«Особое мнение» Сергея Пархоменко
Это то, что называется «зонтичное дело», когда берется какой-то прецедент, а потом к нему присоединяются все новые и новые случаи, новые и новые обвинения, и можно это размножать как угодно в любую сторону. Ну вот, решили зацепиться в данном случае за Навального…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
О.БЫЧКОВА: Добрый вечер, добрый день! Это «Особое мнение» на «Живом гвозде». С вами Ольга Бычкова. А с особым мнением — Сергей Пархоменко. Привет тебе!
С.ПАРХОМЕНКО: Привет-привет! Хорошо ли меня слышно и видно, все ли в порядке?»
О.БЫЧКОВА: Да, видно и слышно, все в порядке. Мы начнем с новостей, вернее, с отсутствия новостей про Алексея Навального, про которого известно было, что его официально нет в колонии во Владимирской области, где он находился. Но только по утечкам Baza , если я ничего не пропустила, вроде как получается, что его этапировали в Москву, но это неофициально и неточно. Чему тоже нет никаких данных.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, больше недели уже, если я правильно понимаю, 8 дней ничего неизвестно о Навальном. Его не выводили по удаленной связи на судебные заседания, что очень странно, потому что это ведь от них зависит, когда назначать эти судебные заседания. Сообщено, что его нет в той колонии, в которой он находился раньше, сообщено, что его нет в той колонии, в которую могли бы перевести логичным образом. Там же во Владимирской области есть колония особого режима.
Вообще надо напомнить, что Алексей Навальный получил новый приговор и по этому новому приговору он должен находиться в колонии другого типа, самой страшно, самой жестокой, предназначенной для серийных убийц, людоедов, чудовищных совершенно преступников, — колонии особого режима. Такая есть во Владимирской области. Но там, как было сообщено его тоже нет. Вообще российское законодательство тюремное, оно составлено невероятно иезуитским образом в этой части, потому что оно позволяет фактически неопределенно долго скрывать от кого угодно, включая ближайших родственников осужденного судьбу человека, куда он делся, что с ним происходит, куда он едет, что с ним будет и так далее.
В исправительном кодексе написано, что должно быть сообщено не позднее 10 дней с момента прибытия по новому месту назначения. Он может ехать сколько угодно. Потом, в какой-то момент он приедет к месту назначения. Кстати, какое это место назначения — у этого совершенно нет никаких правил. Точнее есть, но они строго никогда не соблюдаются. ФСИН сам решает, в случае с Навальным, разумеется, по указке сверху, потому что все это управляется вручную из администрации президента. Они сами решают кого куда вести. Он может неопределенно долго ехать.
О.БЫЧКОВА: Он же еще неопределенно долго, потому что эта система перевозки, она такая же гулаговская, как была десятилетия назад.
С.ПАРХОМЕНКО: Она скорее для мучения людей, чем для перемещения людей. Перемещать людей можно было бы и быстро. Существуют самолеты, скоростной транспорт, но никто, разумеется, им не пользуется. Везут людей неделями там, где нормальный человек потратит, может быть, несколько часов для перемещения из одного места в другое.
Так вот 10 дней может пройти с тех пор, как его уже привели. Сколько его везли и куда неизвестно. И с тех пор, как привезли еще 10 дней. А потом они увдомляют.
Как они уведомляют? Могут отправить по почте бумажное письмо, которое будет идти неизвестно сколько, и оно может и потеряться по дороге. Тогда они отправят другое письмо, может быть, в другой срок. В общем, короче говоря, столько, сколько они хотят прятать человек, сколько хотят оставлять его судьбу совершенно неизвестной, они технически могут это делать. И никто не может им в этом замысле помешать, единственное, что может быть, это какие-то утечки непосредственно из мест заключения. Всегда существуют какие-то коридор, по которым движутся какие-то слухи, информация. Адвокаты и родственники общаются с другими заключенными, которые могут кому-то что-то сказать, и тогда что-то может утечь наружу. Ну, или может утечь наружу через сотрудников ФСИН, которые тоже, как мы все знаем, тоже любители всяких подарков и поощрений за разнообразную информацию и прочите специальные услуги.
Ну вот есть сообщение о том, недоказанное, непроверенное никем, одно медиа под названием Baza сообщает об этом, что будто бы Навального повезли вовсе не к месту отбывания его нового наказания, какую-нибудь колонию особого режима, в повезли в Москву, чтобы там держать в СИЗО и проводить с ним какие-то следственные действия по новому, абсолютно абсурдному обвинению в вандализме, которое против него выдвинуто. На самом деле оно выдвинуто не только против него. Совершенно очевидно, что история с вандализмом придумана в связи с выборами, в связи с предстоящими, оставшимися несколькими месяцами президентских выборов, потому что вандализмом в данном случае называют просто либо граффити, то есть какие-то рисунки на стенках, либо прикленивание чего-то куда-то, развешивание чего-либо. Это все теперь, оказывается вандализм на почве политической ненависти или чего-то такого.
