«Ключевые события»: Большой взрыв в Торопце, израильская атака, стрельба в Wildberries
Диктатура вынуждена в какой-то момент втягивать голову в плечи. Я это интерпретирую именно таким образом. Вопрос не только в том, что они не хотят не хотят в этом во всем засветиться и там каким-то образом нести ответственность за эту стрельбу. Им еще и страшно в этом во всем участвовать, потому что они не очень понимают, опять же, до какой степени это выходит из-под контроля, где это остановится, куда это будет развиваться, какие еще силы это будет захватывать…
Подписаться на The Breakfast Show
Поддержать канал The Breakfast Show
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Всем привет, здравствуйте, программа “Ключевые события”. Сегодня из Берлина, и у меня сегодня звездный состав. У меня – это у Татьяны Фельгенгауэр на канале “Breakfast show”. Сергей Пархоменко. Вторую пятницу не даю Сергею Борисовичу отдохнуть. Ну что поделать?
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Что-то я зачистил.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Новости в развитии. Мне интересно, как вы свой взгляд корректируете, дополняете. Новые впечатления подвалили за минувшие 7 дней. И Лев Гершензон. Лев, привет.
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Привет.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, будем обсуждать, что же самого важного произошло за эту неделю. У нас есть сюжеты новые, есть сюжеты в развитии. И там, ах, какое развитие у некоторых сюжетов. Но я не буду навязывать свой взгляд, а спрошу у гостей, что для них было ключевым за прошедшую неделю, Лев.
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Ну, если смотреть на мировые новости, то, конечно же, основные события – это то, что происходит в Ливане, история с взрывающимися пейджерами, рациями и начавшаяся ночью более активная фаза военных действий Израиля на территории Ливана, и это как бы и мое ощущение, и ощущение мирового выпуска True Story. Вот, если говорить про российские события, то да, такие происшествия в бизнесе и в IT, как конфликт в Wildberries, значит, Романов переулок, 350 метров от Кремля, перестрелка двое убитых, вот то, что происходит. С крупнейшей дележ, разборки, как раньше называлось, спор хозяйствующих субъектов, у нас были из прекрасных 90-х, с крупнейшей IT и вообще торговой компанией в России, и сюжет тоже из, не знаю, разряда, может быть, светской хроники о том, что мать детей Павла Дурова претендует на половину телеграмма, пока Павел Дуров заперт в Париже. Ну и, наверное, некоторое развитие сюжета…Не знаю, насколько он заметен в масштабах России, но развитие сюжета ФБК против Невзлина или сюжета с обвинением Невзлина, что вчерашний арест или сегодняшний арест Блинова в Польше, наверное, про это тоже придется поговорить.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как будто бы не хочется, да?
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Мне не хочется.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, хорошо. А это ключевые события, это как раз программа, где гость выбирает сам то, что считает нужным, и то, что считает ключевым. Не знаю, может, Сергей Борисович вообще другой взгляд на неделю?
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Похожий взгляд, и в первых пунктах я совершенно со Львом согласен. Действительно, я бы назвал все-таки главным мировым событием этой недели это то, что происходит на Ближнем Востоке. И вот эту атаку израильских спецслужб очень неожиданную, мощную, эффективную. И главное, что абсолютно очевидно, что это начало каких-то активных событий. И фаза такого, ну то, что снаружи кажется вялым, внутри в Израиле это не кажется вялым. Внутри люди, которые живут там и каждую ночь просыпаются от того, что работает железный купол, и каждый день живут с новостями о том, кто куда поехал, где начались бои, кто погиб, кого ранили и сколько, и так далее. Но на внешний взгляд это начало каких-то гораздо более активных, грозных событий, которые, вероятно, ситуацию сильно изменят. Это главное событие, несомненно. Конечно, огромное впечатление производит история с офисом в Романовом переулке. Прежде всего потому, кто в конечном итоге туда задействован. Совсем задействованы там не только эти бородатые люди с руками в карманах. А что они там в этих карманах сжимают, не очень понятно на внешний взгляд. Но понятно, что и на одной, и на другой стороне очень важные для сегодняшней России политические силы, очень влиятельные, не побоюсь этого слова, лидеры. Так что за этим тоже приходится следить при всей отвратительности происходящего. Дальше, как бы третье событие, есть, на мой взгляд, несколько претендентов. Я как раз меньше слежу за дуровской историей, за взаимоотношениями с…
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Вычеркиваем, согласен.
