«Особое мнение» Сергея Пархоменко
Праздник жизни превратился в праздник смерти. В праздник агрессии, уничтожения, насилия, вражды. Он не со слезами на глазах, а с пеной на устах – пеной бешенства, ярости, свирепости.
Поразительно, как быстро это случилось…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
О.БЫЧКОВА: Добрый вечер, добрый день! Это «Особое мнение» на «Живом гвозде». С вами Ольга Бычкова. С особым мнением — Сергей Пархоменко. Привет!
С.ПАРХОМЕНКО: Привет-привет, Оля! Рад всех видеть и слышать.
О.БЫЧКОВА: Да, взаимно. И напомню нашим слушателям и зрителям, что мы в прямом эфире сейчас. У нас есть чат. Я внимательно смотрю, что нам пишут. Продолжайте, пожалуйста, это делать, потому что вопросы, реплики, комментарии, возражения — это всё приветствуется.
Также я смотрю, что пишут люди в твоем Телеграм-канале «Пархомбюро» и тоже там есть некоторое количество важных тем и вопросов.
Я начну, конечно, с очевидного, уж извини меня, что поделаешь — 9 Мая. Только что прошедшее буквально вчера. Все обращают внимание, конечно, на этот очень одинокий танк, который грустненько полз по Красной площади, что-то собою символизируя. Но это, видимо, не единственное, на что там можно обратить внимание. Или нет?
С.ПАРХОМЕНКО: Да нет. На самом деле, конечно, основным событием, если говорить о самом праздновании, этой церемонии — она какая-то очень непраздничная была, поэтому празднованием назвать трудно, но назовем церемонией — было присутствие этих 7 несчастных глав государств на веревочке.
О.БЫЧКОВА: Почему они несчастные?
С.ПАРХОМЕНКО: Ну, потому что очень вынуждены… Это редкий на самом деле жанр: такой репортаж с петлей на шее, визит за шкирку. Ну, как-то их всех затащили, потому что есть каждому что сказать, есть чем напугать, кому-то что-то посулить.
О.БЫЧКОВА: А ты тоже думаешь, что их затащили, чтобы они служили живым щитом, если вдруг кому-нибудь что-нибудь придет в голову нехорошее.
С.ПАРХОМЕНКО: В том числе, и это. Конечно, есть пропагандистская сторона дела: Вот смотрите, все-таки у нас тоже есть какие-то союзники, тоже есть кто-то, кто разделяет с нами и так далее. Сугубо практическая, циничная: Пусть постоят рядом на всякий случай, пригодится.
О.БЫЧКОВА: Не повредит.
С.ПАРХОМЕНКО: Не повредит. Мы уже несколько раз обсуждали события, которые описываются этим прекрасным образом: не повредит. Пусть постоят.
Там есть один прекрасный случай. Это случай Токаева, неочевидный случай, потому что, действительно, он ведет себя несколько особенно, у него есть сложная система взаимоотношений с разными его партнерами. Он демонстрирует как бы постепенную, все большую дистанцию. Но, по всей видимости, и к нему есть аргументы. Прежде всего, я думаю, что один из аргументов, может быть, связан с тем, что ему все-таки реально помогли удержаться у власти в тяжелый момент в январе 21-го года. И хотя политика — это такое занятие, где не принято быть особенно благодарным, отдавать долги и так далее. Но, возможно, все-таки какие-то встречные обязательства он чувствует. Есть экономическая сторона дела, потому что Казахстан один из крупнейших каналов серого импорта в Россию и, соответственно, один и крупнейших бенефициаров (бенефициариев точнее), короче говоря, тех, кто зарабатывает на санкциях против России, кто зарабатывает, служа каналом для поставок в Россию всего того, чего в Россию больше поставлять нельзя. Я думаю, что для казахской экономики это стало еще один серьезным элементом дохода.
Плюс специалисты говорят, что есть всякие нюансы, связанные с путями транспортировки нефти и газа новым азиатским покупателям, и там тоже Казахстан может быть в лучшем или худшем положении. В общем, есть кое-какие аргументы и по этой части.
Во всех остальных случаях это — за шиворот. За шиворот Лукашенко притащен, больной, не больной — говорят, что еле держится на ногах, говорят, что в плохом состоянии, с обострением того и сего. Есть люди, которые пристально наблюдают за его здоровьем, пусть они скажут. Но выглядел, действительно, что называется, краше в гроб кладут.
За шиворот — Пашинян. Это, пожалуй, самое печальное, самое трагичное событие, когда, действительно, политик, оказавшийся в самом безвыходном положении, и, по всей видимости, не по своей вине, оказавшийся во главе страны, которой угрожает смертельная опасность просто каждую минуту, от этой страны может ничего не остаться, потому что вокруг нее сплотилось довольно большое количество ее недругов. И один сомнительный союзник, который каждую минуту пытается из этого союзничества что-то извлечь — это Россия и есть.
А дальше, всё остальное. Узбекский лидер, который только что вступил на скользкий путь. Там как по учебнику тоже все произошло. Опять изменения в Конституции, досрочные выборы, отмена ограничений по количеству сроков, которые может занимать один и тот же человек, то есть, по существу, то самое обнуление, которое произошло в России в 20-м году. И перспективы этому Мерзиёеву сидеть на своем стуле до 40-го года. А дальше передать это все какому-то своему преемнику.