Они пытаются заткнуть последние возможности для какой-то не интернетовской агитации. Малейшие возможности что-то кому-то сообщить, как-нибудь за кого-нибудь высказаться или против кого-нибудь, — они выставляют в качестве тяжелого уголовного преступления, собираются за это демонстративно примерно наказать Навального, а потом, связывая с Навальным, поскольку это все одна экстремистская организация, один злодейский террористический клубок, будут прицеплять к Навальному все новых и новых людей, которые позволят себе что-то такое во время этого предвыборного периода сообщать.
Это то, что называется «зонтичное дело», когда берется какой-то прецедент, а потом к нему присоединяются все новые и новые случаи, новые и новые обвинения, и можно это размножать как угодно в любую сторону. Ну вот, решили зацепиться в данном случае за Навального. Вполне возможно, что это связанные вещи. На мой взгляд, это звучит довольно правдоподобно.
О.БЫЧКОВА: В том смысле, что вандализм, Москва, новое расследование…
С.ПАРХОМЕНКО: Правдоподобно, что его, действительно, повезли в Москву, потому что задача заключается в том, чтобы его спрятать и лишить всякого контакта с окружающей действительностью на эти месяцы, по крайней мере, оставшиеся до выборов, чтобы он никаким образом не мог повлиять на происходящее. Потому что мы видим, что все равно, несмотря ни на какие ШИЗО, ни на какие заточения бесконечно цепочечным способом в какие-то особые условия содержания, все равно ему удается генерировать политические идеи. Ему удается передавать на волю. Ему удается влиять на то, что происходит. Скажем, последнее заявление Навального по поводу того, какой линии следует придерживаться в отношении этих выборов, они имели большой резонанс, возбудили большие споры, вокруг них было много разных разговоров, они, несомненно, привлекли внимание огромного количества людей. И этого организаторам этих имитационных мероприятий совершенно не нужно. И они будут пытаться, по меньшей мере, закатать Навального таким способом, чтобы никто о нем в это время не слышал. А там, как получится. Если получится в течение нескольких месяцев, нет никаких оснований у них возвращать Навального в какую-то позицию, в которой он может иметь хотя бы минимальные возможности в связи с окружающим миром. Вполне возможно, что он ровно и останется такой железной маской, человеком, заточенным в условия, которые решают нас, мир всякого представления об этом.
Это абсолютно сталинская методика. И хорошо помним несколько знаменитых историй. Даже не надо погружаться в Средние века и романы Александра Дюма, чтобы вспомнить об этом. Достаточно вспомнить, например, историю знаменитую с Раулем Валленбергом, знаменитым шведским дипломатом, который попал в застенки НКВД во время Второй мировой войны и исчез. И до сих пор в точности неизвестно, что с ним произошло, сколько времени его перемещали с места на место, в каких обстоятельствах он там жил, до какого момента он жил, когда, в какой момент его убили. Все это осталось абсолютно скрытым. Методика тогда уже эта существовала. Точно так же по этой методике на протяжение уже 15 лет с конца 30-х годов, скажем, с 40-го года по 53-й — вот так тайным образом перемещались по советской системе лагерей члены правительств балтийских стран, которые были все арестованы, депортированы. Их было много десятков человек в первый момент.
Я просто в свое время специально следил за этой историей, разговаривал даже с некоторыми ее участниками и очень хорошо эту методу помню, как несколько десятков человек исчезли. Они были живы еще много лет, а некоторые даже вышли на волю в 53-м году после смерти Сталина. Но все это время судьба их была абсолютно неизвестно. Они были совершенно тайным образом перемещаемы из одной тюрьмы в другую по всем этим централам, пересылкам, сидели в одиночных камерах. В общем, они это умеют.
Но, к сожалению, мы можем опасаться за то, что судьба Алексея Навального в ближайшее время будет именно такой: он превратиться в тайного узника ФСИН. И потребуются колоссальные усилия для того, чтобы выяснить, где находится он и в каком состоянии и жив ли он.
О.БЫЧКОВА: Но адвокатам как-то удается вытаскивать…
С.ПАРХОМЕНКО: Последние 8 дней — нет, как мы знаем. Адвокаты по-прежнему ничего об этом не знаю. Я во всяком случае ничего об этих сообщениях не знаю, может быть, они появились в последние минуты, пока мы с тобой разговаривали. Ничего этого не было. И они ровно так же, как мы, не понимают, где он, не имеют никакой информации. А на все их вопросы отвечают, что есть законный порядок. А законный порядок такой, как я описал: 10 дней со дня прибытия и непонятно каким способом и сколько времени будет идти.
Я знаю, что есть какие-то наивные надежды, я вижу это, читая свой собственный телеграм-канал «Пархомбюро», где люди говорят: «Ну вот, кто-то спросит у Путина. Завтра будет «Прямая линия», наверное, Путину зададут вопрос про Навального и тут, наверное, он все ответит».
Мы видим, как это все происходит, видим по последней реакции представителей Кремля.
О.БЫЧКОВА: Песков уже сказал, что всегда говорит Песков: «У нас нет информации».
