«Особое мнение» Сергея Пархоменко
Такое впечатление, что Кадырову стало понятно, что вся эта гвардия благополучно кончится под очередным Бахмутом. Бахмутов ведь в Украине много, а гвардия у Кадырова одна. А что осталось? Осталось размахивание пистолетом и споры о том, что мы заберем Варшаву…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
О.БЫЧКОВА: Добрый вечер, добрый день! Это «Живой гвоздь» и «Особое мнение». С вами Ольга Бычкова и с «Особым мнением» — Сергей Пархоменко. Привет!
С.ПАРХОМЕНКО: Привет-привет! Очень рад тебя видеть, давно не были вместе в эфире.
О.БЫЧКОВА: Да, все вернулись, наконец, отовсюду. Я хочу только напомнить нашим слушателям и зрителям, что у нас есть в YouTube чат, где можно писать свои вопросы, соображения, комментарии. Сергей Пархоменко, ты успел выложить какую-то…
С.ПАРХОМЕНКО: Оля, ты знаешь, не успел. Я думаю, что все и так привыкли, что по средам у нас здесь эфир, так что я надеюсь, что все равно вопросы будут. Эксперимент: что будет, если не выкладывать анонса.
О.БЫЧКОВА: Ничего не будет. Я буду задавать тебе вопросы из головы, а не из чата, например, или нет оттуда.
Ты знаешь, у нас буквально приближается эта годовщина, о которой думать очень страшно, потому что у нас весь год, как кто-то смешно нарисовал картинку, у нас весь год февраль и весь год у нас 24 февраля. Теперь оно снова будет. Думаешь об этом?
С.ПАРХОМЕНКО: Да, конечно. И каждый из нас вспоминает, как он прожил 24 февраля и новость о том, что война все же началась и примеряет на себя это, а как мы проживем тот день, когда узнаем, может быть, что ядерный удар все-таки случился. Может быть, нам это еще предстоит. Мы же не могли себе представить, что когда-нибудь будет то, что с нами уже 24 февраля случилось. Ну вот, может быть, и дальше что-то такое предстоит нам.
В общем, действительно, год приближается, и нет такого ощущения, что это какой-то финал. Как мы, собственно и говорили в конце минувшего года, когда все ждали 12 ударов часов и наступления 23-го — какой он будет? Ну, какой — война будет в течение всего года. Понятно, что это надолго, что события только развиваются, понятно, что в дело вступают все новые виды вооружений. Понятно, что концом войны и не пахнет. И нет никаких сомнений, что этот годовщиной дело не кончится. Может быть, еще какая-нибудь годовщина предстоит и может, даже не одна.
О.БЫЧКОВА: Ну да. И ждем мы, конечно, новостей, не знаю чего мы ждем, но не чего-то хорошего от Москвы, Кремля, всех его башен и всех его ветвей власти.
С.ПАРХОМЕНКО: Да чего уж там хорошего? Знаешь, вспоминается неприличный анекдот про бабушку, которая приходит к врачу и говорит: «Доктор, что-то у меня вот там… как-то нехорошо». На что доктор говорит: «Да что же, бабушка, там у тебя может быть хорошего?» Что может быть хорошего, скажем, 21 февраля, когда российский диктатор обратиться к Федеральному собранию? Надо сказать, что отмена всего, которая произошло в конце прошлого года, когда не случилось ни послания Федеральному собранию, ни пресс-конференции, ни «Прямой линии», ничего вот этого вот, всякими политологами воспринималось как свидетельство разлада и сбоя государственной машины. Потому что, дескать, вот устойчивая власть, надежная власть, разумная, рациональная, она характеризуется среди прочего еще и наличием стабильных процедурных ритуалов. Обычно их называют процедурными традициями, но они уже, пожалуй, больше похоже даже на ритуалы. И сам факт того, что из года в год происходят некоторые политические события, политические механизмы — мы можем это наблюдать на примере США, например, где очень аккуратно, очень тщательно соблюдаются различные процедуры, связанные с работой конгресса, со взаимодействия конгресса и Белого дома. В частности, тоже бывает ежегодное обращение американского президента к общему собранию деятелей конгресса — и сенаторов и членов палаты представителей. И в разных странах это тоже происходит достаточно часто. Я думаю, что этот сбой, он, действительно, свидетельствует о том, что российская власть функционирует в условиях чрезвычайщины, сколько бы она не утверждала, что все идет по плану и так далее. Ни черта у них не идет по плану, ни черта ни как задумано. Они реагируют на события и кое-как пытаются адаптировать к ним свои ритуалы.
Но, тем не менее, это послание теперь состоится с большим опозданием. За ним последует уже назначенный митинг в Лужниках, на который будут свозить автобусами бюджетниками, как мы, собственно, уже привыкли. Всякие в Москве предпринимаются чрезвычайные меры безопасности. Даже распространялись картинки с тем, что перекрыт доступ на смотровую площадку Лужников, которая через речку, высоко на горе, потому что будто оттуда что-то простреливается или можно оттуда дрон какой-нибудь с чем-нибудь запустить. В общем, оттуда слишком хорошо видно Лужники, чтобы можно было допустить туда просто людей. Поэтому все перегораживается просто железной решеткой заваренной и явиться туда невозможно.