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Почему вычеркиваем?
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Лев, ты нам все расскажешь.
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Заметная компания. И мы совершенно не случайно, между прочим, считали это вообще самым главным событием еще несколько недель тому назад. Без устали это обсуждали. И выкинуть вообще это из головы было бы, конечно, неправильно. Но, на мой взгляд, это не самая сегодня важная вещь. А вот, скажем, бомбардировка Торопца . Я никогда не выучу… Похоже, что в именительном падеже все-таки Торопец. Громадного оружейного склада. Последствия этого и реакция на это российских властей и людей в России, потому что чрезвычайно поучительные чтения, например, это разные чаты и сообщества, и людей, которые живут в тех краях, и людей, которые живут вдалеке, но обсуждают это активно. Это, по-моему, тоже очень важное событие. Ну и арест Блинова, и разные варианты, я бы сказал, последствий этого ареста, конечно, тоже чрезвычайно важная, мощная история. И вот она-то может иметь очень большие последствиями.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я, кстати, по поводу ситуации в Тверской области, где был взрыв на складе боеприпасов. Как обычно, местные власти что-нибудь расскажут про то, что где-то трава горит. Но уж больно ярко горит. Если посмотреть на True Story как агрегатор такого рода новости, они вообще надолго задерживаются в центре внимания?
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Это очень простой вопрос. Долго горит, ярко, громко звучит, потому что там детонация. Но это все, конечно же, столько и задерживается. Потому что, как Сергей справедливо заметил, и есть эта история, мы ее второй, третий, не первый раз видим. Особенно ярко это было после начавшегося 6 августа. В общем, в августе наступление украинских войск в Курской области, когда местное население в ужасе, пытается решать какие-то свои проблемы. Официальные власти это не замечают, этого нет. И тут такой серьезный, так сказать, гэп между восприятием как бы на местах и вот из центра, скажем так. Мне кажется, ну я прошу прощения, конечно, эту новость я видел и видео смотрел, и на то, насколько хорошо наш сюжет составлен, тоже обратил внимание. Я думаю, что это надолго, потому что у этого просто большие последствия. Это связано, если можно, к вопросу про важные и ключевые события. Важная в связи с этим тоже новость обсуждения разрешения очередной красной линии, разрешения, просьбы Зеленского и реакции Великобритании, отсутствия пока реакции Германии или США на разрешение на обстрел двойнобойными ракетами вглубь территории России. Это очень тоже важная история. Там какие-то ответы, прокси российских политиков, к одним из которых относится бывший политик Дмитрий Медведев, который в очередной раз грозит всему миру ядерным оружием. Поэтому и связь с этим точным попаданием в этот склад, ну, в смысле, она совершенно прямая. Вот, поэтому, да, Таня, отвечая на этот вопрос, да, я думаю, что это долго, долго будет, как эта детонация и борьба с пожаром, так и прочие последствия долгосрочные, поэтому обсуждение в адекватной, вменяемой прессе, как независимой, заблокированной, так и в общем, какой-то качественной, которая работает еще внутри, она будет долгая.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Теперь давайте, наверное, к главной мировой новости, и это атака на Хезбаллу, избирательная, точечная. Я тут с изумлением, надо сказать, читаю некоторые комментарии про то, что это неизбирательное оружие. Я думаю, а какое же, по-вашему, в таком случае избирательное, если вот это не избирательное? Первое впечатление, когда вы прочитали новости, ну а там же еще был как бы в двух частях, сначала история с пейджерами, потом на следующий день буквально история с рациями уже. Не знаю, насколько ожидаемая или непредсказуемая реакция некоторых европейских чиновников, которые говорят ужас, значит, гибнут дети. Не знаю уж, имеются ли в виду 16-летние боевики Хезболлы, которые позируют с автоматами, но как-то. В общем, в Европе, кажется, опять не очень довольны Израилем. У вас какие были первые мысли и впечатления, Сергей Борисович?