С.ПАРХОМЕНКО: Это все выученная реакция. Слава богу, что Песков не спросил, кто это? Потому что обычно начинается с этого, что они говорят: «Нет-нет, мы не слышали никогда такого имени, мы не знаем, о ком вы говорите. Да-да, мы выясним». Это примерно так же отвечал Путин последний раз на встрече с этим марионеточным Советом по правам человека, который задавал всякие трогательные вопросы. И он там тоже по поводу кого-то говорил: «Да? Кто это? Надо будет узнать, кто это. Это очень странно, что вы рассказываете, выглядит прямо анекдотично», — по-моему, такое слово он упомянул по поводу этих обвинений. Правда про самые «анекдотичные» обвинения вопросов ему не посмели задать — ни про Скочиленко, ни про разные другие совершенно фантасмагорические случаи колоссальных приговоров по абсурдным обвинениям. Но манера такая есть. Первая реакция: «А кто это?» Вторая реакция: «Мы не знаем ничего». Третья реакция: «Мы попробуем выяснить». Вот вам, собственно, вам и весь ответ.
Тем не менее, раз уж мы об этом заговорили, Кагарлицкий..
О.БЫЧКОВА: Давай…
С.ПАРХОМЕНКО: Борис Кагарлицкий — довольно известный деятель в мировой классификации левого движения…
О.БЫЧКОВА: Ну да, он этим и известен. Надо сказать, что Борис Кагарлицкий, будучи профессором, автором, публицистом и так далее и как бы человеком интеллектуально основательным, он как раз себя позиционирует в таком, международном смысле как левый.
С.ПАРХОМЕНКО: В общем, это известный человек с репутацией мыслителя, ученого, публициста, оратора и уж точно не уголовника. И обвинения, действительно, совершенно абсурдные, но достаточно неожиданно для многих его приговор составил всего, по-моему, 600 тысяч рублей штрафа, хотя прокуратура просила 5 лет или даже больше заключения для него.
На мой взгляд, это еще одно доказательство такого ручного управления и произвола. То есть я, конечно, очень рад, что Борис Кагарлицкий не будет находиться в отвратительных тюремных условиях. Он уже немолодой человек, наверняка не очень здоровый. И каждый раз нужно радоваться, что человек будет жить в нормальный человеческих условиях, спать в постели одеялом, а не на кошмарных тюремных нарах. И, конечно, очень хорошо.
Это еще одна иллюстрация того, что судебная процедура полностью отсутствует. Все это абсолютно непредсказуемо. Обвинения берутся из ниоткуда, так и приговоры берутся из ниоткуда. Весь этот процесс от его начала и до его конца является полностью построенном на произволе, на политической целесообразности: произвести впечатление, кого-то напугать, сделать так, чтобы было неповадно, ком-то отомстить, кому-то продемонстрировать. Только это не имеет отношения к Уголовному кодексу, который определяет, кому, за что и сколько полагается, в чем заключаются преступления. Никто давно про это не думает в этой политической сфере.
Тем более, что эта судебная система все время демонстрирует, что произвол ее не имеет конца. Он когда-то начинается, может продолжаться бесконечно.
Буквально в эти дни начинается повторное рассмотрение дело Олега Орлова, одного из руководителей правозащитного центра «Мемориал», ликвидированного российскими властями. Но понятно, что люди и самого «Мемориала» и правозащитного центра продолжают свою работу под другими названиями или вообще без названий, сугубо волонтерским, активистским способом. Олег Орлов заявил сразу, когда он получил этот удивительный приговор — штраф вместо тюремного заключения по настолько же, а, может быть, еще более абсурдному обвинению. Его обвиняли в дискредитации, дезинформации и всем таком, а он просто сообщал о том, что происходит в действительности. Он просто пытался в своих аналитических текстах обсуждать реальную политическую ситуацию — ситуацию с правами человека в связи с этой развернувшейся войной.
Он заявил сразу, когда он получил этот штраф, даже еще до этого он заявил о том, что каким бы ни были приговор, он в любом случае будет его оспаривать, потому что само обвинение было абсурдным и оскорбительным и бессмысленным. Что он и сделал. И он оспорил вместе со своими адвокатами этот приговор. И сейчас, конечно, очень велика вероятность, что чтобы неповадно было, чтобы научить других в таких случаях не трепыхаться, — вот он теперь задним числом получил все-таки какое-то серьезно, возможно, связанно с заключением тюремным наказание. Но он к этому готов, как я понимаю. Он выбрал для себя такую судьбу, и для него этот принцип в действительности важнее
О.БЫЧКОВА: Давай скажем о том, что буквально только что перед нашим эфиром кассационная инстанция уже вторым судом оставила без изменения приговор Илье Яшину — 8,5 лет колонии. В свою очередь Яшин тоже, как они утверждают, распространял фейки про Российскую армию, по мотивам политической ненависти, — так это формулируется. Речь идет, как все прекрасно знают, о его давнем стриме о событиях в Буче.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, о стриме в Буче, которые являются теперь абсолютно общепризнанными, хрестоматийными, войдут в учебники истории, будут важным элементом будущих расследований. Уже, собственно, являются. И там изучено все до последней минуты и до последнего сантиметра, до последнего участника этих событий.
