«Книжное казино. Истории»: Фильм «Голод». За кадром
Максим Курников: В какой-то момент мы поняли, что за нами следят, телефоны слушают. Все музеи, все архивы полностью закрыли двери перед нами. И это было противно. Это глупость и аморальность. Люди плюют в свою историю, плюют в своих предков…
Н.ВАСИЛЕНКО: Сегодня я хотел признаться, что я человек впечатлительный, а впечатлениями принято делиться. И вот я делаюсь. Одним из самых запоминающихся документальных фильмов, которые я видел в этом году, для меня оказался фильм «Голод». Сильная история, интересные художественные решения. Вы, наверное, уже много знаете о фильме из новостей. И сегодня мы поговорим о нём и о том, что осталось за кадром. В гостях один из создателей фильма, автор идеи Максим Курников. Максим, привет!
М.КУРНИКОВ: Привет, Никита. Я очень рад, что ты сходил посмотрел, причём на большом экране в кинотеатре «Октябрь», когда ещё была закрытый показ для своих. Ещё предпремьерный показ. Мы думали, что у нас получится показать фильм в кино большому количеству людей. Но не получилось. Я почему так педалирую тему кино, потому что мы старались сделать его именно фильмом. Не телевизионным, а киношным. Хотя Антон Долин написал в рецензии, что это, скорее, телевизионный фильм. Я с ним согласен: по формату повествования – да, это, скорее, телевизионный фильм. Без каких-то киношных выкрутасов, которые должны были быть. Но это действительно широкоэкранный фильм, где каждую травинку, каждую снежинку можно разглядеть. И мы действительно старались, у нас была замечательная съёмочная группа. Режиссёр Татьяна Сорокина как раз подобрала операторскую команду просто потрясающую. Я благодарен судьбе и Татьяне, что познакомился с этими людьми. Один из операторов у нас был обладатель «Эмми». Может быть, вы видели этот фильм документальный, сериал такой, который раз в 7 лет показывает ребят, которые родились в СССР. И потом каждые 7 лет их судьба заново снимается и заново показывается. Юрий – замечательный оператор, с которым мы вместе половину съёмок проехали. Он, к сожалению, потом заболел. И нам пришлось других хороших операторов привлекать. Но Юрий Ермолов для меня оказался невероятным человеческим открытием ещё во время съёмок.
Н.ВАСИЛЕНКО: Если бы я не знал историю, которую ты сейчас рассказал, я был бы уверен, что это всё снимал один оператор, потому что стилевые решения,. какие-то различия, в глаза не бросаются.
М.КУРНИКОВ: Это заслуга нашего режиссёра Татьяны Сорокиной, которая держала оборону от нас с Александром Архангельским, потому что мы 3 автора, мы с самого началаа договорились, что мы втроём этот фильм делаем. И мы имеем каждый равный голос.
Н.ВАСИЛЕНКО: Тогда скажи, кто за что отвечал.
М.КУРНИКОВ: Ты знаешь, мы формально только указали, кто за что отвечал. Мы все за всё отвечали. Это была действительно групповая работа. Мы втроём выполняли функции продюсерские, функции организаторские, функции водительские. Это на самом деле была небольшая команда людей, которые делали этот фильм. В общей сложности даже с учётом привлечения людей, которые на постпродакшене были, не больше 10 человек. И мы, с одной стороны, очень хорошо сработались, с другой стороны – понятно, мы много спорили друг с другом. Особенно мы, наверное, с Александром хотели впихнуть невпихуемое а Татьяна стояла на своём и говорил: «Я вижу так, и так оно и будет». Иногда она переубеждала нас двоих. Иногда мы договаривались, что большинство побеждает. Но в целом это действительно фильм, который можно разделить на троих в равных долях.
Н.ВАСИЛЕНКО: На троих сообразили, значит. Давай с места в карьер. Прокатная судьба какая дальнейшая, потому что чат рвёт и мечет, хочет узнать, когда массовый зритель увидит фильм.