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Ну, во-первых, я, как человек с гипертрофированной памятью, сразу вспомнил разнообразные прецеденты, их очень много. И это на самом деле только кажется, что это какая-то совершенно уникальная невиданная вещь. В конце концов, первый взрыв телефонной трубки в руках…
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Шамиль Басаев.
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Нет, нет, Шамиль Басаев тоже это сильно позже, которого там накрыли с помощью телефонного звонка. Но я вспоминаю другое. Ну то есть я не могу этого вспоминать сам, но я много про это читал, про 78-й год, и про то как один из боевиков, задействованных в свое время в теракте в Мюнхене в атаке на израильскую олимпийскую команду, погиб с телефонной трубкой в руке, потому что эта телефонная трубка была заминирована. И взрывное устройство, в ней заложенное израильскими спецслужбами, было взорвано дистанционно. И по одной из версий, просто при помощи самого же звонка на этот телефон. Это был стационарный телефон, никаких других в то время не было. Так что использование разного рода хитроумных индивидуальных, я подчеркиваю, индивидуальных систем связи в качестве оружия, это, в общем, уже теперь традиция. И действительно, я думаю, что спецслужбы всего мира так или иначе стараются этим пользоваться. И вообще вся эта новость – это тот случай, когда внимательному и вообще разумному читателю, потребителю новостей приходится начать немножко интересоваться, не скажу разбираться, но хотя бы интересоваться какими-то техническими вещами, прежде чем делать какие-то общие выводы. Но действительно, эта история с пейджерами и вопрос о том, точечное это оружие или не точечное, направленное или ненаправленное, она требует минимального понимания того, что такое пейджер и как он устроен. Хорошо бы это вспомнить. И хорошо бы понимать, что даже если у вас где-то дома завалялся пейджер с начала 90-х годов, и вы сможете поменять в нем батарейку так, чтобы он опять как-то ожил, то вам не удастся его никуда подключить, потому что никаких общедоступных систем пейджерной связи давно уже не существует нигде в мире. Нет номера телефона, куда надо позвонить и сказать номер абонента и так далее. Это сугубо замкнутые корпоративные сети, которые, надо сказать, используются до сих пор. И опять-таки, если кто-то думает, что это все совершенно ушло в прошлое, нет, это используется в больших больницах, которые распределены по большим площадям, когда много корпусов и тысячи людей, и нужно срочно найти человека и дать ему какую-то команду куда-то прийти, явиться, совершить какое-то действие и так далее. Это большие компании, громадные офисы, это разного рода армейские системы и так далее. И все это находится внутри, во внутреннем распоряжении тех, кто эту систему устанавливает. И вот, между прочим, та компания, о которой заговорили, этот Golden Apollo, считается одним из мировых лидеров производства пейджеров до сих пор, и продукция их измеряется сотнями тысяч. Между прочим, они поставляют это по всему миру, они поставляют это и в Штаты, и в Австралию, и куда только ни. Для вот этих внутренних корпоративных систем. Что важно понимать в этом во всем, что посторонний человек в эту корпоративную систему не попадает и не может оказаться жертвой этой истории, точнее, целью этой истории, он может оказаться жертвой, потому что речь идет о взрывном устройстве. Когда устройство взрывается, оно может поранить случайного человека, оказавшегося рядом, в том же помещении, например, или там, ну, не знаю, кто-то случайно взял в руки, как, собственно, это