Вот, оказывается, можно обвинить человека в клевете и фейках на основании того, что он рассказывал абсолютно всем известные, теперь общепринятые истины. Ну да, вот еще одна иллюстрация того, что система правосудия в России, судебная система, никак больше не отличающаяся никаким правосудием, построено на абсолютно произвольных решениях и на политической целесообразности и приказах. Там нет никакой самостоятельности, там нет никакого абсолютно самостоятельного принятия решений в вынесении приговоров в тех процессах, которые ведут эти суды. Все это предопределено другими силами в других местах.
О.БЫЧКОВА: Я за этими событиями следила по каналу Василия Полонского, который нам всегда рассказывает о таких судебных события. И он там, в том числе, транслировал выступление Ильи Яшина. И все, у кого есть возможность пойти в Телеграм и найти там Полонского и послушать это, — прямо послушайте. Потому что Яшин очень спокойно, очень последовательно раскладывает все вещи. Судья его пытается перебивать. Его пытаются заткнуть, и он как такой непотопляемый крейсер идет четко и ясно вперед.
На этих дня мы получили какие-то дополнительные аргументы тому, о чем подозревали или догадывались. Я говорю о докладе разведки по поводу потери России во время войны в Украине. Там приводятся цифры совершенно невероятные, колоссальные, говорится о том ,что 90% военнослужащих, которые начинали эту войну, они утрачены: они убиты или ранены. И общие потери убитыми и ранеными с российской стороны составляют более 300 тысяч человек.
С.ПАРХОМЕНКО: История с этим докладом, мне кажется, только начинается. Потому что сам доклад и вообще исходные материалы того доклада пока, как я понимаю, не опубликованы, и мы ждем более обширной публикации.
До сих пор был очень похожие друг на друга, буквально текстуально совпадающие публикации в нескольких крупных агентствах информационных, в частности, Reuters или CNN, и просто по характеру этих публикаций похоже, что разведка пригласила каких-то аккредитованных при ней журналистов, показали ограниченное количество элементов этого доклада. И они буквально дословно это все воспроизвели. Но доклад этот делался для американского конгресса. И, я думаю, мы получим гораздо больше информации по этому поводу.
С тех пор, как задним числом выяснилось, что американская разведка очень точно, очень адекватно оценивала все обстоятельства, связанные с началом войны, осенью 21-го года, осенью 22-го года и непосредственно перед тем, как началось полномасштабное вторжение России, агрессия России против Украины, с тех пор к американской разведке принято относиться с вниманием и уважением. Они явно мыло не едят и у них есть серьезные возможности, связанные со спутниковым наблюдением, с разными технологическими способами. Мы знаем, что разные разведывательные дроны большие, здоровенно летают постоянно над Восточной Европой и они видят далеко и собирают информацию непосредственно на полях боев.
Другое дело, как потом эта информация анализируется, как складываются цифры, что учитывается, что не учитывается, какие типы потерь, что они включают в эти потери, какие пропорции между убитыми и ранеными, пропавшими, возвратными потерями, безвозвратными потерями и так далее. Это всё, конечно, надо видеть, посмотрев на этот доклад целиком.
Но пока эти цифры впечатляющие, в целом совпадающие с оценками других, менее масштабных поисковиков и аналитиков, которые буквально поштучно собирают сведения о потерях боевой техники, собирают непосредственно в первичных источниках сведения о потерях в живой силе. Да, больше 300 тысяч в общей сложности.
Давайте вспомним, что мы слышали про вагнеровскую всю эпопею, где десятками тысяч людей уничтожали, буквально пережевывали, перемалывали в этих бессмысленных атаках. И это были наемники, уголовники вагнеровские, люди, которых вербовали из других источников.
315 тысяч — это сравнимо с общим количеством сухопутных войск, если я правильно понимаю, России, а это те самые, кто воюет. Воюют сухопутные войска, воздушно-десантные войска, всякие другие, моряки, например. Все, что числится за флотом, он же не принимает участия, за исключением, может быть, Черноморского флота, который, по существу, имеет очень ограниченные объемы и небольшое количество военнослужащих на этих судах.
Да, это сравнимо с численностью сухопутных войск России, то, чем Россия располагала к началу этой войны. И не надо это интерпретировать так, что у России есть 350 тысяч или 370, а из них 315 погибло — нет. С тех пор прошла одна волна мобилизации, которая была осенью 22-го года. А главное идет ползучая мобилизация. Она идет без всяких волн и не затухает ни в какой момент. Огромное количество призывников обманом, угрозами, уговорами переделываются в контрактников, заставляют их подписывать бумаги и отправляют на фронт.