Но вопрос не только в этом, а вопрос в том, что за этим следуют какие-то дальнейшие политические события. В частности, уже объявлено о том, что на следующий день после выступления диктатора, на которое, кстати, не пустят, например, прессу из недружественных стран. Ну правильно, а чего, собственно, там он может сказать такого, что интересовало бы эту прессу?
Так вот на следующий день пройдут внеплановые заседания Государственной думы и Совета Федерации. Оттуда доносятся, как я понимаю, противоречивые сообщения. Сообщениями этим верить не нужно, потому что понятно, что они сообщают какую-то официальную версию, а что будет происходит в действительности, мы посмотрим.
Но я думаю, что это будет связано с двумя обстоятельствами и с двумя намерениями, которые оказались в срочной повестке дня. Она история — то, что нужно каким-то образом продолжать интегрировать в российское законодательство захваченные территории. Притом, что анекдотизм ситуации сохраняется. Никто не знает, о каких территориях идет речь. Формально они названы. Есть 4 наименования: Донецкая область, Луганская область, Запорожская область и Херсонская область. Но на наименованиях ясность и заканчивается. Потому что, что, например, касается территорий, которые контролируются Российской Федерацией и которые, так или иначе, могут быть включены в разного рода политические процессы и процессы управления — бюджетный процесс, всякие социальные программы, инфраструктурные программы, связанные с ремонтом дорог, мостов и так далее — это все распространяется на какую территорию? Это все касается какой в точности местности? Это все, в какой местности в точности заканчивается? Какое в точности количество людей живет на этих территориях и подлежат там каким-то процессам, связанны с администрированием этой территории? Никто же это не знает и даже не пытается этого установить. Все на сегодня уже смирились, как с чем-то само собой разумеющимся, что Россия является редким примером сегодня страны без территории и границ. Границы ее неизвестны в точности. Территория ее не определена, население не определено. Потому что есть кусок поверхности, который она то ли контролирует, то ли нет, который меняется каждую минуту в зависимости от движения фронта.
Тем не менее, эта виртуальная территория и виртуальная власть над этой территорией, она каким-то образом будет вписываться во все более количество законодательных актов, норм в России, что будет, конечно, создавать все больший хаос и все большее количество условностей и произвола, когда все отдается на произвольное решение исполнителя — конкретного судьи, конкретного прокурора, администратора, чиновника и так далее: относится это к этой территории или не относится, применяется или не применяется, человек выходец из этой части или из той части, скажем, Донецкой области, которая не целиком захвачена сейчас Россией.
Ведь речь идет о захваченных территория. Вот сколько захватили, там это все и действует. Отдельная история про существование там администраций, которые иногда действуют экстерриториально, то есть они находятся где-то за пределами той территории, на которую пытаются распространить свою власть. Вот это один сюжет, который, по всей видимости, будет… просто логически должен быть и Государственной думой и в Совете Федерации после этого обращения диктатора. Скорей всего, он об этом будет говорить. Он будет говорить о включении и интеграции этих новых земель. Все понимают условность этого. Это сугубо политическая акция, которая на практике вырождается во все больший хаос, но, тем не менее, это неизбежно.
Вторая история — это бюджет и налоговая система, которая, что называется, посыпалась в связи с этой войной. Здесь надо вспомнить один из важнейших сюжетов минувшей недели, который связан со взаимоотношениями между диктаторской властью российской сегодня и крупнейшим российским бизнесом. Была сделана попытка обложить этот бизнес таким однократным… я даже не сказал бы налогом — однократным побором. Вообще, это очень характерно, очень свойственно для взаимоотношения крупного бизнеса в России и властью на протяжении последних десятилетий. Мы это знаем, например, из истории с панамскими бумагами, с виолончелистом Ролдугиным, со всякими Тимченко и Ковальчуками, которые являлись карманами и кошельками Путина. Так вот это свойственно для российской политической системы — наличие резервуара, куда добропорядочный, лояльный и демонстрирующий свою верность этой власти бизнесмен должен время от времени складывать какие-то куски своей собственности, своих доходов, капиталов и так далее. И это происходит в рутинном ежедневном режиме. Эти поборы существуют постоянно. Мы знаем, что они существуют на московском уровне, на федеральном российском уровне, что они существуют на уровне, во всяком случае, очень специфических субъектов Российской Федерации.
Много известно, например, про фонд имени Ахмата Кадырова, который существует в Чечне, который, по существу, является бюджетным резервуаром денег, который находится в прямом, персональном распоряжении Рамзана Кадырова и его ближайших соратников. Они любят про это говорить, они любят об этом хвастаться. Они любят говорить, что у них в распоряжении есть эти деньги. Я нисколько не сомневаюсь, что похожая ситуация есть и в других российских регионах.
Но на фоне этой рутины возникают еще и экстраординарные ситуации. Многие помнят, как происходит система этих экстраординарных поборов накануне Олимпиады в Сочи 14-го года, когда бизнес был принужден к тому, чтобы брать на себя либо расходы по сооружению части олимпийских объектов или особо важных олимпийских объектов типа железной дороги, шоссейных дорог, аэропорта и так далее. В этот период это очень все расцвело пышным цветом.