и было. Вот история там про погибшую маленькую девочку, которую все описывают, она заключается в том, что зажужжал пейджер, она его взяла в руки и понесла папе. Папа-террорист, но вот в эту секунду пейджер оказался в ее руках, а не в руках папы. Вот, это действительно вещь чрезвычайно изощренная, которая потребовала очень многолетней работы, по всей видимости, по разным версиям. Одни говорят, что операция заняла два года, другие говорят, что операция заняла чуть ли не 15 лет, что они специально создавали эту венгерскую компанию, специально эта венгерская компания втиралась в доверие этому Golden Apollo, специально эта венгерская компания долго у Golden Apollo зарабатывала право не только торговать этими пейджерами, но и производить эти пейджеры, получить у них лицензию. Это, в общем, большая история, которая описана сегодня серьезными мировыми медиа больших подробностей. И надо сказать, что это Golden Apollo очень как я понимаю, сотрудничает со всеми следствиями, потому что это большой бизнес, семейный, кстати, построенный людьми за всю свою жизнь. И они вдруг оказались жертвой всей этой истории, коммерческой, так сказать, жертвой. Им ужасно не хочется утратить свою репутацию. Они очень стараются объяснить, как это было все устроено и каким образом это попало в чужие руки. Это очень остроумная, если можно такое слово применить, и очень технически изощренная операция. Но важно еще и то, что она может иметь продолжение. И вот то, что это было сделано именно в этом порядке, сначала много-много пейджеров взорвалось, а потом еще несколько радиостанций. Это психологически очень точный ход, на мой взгляд, потому что это не что иное, как объяснение, так сказать, без слов о действиях людям, на которых это все направлено, что взорваться действительно у вас может все что угодно: зубная щетка с электрической батарейкой, наушники, которые вы купили для того, чтобы слушать музыку, тостер, кофеварка – абсолютно все что угодно, потому что действительно повторить это можно, и как выяснилось, можно оседлать какое-то производство, можно с помощью этого производства превратить кофеварку в мину замедленного действия, и можно включить эту кофеварку удаленно, потому что для этого нужно минимальное устройство связи. Но тогда будет потеряна таргетированность, будет потеряна гарантированная принадлежность к определенным нужным для разведки структурам, потому что Nokia, пейджерами, радиостанциями в нынешних условиях, такими переговорными устройствами, действительно пользуются не все, это довольно экзотическое устройство, а вот разные другие электрические устройства типа наушников, ими действительно может пользоваться кто угодно. Этот выбор сегодня находится в руках у спецслужб, в данном случае у израильских спецслужб, но психологически это было очень важно, продемонстрировать, что спецслужбы очень по-прежнему мощны. И возникшее ощущение после 7 октября прошлого года, что Израиль совершенно утратил всякую квалификацию, и с ним можно выделывать все, что угодно. Нет, как мы видим, не утратил. Был сбой, была ошибка, возможно преступление. В общем, был ужасный эпизод, связанный с 7 октября, но израильские спецслужбы, израильские вооруженные силы по-прежнему очень сильны, по-прежнему очень коварны, по-прежнему очень изобретательны и совершенно не собираются оставлять своих врагов в покое. И это очень важный итог этого сюжета и поворот этих событий, который останется и дальше.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Лев, если говорить про реакцию, в том числе и европейскую, насколько для тебя она ожидаемая, предсказуемая?