Наемников продолжают вербовать, а главное, что продолжается мобилизация. Эта мобилизация не затрагивает в массовых, во всяком случае, масштабах, больших городов, но она идет где-то в глубинке. Очень страдают от нее до сих пор национальные республики, которые располагаются в районе Урала, Сибири. Оттуда забирают очень много людей. Много людей забирают из сельской местности, из небольших городков. Абсолютно безжалостно там все это чистят. Там, где общество разобщено, там, где есть больше возможностей забирать людей без какой бы то ни было огласки, не опасаясь каких бы то ни было протестов, противодействий.
Не случайно только к исходу второго года войны мы с вами впервые услышали о каких-то недовольных, об этих знаменитых матерях, сестрах, женах, которые начали высказываться хотя бы вот так, робко и ограничено не только против войны в целом, а против того, что они называют несправедливостью: «Моего забрали. А вот соседского не забрали. Заберите теперь его…».
О.БЫЧКОВА: Нет, они еще высказываются по поводу того, что обещали демобилизовать — и не собираются отпускать обратно.
С.ПАРХОМЕНКО: То же самое с техникой. По этому докладу 2200 танков из 3500 потеряно Российской армией. Кроме того потеряно 3400 боевых машин пехоты и бронетранспортеров, то есть примерно треть от их общего числа. Боевых машин много в армии.
Надо смотреть, как раскладываются эти цифры на конкретные типы техники, на конкретные модели танков.
Россия в огромном количестве отправляет на фронт восстановленные, модифицированные, оживленные старые танки, которые собирают ото всюду. И это, кстати, тоже один из результатов этой войны. Не случайно в этом же докладе содержится информация о том, что по оценкам экспертов разведки война отбросила военную модернизацию страны на 18 лет назад. Что это значит.
О.БЫЧКОВА: Почему на 18?
С.ПАРХОМЕНКО: Почему на 18, увидим, если увидим более полный текст доклада, из чего они вычисляют такую точную цифру. Но почему отбросило, понятно — потому что никто не занимается новыми видами вооружений на самом деле. Потому что сейчас речь идет о том, чтобы гнать вал того железа, состоящего из чего угодно — из старых танков, из еле живых, из восстановленных, из починенных, из модифицированных.
О.БЫЧКОВА: Из северокорейских.
С.ПАРХОМЕНКО: Наверное, какое-то количество там есть и северокорейских. Я не знаю, может быть, из Эфиопии еще повезут, куда еще Советский Союз поставлял технику в свое время. Я знаю, что в странах Магриба — в Алжире, Тунисе, Ливии строил Советский Союз ремонтные и сборочные танковые заводы. Так что там, может быть, чего-то осталось. Так что еще повезем оттуда, с Алжира, например. Алжир теперь большой друг Российской Федерации, один из главных торговых и политических союзников.
Да, работа остановлена. На это нет ни денег, ни специалистов, ни производственных мощностей. Всё занято созданием этого «железного мяса» технического для этой войны.
С одной стороны, можно, конечно, этому порадоваться, потому что в руках у агрессора по возможности не должно быть современного оружия. Бог знает, что он с ним придумает и куда дальше с ним отправиться.
Но, с другой стороны, если думать о России в историческом масштабе, развитии страны, какое у страны будущее, есть оно или нет его, является ли Россия технологической державой или отсталым, кустарным агрессором, то, конечно, это и есть вклад Путина. Это и есть результат, в чем он должен был бы отчитаться, когда он будет устраивать свою «Прямую линию». Вот его достижения, они заключаются вот в этом. Развитие страны остановлено, модернизация остановлена. Страна топчется на месте и живет своим прошлым.
О.БЫЧКОВА: В тех же материалах говорится о том, что все это не влияет на длительность этой военной кампании с точки зрения России. Потому что, грубо говоря, если совсем упрощенно объяснять, то совершенно все равно, какими телами забрасывать украинский фронт.
С.ПАРХОМЕНКО: Конечно, главный ресурс этой войны — это человеческое мясо. И вся тактика, вся метода этой войны построена на этом, на том, что людей не жалко. И это главное преимущество режима Путина в этой войне перед всем остальным миром. За исключением нескольких безумных стран типа Северной Кореи, не знаю, что еще можно упомянуть в этой связи, может быть, Венесуэлу.
О.БЫЧКОВА: ХАМАС.
С.ПАРХОМЕНКО: ХАМАС совершенно ты права, ХАМАСу это тоже абсолютно свойственно: людей не жалко. Вот Путину не жалко, и ХАМАсу не жалко. А всему остальному миру — жалко. И в этом различие. Если спросить: А какое отличие цивилизованной страны от нецивилизованной — вот такое: цивилизованной стране жалко своих людей, а Путину — нет. Вот и всё. И весь ответ.
Владимир Зеленский в Соединённых Штатах пытается добиться увеличения американской помощи. Чего-то он уже добился, с чем-то есть проблемы. Это сложная увязка и сложная конфигурация помощи со стороны Соединённых Штатов Украине, а также Израилю, а также Тайваню, и что нас ещё там ожидает в смысле географии горячих точек. Американские выборы и общая ситуация в мире. Давай попытаемся это как-то расставить.
