздеваешься. Снимай трусы. Вокруг шесть камер, а это приказ. Даже если ты снял трусы, «А теперь нагнись и раздвинь ягодицы, что у тебя там ничего нет». На камеру. Вы сделаете? Люди отказываются, естественно. Если отказывается заключённый выполнять требования сотрудников, то можно применять физическую силу. Её и применяют. А вот позвать за ширму доктора, чтобы он посмотрел, нет ли чего в заднем проходе, убрать камеры – это никому в голову не приходит, в инструкции этого нет. Ну и как-то бить легче, чем пригласить доктора за ширмочку. И вот этот осмотр – он обязателен, и конечно же никто не пропускает случая.
Н.ЮРОВА: Как выбирают капо?
О.РОМАНОВА: По зову сердца, по зову сердца. Есть люди, которые жить не могут без того, чтобы не оторвать мухе лапки.
Н.ЮРОВА: Кто такие капо-разработчики?
О.РОМАНОВА: Примерно то же самое, что подсадные утки. Знаете, это всегда очень трудно вычислить. Например, всегда, когда кто-то попадает в тюрьму, если ты кому-то интересен, конечно, рядом с тобой сидит заключённый, который очень хочет с тобой разговориться, такой задушевник – и о твоём деле хочет поговорить, понятно для чего – он разработчик. Но ты не можешь никогда сказать, он заключённый или он сотрудник? В Лефортово это часто сотрудники, которые сидят и изображают жертву. Никогда не можете сказать. Здесь вопрос квалификации не имеет смысла. Просто, попадая в тюрьму, хорошо бы помнить, что никому верить нельзя.
Н.ЮРОВА: Протест. Какие формы протеста против системы доступны, если доступны, и какие самые действенные?
О.РОМАНОВА: Сейчас самые главные протестующие – это сотрудники. Не знаю сейчас в России более протестного места, чем русская тюрьма. Почему – а это, конечно, так, ни слова о Пригожине, да?
Н.ЮРОВА: Нет, ну его к чёрту.
О.РОМАНОВА: Просто проблема в том. что проблема в нём, да? Дело в том, что, смотрите, вот год назад начал прилетать какой-то лысый хрен в голубом вертолёте и забирать заключённых. А вообще-то начальники несут за них полную ответственность. Никакой бумажки как не было, так и нет. Никакого закона, который позволяет это делать, как не было, так и нет. А вот закон, который карает за наёмничество и за пособничество наёмничеству – да, есть, и там 15 лет. И потом, смотрите, заключённый Росомахин, который убил старушку в своём селе, он у нас кто, как там оказался? Говорят, он там воевал, потом его президент помиловал, потом он вернулся и убил старушку. Путин помиловал? Бумажку покажите, что помиловал. Бумажки такой нет, есть справка об освобождении, где написано «помилован». На основании чего, справка? На основании указа президента. Покажите, где фамилия Росомахин? А нет. Разве мог Владимир Владимирович Путин помиловать этого козла? Конечно, нет. Разве он мог помиловать того козла, который убил потом в Краснодарском крае двух аниматоров, совсем молодых? Или в Дагестане или в Ингушетии парня с ДЦП? Разве мог Путин помиловать отморозка, который изнасиловал двух маленьких девочек в Новосибирске, вернувшись с войны? Как же они оказались на свободе, если не Путин? Начальник же их выпустил. Отправка-то откуда? Из зоны. Подпись-то посмотрите, чья? Начальника. Хватайте. Значит, пятнашечка за наёмничество, пятнашечка за это дело, плюс ко всему они лишились заработка. Заработок начальника зоны традиционно состоит из двух частей, это доходы с промки, где заключённые, собственно, и работают в три смены без выходных и без денег, это обычно частный бизнес, который принадлежит двоюродной жене хозяина, и торговля условно-досрочным освобождением, торговля УДО. С войной всё это ушло – нет никакого УДО теперь, нет никакой промки. Денег нет, два по пятнашечке – есть, и теперь, когда пришло в зону Министерство обороны, оно пришло по закону – они подсуетились и приняли закон, согласно которому заключённых можно в армию. Теперь они ходят и после визита вербовщиков тихо отговаривают заключённых никуда не ходить.