Вот ничего их не учит. Не понимают они, что рано или поздно это кончается Ливией или в лучшем случае Тунисом, там где кому-то лом не засунули ни в какое отверстие тела, но тоже человек должен был стремглав бежать со своей семьей из страны. Так что диапазон такой: от Туниса до Ливии, которая по случайности находится бок о бок. Но в политическом смысле дистанция была довольно большая.
Тоже в этих обстоятельствах узбекскому президенту надо, чтобы был кто-то, кто одобрит его совершенно беззаконное поведение, кто как-то его ободрит в начале этого скорбного пути.
То же самое с туркменом, с таджиком и с киргизом — со всеми, кто там остался.
Единственный глава государства, который продемонстрировал свою окончательную строптивость, как я понимаю, это Алиев, который сообщил, что у него есть дела поважнее, а именно празднование столетие Гейдара Алиева, создателя этой династии Азербайджанских правителей, которые правит сейчас в лице его сына, — и пожал плечами и не поехал.
О.БЫЧКОВА: А что, он стоял бы рядом с Пашиняном?
С.ПАРХОМЕНКО: У него всегда есть возможность сказать: «Я приехал этому Пашиняну показать, я приехал ему заявить… Сейчас я его вот тут ему сейчас…». Он много раз это проделывал, он и еще раз мог это проделать. Он объясняться со своим населением в таком тоне давно научился, и он умеет эти разговоры выставить таким образом.
О.БЫЧКОВА: То есть вопрос не в этом.
С.ПАРХОМЕНКО: Вопрос не в этом, а в том, что он тот, кто может себе позволить держаться от России подальше вот в этом кругу бывших сателлитов. Они пока не могут, а он уже может.
О.БЫЧКОВА: По крайней мере, ничего в его предыдущих действиях этой концепции явно не противоречит.
Я на секунду… Исправлю, чтобы не думали, что мы ничего не понимаем. Да, пишут мне люди, у кого бенефис — это бенефициант, а тот, кто заинтересован в чем-нибудь специально — это бенефициар. А бенефициарий — это еще другая разновидность.
С.ПАРХОМЕНКО: Хорошо, О’кей. Спасибо, я уточню. Но с бенефициантом да, это верно. Ну, хорошо. В общем, тот, кто зарабатывает. Я думаю, что в этом месте мы не разойдемся с теми, кто оценивает сегодня казахские обстоятельства, а они именно вот такие. Казахстан много зарабатывает на этом.
О.БЫЧКОВА: Самое интересное, в конце концов, это даже не эти люди на веревочке…
С.ПАРХОМЕНКО: Самое интересное то, во что превратился праздник 9 Мая. Не событие на Красной площади, не церемония, а, собственно, праздник. Тут надо посмотреть, что было, вспомнить. Нам трудно это вспомнить. Мы все-таки много лет прожили с другим 9 Мая, который был совершенно другой праздник…
О.БЫЧКОВА: Нет, нам-то как раз это легче вспомнить, потому что мы помним людей, для которых это было частью их жизни.
С.ПАРХОМЕНКО: Конечно, и это был праздник жизни — вот, что важно. Это был праздник, который был придуман, причем даже не государством. Надо вспомнить, что он довольно долго оставался неофициальным. Он не был выходным, он не был государственным праздником. Но люди праздновали, люди собирались, люди сидели за столом, что-то рассказывали, вспоминали, пели, плакали и так далее. И для них действительно это был самый настоящий праздник. И это был праздник памяти о погибших, пострадавших и тех, кто провел войну в эвакуации, кто голодал во время войны, тех, кто страшно, невыносимо работал во время войны для фронта. Для чего? Для жизни. Во имя тех, кто жив. И в этом смысли «И никогда больше…» означало, что никогда больше мы не хотим ничего подобного. И постепенно это «Никогда больше…» превратилось в это «Скорей, скорей! Еще, еще! Можем повторить».
Сейчас мы точно знаем, что не могут повторить.
О.БЫЧКОВА: Но очень хотят.
С.ПАРХОМЕНКО: Но праздник жизни превратился в праздник смерти. Он превратился в праздник агрессии, уничтожения, насилия, в праздник вражды. Он не со слезами на глазах, а с пеной на устах — вот, что он сейчас. теперь другие жидкости и другие субстанции и на другой части лица. Он теперь с пеной бешенства на губах, пеной ярости, свирепости.
И это произошло на наших глазах. Это на самом деле поразительно, как быстро это случилось. Если вдуматься, эти несчастные 20 лет, что в историческом масштабе совсем не много. Но осознанно. И это, конечно, очень тяжелая потеря. Потеря парада как церемонии, исчезновение возможности посмотреть на танчики, на ракеточки и на пушечки — это всё ерунда. А вот утрата одной из главных на самом деле государственных ценностей… Это была очень важная государственная ценность.
Я однажды принимал участие в таком учебном семинаре очень интересном, который был устроен для молодых людей, студентов. А я просто присутствовал. Было ужасно любопытно. Им предлагали придумать новое государство — такое было учебное задание. Это продолжалось несколько дней, такая большая политическая игра: «Придумайте новое государство».
