«Особое мнение» Сергея Пархоменко
Это говорит человек, в стране, которой он 20 с лишним лет управляет, через 70 лет после конца войны ветераны войны живут в бараках с сортиром на улице. Это говорит человек, который не смог этим несчастным старикам обеспечить старость не нищую, не жалкую. И он нам теперь рассказывает про “решение возникающих вопросов с помощью отдельного прикрепленного персонального координатора”.
Какой стыд, какая подлость на самом деле. Какая гнида…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
О. БЫЧКОВА: Добрый вечер, добрый день! Это «Особое мнение» на «Живом гвозде». С вами Ольга Бычкова. С особым мнением Сергей Пархоменко. Привет!
С. ПАРХОМЕНКО: Добрый день, здравствуйте! Очень рад всех видеть.
О. БЫЧКОВА: Я напомню всем, кого ты рад видеть, что у нас тут есть чат в YouTube, где можно писать свои вопросы, соображения, комментарии, ну и, понятное дело, ставить этой трансляции всякие лайки, нажимать на разные пальцы. И вот об этом, пожалуйста, тоже не забывайте. Я смотрю, что вы пишете, и по возможности буду это как-то использовать.
Мы, конечно, не обойдемся с тобой без обсуждения того, что вчера говорил Владимир Путин, обращаясь к членам Федерального Собрания. Но прежде, чем мы перейдем к этой теме, в которой внутри есть несколько важных тем — больше, чем одна — я хочу начать с сегодняшней новости по поводу «Редколлегии».
С. ПАРХОМЕНКО: Да, которая непосредственно меня касается. Видите, я тоже часть новостей.
О. БЫЧКОВА: Наконец тебя тоже заблочил Роскомнадзор в лице «Редколлегии». Но не только тебя. Ладно бы только тебя, знаешь.
С. ПАРХОМЕНКО: Прежде всего не меня, конечно. Главная новость этой новости в том, что это произошло только теперь. Мы-то были уверены, что это случится, как только вот эта индустрия бесконечных блокировок встала, так сказать, на свою крейсерскую скорость. Но нет, довольно долго сайт проекта «Редколлегия» оставался открытым.
Я напомню, что это такое. Это наиболее авторитетная сегодня в России и очень известная независимая журналистская премия, которая вручается каждый месяц — не каждый год, а каждый месяц — тем российским журналистам, которые сделали какую-то выдающуюся работу в области информационной журналистики. Это репортажи, интервью, очерки, расследования и всякое такое прочее, когда журналист что-то такое узнал, что-то такое добыл и что-то такое сообщил нам. И вот жюри, которое состоит из авторитетных в российской журналистике известных людей, каждый из них сам со своим большим опытом, ежемесячно присуждает эти премии и создает таким образом такое своеобразные комьюнити российских журналистов, которые вокруг этой самой премии «Редколлегия» собираются.
А сайт этой премии хорош не только тем, что на нем можно видеть лауреатов и видеть комментарии этих самых лауреатов — когда они получают эти премии, они обязательно публикуют там небольшой текст о том, собственно, зачем они занялись этой темой, чему она их научила, почему это важно, почему всем важно про это читать и так далее — но прежде всего потому, что там собирается в режиме реального времени, что называется, коллекция претендентов. То есть специальная группа экспертов отсматривает огромное количество разных российских медиа-ресурсов и собирает оттуда лучшее, что было написано и опубликовано в последнее время. Каждый день появляются эти ссылки. Ну, не сами тексты, а собственно ссылки на них. Мы публикуем заголовок, небольшую аннотацию, картинку и ссылку на этот текст, по которой вы можете туда перейти.
И вы можете, заходя туда, просто увидеть, что вообще хорошего написано в русской журналистике сегодня, и убедиться, между прочим, что русская журналистика жива, что она в очень хорошем состоянии, в очень энергичном, напряженном режиме работает, развивается. Все больше появляется разных проектов. Они в профессиональном смысле бывают довольно сильные. И то, что российское государство систематически на протяжении последних десятилетий уничтожает традиционную сферу медиа, совершенно не уничтожило в России профессию журналиста. Новые медиа образовались и образуются каждый день. Это новые проекты, они очень подвижные, очень мобильные и эффективные. К сожалению, конечно, большая часть журналистов вынуждена была после начала войны уехать из России и работать удаленно. Но современные средства связи позволяют это делать. Хотя есть и немало журналистов, которые продолжают работать в России. Это совершенно героическая работа.
Вот это все вы можете видеть на сайте «Редколлегии». До сегодняшнего утра могли видеть без всяких VPN, теперь можете видеть только используя всякие специальные ухищрения. Мы будем стараться использовать всякие технологии для того, чтобы вам облегчить это занятие, чтобы все равно, даже если вы находитесь в России, даже если у вас нет VPN, вы могли читать «Редколлегию». Это совсем просто.
Ну а кроме того, помните, что у «Редколлегии» есть телеграм-канал, у «Редколлегии» есть аккаунты везде — в Инстаграме, в Фейсбуке, ВКонтакте, везде и всюду, в Твиттере. И подписавшись на эти аккаунты, вы можете получать новости от«Редколлегии» тоже в режиме реального времени, видеть вот эту бесконечно обновляющуюся ленту лучших произведений российской журналистики, которые по-прежнему ищут своего читателя и находят его.
Уверяю вас, что профессиональное качество этого чрезвычайно высокое. Достаточно несколько дней за этим последить, чтобы избавиться надолго от разговоров о том, что вот, журналисты кончились, журналистики никакой нет, все куда-то делось, пропало, всех убили, раздавили, разогнали. Нет, ничего подобного, все продолжают работать — ну, многие. Профессиональные, серьезные, сильные, подготовленные люди продолжают работать для своих читателей. Вы можете, в частности, с помощью «Редколлегии» их видеть.