М.КУРНИКОВ: 2 декабря, если вдруг вы в Вене, дорогие друзья, или ваши знакомые в Вене, передайте им, пожалуйста. В Вене будет фестиваль. И он будет интересным. Покажут не только наш фильм, будет очень много хороших фильмов. В том числе фильм о «Новом величии», кстати говоря. Так и называется: «Новое величие». Об этом деле. Есть ещё несколько фильмов, кстати говоря, которые связаны с Россией. Я не знаю, получится ли у меня посмотреть всё, что я себе пометил как интересное. Например, фильм, который называется TOLYATTI ADRIFT, снятый итальянской съёмочной группой полностью. Итальянцы, которые приехали в Тольятти, чтобы посмотреть город, в котором собирают
Н.ВАСИЛЕНКО: Приключения итальянцев в России в новом понимании.
М.КУРНИКОВ: Да! Я безумно хочу посмотреть этот фильм. Мне это очень интересно. Так вот, в Вене 2 декабря будет показан наш фильм на фестивале «Человеческий мир». 2 декабря там. А 18 декабря на канале «Настоящее время», который во многих странах есть как телеканал, будут этот фильм показывать. И, если я правильно понимаю, в этот же самый день они выложат на свой YouTube, который специально для документальных фильмов, «Настоящее время. Док». Там, по крайней мере, был фильм «Разрыв связей» Лошака, на этом самом канале. И они выложат в открытый доступ без английских субтитров, что важно. Мы его так разделили: на русскоязычный прокат и прокат для западных стран.
Н.ВАСИЛЕНКО: Тогда ещё раз суммируем: 2 декабря – Вена, на фестивале.
М.КУРНИКОВ: На фестивале кино, да.
Н.ВАСИЛЕНКО: На большом экране.
М.КУРНИКОВ: Да. А 18 декабря в YouTube он появится. Мы обязательно запостим все ссылки. Пожалуйста, тоже поделитесь ссылками в тот день, когда его поставят. Чем больше его посмотрят в тот день, когда его поставят, таковы алгоритмы YouTube, тем больше людей его в принципе потом посмотрят.
Н.ВАСИЛЕНКО: Александр Архангельский всю вину свалил на тебя, что ты автор идеи и ты к нему пришёл и всё это затеял. Расскажи, с чего всё началось. Что за сюжет тебя зацепил в трагической истории начала 1920-х.
М.КУРНИКОВ: Ты знаешь, началось с того, что я пришёл на «Эхо Москвы в Оренбурге». Или нет: сначала я пошёл на истфак, там у меня были замечательные преподаватели. И когда я пошёл на «Эхо Москвы в Оренбурге» работать, я, естественно, очень хотел делать программу историческую. Когда мы делали историческую программу, я позвал, в том числе, своих преподавателей. И один из них,. Дмитрий Анатольевич Сафонов, который есть в этом фильме, был потрясающим преподавателем. Просто везение, что он мне попался на жизненном пути, очень многому научил. Он вёл у нас источниковедение. Работу во многом журналистскую с источниками, знания я, кончено, черпаю из его лекций. Он принёс на одну из исторических наших программ история дневника стихотворного, который в этом фильме тоже есть. Ты, наверное, эту историю видел. И я на сайте «Эха» когда-то печатал эту историю тоже.
Так вот, этот самый стихотворный дневник меня настолько потряс, что я буквально тогда подумал: «Это кино, это надо экранизировать каким-то образом». Но у меня тогда не было ни сил, ни знаний, ни умений браться за такой проект. Потом в 2014 году, когда произошёл Крым, Россия ввела ответные санкции. Помните: против России ввели санкции, потом Россия ввела ответные санкции. И я попал на первое в России уничтожение продуктов. И я когда своими глазами увидел, как этот литовский сыр давят трактористы, я помню, как я залез к нему на трактор и спрашиваю его: «Как вообще впечатления». А он поворачивается на меня, у него в глазах слёзы, его трясёт, он говорит: «Я просто не представляю, как такое. Люди делали этот сыр, а мы его давим». Он реально не понимал, как он это делает. Но тем не менее давил его, потому что был приказ и т.д. Вот он давил этот сыр. И в этот момент я понимаю: это происходит на тех самых территориях, где люди 100 лет назад голодали. Я эту историю знал. И я в итоге пошёл в архивы, нашёл тот самый дневник. И начал искать другие документы. И я понял масштаб событий. Когда ты видишь только цифры «умерли 5 млн человек» – ну умерли, Гражданская война. Ты не пропускаешь эту цифру через себя. А когда ты начинаешь погружаться в эту историю, ты понимаешь, что был масштаб событий мировой абсолютно. Это события мирового значения, и весь мир об этом говорил. Но сейчас об этом никто не помнит. Как так получилось, что никто не помнит?