И на самом первом этапе, хотя это была длинная история — там предлагалось создать Конституцию, все политическое устройство, распределить обязанности между президентом, парламентом, судом и всем остальным. Все было страшно интересно. На одном из самых первых этапов студентам предложили: Придумайте праздники вашего воображаемого государства, что в вашем государстве празднуют. И это было очень верно. Потому что, действительно, это одна из основ. Это очень много говорит и об этом государстве и о народе, его истории, его ценностях и всем остальном — что в вашем государстве празднуют.
Вот о России можно спросить: Что в вашем государстве празднуют, жизнь или смерть? Чему радуются? Чего хотят? Хотят больше живых или больше мертвых?
Вот путинская Россия сегодня — это страна, которая хочет больше мертвых и сожалеет, что она достаточное количество мертвых не может произвести. Вот, что такое праздник 9 Мая сегодня. Поэтому я совершенно убежден, что что бы ни получилось потом, когда-нибудь на этом месте, к огромному сожалению, этого праздника не будет. Будет, несомненно, поскольку люди будут помнить и через два поколения и через пять поколений так же, как они помнят Отечественную войну 12-го года или вспоминают об этом как о важном событии в истории и о других очень давних конфликтах, в которых участвовала страна, — люди будут помнить про Отечественную войну. Но они постараются сделать для этого какой-то другой праздник. Может быть, они присоединятся к европейской традиции праздновать это 8 мая.
О.БЫЧКОВА: Как сейчас Зеленский сделал.
С.ПАРХОМЕНКО: Может быть, придумают какую-нибудь еще другую важную дату. Может быть более важной датой станет 22 июня, день начала этой войны, а не ее конца, может быть, еще что-нибудь. Или выберут какое-нибудь важное сражение и его назначат. Так же как Бородинская битва сделалась символом всей войны 12-го года и фактически замещает ее собой. Хотя в этой войне было много других важных битв. Но как-то традиционно Бородинская битва из них самая главная. В общем, что-нибудь будет, но не это. Это погублено, опозорено, растоптано и раздавлено навсегда.
И надо сказать, что это произошло именно сейчас. Даже в прошлом году, когда полномасштабная война с Украиной уже шла, когда агрессия уже случилась, все равно это не ощущалось, как я понимаю (меня уже не было в Москве в этот момент), не ощущалась так. А сейчас был день, который, прежде всего. был окружен тревогой, страхом, для кого-то ненавистью, для кого-то отчаянием, но в этом точно не осталось ничего праздничного.
И эти искусственные совершенно потуги, которые продемонстрировала нам пропаганда, которая очень старалась, очень давил из себя, очень из себя исторгала какую-то радость и все остальное, конечно, это очень ярко продемонстрировала. И в этом смысле этот огрызок парада, который опять же нельзя было не сделать, потому что это было бы тогда признанием того, что испугались после украинской атаки или непонятно чьей атаки дронов на Кремль… Вокруг меня летает какое-то жужжащее насекомое…
О.БЫЧКОВА: Это маленький дрончик такой.
С.ПАРХОМЕНКО: Ну, возможно, да, приглядывается ко мне. Кто интересно, тебя запустил?
И, конечно, нельзя было обойтись без чего-то, что было бы вместо парада или изображало бы собой парад. А сделать настоящий было невозможно по множеству причин. Во-первых, очень страшно. Страшно воздушную часть: а вдруг что-нибудь прилетит постороннее? А как будет работать ПВО? А как будет работать ПВО, когда над площадью летают еще какие-то самолеты? А куда улетит это… И вообще как, что?.. Нет, не будем.
Но теперь страшно и какую-то серьезную технику. Я не верю, что проблема в том, что не нашлось в стране нескольких танков. Ну, привезли бы с Дальнего Востока, в конце концов…
О.БЫЧКОВА: Из фанеры бы сделали. Первый раз, что ли?
С.ПАРХОМЕНКО: Я думаю, что какое-то количество танков бы нашли. Но страшно. А вдруг повернет и выстрелит? Да, да… Судьба… кого там застрелили?..
О.БЫЧКОВА: Президента Садата.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, правильно.
О.БЫЧКОВА: Как раз он стоял на трибуне, а мимо него проезжала вот эта…
С.ПАРХОМЕНКО: Да, мимо него ехали, а потом из грузовика выпрыгнули…
О.БЫЧКОВА: И шандрахрнули.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, Анвара Садата. И вот, собственно, страшно. Они боятся людей.
Та же, конечно, история с ветеранами абсолютно позорная. С одной стороны, как сообщают нам, по-моему, сегодняшняя новость, в России стало на 50 тысяч больше ветеранов. На 50 тысяч больше людей признали участниками боевых действий. Правда, есть отдельная история с тем, как им оформляют эти ветеранские бумаги, выплачивают пособия.
Сегодня я прочел с изумлением, пособие ветерану боевых действий составляет 3896 рублей в месяц.
О.БЫЧКОВА: Это уже нынешнего, этого года?
С.ПАРХОМЕНКО: Нынешние.
О.БЫЧКОВА: Которые вернулись из Украины?
С.ПАРХОМЕНКО: Да. 3896 рублей в месяц, это примерно 50 долларов или 47 евро — какая-то такая цифра.
О.БЫЧКОВА: Это ради этого они шли туда на заработки?