Другая была похожая ситуация — это восстановление Крыма и строительство моста. Это уже 2015 год, после того как Крым был аннексирован. Существовала такая формула, я даже сейчас ее произнес — это восстановление Крыма. В чем, собственно, заключается восстановление? Он что, разрушен, что ли был? Нет. Это были принудительные инвестиции в крымскую инфраструктуру, принудительные инвестиции, например, в водное хозяйство, которое оказалось, по существу, приведено в негодность после того, как Крым был отрезан от украинской территории и украинских источников пресной воды. Ну, и, конечно, все, что связано с транспортом. Сначала паромная переправа, которая потребовалась гораздо более мощная, чем она была, поскольку сухопутный путь в Крым оказался перекрыт. Потом строительство мости. И вот тогда тоже на это все в массовом порядке изымались деньги и крупного бизнеса под угрозой каких-то неприятностей. И тогда сильно страху нагнали на капитанов российской индустрии.
О чем идет речь теперь? Теперь это пытаются выдать за вещь, которая известна в мировой экономике под названием… есть даже специальный термин windfall tax — налог на то, что ветром принесло. Предполагается, что внезапно в связи с какими-то внешними обстоятельствами случаются какие-то непредвиденные доходы.
О.БЫЧКОВА: То же самое, но официально.
С.ПАРХОМЕНКО: Это в мире возможная вещь. Таким принесенным ветром может считаться выигрыш в лотерею. Вот кто-то выиграл в лотерею и на это предполагается некий чрезвычайный налог. Или, скажем, выпала аномально холодная зима, и компании, которые занимаются отоплением и поставкой топлива гражданам, они неожиданно заработали гораздо больше, чем они зарабатывают обычно. И вот на это нанесенное ветром можно наложить какой-то однократный налог. Есть страны, которые время от времени это позволяют, в которых это время от времени оформляется каким-нибудь законом и бывает принято.
Но в данном случае ничего такого, что нанесло ветром. Скорее унесло ветром. Скорее речь идет о резком падении доходов, особенно тех, которые связаны с экспортной деятельностью, со взаимодействием с иностранными партнерами и так далее.
Тем не менее, Андрей Белоусов, первый вице-премьер, в прошлом он был прямым советником Путина по экономике. Его рассматривают как человека, персонально близкого к Путину, он, как говорят свидетели, в довольно наглой манере предъявил — знаете, есть такое слово «предъява» — крупному российскому бизнесу требование скинуться, сделать однократный взнос в государственный бюджет. Говорят, что сначала речь шла примерно о 450 миллиардах рублей с каждого крупного бизнеса. Сейчас речь идет вроде бы о 250 миллиардах рублей. все равно много. Четверть триллиона, между прочим. И от безвозмездно на нужны обороны предоставить… в действительности на нужды агрессии предоставить эти деньги.
И вот, что важно в этой ситуации — это, что бизнес сумел ответить отказом, судя по тем сведениям, которые доносятся из олигархических кругов. Эта грубая атака Белоусова была отражена.
О.БЫЧКОВА: Прямо так и сказали: «Нет, не дадим вам ни копья?»
С.ПАРХОМЕНКО: Я не знаю в точности, что они сказали. Насколько я понимаю, если доверять тем сообщениям, которые я слышал от всяких экономических экспертов, в частности, Сергей Алексашенко довольно подробно об этом говорил, ответом был вопросы. Вопросы, которые заключались в том, «А как вы предполагаете это технически организовать?» Ведь невозможно же эти деньги носить в чемоданах. Они должны каким-то образом перейти с одного счета на другой. «Как вы собираетесь это оформить? Это, собственно, что? Как это будет отражено в отчетности этих компаний, в их налогообложении? Многие и этих компаний являются публичными, то есть у них есть акционеры. И возникает вопрос, как объясниться с акционерами по этому поводу?
О.БЫЧКОВА: А раньше, как это делали?
С.ПАРХОМЕНКО: Раньше речь не шла о таких деньгах. Потому что сейчас совершенно очевидно, что такие деньги можно изъять, собственно, из капитала компаний. Когда речь шла об Олимпиаде, то либо эти деньги изымались из капиталов владельцев, собственно, из их частных денег, либо это оформлялось таким образом, что как бы на баланс этих компаний поступал какой-то объект. Вот этой компании теперь принадлежит этот стадион или вот эта гостиница, или этот автовокзал. Понятная вещь: Мы вам передаем автовокзал — вы начинаете этот вокзал развивать. Это все более-менее понятно, как это устроено.
Сейчас речь идет просто о том, что нужно просто вырвать кусок мяса из компании и отнести его куда-то. Так не бывает, экономика так не устроена. И в ответ было предложено: «А давайте вы повысите, например, налог на прибыль, потому что это можно каким-то образом учесть и в расчетах и в уголке и в планировании финансовом этих компаний».
И вот, по всей видимости, что-то подобное будет обсуждаться на этом внеочередном заседании Государственной думы и Совета Федерации. Видимо, это и есть, по существу, разрушение налоговой системы страны. Потому что налоговая система хороша тем, что она система, что она логична, что она сбалансирована, что она каким-то образом завязана на базовые показатели развития экономики. И одним из очень немногих позитивных шагов путинского правления за все эти 20 с лишним лет многие называли — и я тоже много раз про это говорил, отвечал на вопрос: «А можете ли вы сказать что-нибудь хорошее про Путина?» — ответ такой: «Да, могу, как ни странно. Могу сказать, что он установил достаточно разумную — ну, она, администрация в его время — налоговую систему, в частности. плоский 13-процентный подоходный налог, вполне понятный налог на прибыль. В этом всем существовал какой-то разум, какая-то система.