Вот такая новость. В ней есть много смешного. И печальное, и хорошее — всякое есть в этой новости. Ну, значит, живем. Значит, мы по-прежнему кому-то нужны, и значит, наша работа в «Редколлегии» не просто так отнимает у нас столько времени.
О. БЫЧКОВА: Ну да. Всяческая поддержка, конечно, и «Редколлегии», и всем, кто ее организует, поддерживает, участвует и этим занимается. Разумеется, да, конечно, это вовсе не конец света, а может быть, даже начало чего-то другого.
Итак, сегодня Государственная Дума пошла навстречу вчерашним пожеланиям президента Путина и приняла закон, который приостанавливает участие России в Договоре о стратегических наступательных вооружениях. Это, наверное, в содержательном и информационном смысле главное, что можно вычленить из вчерашнего почти 2-часового выступления Путина перед членами Федерального Собрания.
Мнения разделились по этому поводу. Одни говорят, что это, в общем, в некотором смысле фиксация того, что уже происходит. Потому что со взаимными инспекциями давно уже все не очень хорошо между Россией и Соединенными Штатами. Разговоры эти идут тоже не первый день. Буквально 2 или 3 недели назад американцы сказали, что не получается с инспекциями никак. То есть это как бы ничего нового и фиксация того, что есть? Или нет?
С. ПАРХОМЕНКО: Но это совсем еще не все. Это не единственный взгляд на эти вещи. Вообще я хотел бы напомнить, что мы в прошлую среду потратили немало времени на обсуждение того, что же будет. И потом я еще много раз вынужден был об этом говорить в разных эфирах: «Вот, что же будет, почему же Совет Федерации и Государственная Дума назначили свои внеочередные заседания на четверг? А четверг наступит после среды, то есть это день после выступления российского диктатора перед парламентом. Что-то такое ужасные они будут принимать, какие-то кошмарные законы».
Вообще, конечно, все вот эти бесконечные шутки по поводу «чижика съел» — они очень уместны после этого выступления. И вообще такое впечатление, что Путину очень хотелось быть каким-то страшным, свирепым, сообщить что-то ужасное, потрясти всеобщие души и воображение всего мира и так далее.
Как-то выяснилось, что потрясать совершенно нечем. Я вот разговаривал с разными военными специалистами, которые мне говорят, что, конечно, в этом смысле страшной лажей… Это тоже одна из прекраснейших фраз этого послания — «прокрустова лажа». Я обратил внимание на оговорку. Действительно, с ним случилась прокрустова лажа, которая заключалась в неудаче этого самого испытания знаменитой ракеты «Сармат».
Такое впечатление, что именно это испытание должно было быть, во всяком случае, некоторым таким символическим элементом, отправной точкой для вот этого всего ужасного, про что Путин должен был бы говорить. Но вот не оказалось.
О. БЫЧКОВА: Да ладно, это американцы клевещут.
С. ПАРХОМЕНКО: Но я неспроста про это говорю. Вот мне говорят люди, которые в этом понимают, что появление вот этого самого элемента в речи по поводу так называемой приостановки — а на самом деле отмены, потому что понятно, что после приостановки ее восстановить уже невозможно, назад провернуть этот договор никто не сможет — приостановка договора СНВ появилась именно потому, что нужно было срочно на что-то заменить вот это сообщение о ядерных испытаниях, которые обернулись прокрустовой лажей. Нужно было срочно что-то такое ужасное сделать, из чего-то выстрелить, как-то назло маме отморозить себе уши. Ну вот как-то в последнюю секунду отморозилось вот это.
И кстати, этим объясняется такое композиционно странное расположение этой новости где-то в финале. Такое впечатление, что было приклеено в последнюю секунду, вставлено как-то в случайном месте в эту самую речь, нарушая всякую ее нормальную структуру.
О. БЫЧКОВА: Ладно, не придирайтесь.
С. ПАРХОМЕНКО: Что в действительности происходит? В действительности «Сармат» этот — важная вещь. Очередной провал испытаний. Надо заметить, что испытывают эти самые «Сарматы» давно. В 2018 году, если помните, тоже выступая перед Федеральным Собранием, Путин показал эти свои знаменитые мультики. Помните, были эти картинки, где ракеты летели на Флориду и так далее. И вот тогда была объявлено об этом «Сармате». 2019, 2020, 2021, 2022, уже 2023 год — вон уже сколько времени прошло. За это время запустить «Сармат» успешно удалось 1 (прописью: один) раз. Все остальные его испытания так или иначе оказывались безуспешными.
И вот это тоже оказалось безуспешным. И об этом немедленно американцы объявили. Выяснилось, что они все про это знают. И, в общем, диктатор попал в неудобное положение, потому что хотелось напугать, а напугать не получилось.
Но это между тем очень важная для него вещь, персонально для него. Потому что для Путина, надо сказать, несмотря на всю его изощренность, на все его вероломство, на всю его какую-то вот эту отвратительную хитрость и скользкость, человека довольно примитивного, как выясняется, он очень сильно как-то зациклен на численной стороне дела, на всем, что касается военного паритета. Хотя специалисты говорят, что давно уже качественное соотношение сил имеет гораздо большее значение, чем количественное. Вопрос в том, у кого какие в реальности есть вооружения, а не в том, сколько раз можно выстрелить, сколько есть боеголовок, сколько есть таких элементов, сяких.
И вот дело в том, что большая часть российского ядерного потенциала размещена на очень старых ракетах, которые давно уже нужно снимать с боевого дежурства, которые очень устарели. Это ракеты SS-18 — их еще на Западе называют «Сатана». Они очень-очень старые, их пора списывать, но они большие и грузоподъемные: на каждой такой ракете находится 10 боеголовок. Те ракеты, которые приходят сейчас или в относительно недавнее время на смену этим SS-18, существенно меньшей грузоподъемности: они несут в основном по 3 боеголовки. И таким образом общее количество вот этого ужасного снижается, что Путина как-то чрезвычайно нервировало.