Н.ЮРОВА: Протестуют ли?
О.РОМАНОВА: Это не рост нравственного самосознания, ни разу. Это, конечно, не «глаза открылись и я всё понял». Хотя глаза открылись, глаза открылись. Постольку поскольку действительно, в тюрьме очень реагируют на фамилию Пригожин. Неужели вы думаете, что остался хоть один начальник зоны, который не послушал там диалог, слитый в сеть Пригожина с Ахмедовым?
ФОНОГРАММА: «Они живут там как боги. Конченые они твари, вот что я тебе скажу. Ничего хорошего я тебе о них сказать не могу. Они подонки»
О.РОМАНОВА: Да, это не тот Пригожин. Я уверяю вас, там никто не разбирается. И вдруг выяснилось, что то, что они там говорят между собой, начальники, это то же самое, что говорит Навальный, Яшин, Кара-Мурза, за что им дают там пожизненные сроки. Кажется, кого-то обманули. То есть, судя по тому, что дважды пятнашечка, лишение заработка, и вот эти вот разговорчики среди начальства, такие же, как за которые дают пожизненное, это как-то отрезвляет.
Н.ЮРОВА: В голове явно меняется как-то. Это как-то в перспективе может во что-то развиться более действенное, чем просто в голове перемены?
О.РОМАНОВА: Ну я думаю, что действительно может развиться в какой-нибудь саботаж, и тюрьма, возможно, перестанет быть резервуаром таким бесконечным и бездонным для войны, но здесь я думаю и так тюрьма перестанет скоро быть удобным источником для вербовки, по одной простой причине: тот, кого мы не называем сегодня, лысый хрен, человек с богатым тюремным прошлым, и он умел управляться с заключёнными. А армейским откуда это знать? Конечно, контингент специфический, очень специфический. Приезжает к вам, не знаю, рота, взвод, полк солдат, и они не знают ничего про присягу, ничего про воинские дисциплины, зато у них пять ходок по семь лет или четыре по десять. И чего? И чего?
Н.ЮРОВА: Пушечное мясо.
О.РОМАНОВА: Как ты им будешь говорить «равняйсь, смирно, левое плечо вперёд»? Они тебя пошлют. Они и посылают. Отсюда бунты, отсюда переполненные ИВС, изоляторы временного содержания, и в Донецке, и в Луганске, отсюда же бегство с оружием в руках в сторону России. 39 человек сбежали, 7 человек сбежали, 9 человек сбежали – то, что мы знаем. Это верхушечка.
Н.ЮРОВА: Если всё-таки про зэков говорить, есть ли формы протеста, которые помогают? Голодовка очень популярная форма протеста, вообще работает?
О.РОМАНОВА: Вообще раньше работало. Раньше работало, теперь вообще всем по фигу. Умри ты сегодня, я завтра – ради бога. Нет, всё-таки форма протеста в тюрьме – отказываться вербоваться. Пока не брали без добровольного согласия, но проблема в том, что эти 60 тысяч вербованных сейчас – они все ушли добровольно, все. У нас нет ни одного заявления. У нас есть обращения родственников, сами они не хотят. Они не хотят оставаться ещё ни дня в тюрьме, хотят оттуда выйти. А что касается, например, политических и всё, что с этим связано, то по поправкам к закону о мобилизации их не заберут. Не заберут терроризм, пособничество, экстремизм, фейк про армию, попытки захвата власти, сопротивление представителям силовых органов, угон воздушного судна и педофилия. Вот такой знак равенства.
Н.ЮРОВА: А можно ли убежать из российской тюрьмы?