Сейчас речь идет о военной чрезвычайщине, и масштаб и форма этой чрезвычайщины нам предстоит, по всей видимости, впервые увидеть 22 февраля, когда эти предложения будут произнесены вслух и когда будут превращаться очень спешно в законопроекты.
Кстати, сама постановка вопроса чрезвычайно интересна, что на вопрос: “Зачем вы собираете Совет Федерации?» следует ответ: «А для того, чтобы придать силу, чтобы вступили в действие законы, которые будут приняты накануне”. То есть никто не сомневается, что накануне будут приняты какие-то законы. Другого варианта не существует. Что, например, они будут обсуждаться, что, например, к ним последуют какие-то правки…
О.БЫЧКОВА: Что они не будут приняты.
С.ПАРХОМЕНКО: Что они, может быть, будут отклонены. Об этом никто не разговаривает. Такой опции не существует. Подобного не может произойти. Понятно, что накануне будут приняты законы, вчера, а сегодня мы им придадим законную силу, и сегодня они вступят в действие, за что мы, собственно, и проголосуем.
Таким образом, вся марионеточность, игрушечность этой законодательной системы, она уже никаким образом не оспаривается даже участниками этой системы. Они, исходя из этого, не только действуют, но и разговаривают про это так, как будто это совершенно картонная, кукольная постановка, которая работает так, как ей велят работать из Кремля.
О.БЫЧКОВА: Давай мы сделаем паузу. У нас небольшая как бы реклама о том, что вы можете увидеть и услышать на «Живом гвозде». И потом еще расскажу про очередную интересную книжку.
РЕКЛАМА
О.БЫЧКОВА: Мы продолжаем «Особое мнение» на «Живом гвозде». Ольга Бычкова, Сергей Пархоменко.
Прежде, чем мы продолжим разговор о текущих событиях, я хочу, как обычно, в этих эфирах напомнить вам еще об одной прекрасной новинке на сайте shop.diletant.media, где можно, в том числе, покупать книги и в первую очередь. И теперь здесь знаменитый бестселлер Эрика Ларсона «В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине». Книжка стоит 1900 рублей. Там стоит печать «Эха». И вы можете все это заказать, получить. Не пропустите, потому что, действительно, на shop.diletant.media выкладываются правильные, качественные, настоящие книжки.
Ты видел эту историю про две хризантемочки, перевязанные лентой.
О.БЫЧКОВА: Они были желтые, а лента была синяя — какой ужас! И все это было связано не с тем, о чем можно было бы подумать в связи с этми двумя цветам, а это было связано с памятником жертвам политических репрессий. Это было в Твери. В результате девушка с этими цветочками получила 30 тысяч штрафа.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, это было в Твери, и это был очень важный момент, несмотря на то, что это, казалось бы, совершенно локальная вещь. Касается вроде бы одного человека, одного события, одного судебного решения и так далее.
О.БЫЧКОВА: А я не поняла, почему они к ней привязались?
С.ПАРХОМЕНКО: Сейчас расскажу.
О.БЫЧКОВА: Я понимаю, она бы их положила к памятнику Лесе Украинке в Москве.
С.ПАРХОМЕНКО: Дело в том, что она, в общем, вполне призналась, что поскольку в Твери нет памятника Лесе Украинке — она это прямо сказала, не стала этого скрывать, эта девушка по имени Елена. Я, честно говоря, не нашел ее фамилии, сколько я не рылся во всяких ссылка по этому поводу, ее называют просто Еленой, собственно, и все. А вот имя судьи, которая присудила ей 30 тысяч рублей и признала ее виновной в нарушении кодекса об административных правонарушениях по статье «О дискредитации Российской армии», — вот ее имя известно: Елена Бурякова.
Так вот дело в том, что обвиняемая Елена, она честно призналась, что она стала искать, куда бы ей положить цветы после истории с уничтоженным домом в Днепре, где ворвалась эта громадная ракета и разрушила целую секцию дома, и огромное количество погибших там было. Собственно, после этого было несколько историй с возложением цветов по всяким украинским местам в российских городах — где-то к памятнику Леси Украинке, где-то к памятнику Шевченко, в каких-то городах люди клали цветы — я читал про это, — просто под табличками с названиями улиц, которые были, так или иначе, связаны с Украиной. Где-то есть улица Шевченко, где-то есть Украинский бульвар, где-то есть Украинский проспект, улица Киевская или что-то вроде этого. И люди использовали это как место, где они могут выразит свое отношение к этой трагедии.
В Твери эта девушка Елена не нашла такого места. И она приняла тогда решение придти с этими цветами к памятнику, который ей по смыслу показался самым близким к этой трагедии — к памятнику жертвам незаконных политических репрессий в сталинское время.