Я решил написать несколько статей на эту тему. Одна из них до сих пор доступна, наверное. Хотя в России заблокирован сайт, только через VPN, «Радио Свобода». Как сейчас помню, я очень ругался с редактором. Я хотел назвать по-другому, а он сказал: «Нет, надо назвать именно так». «Просили у властей разрешения есть трупы» – вот так называется материал. И вот я этот материал тогда готовил, смотрел документы. И вдруг, когда я перелистывал документы, а когда листаешь быстро (хочется найти печатные документы, потому что разбирать почерк очень тяжело), вдруг я вижу, что, хоть и рукописный документ, но написан потрясающе чётко. Я начинаю читать этот документ и понимаю, что моя жизнь не будет прежней. Это протокол «разследования» человеческого мяса. И там очень подробно жители села дают показания сами на себя, друг на друга и т.д. о том, как они дошли до людоедства, как это всё происходило.
Никита, ты фильм видел. Я просто обращу внимание: мы использовали одну тысячную того, что можно было бы использовать на эту тему. Более того, я вам скажу, что вот многие говорят: «У вас жуткие кадры». Поверьте, мы использовали очень не всё из того, что мы видели. Мы постарались смягчить эту историю. И вот тогда я честно могу сказать, что начал терять сознание буквально от прочитанного. И я тогда поклялся себе, что сделаю всё, чтобы как можно больше людей знали об этом голоде. Чтобы узнали, как много нам помогали все люди: и в России, и из-за рубежа, которые боролись с этим голодом. В общем, с тех пор, что называется, с этой клятвой жил. И ровно до того момента, когда я понял, что благодаря решению Минкульта все СМИ написали об этом фильме, а самое главное – об этом голоде. И я просто вижу, что всем приходится объяснять: а это голод. И ставить ссылки на какие-то статьи, на «Википедию». И я понимаю, что, по крайней мере, благодаря скандалу вокруг фильма действительно многие люди заинтересуются темой, попытаются осознать, что тогда с нами произошло.
Н.ВАСИЛЕНКО: Максим, когда я написал в своём Телеграм-канале о фильме, после твоего репоста пришло очень много людей, которые, скажем дипломатично, критически относились к тому, что было описано в фильме. Они говорили, что это постановка, что документы липовые, демократы или при Хрущёве и ещё при ком-то переделали, фото смонтировали, американская помощь никогда ничего не было, а если была, то американцы сами развязали голод, чтобы потом на это заработать. Есть смысл переубеждать этих людей или надо двигаться дальше и продолжать делать что-то разумное, вечное?
М.КУРНИКОВ: У меня однажды был такой опыт. Дело в том, что мы сейчас с тобой на YouTube, и, наверное, среди нашей аудитории есть какое-то количество незрячих людей. И среди тех, кто слушает приложение сейчас, тоже есть какое-то количество незрячих людей. Я знаю, какую большую роль радио играет в их жизни. И «Эхо Москвы», в частности, играло в их жизни. Почему я это знаю, потому что как только я начал работать на «Эхе Москвы в Оренбурге» начали звонить слушатели. Мы, сам понимаешь, были гораздо доступнее для своей аудитории, чем в Москве. Просто потому что звонков меньше, и ты можешь с каждым слушателем, который позвонил, поговорить немножко. В том числе среди них был наш слушатель, незрячий человек. С рождения незрячий, но очень интеллектуально подкованный, чувствуется, что он очень много читал. И он убеждённый сталинист. И вот он звонил и говорил: «Вот опять я слышал, как у вас ругали Сталина, как же так можно». И вот он рассказывал, почему нельзя ругать Сталина и почему Сталин был хороший. А я. как ты знаешь, учился на истфаке, очень много документов в руках держал, какие видели до меня 2-3 человека всего. И я ему начинаю приводить какие-то документы, говорю: «Смотрите, вот так было, вот так». А он говорит: «Все документы поддельные, это я вам точно заявляю, я проверял». И т.д. И в этот момент я понимаю, что я не могу апеллировать к каким-то вещам в разговоре с ним, потому что я не могу ему сказать: «Та бумага старая, она пожелтела». Это всё бесполезно объяснять. Я не смогу объяснить, не смогу найти таких слов. И я вдруг понял, что любой сталинист, с которым я спорю, мы примерно оказываемся на таком уровне непонимания. Я не смогу объяснить, что бумага такая. Он не поверит в любом случае, потому что у него есть представление, как то должно быть. И всё. Вот и ответ на твой вопрос.