С.ПАРХОМЕНКО: Не знаю, ради чего они шли. Потому что там есть еще какие-то выплаты, есть боевые, есть за ранения, есть за окончательную утрату. Не важно. Здесь важно, с одной стороны, что 50 тысяч человек теперь причислены к этому разряду населения «ветераны боевых действий». Они должны получить или уже получили какие-то удостоверения на этот счет.
С другой стороны, то, что реально происходит с настоящими ветеранами Второй мировой войны, которых еще сколько-то осталось. Люди, которым было в 45-м году, то есть последнем году Великой Отечественной войны 18 лет, то есть последние люди, которые успели поиметь какое-то прямое отношение к этому. Понятно, что есть, может быть, каких-то экстремальных случаев, когда какой-нибудь ребенок оказывался на фронте. Нет, вот нормальная ситуация: 18 лет, 45-й год. Это люди, которым сегодня 96 лет. Такие люди есть, их очень не много, но они существуют. И это люди, перед которыми по-прежнему эта самая Россия не выполнила своих обязательств. По-прежнему все то, что было обещано, все было про них сказано, все те сопли и слюни, которые были по ним пролиты за все эти годы, они остались впустую. И по-прежнему государство своих долгов этим людям, реальным ветеранам войны не отдало и не отдаст никогда. Вместо них потому что другие люди назначены ветеранами.
Вот мы видели тех двух человек, которые фигурировали возле Путина…
О.БЫЧКОВА: В окружении которых он сидел на параде. Два пожилых человека.
С.ПАРХОМЕНКО: Да. Российская журналистика все-таки, что называется, мыла не ест и моментально исполняет расследовательская журналистика свои обязанности. И потребовалось буквально пару часов, чтобы выяснить, кто это. Один из этих людей, человек, вся воинская доблесть которого заключается в том, что он подавлял мирных людей, которые посмели высказаться против коммунистического режима в Чехословакии в 68-м году и непосредственно принимал участие в агрессии Советского Союза против Чехословакии и в Праге брал какие-то административные здания и так далее. А другой был карателем.
О.БЫЧКОВА: В Западной Украине.
С.ПАРХОМЕНКО: Да. Вся его воинская доблесть заключалась в том, что он отправился убивать мирных жителей, которых они назначали какими-то вредными «лесными братьями» или недостаточно лояльными новой советской власти, убивать в Западную Украину, собственно, присоединенные к советской Украине области Польши…
О.БЫЧКОВА: Да, и оба эти человека были по годам рождения детьми во время, собственно, Второй мировой войны.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, оба этих человека изображали собой ветеранов Отечественной войны. Они как куклы для этого были посажены по две стороны от Путина, чтобы он мог сказать: «Вот я тут сижу с ветеранами». Нет, ты не сидишь с ветеранами. Ты лжец. В очередной раз мир это увидел.
О.БЫЧКОВА: Он сидит, с кем хочет. С энкавэдэшниками. Это комфортно.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, это, может быть, одни из последних, кому он может доверять. И, я думаю, что его охрана ему обещает, что «мы отберем таких людей, от которых ничего ждать не нужно». А всё остальное очень страшно.
Вот прямой образ человека, загнавшего самого себя и растерявшего абсолютно все. Надо все-таки вспомнить, что на протяжении многих лет правления Путина весь мир — не было никого, то был бы против этого, кто, действительно, пытался бы что-нибудь опровергнуть, усомниться — весь мир тащил его за собой как лидера одной из тех стран, которым мир обязан победой над нацизмом, должен быть благодарен и всякое такое.
Когда происходили какие-то празднования по поводу второго фронта, высадки в Нормандии, всякое такое — это было уже совсем поздно. Соответственно, 44-й год, плюс всякие круглые цифры прибавляем — получаем вообще 14-й (70 лет высадки в Нормандии). Уже все произошло, уже агрессия в Крыму случилась. Уже Крым был незаконно присоединен к России, но все равно как бы без России нельзя. Россия важный участник, «мы должны их позвать, вместе…» и так далее. А до этого бесконечные снимали фильмы. Я помню огромный фильм «Неизвестная война», снятый, по-моему, Аттенборо, руководителем…
О.БЫЧКОВА: Нет. Сейчас я вспомню… Берт Ланкастер был, американский знаменитый артист, который рассказывал с экрана…
С.ПАРХОМЕНКО: Да, огромный, многосерийный фильм, показанный по всему миру, и миллионы людей его смотрели. Чтобы напомнить всем, чтобы не дай бог никто не забыл, никто не запутался, как была устроена Вторая мировая война, и какова была роль Советского Союза…
О.БЫЧКОВА: И в Советском Союзе его показывали, в кино.
С.ПАРХОМЕНКО: И в Советском Союзе его, разумеется, показывали тоже и так далее. И вообще на самом деле всё, что выдумано все было с тех пор, как пытались отнять Победу, опровергнут, затоптать, запретить и так далее — это ложь. Это просто ложь. И памятники эти стояли в Европе советским солдатам до тех пор, пока они не стали у людей ассоциироваться с тем, во что превратилась — вот то, с чего мы начали — эта победа, эта церемония празднования. Пока не стали ассоциироваться с агрессией, с ненавистью, с отвращением российского руководства к своим прежним союзникам, с бесконечной клеветой на этих союзников, — тогда начали убирать это всё. Никому не хочется иметь это в центре своего города — иметь памятник, который символизирует то, как тебя ненавидят оттуда, с той стороны. Сначала начали ненавидеть, потом началось всё остальное.