И вот эти самые «Сарматы» как раз хороши тем, что на них можно много всего нагрузить. И в этом их большая ценность. И поэтому так мучили Рогозина для того, чтобы он наконец наладил какое-то производство. Ничего у него не вышло. Он отправился в итоге в отставку, ему в задницу попали осколком — в общем, жизнь его не задалась ровно после того, как ему не удалось с этими «Сарматами» ничего приличного организовать: одни за другими проваливаются эти испытания, и только один раз более-менее удалось запустить.
Но «Сармат» очень нужен, потому что он может помочь восстановить вот этот численный паритет, поднять количественную сторону дела. Плюс на нем можно ставить какие-то более современные боевые части. В частности, вот этот знаменитый «Авангард», вот эти планирующие… Мы про них еще поговорим немножко дальше. Не удивляйтесь, что я вдруг превратился в специалиста еще и в этом. Я просто имею манеру разговаривать со знающими людьми и как-то их подробно расспрашивать о том, что происходит. И вот эти планирующие блоки, вот эти «Авангарды», которые, собственно, являются таким очень ярким путинским детищем, которым он чрезвычайно гордится. что именно в его эпоху это появилось.
Вот почему был важен этот «Сармат» и эти испытания «Сармата». И провал испытаний «Сармата» привел к тому, что потребовалось что-то такое из чего-то громко выстрелить. И выстрелили из этого.
Сегодня действительно мы слышим очень много разговоров разных специалистов, которые говорят: «Ну слушайте, умерла так умерла. В конце концов, это все равно все давно сошло на нет, все равно все это давно развалилось, никто это давно не исполняет. И, в общем, дело к тому шло, все только искали повода. И понятно, что и американцы хотели бы закрыть этот договор, уже наконец с ним покончить, потому что он уже давно не работал», и так далее.
Все это разговоры справедливые, но это разговоры, я бы сказал, на таком коротком отрезке времени и на таком узком видении проблемы. Вот мы вблизи присматриваемся к этой ситуации, в лупу на нее смотрим — и вот что мы видим. Но есть еще другой способ смотреть на эту ситуацию — я бы сказал, исторический: посмотреть на некоторую более широкую перспективу. И тогда открывается совсем другой пейзаж.
Дело в том, что на протяжении 60 лет с Карибского кризиса… Карибский кризис у нас когда? Октябрь 1962 года. На дворе у нас 2022 год, прошло 60 лет. На протяжении этих 60 лет существовала система — постепенно она строилась, строилась, разрасталась, увеличивалась и в какой-то момент к 90-м годам достигла очень высокой степени совершенства — система взаимного информирования о ядерных потенциалах. Которая появилась не просто так. Она появилась не потому, что Горбачев был лох, или потому, что Горбачеву удалось уговорить всех этих бушей, рейганов и всех остальных. Нет, не поэтому, а потому, что Карибский кризис показал, что так существовать невозможно. Это слишком опасно. Слишком много существует всяких потенциальных проблем и случайностей, которые в какой-то момент могут просто погубить человечество целиком.
И вот тогда появилось осознание на обеих сторонах, что нужно что-то делать для того, чтобы стороны реально знали о том, что происходит у противника, для того, чтобы защититься от того, что называется ложными интерпретациями. Чтобы, не дай Бог, не принять что-нибудь за что-нибудь. Случайный запуск не принять за атаку, какое-нибудь случайное перемещение, локальное перемещение чего-то с места на место не принять за приготовление к этой атаке и так далее.
Была создана очень сложная… Причем про это книжки целые написаны: как это вырабатывалось, как искали подходы, общий язык, как учились вести эти переговоры, как обе стороны сложно, по крупицам, по человеку создавали свои делегации, собирая людей наиболее знающих, талантливых, терпеливых, умелых переговорщиков и так далее. Создавалась сложнейшая система договоров и соглашений — крупных, мелких, глобальных, локальных, всяких — которая позволила в какой-то момент сторонам сказать: все, две противоборствующие в мире стороны (это касается и Соединенных Штатов, и вообще Запада и НАТО; сколько бы ни говорил Путин, что в этом участвуют только американцы, а НАТО не участвует — участвует; это касается абсолютно всей этой глобальной системы противостояния) знают друг о друге более или менее все. Они знают, у кого что есть, где стоит, как передвигается, что с этим происходит и так далее.
И в частности, важнейшим элементом этой системы была система взаимных инспекций, которые как штык происходили, 18 инспекций в год. И все это продолжалось до 2020 года. Остановилось только в связи с эпидемией — вот эта машина этих инспекций как-то вдруг встала, а там это все уже плавно перетекло в войну, и на этом благополучно все и закончилось. Но эта система была.
Тут надо сказать, что эта система стала разрушаться не в одну минуту. Она довольно долго продолжалась. И собственно, обе стороны в этом принимали свое участие. Надо помнить, что все-таки Буш-старший в 2001 году совершил первый важный шаг, важный поступок: он вышел из договора по ПРО — точнее, вывел Америку из договора по ПРО, что, как считают специалисты, для Путина был тяжелейшим психологическим ударом, ударом по его, так сказать, политическому глобальному самолюбию. Уже тогда, в самом начале его правления, он это воспринимал как какое-то крушение какой-то важной части его картины мира.
Потому что что это вообще было такое, вообще вот эта система договоров? О чем она свидетельствовала? Она свидетельствовала, в частности, о том, что есть две стороны, каждая из которых признает: есть вторая сторона, которая может нас уничтожить, и она достаточно для этого сильна. И самим фактом участия в этой системе договоров Соединенные Штаты, и вообще Запад, НАТО, Западная Европа и так далее, признавали: есть такая штука, Советский Союз (а дальше Россия), которая может нас уничтожить. Мы это осознаем. Мы в этих обстоятельствах живем. Мы с этим соотносимся, мы из этого исходим и поэтому мы строим и отстаиваем эту систему договоров.