Н.ВАСИЛЕНКО: Понял. Другая история. Со стороны поддержки зайдём. Фильм снят на краудфандинг, деньги были собраны на платформе «Планета.ру», насколько я помню. И здесь насколько это была важная история, что не государство, не какие-то крупные капиталы, а именно на народные средства был снят фильм?
М.КУРНИКОВ: Как раз Антон Долин в рецензии на «Медузе» написал, что наш фильм – черта под этой дискуссией, под этой схемой, которая была раньше в путинской России. Типа: на государственные деньги мы вам не позволим всякую ерунду снимать, вот ищите деньги сами и делайте что хотите. Вот теперь этот миф закончился. Мы собрали деньги сами. Мы не просили у государства ни копейки. И в то же самое время мы не просили ни копейки и не брали ни копейки ни у одного иностранного фонда. Не потому что мы боялись, что нас объявят иностранными агентами или что-нибудь в этом духе, а потому что это была принципиальная позиция: в том числе одна из задач фильма (не главная, но одна из задач) – сказать спасибо тем иностранным благотворителям, которые нам помогали. И говорить: «Дайте нам денег, чтобы мы рассказали, как 100 лет назад вы нам помогали», – звучит немножко странно. И мы очень оказались рады тому, что мы пошли на этот шаг, потому что, кроме того, что мы там объявили краудфандинг, что мы действительно собрали деньги, достаточные для того, чтобы снимать фильм, мы ещё к тому же через эти пожертвования получили очень много семейных историй, которые очень повлияли на то, каким мы сделали фильм. Мы учли очень многое. Мы географически уточнения сделали по своему повествованию. Если ты помнишь, там есть история с художником Сержем Ивановым. Мы не будем сейчас её рассказывать. Мы эту историю узнали, Никит, благодаря краудфандингу. Представляешь, люди увидели, что это есть. «У меня ещё такая история есть», – написал он нам. И мы в итоге связались, распутали. Кстати говоря, через Сашу Плющева. Поняли, что так будет ещё надёжнее. Они оказались какие-то знакомые. И всё. В итоге у нас эта история, которая одна из главных в фильме, благодаря тому, что мы объявили о краудфандинге, о сборе средств.
Н.ВАСИЛЕНКО: Насколько на окончательный сценарий внешние обстоятельства – тот же ковид, какие-то дополнительные истории – как повлияли?
М.КУРНИКОВ: Никит, чуть-чуть дорасскажу про краудфандинг, потому что тут разные выходят пропагандистские сюжеты на ТВ, которые ругают, в газетах, «Аргументы и факты», в пропагандистских СМИ вышли статьи, которые рассказывают, что мы такие-сякие, растакие. И там пишут, что краудфандинг липовый, потому что о нём нигде не объявляли. Как это они так собрали такие деньги. Это к вопросу о том, что больше 2 тыс. человек перечислили нам деньги. Кто-то очень маленькие суммы, кто-то большие суммы. Я могу сказать, что некоторые пожертвования были в несколько сот тысяч рублей. Просто потрясающе. Я не буду говорить, кто это. Мы потом посмотрели. Мы не знаем этого человека, он перечислил нам несколько сот тысяч рублей на то, чтобы мы снимали этот фильм.