Да, конечно. На глазах у всех этот визит Зеленского в США, который внешне выглядит очень неудачным, прежде всего, неудачным в цифровом исполнении. Вот, дескать, Зеленский ехал для того, чтобы получить очередные несметные миллиарды, а получил какие-то жалкие 200 млн.
Нет, послушайте, Конечно, это так не рассчитывается. 200 млн — то не то, что получил Зеленский в помощь Украине. Это некоторая техническая сумма, которая необходима для того, чтобы развеять какие-то незатыки, связанные непосредственно с производством вооружений именно на территории США. То есть эти 200 миллионов никуда не поедут. Они нужны для того, чтобы как-то интенсифицировать исполнение предшествующих обязательств в Соединённых штатах.
Здесь, кстати, возникает вопрос, который часто задают: Куда делся ленд-лиз? Я бесконечно слышу его в записках, которые я получаю от читателей моего telegram-канала: «Но как же вот вы говорили про ленд-лиз. А что же они не воспользуются этим ленд-лизом?» Давайте вспомним, что не деньги, не не вот эта сумма называется ленд-лизом. Ленд-лиз — это способ распоряжения деньгами. Принимаются решения о выделении той или иной помощи, дальше наступает период распоряжения этими деньгами. Их можно раньше или позже решить, каким именно способом их использовать. Там есть много вариантов. Много предопределено изначальными решениями, но кое-какая свобода остается. И ленд-лиз был просто таким решением, что на протяжении определенного периода президент может эти технические решения внутри процедуры распоряжения этими деньгами принимать самостоятельно, каждый раз на спрашивая разрешения, не уточняя, не дебатирую, не получая какой-то поддержке в конгрессе. А вот в тех рамках, которые уже приняты и установлены, он мог этим распоряжаться.
Но этот срок кончился. Потому что США живут финансовыми годами. Финансовые годы начинаются и кончаются 1 октября, соответственно, октября 23-го года очередной финансовый год кончился, и период действия этого ленд-лиза кончился. Он не понадобился в том смысле, что у президента и так было достаточно возможностей для оперативного распоряжения этими выделяемыми деньгами, и ему не пришлось воспользоваться этой специальной процедурой ленд-лиза, чтобы как-то специально, через колено, вопреки чему-нибудь что-нибудь такое устраивать. Все шло в рамках рутинной процедуры. И ленд-лиз этот не пригодился.
Вопрос сейчас, конечно, в другом. Вопрос в том, что будет дальше и на каких условиях это будет дальше. Ключевое слово здесь — «контроль», контроль и отчетность. Главное, что изменилось в отношении американских сенаторов и конгрессменов, судя по тем дебатам, которые мы видим по отправлению помощи Украине, — это требование более жесткого контроля и отчетности со стороны Украины и со стороны тех исполнителей решений американских, которые занимаются расходованием этих денег. Требуются гарантии, что это не будет затронуто коррупцией, что это будет использоваться по назначению.
Вы помните, что есть ограничения в использовании некоторых, особенно дальнобойных систем против территории России, международно признанно, не то, что Россия считает своей территорией, захватив некоторое количество украинских земель. Там все это, несомненно, можно использовать, включая Крым, части Харьковской и Донецкой, Луганской, Запорожской областей.
Так что требуется контроль. И, собственно, смысл визита Зеленского в этот раз заключался ровно в этом, — в том, то он давал гарантии, давал объяснения, каким образом этот контроль и эти гарантии могут быть исполнены.
И понятно, что по сравнению с его первыми речами, которые носили концептуальный характер, когда речь шла в целом о войне и в том, что мир должен поддержать Украину в этой войне против агрессора, который на нее напал, конечно, это выглядело гораздо менее выигрышно, гораздо менее театрально. Это уже какой-то технический разговор. Поэтому важные деятели американского Конгресса, лидеры различных фракций и в Сенате и палате представителей говорили, что «Да, мы это уже слышали. Это было очень предсказуемо. Это было заранее заготовлено». Ну, разумеется, это было заранее заготовлено, а как вы хотите? Всем же понятно, о чем будет идти речь, что сейчас камнем преткновения является вот это.
И задача заключается в том, чтобы сохранить решения о выделении этих 106 миллиардов долларов, из них 61,4 миллиарда — помощь Украине. А в целом вся сумма включает и помощь Израилю и некоторые косвенные расходы, связанные с тем, чтобы парировать последствия этой войны, связанные, в том числе, с нарушением продовольственных поставок и так далее.
К сожалению, пока становится понятно, что до конца года — впрочем, у нас осталось 16 дней — эти деньги выделены не будут. По всей видимости, процедура затянется дальше, и мы должны будем ждать, когда Конгресс вернется со своих рождественских и новогодних каникул. В частности, это устроено не так, как Советском Союзе и России, когда новогодние каникулы затягиваются до середины января. Нет, всё это относительно быстро кончается.