Так что это было придумано на голом месте, это было наврано на голом месте, и результат этот налицо, что называется.
О.БЫЧКОВА: Вот Александр пишет нам, что «лесные братья» были не в Западной Украине… Но, конечно, мы знаем, где были «лесные братья». Это обобщенное просто название, которое используется.
С.ПАРХОМЕНКО: Формально они были в страна Балтии. Но совершенно очевидно, что были эти антисоветские партизаны, с которыми советская власть боролась и в Западной Украине и даже в Западной Белоруссии, как я понимаю.
О.БЫЧКОВА: Да. Давайте мы сейчас прервемся буквально на одну-другую минуту, чтобы напомнить, что у нас есть еще хорошего на нашем канале «Живой гвоздь». И я еще должна рассказать про очередную книжку, которую вам надо обязательно как минимум посмотреть на сайте shop.diletant.media.
РЕКЛАМА
О.БЫЧКОВА: Книжка на shop.diletant.media. На сей раз это тоже важная историческая монография под разванием: «Слухи, образы, эмоции, массовые настроения россиян в годы войны и революции 14-18-го годов» прошлого века, разумеется. Историк Владислав Аксенов анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
Мне кажется, это всё ужасно интересно. Я бы сама купила такую. Потому что все, что сейчас как-то рифмуется с нашим сегодняшним днем, сегодняшними событиями, настроениями, сейчас приобретает какой-то дополнительный интерес.
Итак, книга с печатью «Эха» «Слухи, образы, эмоции, массовые настроения россиян в годы войны и революции 14-18-го годов». Shop.diletant.media.
Итак, когда я тебе сказала, что самое интересное оказалось не столько приезд этих президентов не веревочке, как ты говоришь, сколько другое событие. Я имела в виду, конечно, всю эту неожиданную эскападу господина Пригожина, который внезапно наговорил 40 бочек… не могу сказать, арестантов, потому что это пока еще не арестанты, кого он там упоминал…
С.ПАРХОМЕНКО: Уже не арестанты. Были арестанты, перестали быть арестантами…
О.БЫЧКОВА: Некоторые еще не арестанты. Потому что все, конечно, обратили внимание на всяких «счастливых дедушек», которых он упоминал…
С.ПАРХОМЕНКО: Что на эту тему хочется сказать. История с Пригожиным длинная история, она развивается. И если кому-то казалось, что это некий точечный эпизод той войны, когда воспользовались услугами человека, который готов был набрать армию из уголовников и повести ее на фронт, — нет, это длинная история с большими последствиями. Одним из последствий явилось то — мы много раз об этом говорили, — что, по существу, Пригожин, который работает на себя. Это тоже надо отдавать себе в этом отчет, что Пригожин работает не на Путина. Он служит не кому-то, он служит самому себе. Он сам себе строит свое влияние. Если для этого потребуется какое-то политическое будущее, он будет добиваться политического будущего. Если нужно будет много денег, он будет добывать много денег. Собственно, что надо, он и собирает. И делает это одновременно в разных областях и гребет под себя всё: и политическое влияние, и людей, и ресурсы, связанные с тем, что он грабит на украинской территории, на этих оккупированных территориях, и ресурсы, которые он получает, потому что приобретает колоссальное влияние внутри российского криминального мира.
И много раз про это было сказано, что эта история с вывозом уголовников на фронт дала начало огромному количеству чрезвычайно перспективных коррупционных схем, потому что можно человека просто вытащить из тюрьмы за деньги — вот и всё, под видом того, что он отправляется на фронт. И таких случаев тоже полно.
Пригожин работает на себя и собирает себе. И по ходу дела он, разумеется, с санкции тех, кто ему позволил, кто ему вручил эти полномочия — я не знаю, понимали они это изначально, думаю, изначально не понимали, казалось, что обойдется, не обошлось, — они разрушили систему российского правосудия и уголовного наказания. Выяснилось, что это больше нет, можно убивать и грабить, потому что исход, что называется, возможны варианты: может, накажут, а может, не накажут, может осудят, а может и нет, может быть, будешь сидеть, а, может быть, за деньги выйдешь, подписав бумагу от Пригожина. Что это такое? Это разрушение системы следствия, обвинения, суда и исполнения наказания. Эта система рухнула под тяжестью этой войны. Инструментом ее разрушения был Пригожин и эта комбинация, которая была придумана в тяжелую минуту, когда выяснилось, что воевать некому, а те, кто воюет, воюют очень плохо и нужно иметь каких-то смертников. Вот, значит, смертников соберет нам он.
Дальше события развиваются еще. И поверх всего того, что мы видим — поверх всего этого балагана, всех этих бесконечных криков «Я уйду!», «Нет, я останусь…», публичного разбирательства с Кадыровым — все это страшно живописно. Во всем этом масса бурных эмоций. Кадыров, который публично ругается и угрожает абсолютно отчетливо Пригожину, Пригожин, который аккуратно, осторожно, испуганно отвечает Кадырову. При этом мы примерно представляем себе, чего стоят разговоры про кадыровские военные части, которых, в действительности не существует и никто никогда не видел, они заняты на этой войне совершенно другим. Потом Пригожин говорит: «Нет, я уйду», но все равно остается. «Да, нам дали боеприпасы…», «Нет, нам, оказывается, не дали боеприпасов» и прочее.