В Твери есть такое место, я его очень хорошо знаю, это ныне Медицинский институт или, кажется, он называется Медицинской академией. В подвале этого здания (оно сохранилось) была тюрьма НКВД, и там держали людей, пытали и расстреливали людей. И там, в частности, происходили массовые расстрелы польских военнопленных. Получается, недалеко от Твери есть место под названием Медное, которое является место захоронения этих военнопленных. И это такой, я бы сказал, филиал Катыни, что-то очень похожее по смыслу. Там был большой, несколько лет назад, недавно совсем, может быть, года два назад, скандал, что с этого здания сняли мемориальную доску по поводу того, что этом здании происходили эти события, признали ее незаконной, неправильно установленной. И была целая детективная история, как туда приезжал специально отправленный человек из ФСБ, который наблюдал за этим процессом отвинчивания. Потом они все по очереди начали отказываться от этого, говорить, что они тут не при чем, что они про эту доску ничего не знают, что просто администрация этого Медицинского института почему-то вдруг воспылала к ней ненавистью.
В общем, Тверь известная там, что там это сюжет отношения к памяти жертвам политических репрессий стоит чрезвычайно остро. Регулярно возникают какие-то скандалы по этому поводу. И, тем не менее, там чудом напротив этого здания уцелел небольшой памятник, такой камень, который свидетельствует о том, что здесь была тюрьма НКВД и здесь происходили все эти события. К этому камню Елена и положила свои два цветочка.
И это, конечно, очень важное событие, идеологически важное, я бы сказал, что это историческое событие в прямом смысле этого слова. Потому что это такая точка, пусть очень маленькая, казалось бы, незаметная, но, тем не менее, отдельно стоящая точка в этом повествовании о том, как два этих исторических сюжета соединяются вместе, как соединяются вместе сюжет миллионов жертв политических репрессий в тоталитарное время Советского Союза в 20-е, 30-е, 40-е, 50-е годы и сюжет, с одной стороны, жертв, а, с другой стороны, политических преследований тех, для кого эти жертвы небезразличны. Вот в 2020-е годы, 70 лет спустя.
Эти вещи становятся близкими, они волнуют одних и тех же людей. О них говорят в одних и тех же словах, они возбуждают одни и те же чувства, они эмоционально находятся в сознании людей где-то на близких полках, где-то рядом. И люди вспоминают об истории репрессий или смотрят на эти памятники или, находясь где-то за границей, смотрят на тамошние монументы, так или иначе, связанные с тоталитарными репрессиями в разные тоталитарные периоды. И им каким-то странным рефлекторным образом приходят в голову мысли о сегодняшней войне. Они начинают чувствовать что-то связанное, что-то близкое, а это, действительно, связанное и близкое, потому что одно вытекает из другого. Вот эта идеология сегодняшнего тоталитарного Российского государства, которая привела к возможности войны, она, конечно, корнями своими уходит в эти события.
О.БЫЧКОВА: Я тебе скажу, что и правоохранители тоже это чувствуют, потому что не Россия они винтят за это.
С.ПАРХОМЕНКО: Конечно.
О.БЫЧКОВА: Они понимают, что это про одно и то же.
С.ПАРХОМЕНКО: Но совершенно не случайно у этой Елены, фамилию которой мы не знаем, появилась мысль, что если нужно найти место, чтобы выразить свои чувства по поводу трагедии на этой войне в Украине, то это месте — камень с надписью в память о жертвах политических репрессий, ей это пришло в голову, и судье это пришло в голову. И обвинителям пришло это в голову, и всем пришло в голову совершенно не случайно, потому что они понимают, что это связанные вещи. Интуиция им это подсказывает и подсказывает совершенно правильно.
О.БЫЧКОВА: И давай добавим сюда историю про Марию Пономаренко, которую в Барнауле приговорили к 6 годам за фейки про Российскую армию. А до этого ее еще приехали арестовывать в Петербург, как мы знаем.
С.ПАРХОМЕНКО: Важный нюанс это истории заключается в том, в чем, собственно, ее обвинили. Ее обвинили не в том, тона соврала, что она сообщила какие-то сведения. Надо про это помнить всем, кто это комментирует, кто смотрит на это со стороны. Например, объяснить это каким-то западным людям, которые следят за этим, практически невозможно. Они пожимают плечами, трясут головой и говорят, что этого не может быть. Ее обвиняют не в том, что она сообщила нечто, не соответствующее действительности. Ее обвиняют в том, что она сообщила нечто, что не соответствует официальной пропаганде — вот за что. Ее обвинили за то, что она своими словами обидела официальных пропагандистов недоверием. Она посмела сказать, что она думает что-то не то, что они говорят. Этот нюанс, он кажется каким-то тонким, но, в действительности это важная вещь, потому что это и есть тоталитаризм. Это есть признание этого государства и этой власти в том, что правда никого не интересует. Вопрос ведь не в том, говорят ли люди правду, действительно ли это было или не было. Ведь никто не собирается всерьез убеждать кого-нибудь, что обстрела Драматического театра в Мариуполе не было, что там не погибли люди, что эти люди не были мирными жителями, что в этом театре не было никаких боевиков и так далее. Никто не собирается вас убеждать в этом. Вам просто об этом сообщают и от вас требуют, чтобы вы этом подчинились, как правилу дорожного движения. Полицейский вам не объясняет, почему здесь нельзя налево, почему поворот налево здесь запрещен. Он просто запрещен. Видите: стоит знак «Поворот запрещен». Подчиняйтесь, езжайте прямо.