И вдруг оказалось, что это не совсем так. Вдруг оказалось, что в какой-то момент та сторона сказала: «Послушайте, знаете, а вас ведь не очень-то и есть, вас не очень-то и существует. И пожалуй, мы как-то в этой части, во всяком случае, этой системы безопасности больше не нуждаемся». И пошло-поехало. И дальше отменялись договор по ПРО в 2001 году, потом ДОВСЕ (договор об обычных вооружениях), договор о ракетах средней и меньшей дальности и так далее.
Важнейшая была вещь, которая существовала много лет — это так называемая программа Нанна-Лугара, которая позволяла России, между прочим, получать очень действенную помощь для утилизации своих устаревших вооружений — устаревших и снимаемых с боевого дежурства. По этой программе России оказывали помощь в разборе боеголовок и в переработке оружейных материалов, которые там были, оружейных ядерных материалов в мирные. Грубо говоря, разбавляли этот высокообогащенный уран до низкообогащенного, и дальше его же Соединенные Штаты покупали у России (за большие деньги, между прочим) и использовали в качестве топлива для своих электростанций.
Вот то, что Путин говорит о том, что вот, они залезали, они сидели с ногами на всех наших базах — так это была часть этой программы. Это было ровно это. Они следили за тем, что действительно это ядерное топливо из высокообогащенного превращается в низкообогащенное, становится пригодным для мирных целей. И за это Россия получала громадные деньги, между прочим. Это была важнейшая часть этого российско-американского сотрудничества.
Ну и много было всяких частичных соглашений о взаимных уведомлениях — о том, о сем, мера доверия, пролеты самолетов туда-обратно и так далее. И в свою очередь существовала еще система обновления всей этой системы и поддержания ее в актуальном состоянии. Потому что и у той, и у другой стороны появляются какие-то элементы оружейных систем, которые этим договором естественным образом не предусмотрены.
Вот этот вышеупомянутый «Авангард» — он не предусмотрен. Его нет в этом договоре. Потому что в этом договоре речь идет о баллистических ракетах, которые летят, так сказать, по баллистическим законам — грубо говоря, как камень: вот выстрелили, и она летит. Есть крылатые ракеты, которые летят как самолет, по аэродинамическим законам. А теперь вот появилось нечто третье, нечто такое промежуточное, что и ни то, и ни се — там какой-то кокон из плазмы, и все это летит с какой-то страшной несусветной скоростью, планирует — вот этот вот «Авангард». И нужно было это поддерживать. И существовали комиссии, которые постоянно про это продолжали разговаривать, которые продолжали там что-то такое подрисовывать, что-то такое подвинчивать в этих договорах для того, чтобы они продолжали быть актуальными.
И кончилось это все совсем недавно, между прочим. Это кончилось — уже война шла. В начале 2002 года очередная такая комиссия должна была состояться. Даже было место определено. Долго переговаривались, где, решили, что она будет в Каире заседать. И вдруг, откуда ни возьмись, российская сторона говорит: «Знаете что, вы нам запретили пролет через Европу, и нам стало неудобно летать, у нас сложности с доступом. И идите-ка вы в задницу. Мы, пожалуй, с вами переговариваться не будем и в комиссии этой больше участвовать не будем».
Так вот в результате этого всего мы можем с вами констатировать, что вот эта система, 60 лет тому назад начавшая создаваться, эта система, которая постепенно и очень сложно всеми сторонами — не только Россией и Соединенными Штатами, но всеми сторонами — создавалась для того, чтобы предотвратить ядерную катастрофу — ее больше нет. Вот эта история с договором ДСНВ — это конец этой системы в целом. Она полностью демонтирована. Мы вернулись — мы, мир — вернулись к состоянию осени 1962 года по этой части.
Последнее, что осталось, и это видно из-за заявления МИДа (российского МИДа), которое было опубликовано сегодня утром — они там сообщают, что все-таки мы будем сообщать. Никаких инспекций не будет, никаких комиссий не будет, но вот они пишут: «Кроме того, российская сторона будет и далее участвовать в обмене с американской стороной уведомлениями о пусках того и сего — на подводных лодках, баллистических ракет — в соответствии с соглашением 1988 года».
Это последний элемент, который остается. Мы видели только что, как без этого нельзя обойтись. Буквально за сутки до этого американцы уведомляли Россию о том, что Байден едет в Киев. И Россия вынуждена была это проглотить, сказать: «Ну ладно». Это было просто уведомление. Американцы подчеркивают: не было никакого соглашения, не было получено никаких гарантий — просто было уведомление: не делайте глупостей, мы едем вон туда.
В свою очередь, Россия уведомляла Соединенные Штаты об испытаниях этого несчастного «Сармата», из которых в результате ничего не получилось. За сутки до этого потребовалось это сделать. Нужда была. Не потому что каприз, не потому что надо было похвастаться, а потому что без этого невозможно жить.
То есть стороны понимают, что без этого невозможно жить, но, тем не менее, продолжают это ломать. Вот в чем беда.
О. БЫЧКОВА: Российское министерство тоже сегодня сказало, что Россия, тем не менее, продолжит соблюдать ограничения по количеству носителей.
С. ПАРХОМЕНКО: Да, но это блеф на самом деле, по одной простой причине. Россия очень далека от этого лимита. Эти ограничения — это типа 700 чего-то. Я не помню, чего в точности, но помню цифру — это типа 700 чего-то. А у России этого типа 500. Поэтому соблюдать эти ограничения несложно. Там до этих ограничений еще далеко, до них еще ползти и ползти. Поэтому это, в общем, фигура речи. Это, так сказать, некоторый такой красивый жест: мы будем соблюдать ограничения. Можно подумать, что вы можете их не соблюдать. Не можете. Вы не можете дотянуться до этого уровня.
А вот что касается уведомлений — да, это реально существующая вещь, реально важная. И это последний сохраняющийся элемент, без которого просто жить невозможно — слишком опасно. Любой пуск, любая точка, так сказать, на экране радара может привести черт знает к каким последствиям.