Возвращаясь к ковиду. Ковид очень сильно повлиял. У нас должна была быть больше гораздо американская часть съёмок. Но в итоге мы не смогли просто в Америку выбраться по причине ковида и визовых проблем. Там наслоилось одно на другое. Визовая война России и США, тогда как раз, если вы помните, перестали выдавать друг другу визы. Но там была теоретически возможность поехать в Польшу и там эту визу получить, но в условиях ковидных это было практически невозможно. И съёмки в Манчестере той части, которая касается помощи квакеров, тоже оказались очень скомканными. Ну что ж, это жизнь, это не самое страшное, что могло произойти. Но важная вещь: как мы задумали этот фильм, каким написали сценарий… Война началась, когда мы уже были в стадии монтажа итоговой. И у нас была мысль: менять или не менять. Мы ничего не поменяли. Когда мы увидели итоговую версию, мы подумали: тут кадр надо поменять, тут какая-то несостыковка логическая, надо чуть-чуть подправить. Но именно по смыслу мы не меняли ничего. Вот совершенно ничего. Наоборот получилось, что контекст сегодняшний – война, заявления российских властей, потенциальный голод, который угрожает теперь миру, – это всё напыление, которое появилось само, мы ничего не меняли. А вдруг фильм заиграл другими красками, другими смыслами.
Н.ВАСИЛЕНКО: То есть «не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнётся под нас».
М.КУРНИКОВ: Да. Помнишь, была такая шутка, когда Макаревич ходил на концерты с Путиным. Шутили: «достаточно прогнуться под власть» – была такая строчка. Но сейчас мы видим, что Макаревич молодец. Оказался невероятно крутым.
Н.ВАСИЛЕНКО: Что касается ваших экспедиций: сколько у вас было географических локаций? Какие страны, города, области?
М.КУРНИКОВ: Мы снимали в первую очередь в России. И в России мы проехали только за первую экспедицию 5 или 6 регионов. Давай считать: Челябинская область (в очень разнообразных вариантах, она очень большая), Башкортостан огромный (мы снимали не только в Уфе, снимали в деревнях), мы были в Оренбургской области, моей любимой, родной (тоже в нескольких городах), снимали в Самарской области (кстати. очень важные там были съёмки), в Саратовской области. Могу сказать, что большая часть саратовского материала у нас никуда не вошла. Хотя я вспоминаю: именно берег как образ, как в фильме часто бывает, как раз Саратовская область. Всё, что мы записали с экспертами в Саратовской области, ничего не вошло, потому что эксперты потом сказали, что они не могут дать своего согласия: с ними поговорили. Это было не только в Саратове такое противодействие.
Потом у нас был Петербург, Москва. У нас был Татарстан, несколько городов в Татарстане мы снимали. Снимали в Париже, снимали в Манчестере. Вот это наши основные локации.
Н.ВАСИЛЕНКО: Причём здесь Париж и Манчестер, спросят зрители.
М.КУРНИКОВ: А потому что я не хочу спойлерить. Особенно Париж: там неожиданный такой поворот. Никита смотрел, может подтвердить, что очень даже причём. Посмотрите, тогда увидите. Ещё мы снимали в Сиэтле. Но, к сожалению, мы это делали удалённо. Мы ставили несколько средств связи, чтобы организовать эту съёмку. Ещё США место съёмок. Это места, которые связаны были, по крайней мере Манчестер, США, с помощью голодающим. А вот Париж как был связан, не скажу.
Н.ВАСИЛЕНКО: В России наверняка не обошлось без приключений. Не было ли каких-то преследований, особого внимания к вашей группе? Вас, я уверен, стоит прибыть в аэропорт, должны если не хлебом с солью, то каким-нибудь эшником встречать.
М.КУРНИКОВ: Понимаешь, в чём дело. Сначала всё пошло более или менее нормально, хотя уже тогда появились на нас доносы. Мы знаем, что писали доносы и публично и не публично. Что вот мы якобы на американские деньги что-то хотим сделать невероятное. В итоге мы путешествовали следующим образом: мы арендовали машины. Мы всё время заезжали в деревни. И таким образом ун ас экспедиция была 2 недели первая. И в какой-то момент мы поняли, что за нами следят, телефоны слушают. Все музеи, все архивы полностью закрыли двери перед нами. И это было противно, вот и всё. Я считаю, это глупость. Во-вторых, это аморальность. Люди плюют в свою историю, плюют в своих предков, которые выжили благодаря этой помощи. И плюют тем, кто помогал. Манкурты – вот такой книжный термин я использую для этого слова.