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Она, к сожалению, ожидаемая. И твой вопрос, который ты изначально задала, о том, что Израиль традиционно и в этой ситуации, в которой главное, опять-таки, то, что Сергей уже сказал, это таргетированность и масштаб. Сергей вспомнил про историю, когда телефонный аппарат становился, так сказать, переносчиком или инструментом убийства, но здесь речь идет о тысячах устройствах. Вот, это важно. И там, то, что мы читали в открытой прессе, скорее всего, эти пейджеры были у среднего или низшего, ну, командного состава, поэтому, конечно, для, условно говоря, двухсоттысячной Хезболы, какие-то тоже публичные оценки их численности, 4-5 тысяч раненых, число погибших относительно небольшое, но раненых оно может действительно иметь критическое влияние на вообще управляемость, так сказать, всей этой структуры. А второй акт с другими рациями, тоже которые используются в Хезболле, он мог действительно поставить серьезный ущерб нанести вообще всей системе связи в этой организации. Значит, то, что Израиль… Да, ну и вторая важная вещь, это действительно таргетированность. То есть это устройства, которые были только у членов террористической организации Хезболлы. А тот факт, что, да, они, так сказать, у них этот work-life balance не очень хорошо устроен, они занимаются террористической деятельностью, это их, как говорят программисты, не бага, а фича – в густонаселенных районах, в своих семьях и так далее, и это привело к тому, что, да, были жертвы среди мирного населения, но если смотреть на цифры и на соотношение, то, мне кажется, это беспрецедентная акция по именно вот соотношению вот этих вот сопутствующих всегда нежелательных жертв, где мирное население. Но, тем не менее, это не помешало европейским некоторым институциям и политикам все равно обвинить Израиль в частности в том, что используется мирная инфраструктура в военных целях. Мне кажется, в данном случае просто это фактически неверно, потому что это партия пейджеров была использовалась не в мирных целях и опять таки никакие пейджеры, которые используются даже в Ливане может быть там в больницах, ничего не взорвалось, нет ни одного такого случая, мы про это не слышали. Тем не менее, да, и обвинили в том, что будут последствия, что это, ну, не только в том, что вот дети какие-то погибли, мирные жители, но и то, что вообще в принципе так нельзя. Но надо понимать, что Израиль живет, ну, и это для него не новость. И внутри есть некоторое ощущение неизбежности большой войны…Тоже вопрос, как сказать, с Ливаном или с Хезбаллой. Это отдельное, важный вообще вопрос, что это вообще за образование, есть ли независимое, суверенное государство Ливан, если оно есть, то какое к нему отношение имеет организация Хезбалла, это там не часть его, не часть его. Но для Израиля там сколько, 80 тысяч перемещенных людей, жители севера, да, это ситуация, которая продолжается месяцы, и она не может вечно продолжаться, это некоторая неизбежность. Поэтому это действительно некоторый этап, ну, на мой взгляд, в большой войне, которая либо уже началась, либо начнется, и для Израиля, и для израильского общества. Это не вопрос, будет война или не будет. Это вопрос, она будет сейчас или будет через три года. Она будет сейчас, когда у нас, у Израиля, хорошие условия и инициатива. Или она будет тогда, когда враг будет лучше готов. Взгляд из Европы о том, что, ну и то, что читают уже по прессе, вот там Израиль не стремится к деэскалации, Израиль хочет войну. Это фактически неверно, никто не хочет войну. В Израиле никто не хочет войну. Это некоторая неизбежность, и вопрос ставится по-другому. Поэтому, да, к сожалению, вот эта реакция во многом, даже с этой операцией, которая с точки зрения ущерба, точнее минимизации ущерба среди мирного населения, по-моему, совершенно беспрецедентна. Но она показывает, что действительно там бомбит Израиль, тоннели Хамаса в Газе и обложившись там мирными жителями, гибнут мирные жители. Это плохо, мы осуждаем за неизбирательное применение. Избирательно, таргетированно наносят ущерб, повторюсь, в основном это ранения, единицы, ну, там, небольшие десятки погибших, все равно плохо, потому что рядом есть мирные жители. И то, что не замечают умышленно или случайно, но скорее умышленно, то, что эта террористическая организация Хезбалла использует все государство Израиль и все его мирное население для прикрытия, и то, что с территории Ливана 11 месяц летят ракеты, которые там тоже десятки погибших граждан Израиля на севере, то, что это все продолжается. Ну, просто представьте себе какую-нибудь любую европейскую страну, с которой такое происходит, и вот эта вот реакция о том, что там пейджеры могли быть рядом с детьми. К сожалению, ничего нового здесь нет, но это продолжение.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Хочу расстроить тебя, мой дорогой Лев. Вот буквально выйдет сейчас партия Яблоко и скажет, Украина должна подписать мир и прекратить немедленно, значит, сопротивляться и отстреливать территорию России, потому что, значит украинское ВСУ убивает мирных жителей Белгородской области. Это происходит в Европе, и в европейских странах на это смотрят и говорят, да, как бы нам мирные переговоры, как бы сделать так, чтобы все сейчас сложили оружие. Это же то же самое на самом деле, масштабы другие.