О. БЫЧКОВА: Путин же вчера тоже сказал, что если американцы проведут ядерные испытания, то мы будем проводить…
С. ПАРХОМЕНКО: Да, но это немножко другая тема с ядерными испытаниями. Здесь речь не о ядерных испытаниях, а скорее о каких-то пусках, перемещениях, перебазированиях и всяком таком прочем — об утилизации всех этих систем и так далее. Это все-таки немножко другая епархия.
Но в целом очень важно понимать, что война стала последним гвоздем, который был забит в крышку гроба всей этой системы. Большой системы, которая появилась не потому, что была добрая воля, а потому, что было осознание необходимости.
И эта необходимость никуда не делась. Эта опасность никуда не пропала. То, что произошло в 1962 году во время Карибского кризиса — это по-прежнему один из самых страшных эпизодов в истории человечества, и никто не хочет, чтобы это когда-нибудь повторилось.
О. БЫЧКОВА: Не потому, что была добрая воля, потому, что была злая необходимость.
С. ПАРХОМЕНКО: Да, именно. Иногда это полезная вещь.
О. БЫЧКОВА: Мы прервемся буквально на минуту, чтобы напомнить нашим слушателям и зрителям, что у нас тут есть хорошего, а потом продолжим. Это «Особое мнение» с Сергеем Пархоменко.
РЕКЛАМА.
О. БЫЧКОВА: Еще одно полезное рекламное — рекламное, но полезное — объявление от shop.diletant.media. Оно касается Эммануэля Макрона. Вот я уже забыла, например, совершенно, что еще в 2016-2017 году — с тех пор, конечно, много воды утекло и произошло всяких событий очень много — президент Франции Эммануэль Макрон написал книжку. У него тогда была предвыборная кампания. Он написал книжку под названием «Революция». И, как тут сказано в аннотации, «автор излагает свое видение Франции, Европы и мира в свете происходящих глобальных процессов». Эту книжку перевели на русский язык. Ее можно найти прямо под названием «Революция», Эммануэль Макрон, на сайте shop.diletant.media и купить за 1.700 рублей с печатью от «Эха». Вот, не пропустите, shop.diletant.media всегда предлагает нам что-нибудь интересное и на самом деле достаточно неожиданное, но всегда содержательное.
Вернемся к вчерашнему выступлению Путина перед членами Федерального Собрания.
С. ПАРХОМЕНКО: Да, действительно, оно само по себе совершенно не стоило бы того, чтобы в нем что-нибудь анализировать. В нем просто зашиты какие-то элементы действительности, которые помогают понять, как устроена сегодняшняя Россия. Не то что там какие-то решения, там какие-то обещания, там какие-то изменения, там какие-то постановления или что-нибудь вроде этого — все это сущая туфта. Вот как раз в том месте, где этот свихнувшийся дядя переходит к каким-то обещаниям — сейчас он даст кому-то жилья, а кому-то разрешит (это буквальная история) торговать сосисками на центральной площади Новгорода Великого, как уже сказал губернатор этого самого Новгорода…
О. БЫЧКОВА: Всем даст много денег.
С. ПАРХОМЕНКО: Да, всем даст много денег, образует еще один 100-тысячный внебюджетный фонд, посадит какого-нибудь мошенника во главе его, и в пользу этого мошенника будут собирать поборы со всего российского бизнеса, обложат всех какими-то еще внебюджетными изъятиями денег… Вот это все на самом деле абсолютно не стоило бы никакого обсуждения, если бы за этим не было некоторого представления о том, как в целом устроена сегодня жизнь в России и что, собственно, основа этой жизни.
Я бы начал здесь с вещи, которая меньше обсуждается, потому что, казалось бы, во время этого заявления, как ни удивительно, собственно, про войну и про то, что происходит во время войны, на самой войне, что происходит на фронте, не было сказано почти ничего. Понятно, что фараон как-то избегает этих тем. Он не хочет говорить о людях, которых он убил. Не хочет говорить о людях, которые погибают из-за него. Он всячески от этого как-то уклоняется и всячески вывихивается из-под необходимости этого, потому что он видит в этом свою будущую ответственность.
Но вот он употребил фразу, которую я не придумал — я ее слышал на всяких пропагандистских каналах в речи вот этих бесконечных дрессированных болтунов, которые говорят: «Вот, чем дальше будут стрелять украинские артиллерийские системы, чем более дальнобойные орудия будут поступать на Украину, тем дальше мы будем отодвигать угрозу от наших границ, тем дальше мы будем углубляться в Украину», и так далее.
Я не знаю, кто выдумал эту, так сказать, изящную конструкцию, но Путин, не называя автора, ее повторил. На самом деле это удивительным образом выдает в Путине человека, который совершенно не хочет понимать — я не верю, что он не понимает, я не верю, что он неспособен этого постичь: он не хочет этого понимать, он уходит от этой мысли осознанно — не хочет понимать, как устроена современная война и как на самом деле одно из другого в ней вытекает.
Дело в том, что сегодня становится совершенно понятно, что появление в украинской армии дальнобойных систем — всех этих «Хаймарсов» знаменитых и так далее — обернулось не только тем, что они время от времени попадают по какому-нибудь важному объекту — иногда даже на территории России, или в Крыму, который Россия почему-то продолжает считать своей территорией, или еще где-нибудь — а тем, что с помощью этого разрушена система коммуникаций и снабжения российской армии.
Это медицинский факт. И вот эта история «тем дальше мы будем отодвигать угрозу от наших границ» — от наших границ может быть. Но невозможно растягивать снабжение фронта вот так в глубину до бесконечности. Это уже привело к некоторой катастрофе.
О. БЫЧКОВА: Уже товарищ Пригожин об этом говорит.
С. ПАРХОМЕНКО: Вот, мы сейчас про это поговорим.
О. БЫЧКОВА: А почему товарищ Пригожин такой откровенный, скажи?