Внешне да, это выглядело все довольно скромно. Но понятно, что до сих пор это является двухпартийным и двухпалатным консенсусом, который заключается в том, что США должны содействовать Украине, они понимают, что опасность для Украины является опасностью для Европы и, в первую очередь, является опасностью для всего мира, в том числе, для США. Понятно, что предвыборный период в Штатах это используется для разного рода внутриполитических задач, дебатов. Пытаются ввязать разговор об этом в разные другие разговоры. В любимые Трампом и его сторонниками разговоры о защите США от эмигрантов с юга, закрытии южной границы с Мексикой. И разного рода экономические проблемы. И очень важные дебаты, связанные с политикой США в отношении иммиграции. Это не только связано с Мексикой, с закрытием границ. Там еще миграция из мусульманских стран и так далее.
Да, конечно, политики пытаются использовать и этот рычаг для своих политических целей, для своих политических дебатов. И, конечно, это все очень не вовремя.
Для этой войны, к сожалению, очень много в мире происходит того, что не вовремя. И это не вовремя и нападение ХАМАСа на Израиль очень не вовремя, разные другие события и природные катастрофы, которые отвлекают от этой войны и создают новые сложности для отражения агрессии.
О.БЫЧКОВА: Давай продолжим еще одной важной американской темой. Ректор Пенсильванского университета Мэгилл подала в отставку. Председатель попечительского совета этого же университета тоже. Теперь речь идет о президенте университета Гарвардского Кладин Гэй, которую склоняют тоже уйти в отставку, и несколько сотен профессоров Гарварда выступают в ее защиту. Все это после известного обсуждения по поводу событий вокруг Израиля, Палестины и ХАМАСа в Конгрессе, где не услышала общественность от руководителей крупнейших американских университетов внятного ответа по поводу антисемитских призывов.
Эта история выглядит абсолютно удивительно. Потому что в последние годы мы наблюдаем огромное количество важных обсуждений и важного проговаривания всех вопросов, которые касаются этики спичей, того, что можно говорить в общественном пространстве, чего нельзя. Казалось бы, на очень многие темы даны правильные и четкие, внятные ответы и человеческая этика и общественное развитие поднялось на какую-то новую ступень. И вдруг мы выясняем, что в том, что касается старого доброго антисемитизма, этого не произошло.
С.ПАРХОМЕНКО: Прежде всего, казалось бы, какое нам дело до американских университетов?
О.БЫЧКОВА: У меня такое ощущение, что я смотрю кино про события 60-х каких-нибудь годов.
С.ПАРХОМЕНКО: Я бы все-таки начал с понимания того: «А что такое этот Гарвард, что такое этот Массачусетский институт, этот Пенсильванский университет? Почему мы должны этим заниматься?»
О.БЫЧКОВА: Это лига Плюща.
С.ПАРХОМЕНКО: Помимо того, что это яркие дебаты, они привлекают всеобщее внимание, они затрагивают темы, которые всех беспокоят и так далее. Это место рождения мировой элиты. И ничего невозможно с этим сделать. Понятно, что это не единственное место рождение. Понятно, что этих университетов несколько больше и какое-то количество их помещается в Великобритании, а какое-то количество во Франции. Есть немало престижных учебных заведений в мире.
Но нет никаких сомнений, что все те три, о которых мы говорим, мы говорим потому, что был очень яркий театральный спектакль, который был устроен в американском Конгрессе с допросом трех глав этих университетов. И то, что они говорили, это можно представить, и что лидеры других университетов говорили бы что-нибудь подобное. Это, видимо, такая распространенная теперь, как это ни ужасно, точка зрения, во всяком случае, манера говорения на эту тему. Там большие проблемы с тем, чтобы отделить то, что они думают на самом деле от того, как они на самом деле это сформулировали. Совершенно не факт что это одно и то же. В головах у них — одно. На языках — другое.
Но университеты являются моделью. Они являются демонстрацией того, как эта мировая индустрия создания лидеров — речь идет об этом, — это то, где появляются лидеры. Лидеры не в том, что эти люди в бриллиантах вылезают из дорогих автомобилей и накидывают на плечи друг другу норковые палантины. Не в этом смысле элита. Это элита, потому что это лидеры правительств, лидеры парламентов, лидеры индустрии, это крупнейшие мировые компании, это крупнейшие исследовательские центры, это вообще мировая наука, это вообще весь мировой прогресс. Все это рождается в этих университетах. И недооценивать это и смеяться над этим — чего-то там в это Гарварде, чего-то у них на кампусе происходит… Послушайте, в этом кампусе сейчас находятся люди, о которых вы узнаете несколько лет. Вы будете повторять их имена в связи с тем, что они будут управлять крупнейшими компаниями и целыми странами, определять вашу жизнь, определять тенденцию развития всего мира. Да, вот они сейчас — на кампусе, а завтра будут не на кампусе. И важно, что там происходит. И важно, кто им преподает. И важно, кто ими руководит, и важно, кто определяет их кодекс поведения и так далее. Важно для всего мира. Если вам кажется, что это вас не касается, то это ваша проблема. Это значит, что вы отстали от всего этого мира, как-то отделились, от него отгородились. И в этом в значительной мере проблема путинской России, что она не ощущает себя и, по всей видимости, к сожалению, не является частью мирового процесса развития на сегодня.