Вот так, как правила дорожного движения, предлагается устроить важнейшие на самом деле сюжеты нашей жизни — сюжеты о жизни и смерти, о том, может ли государство уничтожать мирных жителей. Нет, вам никто не объясняет это — просто подчинитесь. Мы вам сказали — нет, значит — нет. И вот человека сажают на 6 лет в тюрьму, настоящую колонию. Это не условный срок, это не какая-то игрушка, это настоящая колония, в которой она будет находиться рядом с настоящими преступниками — с убийцами, с воровками, с мошенницами или как еще звучат эти феминитивы — за то, что она посмела противоречить официальной пропаганде. Не за то, что она сказала ложь, не за то, что она оскорбила кого-нибудь, обвинила кого-нибудь, кто не виновен — нет. За то, что она противоречила официальной пропаганде. Это важная вещь. И, собственно, это и есть в точности состояние Российского государства на сегодня, последовательно разрушающего свои институты, в частности, институт правды. Люди обязаны в официальном обиходе говорить правду. Человечество так было устроено на протяжении многих лет. Больше оно в России так не устроено.
О.БЫЧКОВА: Тут есть еще вопрос про правду прекрасный. Его задает нам Серж. Он написал, что Пригожин признался в создании «фабрики троллей» официально. И Серж теперь с этим всех ботов поздравляет с этим светлым праздником.
С.ПАРХОМЕНКО: Да-да. Знаете, а я ведь отношусь к этому как к хорошей новости.
О.БЫЧКОВА: Так Серж тоже не против.
С.ПАРХОМЕНКО: Сейчас объясню, почему. В конечно итоге я отношусь как к хорошей новости, как к хорошему позитивному явлению к тому, во что превратился Дмитрий Медведев. Вот он сжался, скомкался до состояния полного ничтожества, до состояния тролля в Телеграме, который оттуда время от времени издает какие-то истерические визги. А ведь был влиятельным политиком, а ведь был человеком, от которого что-то зависит. А ведь был человеком, который принимал решения, подписывал законопроекты, президентские декреты, постановления правительства, и чего только не. От него многое зависело в нашей жизни. Сегодня в нашей жизни от Дмитрия Медведева не зависит ничего. Он телеграмный болтун, истерический полупьяный телеграмный болтун.
Когда я вижу, как в это же состояние попадают другие люди, о которых мы еще совсем недавно склонны были говорить как о серьезных претендентах на влияние в государстве, как о людях, которые реально влияют на принятие решений, которые разворачивают какие-то важные события, — когда я вижу, что они тоже, в общем, превращаются в Телеграм-троллей или YouTube-троллей и ничего больше, вот от них остается лужица этой темной воды, от которой поднимается этот мутный дымок. И все, больше ничего. Я это воспринимаю как хорошую новость.
Еще совсем недавно мы с вами говорили, что Пригожин — это человек, который вершит, влияет на что-то такое…
О.БЫЧКОВА: Который, не дай бог, претендует на что-то еще…
С.ПАРХОМЕНКО: А не будет ли он преемником, он завтра сделается властителем России. От него же зависит и это… Мы видим, что от этого не зависит ничего. Ему в какой-то момент поручили заниматься вербовкой заниматься в тюрьмах, а в следующий момент выдернули и отменили поручение заниматься вербовкой, и вот он больше ею не занимается. В какой-то момент ему велели отправиться со всеми этими бандюганами на фронт, а теперь он на, собственно, крошечном участке фронта сражается за дома время от времени издает какое-то троллесвистение. То он летает в самолете и предлагает Зеленскому встретится с ним и обменяться городами: «Давайте мы встретимся в воздухе. Я вам отдам город такой-то, а вы мне отдадите город такой». Знает ли Зеленский, слыхал ли Зеленский о том, что ему это предлагают? Это все для потребителей Телеграм-каналов и пабликов ВКонтакте. Вот единственные люди, которых это интересует, это они.
То же самое происходит с его признаниями, что да, это я создал ЧВК «Вагнера», это я организовал «фабрику троллей». В сущности сегодня — это маленькие пиар-игры. Это, собственно и есть работа тролля. Пригожин сегодня один из этих троллей. Просто большой и толстый, может быть, самый большой и самый толстый из этих троллей… Знаете, есть такое выражение «Кормить тролля» — вот его раскормили особенно. На него особенно реагировали, с ним особенно спорили. Вот такой он вырос.
Другое дело, что это все имеет свои последствия, в том смысле, что в этот вид деятельности ввязаны разного рода другие отношения действительно важных государственных институтов. Вот в свое время мы говорили, что появление Пригожина в тюрьма, и вся эта громадная операция с вербовкой наемников из убийца, грабителей, насильников и разбойников, она влечет на собой не только прямые последствия, что все эти люди окажутся на фронте, что все эти люди в конечном итоге окажутся на свободе, потому что велика вероятность, что они разбегутся, что мы потом с ними встретимся лицом к лицу, у этих людей будет в руках оружие, они появятся на улицах российских городов — вот эти самые убийцы и грабители, прошедшие еще и через стрессовую, калечащую психику ситуацию и здорового человека, а такого рода уголовник тем более. То есть это прямые последствия. Но есть еще косвенные. Он заключаются в том, что вся эта операция драматическим образом послужила для разрушения системы российского правосудия, по существу, поставила точку на российском правосудии, отменив саму идею неотвратимости наказания, саму идею справедливого приговора, саму идею возмездия за совершенное преступление. Ничего это сегодня в России нет.