О.РОМАНОВА: Хочу вам доложить, с гордостью, что 2022 год стал первым годом за всю историю существования российской тюрьмы со времён Царя Гороха, когда не было зафиксировано ни одного побега. Понятно, почему – все и так ушли. Все, кто хотел, ушли и так.
Н.ЮРОВА: А те, кто сбежали раньше – были ли ситуации, когда сбежал и не вернулся?
О.РОМАНОВА: Сколько хотите.
Н.ЮРОВА: Как это происходит?
О.РОМАНОВА: Одна из моих любимых историй, такая детективная, вот он, мой красавчик, Антонио Вальдес Гарсия, чтобы вы знали. Парню было 32 года в момент, когда его Испания выдала России по делу ЮКОСа, он был сотрудником ЮКОСа, ему хотели повесить хищение 32, 13 миллиардов долларов и 8.5 чего-то ещё миллионов, он проходил в деле Владимира Перевердина и Владимира Малаховского, третьим был. И он, собственно, когда всё началось, уехал в Испанию, но Испания его выдала России под честное слово российской прокуратуры, самое честное на свете слово, что его не будут сажать. Его задержали сразу же по прилёту ФСБ и МВД, отвезли на какую-то подмосковную базу ОМОНа, где его били почти год, он должен был стать ключевым свидетелем по делу Ходорковского и Лебедева, и он совершил один раз попытку самоубийства, выбросился из окна, очень тяжело поломал конечности, очень тяжело, ходил очень долго на костылях, прокурор запросил для него в судебном заседании 11 лет – и он исчез. Дальше он исчез, о нём очень долго ничего не было слышно, якобы была подкуплена охрана, но мы не знаем, что на самом деле случилось. И через несколько лет он уже всплыл в Испании, тут же его подали в Интерпол и Генпрокуратура потребовала его назад, Испания сказала ненененененене, достаточно. Он пытался судиться со всеми подряд, со всеми силовиками, потому что дал показания про пытки, про всё на свете – но, конечно, безуспешно.
Н.ЮРОВА: Мем про заходить в хату – он вообще актуален? И что вообще происходит с человеком после попадания в зону на самом деле?
О.РОМАНОВА: Ну не в зону, в зону человек попадает довольно редко прямо сразу со свободы – это там когда у него домашний арест, подписка о невыезде, его сразу – тогда не в зону отправляют, а всё равно у него есть время в СИЗО, когда он ждёт апелляции и так далее. Обычно человек проходит, конечно, то, что называется «отдуплиться», он отдупляется в СИЗО, в зону уже обычно попадают отдуплившиеся. В СИЗО ничего не происходит обычно экстремального, собственно, необязательно знать тюремные традиции. Самое главное – первое время помалкивать, работать на приём, а не на передачу и наблюдать чё как, ну и делать свои выводы. Ну просто вот закрыть рот и перестать трепаться и перестать нервничать, что самое сложное – всё, ты уже здесь. И непонятно, когда ты увидишь мобильный телефон. То есть, увидишь ты его скоро, конечно, тебе его обязательно принесут, дадут позвонить обязательно – да. Надо брать, звонить родным и понимать, что тебя прослушивают, что это специально тебе принесли телефон, поэтому говорить жене: «Люся, сходи в Сбербанк, ячейка № 38, пароль Муся3244», – так делать не надо.
Н.ЮРОВА: Ещё одна такая околомемная история – правда ли, что первоходов проверяют тюремными загадками всякими про два стула и так далее?
О.РОМАНОВА: Ну нет, конечно. Ну конечно нет.
Н.ЮРОВА: Надо, чтобы это прозвучало. А вот эта история про воровской прогон, про то, что нельзя считать опущенными тех, кого пытали – это вообще что было?
О.РОМАНОВА: Ну это связано прежде всего ещё с сексуальным насилием, со швабрами. У нас ментовской беспредел, это то, что по делу нашего математика прекрасного, да. То, что по беспределу – нещитово.