С. ПАРХОМЕНКО: Вот-вот, сейчас скажу. Сейчас, погоди. Дело просто в том, что бесконечно на протяжении уже многих недель идет речь о предстоящем новом большом наступлении вот этих самых российских сил вторжения, и некоторые умудряются удивляться, почему оно не происходит.
Оно не происходит потому, что невозможно армии подвезти то необходимое, что нужно ей для перехода в это самое наступление. Потому что с помощью этих самых дальнобойных орудий либо разрушены, либо поставлены под угрозу так, что их невозможно боль больше использовать, центры снабжения, крупнейшие логистические пункты, на которых сходятся железные дороги, шоссейные дороги и всякое такое прочее. Где склады, где системы сортировки, перегрузки и всякого такого прочего.
Вот это все больше не существует. И теперь нужна нескончаемая армия, рой грузовиков, которые будут издалека бесконечно это все возить. Потому что существование любой военной части на фронте — это огромное количество всякого, что ей нужно для функционирования. Ей нужны боеприпасы, ей нужно топливо для техники, ей нужно топливо, чтобы обогреваться, ей нужна еда, ей нужны медикаменты, ей нужно обмундирование взамен вышедшего из строя, нужна всякая техника, нужны батарейки для всего электрического, без чего сегодня не может существовать ни одна современная военная часть. Все это нужно, и все это нужно возить. И все это теперь возить приходится страшно далеко. Потому что с помощью вот этих «Хаймарсов» и других систем дальнего огня удалось все это разрушить, дезорганизовать и поставить под угрозу.
Поэтому и нет никакого наступления. О чем пишут специалисты довольно хладнокровно и говорят: «Нет, и не видно, откуда оно возьмется». Это задача нетривиальная даже для самой современной, самой хорошо организованной армии — организовать снабжение вот таким образом. Вот этот повседневный бесконечный поток, вот этот муравейник, который будет возить и носить то необходимое, что нужно для любой части, воюющей на передовой.
Для любой армии это было бы сложно. Для российской армии, которая поражена невероятно нелепыми взаимоотношениями, чудовищной системой командования, отсутствием квалифицированных офицеров, бесконечным воровством, стратификацией, то есть когда одна группа довлеет на другой, терроризирует другую, они бесконечно грабят друг друга, они бесконечно бьют друг друга, они бесконечно отнимают друг у друга — мы снова и снова видим сообщения об этом, поступающие с фронта — в этих обстоятельствах это устроить невозможно.
И вот вагнеровцы — чего, действительно, они вдруг разорались? Да просто потому, что они как-то считают для себя возможным открывать рот. Эта история про то, что у них, видите ли, снарядный голод, оружейный голод, что им не поступает боеприпасов.
О. БЫЧКОВА: 80% не поступает, он говорит.
С. ПАРХОМЕНКО: На самом деле это в той или иной мере затрагивает всех. Это касается любой части, которая воюет сегодня в Украине. Просто регулярные, так сказать, армейские части заткнулись в тряпочку. Они не смеют разговаривать об этом. Они не смеют открыть на эту тему рот. А вагнеровцы открывают на эту тему рот, потому что это политический ресурс их начальника. Потому что он таким образом пытается как-то продолжать поддерживать свой конфликт, на котором, собственно, он держится, с армейским командованием. И он как-то их понукает: давайте, ребята, материтесь громче. Они и матерятся громче.
Но это в действительности демонстрирует очень общую ситуацию. Это демонстрирует очень общую картину, которая реально описывает то, что происходит сегодня в этой российской армии вторжения и на что зажмуривается человек, который эту армию туда, на эту самую смерть, бросил.
Вот это очень характерная вещь. Это небольшая деталь, которая показывает систему взаимоотношений вот этих разных миров, этих разных политических слоев, где тысячи людей в одинаковых синих и серых костюмах как-то сидят в ужасе, боясь пошевелиться. Как кто-то сказал, полное впечатление, что им колоноскопию делают на глазах у всех во время прямой трансляции — с такими лицами они сидят. Вот они продолжают сидеть и слушать. Перед ними этот обезумевший старец что-то такое несет, а в действительности происходит жизнь, которая с этим совершенно не связана и которая устроена абсолютно по-другому, абсолютно по другим законам.
О. БЫЧКОВА: Эта вчерашняя речь в отношении того, что происходит в России, с Россией и у российских людей — она была достаточно благостной, в отличие от многих других речей.
С. ПАРХОМЕНКО: От благостности мы отойдем. Благостность очень специфическая. Благостность вызвана некоторым, по-моему, чрезвычайно важным новым обстоятельством, которое появилось вообще в картине российской жизни, которую мы видим.
Прежде чем об этом говорить, я хотел бы затронуть другую локальную тему. Вот многие удивились вчера, что была целая глава в этом заявлении, посвященная людям, которые пытались вывезти свои капиталы, и у них там все поотнимали. И вот на кухнях говорят, что не жалко, и как-то никто им не сочувствует, и вот они теперь будут кончать свои дни на арестованной вилле с заблокированными счетами и так далее.
О. БЫЧКОВА: Там еще было такое смешное уточнение: даже заработанные легально.
С. ПАРХОМЕНКО: Ну да, хотя понятно, что большая часть из них, конечно, заработана нелегально. Это ясно даже и ежу. Но, во-первых, конечно, поражает, что этот человек по-прежнему продолжает внутри своей головы вести множество отдельных диалогов с какими-то конкретными людьми, с которыми он находится в сложных отношениях. Там появляются какие-то купленные титулы «сэров, пэров и мэров», как он выразился. Это совершенно очевидный конкретный случай. Это история про олигарха Александра Лебедева, сын которого в Великобритании сделался пэром Англии, членом Палаты лордов и так далее. Это чрезвычайно странная, мутная история, каким образом это получилось, но Путин продолжает по этому поводу завидовать. В образе олигархов, которые сидят на арестованных виллах с заблокированными счетами, как-то очень легко опознается Петр Авен, Михаил Фридман и целый ряд разных других людей, которые оказались под санкциями в Европе. И он как-то продолжает с ними разговаривать.