Н.ВАСИЛЕНКО: Тут у нас зрительница Ирина Л. пишет, что ходила на фильм в музей ГУЛАГа. Пишет, что фильм потрясающий, огромное вам спасибо. Отправила в Минкульт письмо, что они враги собственной страны, которые замалчивают историю своей страны. Имеет ли смысл какой-то если не народный протест, то какие-то попытки отстаивать в нынешнее время право на прокат, право на какую-то исследовательскую работу?
М.КУРНИКОВ: Я тебе честно скажу, что я был сторонником… Наша группа ещё работает прокатная. Я за то, чтобы отстаивать в суде. Мои коллеги говорят, что они внутри России, и по-другому оценивают ситуацию, риски. Они не очень хотят ходить по судам сейчас и тратить на это силы, время, нервы. Тем более мы всё равно сделаем сейчас прокат уже в том числе на свободных носителях. Но я бы посудился, честно говоря, с Минкультом.
Но если говорить о том, что нам мешали снимать. Нас 2 раза полиция задерживала. И это тоже было так противно, когда полицейские пытались придумать причину задержания. Говорили, что местные жители пожаловались и т.д. А потом оказывалось, что у них список наш. Мы говорим: «А вам тоже это местные жители передали?». Они так бурчали что-то: «Вы же понимаете, вы же понимаете». Да ничего мы не хотим понимать. Вот эта история «вы же понимаете»– это жалкие люди, вот что я могу сказать, которые соглашаются исполнять такую плохую работу. И я думаю, что я согласен абсолютно с нашей зрительницей Ириной, что это люди, которые плюют на свою историю, которые сами хотят только плохого нашей стране. Хорошее дело не будешь делать, скрывая что-то.
Н.ВАСИЛЕНКО: Они делают плохое, потому что они сами боятся или что? В чём мотивация? Ты не пытался на эту тему рефлексировать?
М.КУРНИКОВ: Кто именно? Полицейские?
Н.ВАСИЛЕНКО: Полицейские, крупные начальники.
М.КУРНИКОВ: А почему люди сейчас идут воевать? Говорят: что я, прятаться буду. Это природа примерно одинаковая.
Н.ВАСИЛЕНКО: Определённая инерция?
М.КУРНИКОВ: Сказало начальство – надо делать. Им виднее.
Мы говорили про сценарий, что там пришлось менять. Как много всего не влезло. Вы не представляете просто, какие истории не поместились в фильм. Как я из-за этого страдаю жутко. Честно тебе признаюсь, у меня был план такой. Когда я понял, что мы будем снимать фильм, году в 2015-2016-м я это понял, приближалось уже 10 лет примерно, как я работал на «Эхе». А я люблю практиковать то, что я исповедую. Я считал, что я 10 лет отработаю шеф-редактором «Эха» в Оренбурге и уйду, потому что нельзя чем-то руководить больше, чем 10 лет. И вот я думал, чем я буду заниматься. Я думал, я буду снимать этот фильм, а потом буду с этим фильмом ездить и рассказывать об этом «Голоде», потому что много что не поместиться, фильм – только повод к разговору. Я думал, что придумаю историю, буду ездить из города в город, показывать этот фильм и рассказывать об этом. Вот чем я думал заниматься примерно около года. Но в итоге я переехал в Москву, работал на «Эхе» в Москве. Но думал, что всё равно так или иначе сможем, если не я, то мои коллеги, показывать фильм и рассказывать о том, что произошло. И действительно первые показы ровно такими и были. После каждого показа были обсуждения, люди рассказывали истории своих семей. Авторы фильма отвечали на вопросы. Я в Берлине успел показать, ответил на вопросы. И как раз там мы рассказываем то, что не поместилось в фильме.