Н.ЮРОВА: Как выглядит день зэка в колонии? Условно какие есть развлечения, мероприятия, смотрят телек, что смотрят, читать могут, не могут, вот про это интересно.
О.РОМАНОВА: Это день сурка, всегда одно и то же. Это подъём, идеальная заправка постели, быстро за 15 минут душ-туалет-зубы, это построение, это зарядка, это строем завтрак. На завтрак сладкий чай, бутерброд с маргарином. Бессмысленно просить чай несладкий, если вы пьёте без сахара, это всё очень быстро, потом на работу, если вы какой-то очень блатной человек, вы работаете банщиком или вы работаете в библиотеке или вы работаете в клубе, тогда вы можете на своём рабочем месте сидеть читать. Но скорее всего вы работаете на промке, что-нибудь шьёте или сидите в инвалидном бараке и не делаете ничего, трепетесь, смотрите, курите, на звёзды, вряд ли вы читаете. Я не могу сказать, что чтение – это популярное занятие. Возможно, вы пишете письмо заочнице – ну не то, чтобы сами сидите, пишете, сочиняете, ненене. Вы это делаете трудовым коллективом, потому что, конечно, лучшие образчики эпистолярного жанра, максимально воздействующие на женское сердце, они, конечно, оттачиваются годами, коллективно. И если вы вдруг получили трогательное письмо от заключённого и решили стать заочницей, учтите, что это письмо уже, скорее всего, ходит десятилетиями. И отобраны сами действенные варианты, вне всякого сомнения. Ну как-то так.
Н.ЮРОВА: А как зэки получают что-то из внешнего мира?
О.РОМАНОВА: Ну как. Если ты блаткомитет, то тебе сами принесут, сами сотрудники всё и принесут. Если ты не блаткомитет, обычный человек – то тебе принесут родственники. Если ты человек без родственников и не входишь в блаткомитет – у тебя наверняка есть семейник – человек, с кем вы делите всякие разные тяготы, то есть, это не имеет никакого сексуального подтекста, вообще ни малейшего. Семейники – заключённые объединяются в семейки по принципу «я дам тебе, а что ты мне можешь дать, чем мы можем поменяться с тобой?» Такое маленькое звено создаётся, обычно у одного человека есть родственники, есть посылка, а второй человек выступает здесь с паспортом, у одного есть 20 килограмм раз в три месяца или раз в два месяца, и больше ты не можешь получить. Может быть отправлена посылка на второго, которому никто не посылает – он работает здесь фамилией и паспортом. Часть посылки ему, разумеется, отдаётся, на это он и живёт.
Н.ЮРОВА: А наркотики как получают?
О.РОМАНОВА: Тоже через блаткомитет приносят как плату за кооперацию, можно купить. Причём в зоне купить наркотики легче, чем на воле в России, там всё отлажено, я знаю одну зону в Ярославской области. Не знаю, как сейчас, это было до войны ещё, я страшно ею интересовалась, там наркотики производили в зоне, и швыряли наркотики не в зону, а из зоны. Оттуда никто не хотел уходить, никакого УДО, ничего, никаких жалоб – все сидели, занимались делом.
Н.ЮРОВА: Встречи с родными, как это обычно происходит?