Так вот, мне кажется, что это важная часть, которая демонстрирует важный элемент устройства сегодняшней путинской России. Многие увидели в этом какую-то угрозу — что вот, он наехал, сейчас он еще и начнет конфисковывать какие-то деньги, которые люди пытаются вывезти. А нет, он вроде им сказал, что хорошо, ладно, пока не будем и так далее.
Я это интерпретирую совершенно противоположным образом. Мне кажется, что это наоборот попытка этих людей обнадежить и дать им какую-то, прости Господи, компенсацию. Смысл этого всего, по-моему, заключается в следующем. Вот вас все обижают, все у вас отнимают, все вас мучают, все вас составляют с заблокированными счетами на арестованных виллах — только я ваша последняя надежда и опора. Только я вам верну. Я вам дам заработать, я вам дам украсть. Вся эта страна принадлежит вам. Берите, забирайте это все, разворовывайте здесь. — но не отходите от меня далеко.
На самом деле это попытка выкупить отношения с этой самой олигархической средой. Это попытка убедить их, что я — это единственное, что вас спасает по-прежнему. Потому что как только вы попытаетесь против меня дернуться, вы останетесь один на один с этим ужасным миром, который у вас отнимает, конфискует, вас обижает, вас не признает, вас оскорбляет и всякое такое прочее. Помните, что только я на вашей стороне, только я могу вам дать каким-то образом этого всего компенсацию.
Вот что это такое было. Это такое послание всем этим людям. Мы про это, кстати, тоже говорили много раз — что вся эта система существует на том, что Россия, по существу, положена к ногам этих людей. Вот сегодняшняя очередная новость, что Ткачев, бывший губернатор Краснодара и бывший министр сельского хозяйства, получил в свое собственное распоряжение какое-то колоссальное количество каких-то сочинских олимпийских объектов. Вот это вот ровно оно и есть. А Ротенберги, которые получают бесконечно эти инфраструктурные проекты, строят этот мост, ремонтируют этот мост, и сколько от строительства и ремонта этого моста остается у них в карманах, невозможно даже посчитать. Это астрономические, совершенно немыслимые деньги.
Вот это то, что Путин может предложить в обмен на конфискованное, отобранное, в обмен на конченую перспективу, в обмен на вечный страх оказаться под судом, в обмен на вечный страх ареста при любом пересечении границы и так далее. В обмен на необходимость проводить свои отпуска теперь исключительно на Байкале и как-то не высовывать носа никуда дальше Геленджика. Вот все, что он может им предложить.
Это важно понимать. Это важная часть этой системы. Эта структура держится вот на этом — на личных обещаниях диктатора людям, которых он больше всего боится. Он боится своего собственного окружения. Боится того, что эти меры окажутся действенными. Он боится, что эти конфискации, эти обломы и отъемы в конечном итоге подтолкнут этих людей к бунту против него самого. И он, собственно, им обещает их защищать в случае сохранения их лояльности.
Вот что это было. И неслучайно это заняло такой огромный кусок этого послания. Неслучайно это вдруг вылезло, выпятилось, так сказать, из общей картины мира. Казалось совершенно непропорциональным, а на самом деле да, действительно, это важнейшая часть этой действительности.
О. БЫЧКОВА: Ну и там же опять было очередное обещание, что не нужно преследовать за экономические преступления и так далее. Это уже, наверное, было 1.001.001-е обещание такого рода. Я не знаю, верят до сих пор?
С. ПАРХОМЕНКО: Что касается обещаний, на мой взгляд, самое отвратительное, что там было — вот действительно, если выбирать какой-то один такой перл, который демонстрирует всю лживость всей этой системы… Это история — я даже выписал этот кусок из текстовой версии выступления — про специальный государственный фонд, который будет заниматься «адресной персональной помощью семьям погибших бойцов, ветеранам специальной военной операции, будет координировать предоставление социальной, медицинской и психологической поддержки, решать вопросы санаторно-курортного лечения и реабилитации, помогать в образовании, спорте, трудоустройстве, предпринимательстве, в повышении квалификации, в получении новой профессии. Отдельная важнейшая задача — организация долговременного ухода на дому, высокотехнологичное протезирование для всех, кто в этом нуждается», и так далее. И все это «по принципу одного окна, без казенщины и бюрократии, с каждой семьей (я подчеркиваю: за каждой семьей!) погибшего, за каждым ветераном должен быть закреплен свой персональный социальный работник, координатор, который в ходе личного общения в режиме реального времени будет решать возникающие вопросы».
Ну ё… твою вот это вот! Это говорит человек, в стране которого, в стране, которой он 20 с лишним лет управляет, через 70 лет после конца войны ветераны войны живут в бараках с сортиром на улице. Это говорит человек, который не смог вот этим несчастным старикам обеспечить старость не нищую, не жалкую. И он нам теперь рассказывает про «одного окна без казенщины и бюрократии». Он нам рассказывает про протезирование и решение возникающих вопросов с помощью отдельного прикрепленного персонального координатора. Какой стыд, какая подлость на самом деле! Какая гнида, гондон! Вот это все, что можно сказать про этого человека: жалкий лживый гондон.
О. БЫЧКОВА: Можно вернуться в русло политических…?
С. ПАРХОМЕНКО: Давай вернемся в русло. Возвращаясь в русло, я сказал бы вот что. Что главный вывод этой истории, этого заявления, и главная картина, которую мы увидели, и главное решение, которое на наших глазах — оно не сейчас было принято, оно принято раньше, мы имеем дело с его последствиями — заключается в том, что война по воле вот этого человека, который вчера стоял на трибуне, перестала быть эпизодом в истории России. Она перестала быть сложным моментом. Она перестала быть несчастьем.