За этим за всем есть кое-что серьезное. И это серьезное выныривает в самых разных обстоятельствах. Например, в высших эшелонах российского командования Российской армии — пока в высших, но, очевидно, что это будет просачиваться вниз — образовалась странная альтернатива. Выясняется, что можно быть заместителем министра обороны, провалиться на своем служебном месте, быть уволенным с этого места. Я говорю сейчас о человеке по фамилии Мизинцев, который был заместителем министра по тылу и так далее. Можно оказаться провалившимся заместителем министра обороны, а потом то ли на самом деле, то в воображаемом каком-то мире, но получить некоторую альтернативу: «А я к Пригожину теперь пойду». И пошел теперь к Пригожину.
Можно быть Суровикиным, которого сначала назначили, потом убрали, потом назначили на другую должность, а потом он как-то оказался у Пригожина. Что это означает? Это означает что возле Пригожина и вокруг него формируется или делает вид, что формируется, что в данном случае, кстати, не так важно…
О.БЫЧКОВА: Это одно и то же, конечно.
С.ПАРХОМЕНКО: Это становится сейчас предметом интереснейших обсуждений и размышлений российских военных во всей толще российской военной среды сверху донизу. Оказывается, так можно. Оказывается, если что, можно пойти к Пригожину. Это примерно, как можно пойти на Дон к Деникину, а можно пойти к атаману батьке Ангелу или к Махно, наоборот. Шел на Одессу, а вышел к Херсону… Есть разные варианты. А можно к красным податься, а можно двинуться в Сибирь — там Колчак (или кто там, я уже не помню). Это и называется гражданская война, когда появляется много разных вариантов, появляются большие интересные альтернативы.
Вот мы видим зарождение этой эпох альтернатив. Это, конечно, очень хорошая новость для всякого, кто желал бы скорейшего поражения путинского государства в этой агрессивной войне и скорейшего прекращения этой войны. И это, конечно, очень плохая новость для всякого, кто связывает свое будущее с этим путинским тоталитарным режимом и всем остальным.
О.БЫЧКОВА: Все задают в связи с этим вопрос: А почем вообще этому Пригожину режим позволяет вот так гулять по буфету?
С.ПАРХОМЕНКО: Это хороший вопрос. потому что у него есть для этого какие-то личные связи и возможности. Потому что он опирается на свой прямой контакт с Путиным, на контакт с какими-то людьми, которые находятся совсем рядом с Путиным, о чем тоже достаточно много говорят, на свои связи в спецслужбах. А теперь вот на то, что он представляет собой некоторую альтернативу. Он оказывал важную услугу. Он на некотором небольшом, но важном участке фронта, точечном, который, надо сказать, он сам выбрал, как я понимаю, сам назначил ключевым, демонстрировал какую-то боеспособность Российской армии. Все знают, что Российская армия в этой войне полное говно, и она свою репутацию одной из сильнейших армий мира совершенно разрушила во время этой агрессии, но есть исключения, есть какие-то люди, которым что-то какое-то время удавалось. Какой ценой? Можно не заглядывать туда, можно зажмуриться и не видеть это мясо, которое там оставалось.
Время от времени просачивалась информация о том, какими методами он воюет по отношению к своим же собственным военнослужащим, своим же собственным нарекрутированным им в тюрьмах людям. Но какой-то результат дает. Во всяком случае оказывает сопротивление и даже продвигается на какие-то метры туда и сюда на каком-то важном участке фронта.
За это он потребовал и получил расплату. Притом, что на самом деле это ведь совершенно неформальные по-прежнему части. Как кто-то недавно пошутил, что это ЧВК, то пусть он покупает себе боеприпасы на открытом рынке.
О.БЫЧКОВА: Кстати, да.
С.ПАРХОМЕНКО: По рыночным ценам, что называется. Тут, что-то не так. Так, разумеется, работать не может, потому что все-таки война — дело государственное. И все истории, что что-то можно купить в военторге, остаются смешным враньем. И это просто демонстрация того, до какой степени это нелепая ситуация, когда внутри государственной армии существует какая-то частная инициатива.
Так что это начинает давать такие побочные результаты. Если кому-то казалось, что это можно удержать в неких, заранее ограниченных рамках — вот мы взяли Пригожина, договорились о том-то и о том-то, поручили ему то-то и то-то, предложили ему такие-то возможности, потребовали от него в обмен на эти возможности, на эти ресурсы, которые он получает, потребовали от него такой-то ответственности и таких-то результатов, — и вот оно так и будет. Нет, оно так не будет.
Для начала развалилась правоохранительная система, чего Пригожину, что называется, никто не заказывал. Оказалось такое последствие.
Теперь появилось такое последствие: теперь разваливается система армейского единоначалия, потому что появляется альтернатива. Мы увидим с вами в ближайшее время, собственно, мы видим это сейчас на примере этих двух людей и будем видеть всё больше и больше, начиная от самых высших и кончая самыми средними, начнут говорить: «Чего? Что? Тебе что-то не нравится? О’кей я поду к Пригожину.