О.РОМАНОВА: Ну если они есть, понимаете. Вот всё-таки ещё война что показала-то? Что мало у кого есть родственники. Они появляются только когда там 5 миллионов какие-то забрезжили, а так как будто и нет, а если они и есть – довольно дорого и трудно приехать. Это надо отпроситься на три дня, потратить деньги на дорогу. Не только себе. может быть, но и детям. Взять с собой еду на эти три дня, на мужика, на себя, на детей и так, чтобы ему осталось. Ну минимум это тысяч в 20 встанет, минимум. А мало у кого есть такие свободные деньги. Поэтому тем, кто приезжает, дать большое подспорье – ты приезжаешь, пишешь заявление о свидании, при этом о свидании заключённый заранее договорился, и вы там ждали 2-3 месяца, чтобы освободилась комната. Комната эта над штабом, то есть, это уже на территории ближе к забору, это 10-12-15 комнаток, длинный коридор, большая коммуналка с одним туалетом, одним душем, одной кухней на всех, с такой, конечно, убогой обстановочкой. Ты берёшь с собой там постельное бельё, я бы брала с собой там сковородки-кастрюли, потому что это нереально там, вилки нельзя, ложки там. Ты это тащишь, да, сначала ты приезжаешь чёрт знает куда, какой-нибудь посёлок городского типа где-нибудь в конце зоны, ты там можешь как-то доехать до начала режимной территории, а дальше ты тащишь все эти баулы сама одна, никто тебе не поможет, никакого транспорта нет. Дотащила, сделав 5-6 маршрутов да, таких, дотащила, долго пишешь заявление, стоишь в очереди, не факт, что тебе не откажут по какой-то причине, по любой. Потом долго проверяют это всё, тебя проверяют, ты сдаёшь телефоны, сдаёшь паспорта, сдаёшь таблетки, ну и идёшь на свидание. Потом тебя досматривают, ну и вот три дня без телефона, без возможности выйти, ты закупорена, как-то так.
Н.ЮРОВА: А свадьбы как играются?
О.РОМАНОВА: По-разному. Ну на многих я была свадьбах, ну, собственно, я вспомню там, Ильдар Дадин женился на Наташе Зотовой. Давным-давно они разошлись, но неважно. Это было в Медведе, все были приглашённые, гости, свидетели, букеты, цветы, свадебное платье, она вошла, их расписали, они поцеловались, она ушла. Ну вот, собственно, всё. По-моему, дали минут 15 пообниматься – собственно, всё. На зонах то же самое, но потом ты можешь остаться на три дня. И потом отвали. По всякому
Н.ЮРОВА: Тюремный лексикон, хочется пару слов про это сказать. Расскажите каких-нибудь парочку неочевидных для нас, но важных в тюремных рамках слов и понятий.
О.РОМАНОВА: Урыли честного жигана
И форшманули пацана,
Маслина в пузо из нагана,
Макитра набок – и хана!
Не вынесла душа напряга,
Гнилых базаров и понтов.
Конкретно кипишнул бродяга,
Попёр, как трактор… и готов!
Готов!.. не войте по баракам,
Нишкните и заткните пасть;
Теперь хоть боком встань, хоть раком, –
Легла ему дурная масть!
Не вы ли, гниды, беса гнали,
И по приколу, на дурняк
Всей вашей шоблою толкали
На уркагана порожняк?
Куражьтесь, лыбьтесь, как параша, –
Не снёс наездов честный вор!
Пропал козырный парень Саша,
Усох босяк, как мухомор!
Мокрушник не забздел, короста,
Как это свойственно лохам:
Он был по жизни отморозком
И зря волыной не махал.
А хуль ему?.. дешёвый фраер,
Залётный, как его кенты,
Он лихо колотил понты,
Лукал за фартом в нашем крае.
Он парафинил всё подряд,
Хлебалом щёлкая поганым;
Грозился посшибать рога нам,
Не догонял тупым калганом,
Куда он ветки тянет, гад!
Но есть ещё, козлы, правилка воровская,
За всё, как с гадов, спросят с вас.
Там башли и отмазы не канают,
Там вашу вшивость выкупят на раз!
Вы не отмашетесь ни боталом, ни пушкой;
Воры порвут вас по кускам,
И вы своей поганой красной юшкой
Ответите за Саню-босяка!
Н.ЮРОВА: Это же Лермонтов, это же «Не вынесла душа поэта позора мелочных обид», это же абсолютный Лермонтов.
О.РОМАНОВА: Лермонтов, переведённый на феню тюремным поэтом, которого зовут Фима Жиганец, он вообще перепёр всю классику, «Гонения Гамлета, босяка датского».