Поэтому весь мир смотрит на эти три университета, а вы нет, — говорю я тем, кто упрекнет меня в том, что у нас есть проблемы поважнее и нам не этим сейчас надо заниматься.
Что там, в действительности происходит? Вот я получил тут же вопрос сегодня в своем телеграмме: «Как вы думаете, какова будет судьба Гарварда?» Я даже спросил: «А что вы имеете в виду? Что, кто-то разрушает, стирает с лица земли, уничтожает Гарвард?» Это один из крупнейших мировых университетов, такой столп мировой науки, общественного развития и так далее.
Да, тем не менее, собственно, происходит размежевание о этой линии. Действительно, выяснилось, что тихо-тихо, пока как-то глубоко прорабатывались все эти материи, связанные с гендерным равноправием, с отказом от дискриминации по расовому принципу, религиозному, национальному, и люди были к этому внимательны и бесконечно занимались исследованиями в этих областях. И в общественных науках самые большие день в последнее время тратились на исследования, связанные с гендерными проблемами, с расовыми проблемами, с национальными, этическими проблемами.
И каждый, кто оказывался в этом университете… Я помню, что я приехал, но правда, не в Гарвард, а в Стэнфорд в какой-то момент, чтобы провести там несколько месяцев. И первое, что я должен был сделать, я должен был пройти как бы краткий курс правильного поведения в университете и на кампусе, связанного с тем, чтобы никого не дай бой не ущемить, не обидеть, не дискриминировать — вот по одному из этих принципах должен был подписываться в том, что я буду уважать эти принципы равноправия и делать всё, чтобы их не нарушить.
О.БЫЧКОВА: И нам казалось, что антисемитская тема тоже…
С.ПАРХОМЕНКО: Тоже туда включается. А оказалось, что это несколько сложнее. Оказалось, что в том, что касается отношения к Израиля, его роли на Ближнем Востоке, к его взаимоотношениям с окружающими его врагами, а надо так говорить: Израиль окружен врагами. И никак по-другому невозможно описать то, что там происходит. Все это заслуживает отдельного разговора и какого-то будто бы отдельного к себе отношения. И, собственно, в этом заключался тот знаменитый допрос, которому были подвергнуты лидеры этих трех университетов в Конгрессе, когда сенатор и имени Элиз Стефаник, которая в свое время кончала этот самый Гарвард, в чрезвычайно жесткой манере, постоянно настаивая, что она требует ответов да или нет и не хочет никаких объяснений, а хочет просто «да или нет», — она спрашивала, является ли антисемитизм, по существу, призывы к уничтожению израильтян, призывы к геноциду евреев частью того кодекса, который, собственно, запрещает любую дискриминацию, любое насилие и оскорбление, и это все-таки внутри или снаружи? Геноцид евреев — это тоже запрещено или вы почему-то считаете, что с этим нужно разбираться отдельно? Вот, чего она требовала и на что она не получила достаточно ясных ответов.
И это кончилось тем, прежде всего, что у всех этих участников этого разговора начались большие неприятности и у их университетах начались неприятности. Что это означает? Да деньги они потеряют, много денег, прежде всего. И, конечно, они от этого лучше не станут. Закрыть, распустить, раздавить, упразднить эти университеты силой воли. Но за каждым из этих университетов есть сообщество их доноров. И традиционно наука в США финансируется, прежде всего, на донорской основе выпускниками этих университетах и крупными компаниями, которые заинтересованы в их выпускниках.
И они сказали свое слово: «Мы не хотим, чтобы в этих университетах так относились к проблемам геноцида.
О.БЫЧКОВА: В Израиле, например, говорят: «Ну, и что? Вместо одних денег придут другие деньги, и это будут деньги арабские.
С.ПАРХОМЕНКО: Пока это не очень ясно. Пока непонятно, придет ли столько арабских денег и будут ли эти деньги приняты таким образом, как те деньги, которые уйдут сейчас… Собственно, в одном из университетов — в Пенсильванском это уже произошло. Целый ряд доноров заявили, что они прекращают отношения с этим университетом. И Элизабет Мэгилл немедленно должна была его покинуть. По всей видимости, в Гарварде этого не произошло еще пока. В Массачусетском институте этого не произошло еще пока. Посмотрим, как это будет выглядеть дальше, но механизм воздействия такой. Речь идет о том, что университеты эти очень зависят от своих бывших выпускников и зависят от компаний, которые заинтересованы в выпуске качественных специалистов и потом возьмут их на работу.
О.БЫЧКОВА: Давай, действительно, заканчивать. Спасибо большое. Это был Сергей Пархоменко.
С.ПАРХОМЕНКО: Спасибо. В пятницу на моем канале в YouTube…
О.БЫЧКОВА: Всем спасибо, счастливо! До встречи.
С.ПАРХОМЕНКО: Пока!