А там потрясающая история. Ты помнишь, там упоминается полковник Белл. Те, кто будет это смотреть, просто представьте себе, что он управлял в тот момент территорией от Сибири до Волги. Он по сути распределял продовольствие там. Почему я говорю «управлял этой территорией»? Потому что его советские власти, обратите внимание, выбрали вечным, то есть действующим и сейчас, председателем исполкома Уфы. То есть мэром Уфы, главой администрации Уфы. И он до сих пор вечный. Такие вещи нельзя отменить.
Н.ВАСИЛЕНКО: Вечным – больше сакральный смысл.
М.КУРНИКОВ: Но он до сих пор им является. Навечно избран председателем исполкома. Почётным председателем исполкома Уфы. И он действительно управлял этой огромной территорией, огромной империей, если хочешь, потому что это сразу несколько областей, внутри ещё и Башкирская республика молодая, малая Башкирия, так называемая. И он всё это распределял. Человек совершенно потрясающийю О нём в фильме обязательно будет. Там есть эпизод, как ему мишку подарили. И он с этим мишкой ездил по Уфе на автомобиле. Но самое главное: заканчивается миссия, он заканчивает свою работу там, возвращается в Америку, там почётная встреча. И он выходит на пенсию, он военный отставной. И там никому особенно не интересно, чем он занимался в Европе сначала на Первой мировой войне, а потом в России. И он становится коммивояжёром. И он, человек, который был богом из книги «Трудно быть богом». Не богом в классическом смысле, а если мы вспомним сюжет «Трудно быть богом», этот человек попадает в невероятное пространство, где действуют другие законы. И он какой-то статус получает просто за счёт того, что он пришлый человек. И вдруг он приезжает обратно и работает коммивояжёром. Он дожил до Второй мировой войны и успел осудить советское вторжение в Финляндию.
Ещё история была замечательная переводчицы, которая была из немецкого села в Башкортостане. Она не знала английский язык, но знала немецкий. А часть американцев и англичан, которые там работали, прошли Первую мировую войну, успели там немножко выучить немецкий. А так как переводчиков, сотрудников не хватало из местных, они её взяли. И она довольно быстро выучила английский язык. Она там вышла замуж. Там такая странная свадьба, возможно фиктивная, для того чтобы уехать, потому что уже тогда начали чекисты очень плотно заниматься всеми русскими, которые сотрудничали с американцами. Она уехала, сразу развелась там и начала жить в Америке. И буквально через несколько лет туда приезжает Маяковский, и она рожает от него дочку. И её дочка, уже будучи 80-летней женщиной, приехала в Уфу, чтобы увидеть, откуда у неё мама, где она познакомилась с этим человеком, который её вывез из Уфы, и она попала в Америку.
И таких историй очень много. Очень много интересных переплетений, которые, к сожалению, в фильм не попали, не поместились.
Н.ВАСИЛЕНКО: Ты говоришь, не попали. Значит ли это, что нам когда-нибудь, возможно, придётся ждать расширенную версию, многосерийную версию.
М.КУРНИКОВ: Мы думали об этом, когда монтировали. Мы понимали, что материала у нас столько, что его хватит на больше, чем просто на фильм. Но понимали также, что наш зритель всё-таки в России. И делать сейчас этот сериал просто невозможно. Вряд ли это возможно.
Н.ВАСИЛЕНКО: Конкретно для тебя было бы признанием, если бы этот фильм показали в прайм-тайм на федеральном канале? Понятно, что по нынешним временам это нереально.
М.КУРНИКОВ: У меня ведь цель была не признание.
Н.ВАСИЛЕНКО: Понятно, но всё равно получается выход на массового зрителя.
М.КУРНИКОВ: Смотри, с самого начала нас погубило немножко то, что надо иногда, видимо, задирать нос. А мы как-то скромненько к этому всему отнеслись. Думали: вот покажем в кино, потом куда-то выложим на какой-то канал. Мы не думали, что он на какие-то фестивали попадёт. А потом оказалось, что это интересно и фестивалям, и каналам. Всё что сейчас происходит вокруг фильма, это выше наших ожиданий. Моя главная цель, чтобы люди как можно больше узнали об этих событиях, чтобы они подумали о том, как это произошло, как сделать так, чтобы этого не допустить никогда. И чтобы те, кто потом будет писать учебники истории, обязательно учли этот момент и включили в том числе эту тему как важное историческое большое событие в
эти самые учебники истории.