Следующий вопрос: Это единственный Пригожин или будете еще сколько-то Пригожиных?
О.БЫЧКОВА: Их уже есть… Он уже не единственный.
С.ПАРХОМЕНКО: Но пока это какие-то странные ЧВК, которые организует то ли «Газпром», то ли какие-то еще государственные структуры. Хотя все время возникают разговоры о том, что формирования появляются у разных региональных начальников и вовсе не только у одного Кадырова. И речь идет вовсе не только об одной Чечне, а, по всей видимости, это тоже начинает размножаться, появляется много разных возможностей.
Так разваливается государство. Вот прямо ровно вот так. Мы видим на наших глазах, как оно рассыпается. И это очень хорошая новость для тех, кто хотел бы гибели этого государства, подчеркиваю, этого путинского государства, этой путинской диктатуры. Для них это очень хорошая новость. А для тех, кто мечтал бы что-то от этого ужаса сохранить, для них эта новость, конечно, очень плоха.
О.БЫЧКОВА: Ну, хорошо, а «счастливый дедушка»…
С.ПАРХОМЕНКО: Если вы хотите всерьез к этому относиться… Можно бесконечно хихикать, и я тоже, между прочим, один из тех, кто по этому поводу как-то веселится и спрашивает: «А кто же этот дедушка, который оказался полным мудаком?» А есть у вас версии, как вы думаете?
И надо сказать, что Пригожин, в конце концов, отвечает довольно жалко на этот вопрос. Когда перед ним вопрос был поставлен, стало понятно ему, что делать вид, что этого вопроса не существует, что он просто чего-то взболтнул и этого не было, вот слово как воробей: вылетело и не поймаешь, и улетел воробышек, не поймаешь. Нет, надо что-то отвечать. Что он ответил? Да ерунду какую-то ответил. Может быть, сказал, что имел в виду начальника Генерального штаба Герасимова, потому что он предложил какие-то три загадочных вариант, из которых два заведомо не подходят, а остается методом исключения Герасимов. Нет, он не имел в виду Герасимова, не надо ля-ля…
О.БЫЧКОВА: А что он так распоясался? Он поставил себя где-то… не знаю, на троне фактически.
С.ПАРХОМЕНКО: Во-первых, он просто нервничает. Не надо все-таки этого забывать, что фоном к этим события является то, что дела его очень плохи. Взять Бахмут обещанный он не может. Люди у него кончились. У него же не снаряды кончились, у него люди кончились. У него перебили этих людей, а новых ему не дают. Перекрыли ему этот кран. Просто тихо исчезнуть сквозь землю и убежать? Достанут. И он прекрасно понимает, что как только одн выйдет и этой зоны. его будет ловить не только украинская служба разведки. Я думаю, что серьезные люди этим займутся. Я нисколько не ставлю под сомнения и украинские спецслужбы. Они много раз за последнее время доказывали свою эффективность. Но я бы сказал, что есть службы покрупнее украинских и с более длинной историей славных дел. И оказаться лицом к лицу с ними — а площадка, на которой это происходит, это всего навсегда весь мир, а мир, как выяснилось, очень маленький и в нем не спрячешься. И ЦАР тоже, как выясняется в таких обстоятельствах тоже не очень далеко. При желании достанут и там, и в Мали, или где он еще там собирается оставаться.
Поэтому дела его плохи, ему страшно, ему надо что-то придумывать, ему надо вылезать из этого истории. Ему надо как-то вылезать из этой истории. Отсюда все эти метания: «Нет, мы уйдем… нет, мы останемся… Отпустите нас на вольные хлеба в Африку». Кто тебя отпустит на вольные хлеба в Африку? Как ты себе это представляешь теперь? Нет, не получится.
Поэтому ничего хорошего в этой истории нет. И скажем, даже то, что он выдумывает по ходу дела: «Вот бригада номер такая-то и сякая сбежала, отдала 3,5 километра территории». Это, собственно, вчера что он пел по поводу того, что какая-то из регулярных частей убежала… То ли из регулярный частей, то ли они сами убежали. Имеет же значение в целом, сколько там этой территории под контролем одной страны и другой страны.
Как мы понимаем, все это подтверждают, что территория уплыла, что какая-то часть, которая с диким трудом завоевана, отбита обратно. У кого отбита? Да у него же и отбита. Потому что он отвечает за всю эту историю. Не 282-я бригада или на какую он собирался все навесить. Он отвечает за Бахмут, это у него увели эти 3,5 километра. Пусть теперь расскажет, что его обманули, он хотел, как лучше, его обвели и все прочее.
Так что в плохой ситуации, прямо опасной для него и для ближайших к нему людей — я не знаю, есть ли на свете кто-то, чья судьба его реально волнует, я думаю, что волнует его только своя собственная, — вот пытается вывернуться. Пытается вывернуться вот так. По дороге бьет посуду. Разбил — на минуточку — в истории с Мизинцевым и Суровикиным — единоначалие в высшем эшелоне Российской армии на сегодня. Всё, уже нет… Даже если завтра выяснится, что он все это выдумал, но дурной пример указан. Возможность продемонстрирована. Кто двинется по этой возможности? Как относится к этим людям, как их останавливать, как им объяснять, что им показалось, что, в действительности никакого Пригожина нет, что нельзя уйти к Пригожину, этого пути не существует. Кому они будут это объяснять — людям, которые уже к этому моменту покинули места своей службы? Которые уже дали по морде вышестоящему начальнику, бросили ему в морду, что они там бросают, какое удостоверение со словами «Я пошел к Пригожину? Им они будут доказывать? А что они с ними будут делать — арестовывать и расстреливать? Во время войны? Как вы себе представляете развитие этого сюжета?