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Да, плюс еще домножай на внимание к Израилю, к евреям и во всяких. Здесь я не употребляю это слово, оно тоже уводит, но… Ну в смысле, нет, я не против, чтобы его употребляли другие, просто, как бы, когда такая важная тема, лучше максимально точно про это говорить. Да, конечно, и в Берлине мы ведь и в Германии масса как бы пацифистов, которые говорят, мы против оружия, оружие убивает людей, мы не хотим убийств, давайте меньше оружия, давайте не будем давать украинцам, ну, конечно, русские, украинцы, чтобы не будет оружия, не будет убийств. Это как бы для начальных классов школы такая задачка, где логическая дыра. Все классно, но только когда одна сторона его использует и таким образом… Ты не можешь сказать, давайте на Россию не будем смотреть, на это не будем смотреть, давайте будем смотреть только на Украину. И вот то, что Украина вторглась в Курскую область, Украина агрессор, Украина убивает мирных жителей. Будет это правда? Формально будет. Будет это содержательная правда? Если ты эпизод с нападением на Курскую область вынимаешь из двух с половиной лет или там десяти лет, начиная с аннексии Крыма и начиная с российской агрессии на Донбассе, ну, конечно, она будет совершенно нерелевантна. Ну, да. Да, ты права.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Очень странно, что вот эти логические ошибки, сознательно абсолютно, я считаю, что это манипуляция, а не логическая ошибка, что эта манипуляция происходит в том числе со стороны людей, которые принимают решения.
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Не странно, короткое очень замечание. Значит, к сожалению, тоже очень детский, невзрослый подход, но Европа и Америка, которая океанами окружена от всего мира, вот они они считают до сих пор, мне кажется, это мой профанный взгляд, что это их не касается. Ну, как бы Украина гораздо ближе, чем Ближний Восток и Израиль. Мы как бы все любим, европейцы, иногда слетать в Тель-Авив, там море, может быть, на гей-парад сходить, еще что-то. Но вот мы им всем расскажем, как им нужно и воевать, и защищаться, еще что-то. Это ошибка. То есть, с одной стороны, это неправильный подход. У людей должно быть и сопереживание, и возможность аналитически думать про вещи, которые их непосредственно не касаются, но можно как-то смоделировать. А вторая ошибка в том, что ошибка касается. Украина совсем близко. Вот 8 часов на машине, и ты из Берлина, и ты, значит, на границе с Украиной. И это угроза России не эфемерная. Ну и то, что происходит на Ближнем Востоке, это тоже сильно ближе, чем кажется.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сергей, вы добавите что-нибудь?
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Ну я добавлю, что, к сожалению, на все вот эти истории про давайте остановимся отнимем у них у всех оружие, попросим их всех прекратить стрелять, на это же нельзя смотреть совсем наивно, потому что, да, несомненно есть немало людей в Европе и в Америке, которые говорят эти глупости совершенно искренне, они искренне заблуждаются, но есть люди, и я здесь, прежде всего, говорил бы о каких-то бывших российских политиках, которые пытаются оставаться политиками типа людей из несуществующей партии Яблоко и так далее, которые делают это осознанно. Это политический расчет. Они таким способом пытаются добиться благодарности и снисхождения каких-то других политических сил, властных политических сил, снисхождение которых им нужно. Они пытаются с помощью вот такой формы популизма остаться на плаву, они пытаются как бы попасть в ожидание и в желание какой-то части российской публики, отлично понимая, что они говорят, прекрасно осознавая цену тем прекраснодушным компромиссам, которым они призывают, они это делают осознанно, цинично, расчетливо. Очень свирепеют тогда, когда их на этом ловят, но из этого не следует, что их не нужно на этом ловить. Ловить их на этом, несомненно, нужно, и указывать им на то, что то, что они делают, это, в общем, работа довольно подлая, что они продолжают зарабатывать себе или пытаться вернуть себе остатки какого-то политического влияния вот таким способом, на такой фальшивой риторике, это, конечно, говорить нужно, и они этого вполне заслужили.