Она перестала быть проблемой, которую можно решить. Ведь всякая проблема — это такая штука, у которой есть хотя бы теоретически какое-то решение. В какой-то момент можно сказать: «Проблема решена, проблемы больше нет». Или: «Проблема как-то сама себя исчерпала. Больше она нас не волнует, потому что мы как-то сумели ее преодолеть». Проблема — это какая-то вещь, у которой есть начало, середина и конец. И вообще-то война — это тоже вещь, у которой есть начало, середина и конец. Это какой-то сложный момент в истории государства.
Не так с этой войной в глазах у этого диктатора относительно вот этой страны. То, что мы мы увидели вчера в этом послании — это готовность превратить войну в образ жизни. В постоянную среду, в постоянное условие. В тот фактор, в котором Россия существует все время и из которого она извлекает все, что в ней есть. Оказалось, что война — это отличный способ решения всех сложностей, которые перед нами есть. Смотрите, отлично все! Началась война — и рубль укрепился, инфляция застряла, безработица достигла исторического минимума.
О. БЫЧКОВА: Нет, подожди, это, допустим, аргументы в пользу того, что все идет по плану и все как бы нам только на пользу. А из чего следует твой вывод, кроме того, что военнослужащие и все, кто участвует в этой войне, должны теперь каждые полгода 2 недели ездить в отпуск — а еще из чего?
С. ПАРХОМЕНКО: Из того, что не предлагается и не предполагается в этой философии ничего, что вело бы к окончанию этой войны. Эта война может только продолжаться. Мы можем только адаптироваться к ней, мы можем только извлекать из этой войны свои бенефиты, свою выгоду. Мы можем наслаждаться этой войной как фактором, которые сделал нашу жизнь богаче, разнообразнее, создал социальные лифты, возможности для карьеры разнообразных государственных чиновников и военных, возможности для развития бизнеса для ветеранов, которым теперь будет предоставлено максимальное благоприятствование во всем, возможности для наращивания количества недорогого жилья.
Война открыла колоссальное количество возможностей. Будемте жить посреди этой войны. Будемте продолжать жить войной все это время. И будем жить вечно, и будем пользоваться ей и наслаждаться ей. Знаете, это ровно та знаменитая история про прием у нарколога: «Скажите, вы страдаете алкоголизмом?». — «Нет, я им наслаждаюсь». Вот примерно это самое, в сущности, этот анекдот бесконечно рассказывал всей стране Путин во время вчерашнего своего выступления.
И я, собственно, в очередной раз поражаюсь тому, до какой степени картина будущей России, которая была нарисована писателем Сорокиным, в каких деталях она совпадает с тем, что мы видим. Я, опять же, вчера, слушая это, вдруг подумал: а где я про это слышал? Когда речь дошла до какой-то дороги в Китай, которая будет продолжаться из Казани куда-то дальше — я же про это читал, я точно это видел! Я знаю, кто это придумал. Я полез и нашел. «За четверть часа домчал Потроха до Дороги. Я ее уж поди года три как не видел».
О. БЫЧКОВА: Это «Метель» называется у Сорокина.
С. ПАРХОМЕНКО: Нет, это не «Метель». Это «День опричника».
О. БЫЧКОВА: «Метель» тоже про это.
С. ПАРХОМЕНКО: «И каждый раз, когда вижу — дух захватывает. Дорога! Мощная эта вещь. Идет она из Гуанчжоу через Китай, ползет через Казахстан, через Южные Ворота в Южной Стене нашей, потом через Россию-матушку до самого Бреста, а там прямиком до Парижа. Дорога «Гуанчжоу-Париж». С тех пор, как все мировое производство всех главных вещей-товаров потихоньку в Китай Великий перетекло, построили эту Дорогу, связующую Европу с Китаем. Десятиполосная она, а под землею четыре линии для скоростных поездов. Круглые сутки по Дороге ползут тяжелые трейлеры с товарами, свистят подземные поезда серебристые. Смотреть на это — загляденье».
Вопрос не в том, что Дорога нехороша, а вопрос в том, что Россия (это уже не Сорокин, это уже я) превращается в такое место, по которому проходит Дорога между Китаем и Европой, между Гуанчжоу и Парижем, И единственное назначение этой России — это быть обочиной этой Дороги по одну сторону и по другую. Вот Дорога существует и являет собой весь смысл существования этой территории. Вот во что Путин превращает Россию при помощи этой войны — при помощи войны она будет жить при Дороге из Китая в Европу. Там будет происходить жизнь, здесь будет происходить жизнь, между двумя жизнями Дорога, а по сторонам от Дороги — Россия.
Вот, собственно, то, что мы видим в этом его вчерашнем выступлении. И это, по-моему, главный результат. Кто-то это назвал банализацией. Кто-то это назвал ежедневизацией. Да, это стало повседневной жизнью России — эта война. Если кто-то считает, что для Путина есть что-то после войны, или для людей, которых символизирует Путин — вот для всех этих людей, которые с остановившимися глазами, с опущенными лицами, с повисшими щеками, с какими-то размазанными губами сидели напротив него…
О. БЫЧКОВА: Некоторые во сне.
С. ПАРХОМЕНКО: Некоторые спали, некоторые дремали, некоторые, я не знаю, как-то пытались глазами водить по потолку. Для них для всех война — это последнее, что осталось в их жизни. Ничего после войны для них не существует. На этом жизнь их кончена. И они будут существовать столько, сколько существует война. Собственно, для них длительность этой войны — это длительность того, что у них есть в жизни, длительность того, что они сумели сохранить. И об этом ровно говорит им Путин: пока есть война, есть вы.
О. БЫЧКОВА: Все, нам пора закончить.
С. ПАРХОМЕНКО: На этом можем и закончить. И он закончил, и мы закончим.
О. БЫЧКОВА: Спасибо большое! Это «Особое мнение». Спасибо всем, кто нам писал, был с нами! Лайки, колокольчики и подписки не забывайте. Спасибо, пока!