О.БЫЧКОВА: Тут много вопросов в разных местах: Беркович, Петрийчук. Вот эта очень важная тема.
С.ПАРХОМЕНКО: Это очень важный сюжет, потому что это принципиально новое обвинение. Очень многие, кто пишет об этом, обсуждает, сожалеет, очень сопереживает этим людям, говорит: «Вот смотрите, еще одно…». Нет, это не еще одно. Это не продолжение прежнего, это слом. Это переход количества в качество тот самый. Это принципиально новая вещь. Потому что ровно так же, как мы впервые отмечали в какой-то момент случай Горинова, первое обвинение за собственно политическую деятельность.
Вот человек высказался на заседании муниципального собрания и за это получил свой срок.
А вот Иван Сафронов — первый случай посадки на огромный срок 22 года за журналистскую деятельность. Вот человек, который занимался своим журналистским делом, но он все-таки был обвинен в чем-то постороннем. Не решились сказать: «Мы его сажаем за то, что он журналист». Нет, «Мы его сажаем за то, что он шпион», хотя было очевидно, что никакой он не шпион. Все что он делал, он делал в рамках своей журналисткой деятельности.
С.ПАРХОМЕНКО: Следующий поворот — Кара-Мурза, когда впервые было сказано: «Мы сажаем за политическую деятельность. Мы считаем политическую деятельность, оппозиционную деятельность, гражданский активизм изменой Родине».
Вот теперь людей посадили за, собственно, художественное высказывание. Это было много раз отмечено. Но, мне кажется, это осталось не вполне понятым. Можно было на них чего-нибудь повесить — какой-нибудь «Ив Роше», какой-нибудь они взяли кредит, гранд, плохо отчитались, украли деньги, этого спектакля, в действительности, не было, они перешли дорогу в неправильном месте, хранили ведра и тряпки в антисанитарных условиях, они нарушили трудовое законодательство. Если просто хотелось посадить этих людей. Эти люди неприятные, они враги, они нам мешают, мы хотим от них избавиться — мы их посадим. Есть человек, а дело найдется. Придумали какое-то дело. Нет, никто не стал придумывать никакого дела. Их посадили, собственно, за спектакль, за пьесу, за ее постановку. За ту самую пьесу и за ту самую постановку, за которую в свое время были украшены разнообразными наградами типа «Золотая маска», как и какими-то нетривиальными, неожиданными вещами, как одобрение, благодарность, которую испытали к этой пьесе и этой постановке люди, которые занимаются тюремным театром внутри системы ФСИН. Им это показалось полезной вещью, успешным высказыванием на реальную животрепещущую тему.
Можно коллекционировать сейчас эти удивительные случаи, связанные с этой пьесой и этим спектаклем только для того, чтобы понять, что изначально в этом не было ничего такое, что даже это государство при всем своем безумии пыталось обнаружить какой-то вред, крамолу. Теперь задним числом — уже больше никто не разговаривает про то, что закон обратной силы не имеет, этого никого больше не интересует, — на основании заведомо выдуманной экспертизы, несуществующей науки, от людей, которые не имеют права выносить никакое с умным видом научное суждение по какому-либо поводу, люди оказались обвинены. Мы посмотрим, какой они получат срок. Пока есть основания опасаться, что суд исполнит эту должность сполна. Это новая ситуация. Это прямое свидетельство того, что абсолютно любой профессиональное деяние — врача можно судить за то, что он лечил, а судью за то, что он судил, а коммерсанта, что он продавал, а писателя за то, что он писал, а таксиста за то, что он возил — не надо ничего выдумывать. Если вы хотите от этого человека избавиться, вы можете объявить преступной его прямую деятельность и сделать это произвольно, просто по желанию. Вы можете сказать: «Этот таксист возил — это преступление».
О.БЫЧКОВА: Сирена нам напоминает, что Розенбаум призвал включить заднюю в этом деле, лично это сделал во время концерта.
С.ПАРХОМЕНКО: Я думаю, в этом есть личный мотив, потому что это семья очень известна, очень уважаема, очень любима в Петербурге. И я почти уверен, что Розенбаум просто знает этих люди, и для него это лично несчастье, что людей, в которых он совершенно уверен, которым сочувствует, они оказались в таких ужасных обстоятельствах. В любом случае по нынешним временам это поступок, который заслуживает того, чтобы его отметить и быть за него благодарным. Не каждый в сегодняшней России на это отваживается.
О.БЫЧКОВА: Давай закончим на этом.
С.ПАРХОМЕНКО: Призываю желающих послушать меня в пятницу на моем собственно YouTube-канале, когда в 9 часов вечера по Москве я буду обсуждать разные события недели, в том числе, и этот грузинский сюжет тоже.
О.БЫЧКОВА: Спасибо большое, кто участвовал в этом разговоре. Счастливо, пока!