Я нигде это не говорил, и, наверное, это уже нигде не срастётся. Но так получилось, что, когда мы уже работали над документальным фильмом и работа уже была развёрнута, на меня вышли продюсеры от одного из очень известных продюсеров, чтобы сделать художественный сериал на эту тему. И мы до войны уже начали работать и написали уже общий сценарий художественного сериала на эту тему, связанную с этим дневником, о котором в фильме рассказывается. Но началась война, и это всё заброшено неизвестно куда.
Н.ВАСИЛЕНКО: Грустно. Как раз вопрос о войне нашего зрителя Светланы: «Максим, как вы думаете, голод, о котором вы рассказываете в фильме и Голодомор в Украине 1930-х как-то поможет найти общий язык между нашими народами и понять, что у нас одна общая беда?».
М.КУРНИКОВ: Это не должно вбивать клин как минимум. Но, вы знаете: «Каждая несчастная семья несчастна по-своему». У Голодомора, страшнейшего события нашей истории, причины похожие, а течение другое хотя бы в том, что Сталин тогда запретил любую иностранную помощь, которая только могла быть. То есть помощь была запрещена. Это немножко разная драматургия событий. И то, и другое – ужасное, страшное событие. И они немножко по-другому развивались. Я как раз обращу внимание, что вычёркивать американскую помощь во время голода 1920-х начали именно при Сталине. До Сталина все об этом говорили максимально широко. Например, пропаганда говорит, что вот, они врут, что им запрещалось, ничего не запрещалось. Конечно, не запрещалось в момент, когда голод был и когда просили помощь. Но вымарывать эту тему начали с 1924-го, когда сказали: «Давайте уберём таблички». А в 1927 начали жёстко это вымарывать. Но при этом есть несколько мест, где голод был такой и помощь была такой, что даже в постсоветское время как минимум там висели мемориальные таблички о том, что здесь, например, Нэнси Бэбб построила больницу в Сорочинске. Представь, приехала американка, организовала там цех валенок, заработала деньги (это НЭП) на то, чтобы построить тм больницу. Уехала к себе и жила очень небогатой жизнью у себя в Америке, никому ненужная. Но человек оказался во времени и месте, где он понял, что может кому-то помочь, спасти какое-то количество людей. И с угрозой жизни для себя (мы там рассказываем, как умирали те, кто приезжали помогать) это всё провернула. Кстати, Нэнси Бэбб тоже не вошла в наш фильм. Потрясающая история!
Н.ВАСИЛЕНКО: Столько замечательных историй не вошло. Нет, Максим, ты прям должен пообещать, что в дальнейшем мы всё это исправим если не режиссёрской версией, то хотя бы серией лекций других просветительских мероприятий. Последний вопрос, вопрос памяти. Ты упомянул мемориальные таблички. Для меня память об этом трагическом периоде, голоде 1920-х, связана с памятником, который стоят в арбатских переулках.
М.КУРНИКОВ: Нансену, да.
Н.ВАСИЛЕНКО: А какие ещё памятники, может быть, до сих пор сохранились, на которые стоит обратить внимание?
М.КУРНИКОВ: Может быть, ты обратил внимание, как похож памятник Нансену в Саратовской области на московский, который стоит в арбатских переулках. Я могу сказать честно, что моя цель поставить памятник либо Гуверу, либо вообще американской администрации в Оренбурге, моём родном городе. Я уверен, что наступят времена, когда мы это сделаем. По крайней мере, я тогда себе это пообещал: написать статьи, снять фильм и поставить памятник. И статьи я написал, и фильм уже снял.
Н.ВАСИЛЕНКО: А памятник американскому президенту в Оренбурге ждите. Вместе с возвращением Максима Курникова.
Мы переключаемся к Николаю Александрову. Что касается фильма «Голод», смотрите, кто сможет, в Вене на фестивале 2 декабря. И широкий прокат для массового зрителя – на канале «Настоящее время» с последующим выкладыванием на их документальный YouTube-канал. Ожидайте, следите за анонсами. Максим, спасибо, что нашёл время!