Н.ЮРОВА: Окей, немножко об этом поговорили, но, может, есть всё-таки что добавить – как война изменила российские зоны помимо того, что количество заключённых поубавилось?
О.РОМАНОВА: Ну как поубавилось? Например, прибавилось сразу 2500 человек, из Херсона зачем-то вывезли заключённых, угнали. Сейчас что с ними происходит – не очень понятно, их потихонечку перевозят в Крым, хотя ходят слухи, что для них специально строят зону, не знаю. Мы за этим наблюдаем, принимаем в этом участие в процессе. Непонятно, зачем их вообще брали, и непонятно, что с ними вообще происходит, хотя мы так в серьёзном наблюдении. Да, есть протестные настроения среди начальства, есть, знаете, очень хорошие милые люди, хотя они преступники, конечно, где-то в каждой зоне есть такой Платон Коротаев, который берёт на себя эту обязанность, ходить из барака в барак, от сердца к сердцу, от двери к двери и рассказывает, почему не надо ходить на войну. Вы знаете, я тут недавно видела приговор, это город Онега, это приговор заключённому, который вот так делал. И его взяли за, то есть, он уже сидел, и его стали судить за антивоенные фейки, разумеется. Потрясающее суд вынес решение. Сейчас я его не могу найти, но решение замечательное. Было написано, что этот человек, заключённый, в Онеге, в лагере ходил от барака к бараку и рассказывал, что Путин начал преступную войну, агрессию против мирной Украины, опутав ложью простых русских людей, рассказывая им про фашистов, а он сам фашист, и сделал специально, чтобы уничтожить маргинальную, пьющую и чаще всего судимую часть народа. Точка. Это в решении суда было. Присудить штраф 15 тысяч рублей. Если я, мне можно и вам можно – если кто-нибудь из наших коллег в России это решение суда просто опубликует, просто покажет – его же года на три можно будет укатать за дискредитацию российской армии вот этим решением суда.
Н.ЮРОВА: Минимум на три.
О.РОМАНОВА: Судья вот это всё написала, он написал: «Полностью согласен, целую». Штраф 15 тысяч.
Н.ЮРОВА: Последний вопрос обобщающий – как вам кажется, как этот блатной культ изменил российскую реальность за время правления Путина?
О.РОМАНОВА: Да ладно за время правления Путина, он же сам такой. Понимаете, он шавка, он мелкий питерский сявка, который очень хотел когда-нибудь стать парнем заметным, заметным членом этого общества, пусть не вором в законе, хотя бы стремягой, а уж тем более бродягой, чтобы его все уважали, там, иметь какую-то подходящую роль уважаемую в иерархии – ему очень хотелось этого. Вот его никуда не брали. Кто его возьмёт, такого шкета? Шкета, тем более, с таким подлым характером, с подлым очень нравом и душком с таким – и он понимал, что он больше нигде не реализует свои вот эти мечты и комплексы мучить маленьких, мучить более слабых – и пошёл в КГБ, где это всё могло реализоваться. И это всё он так до сих пор и тащит – почему он нас научил блатному жаргону, потому что он сразу сам на нём начал говорить – мочить в сортире, размазывать сопли, вот это всё у него прорыв из мечты. И в конце концов он стал паханом Российской федерации, главпаханом, он просто мечтать об этом не мог, его так занесло – и вот уж он тут развернулся. А так, конечно, это сявка, питерская сявка из подворотни.
Н.ЮРОВА: Это был подкаст «Поживём – увидим», ждём ваших идей в комментариях по гостям для следующего эпизода. И, конечно же, очень сильно ждём ваших лайков, подписок, колокольчиков. Для вас это пара секунд, а нашу работу это поддержит очень сильно. И не забывайте, конечно, что мы есть на подкаст-платформах. Спасибо, что вы с нами. Ваша «Новая газета. Европа».