Совершенно по-другому устроены эти отношения — отношения между преступником и обществом. Раньше общество преступнику обещало суд и наказание. Теперь общество преступнику обещает медаль и амнистию в случае, если он примет участие в преступной войне. И любой желающий кого-нибудь убить, изнасиловать, кого-нибудь ограбить тоже рассматривает и эту возможность. Он, размышляя о своем будущем, задумывается не о том, как он будет сидеть, а он задумывается о том, что «я попаду туда, потом я запишусь в наемники, — и дальше строит планы, — я убегу туда, я убегу сюда или останусь и меня амнистируют, или заплачу денег, чтобы не ехать на эту войну». Там дальше можно разных вариантов после этого акта вписывания себя в списки этих наемнических отрядов.
И, таким образом, это разрушило систему исполнения наказаний, систему обвинения, систему правосудия и систему уголовного наказания в России. Сегодня, когда последовательно люди признаются в своих преступлениях публично и хвалятся этими преступлениями, куражатся на почве этих преступлений, они, таким образом, разрушают, например, российскую судебную систему. Что суду-то делать в этой ситуации, как суду обходиться с тем, что только что человек подавал иск о защите чести и достоинства, требуя признать ложью это заявление, теперь он сам это заявление делает. Мы помним историю с Алексеем Венедиктовым, который оказался одним из процессуальных соперников Пригожина и в свое время суд признал, что Пригожин прав, а Венедиктов нет, а потом выяснилось, что надо признавать обратное, но как бы нельзя. Поэтому суд принял поразительное решение, что он не верит Пригожину. Пригожин говорит: «Да, я создал ЧВК «Вагнера». Суд говорит: «Нет, мы ему не верим». И ровно это произойдет, если сейчас кто-то попытается пересудить обратно ситуацию с «фабрикой троллей». А таких людей немало, которые в свое время были наказаны, оштрафованы, признаны виновными, от них требовали, чтобы они опровергали это, были наказаны за то, что они утверждали, как сейчас выясняется, правду. Что сделает суд? Он скажет, что он не верит Пригожину и еще раз распишется, что он является участником этого дешевого гиньоля.
О.БЫЧКОВА: Даже и суд понимает, что врет, как дышит.
С.ПАРХОМЕНКО: Разумеется. Ведь это не останется для самого суда без последствий. Это разлагает изнутри саму систему правосудия в России, взаимоотношение этих людей, влияет на их психику. Можно, конечно, говорить, то им все равно, что им наплевать. Нет, не все равно и не наплевать. Они не могут не отдавать себе отчет в том, что происходит. Они прекрасно понимают смысл и цены тем решениям, которые они принимают, и понимают, что на этом их юридическая карьера закончена. Они поменяли профессию. Они превратились в совсем других людей. Если раньше они все-таки рядились в тогу, в данном случае в мантию судейскую, то сегодня они должны прекратить это делать, потому что всё, их профессия теперь совершенно другая. И они сами теперь это отлично понимают.
О.БЫЧКОВА: Борис тут задает вопрос по ходу. А Кадырова тоже отодвинули, как и Пригожина?
С.ПАРХОМЕНКО: По всей видимости, да. Если мы видим, что Кадыров превращается в интернет-тролля, а он превращается — вот я смотрю облетевший мир, я это видел аж по всяким крутым западным телекомпаниям кадры, как Кадыров дает интервью Скабеевой. И очень смешно, кстати, я видел, как ведущие этих западных новостей говорят: «Это не Маргарита Симоньян. Это другая женщина. Имейте в виду. У Путина есть несколько таких женщин, не одна Маргарита Симоньян. Это другая. Ее зовут по-другому, она по-другому выглядит. Нет, это не Маргарита Симоньян.
Так вот он этой не Маргарите Симоньян дает интервью, и она счастлива это интервью у него принять. Это отдельная совершенно история про то, кем она является в этой ситуации. Она же тоже не журналист, не интервьюер. Она как-то принимает от него это. Он ей демонстрирует пистолет, который ему «мои командиры», — говорит он, — привезли с Украины. Настоящий пистолет, из которого застрелился Гитлер. Откуда он взялся в Украине? Видимо, командиры ему рассказали, что где-то в Украине его нашли.
О.БЫЧКОВА: У нас таких пистолетов на Малой Арнаутской…
С.ПАРХОМЕНКО: Этот пистолет он предлагает переслать Зеленскому, чтобы Зеленский из него тоже застрелился. С одной стороны, это, конечно, ужасно. Официальное лицо, глава одного из субъектов Федерации, высокопоставленный чиновник администрации, каковым он, действительно, является по статусу своему, офицер с большими звездочками на погонах — у него ведь довольно высокое воинское звание — произносит такие речи.
С другой стороны, это выглядит ужасно, с другой стороны, это хорошая новость. Если вот это сегодня политическая деятельность Кадырова, то в общем, это очень хорошо.
О.БЫЧКОВА: Так подожди, он и раньше этим занимался.
С.ПАРХОМЕНКО: Раньше он этим занимался на фоне чего-то другого. Сегодня мы благополучно обнаруживаем, что все эти знаменитые Инстаграм-войска, которые появлялись то там, то сям как бы за спиной у реально воюющих людей, чтобы продемонстрировать свое участие — они там какие-то флаги развешивали, пинали символы украинской власти, в общем, участвовали во всем этом пиар-сопрвождении войны. Сегодня этого тоже не происходит. Такое впечатление, что Кадырову стало понятно, что вся эта гвардия благополучно кончится под очередным Бахмутом. Бахмутов ведь в Украине много, а гвардия у Кадырова только одна. И источник этой гвардии довольно ограниченный. Чечня, конечно, большая республика, густонаселенная, в ней много мужчин, умеющих держать в руках оружие, но это небезграничный ресурс.
Так же ровно, как выяснилось, что не безграничный ресурс тюремное население России. Нам казалось, что в России уж столько народу сидит, что оттуда можно черпать и черпать, таскать и таскать, вербовать и вербовать. Нет, выяснилось, что кончилось и кончилось довольно быстро. 50-60 тысяч по самым оптимистичным оценкам называют эти цифры для описания того урожая, который удалось собрать Пригожину и его людям. И всё, и на этом кончилось. И этих людей потратили под первым же Угледаром, под первым же Соледаром и под первым же Бахмутом. Еще много предстоит Соледаров, Угледаров и Бахмутов, а кампания вся эта уже благополучно кончилось. И зачерпнуть больше из тюрем невозможно.
Так вот ровно так же кончится и гвардия Кадырова, и он это понимает, будучи вполне расчетливым человеком, что называется, мыла не ест, а умеет как-то складывать в столбик и понимает, что люди кончаются. И они тихонько убрались с этой войны. А что осталось? Осталось это размахивание пистолетом и споры о том, что мы заберем Варшаву…. Нет, мы заберем Берлин… Нет, наверное, мы и Прагу заберем! Подождите, вы Бахмут заберите сначала.
О.БЫЧКОВА: Нет, никаких Бахмутов.
С.ПАРХОМЕНКО: Это то, что следовало бы им ответить, прежде, чем разговаривать про Варшаву, Киев, Прагу, Берлин и остальное.
О.БЫЧКОВА: Нет, ты даже слов таких не произноси.
С.ПАРХОМЕНКО: Разумеется. Оглянитесь на те реальные обстоятельства, которые являются результатами ваших действий на фронте, что в точности вы можете с теми ресурсами, которыми вы располагаете.
Вот они и сворачивают свою деятельность до этого интернет-тролления. Это плохая новость? Да нет, это хорошая новость. Это, что называется, знайте свое место. Их мнение оказалось там, возле Дмитрия Медведева.
О.БЫЧКОВА: У нас осталось буквально 3 минуты, этого мало, чтобы обсуждать вопрос про свежие санкции…
С.ПАРХОМЕНКО: Достаточно, чтобы обсудить вопрос про эксперименты с интернетом, которые мы наблюдаем ровно в этих захваченных территориях. Это еще одна реализация еще одного несложного прогноза.
О.БЫЧКОВА: Это кто экспериментирует?
С.ПАРХОМЕНКО: Сейчас скажу. Что именно эти территории становятся полигоном для отработки разного рода диких решений и процессов. То, что невозможно сделать пока, то, что не решаются сделать на большой российской территории, можно сделать там. Это касается и смертной казни, разного рода процедурных обстоятельств криминального характера. Сейчас речь идет о том, что именно Донецкая и Луганская самопровозглашенные республики оказываются полигоном для разных интернет-экспериментов. Мы видим, что последовательно там проверяются блокировки каких-то жизненно-важных элементов интернета. Почему там? Потому что если отвалится, то не страшно. В общем, может быть, не жалко жителей Донецка и Луганска, тем самым людям, которые объявляли, что они эту войну устроили для того, чтобы этим людям помочь, чтобы их вызолить, защитить, запретить кому-то их обижать и так далее. Но именно на них ведут эти эксперименты. Пытаются блокировать разные система Google, понимая, что это один из стержневых институтов вообще в мировой сети. И что попытка нарушить работу Google , скорей всего, обернется нарушениями огромного количества всяких информационных систем, начиная от регистрации в разных сервиса, банковских услуг, поисковых услуг.
Там — не жалко. И вот на этом они отрабатывают блокировки и поисковых служб и мессенджеров и даже речь идет о Zoom. Вот мы сейчас разговариваем с тобой при помощи системы Zoom, которая позволяет нам одновременно выходить в эфир. Это один из самых современных сегодня мессенджеров. И там же речь идет о замедлении YouTube, пока не блокировке.
Почему это важно, почему это политический сюжет? Потому что к этим людям относятся как к лабораторным мышам. На этом мы видим, каково настоящее отношение российской власти к этим территориям, в какой мере они ценят этих людей, в какой мере они относятся серьезно к проблемам их повседневной жизни.
О.БЫЧКОВА: Закончим на этом «Особое мнение» с Сергеем Пархоменко на «Живом гвозде». Спасибо большое всем, кто был с нами, писал вопросы. До встречи ровно через неделю. Пока!