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Чуть-чуть только, Таня, прости, вот важное Сергей сказал, я бы только чуть-чуть еще обратил внимание вот на что. Что у этой тактики есть очень понятные стратегии, у них очень понятный профит для агрессоров, для России. Было несколько серий публикаций про информационные кампании России в Европе. История очень простая. В Европе очень сильны вот эти пацифистские настроения. Люди, которые в большинстве, тут я согласен, выходят на демонстрации, они действительно против оружия, против насилия. Но агрессор не собирается останавливать вот это. В смысле, это его фальшивая история. И, в принципе, у Европы, например, влияние на Украину и у Запада гораздо больше, чем на Россию. Значит, в европейских и Америке, в прочих демократических странах, где есть выборы, тебе достаточно небольшую часть населения, ну, как бы, перетащить на свою сторону, чтобы они стали требовать от политиков или чтобы там популистские партии, которые тоже будут говорить, хватит нам поддерживать Украину, мы только сеем, только усугубляем ситуацию, только больше войны. Значит, они чуть-чуть получают больше на выборах у них больше власти, это значит, что поддержка в любом случае ослабевает, и значит, что позиции агрессора, в данном случае России или Ирана, который через своих прокси действует, с Ближним Востоком абсолютно такая же ситуация. Конечно же, у Израиля гораздо проще чего-то требовать, ну и там ООН, все декларации и свои там требования, они если посмотреть просто в цифрах, в основном на Израиль направлены. И тем самым, и это мы видели в ситуации с переговорами Хамаса и Израиля, хамасовские позиции тут же усиливаются, они тут же становятся гораздо менее договороспособными. Короче, это очень в краткосрочной перспективе эти действия, как бы прекраснодушные требования мира и остановления агрессии, приводят к тому, что эта агрессия на самом деле усиливается, а жертвы агрессии, они страдают еще больше. И вот эта схема, она работает тоже много лет, продолжает работать. На это тоже, я считаю, нужно обращать внимание.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Про политическое влияние мне вот как-то хочется возразить, а какая вообще политика и какое политическое влияние, если вместо политики в Российской Федерации остались только криминальные разборки? Ну, нету нигде политиков, никто за власть не борется, а борется за деньги, за бизнес. И вот буквально триумфальные рассказы Владимира Путина о том, что, значит, слава богу, не 90-е, в очередной раз подтвердились, слава богу, не 90-е. И просто очень интеллигентно крупнейший маркетплейс России пытаются поделить бывшие супруги. Интеллигентность зашкаливает настолько, что есть погибшие и раненые. Насколько это вообще прям такой яркий слепок путинской России 2024 года?
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Сейчас Сергей ответит, просто ты очень смелая вот Сулеймана Керимова и Рамзана Кадырова назвать бывшими супругами, это нужно много смелости иметь.
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Да, это одна из вещей, про которые я хотел говорить. У меня немножко другой уже теперь взгляд на это, не то что я его поменял, а просто события, которые происходят, и просто трезвый взгляд на эти события заставляет постепенно понимать все лучше, что, собственно, происходит. Во-первых, на мой взгляд, нет никакого больше соперничества внутри семьи Бакальчуков. Это не они делят эту кампанию. Мне кажется, что они оттеснены далеко в сторону от этих событий. И хорошо бы им остаться в живых и одному, и другой. Во всяком случае, дело теперь совершенно не в них, и они совершенно перестали быть ключевыми фигурами в этой истории. А ключевыми фигурами это, собственно, как я понимаю, всегда так бывает, когда стороны неосторожно прибегают к вот этим всем крышам и покровительству каких-то вот такого рода структур, они в какой-то момент совершенно выходят из-под контроля, начинают действовать в своих собственных интересах, начинают общаться друг с другом через голову тех, кто их нанял, одних и других, абсолютно не обращая на них внимания. И я думаю, что тоже, например, что этот муж Бакальчук благополучно теперь сядет, и, возможно, что он сядет на всю жизнь, не беспокоит больше никого, включая тех, кто, казалось бы, сражался на его стороне. Не то, что они сейчас бросятся его вытаскивать, спасать как-то, отмазывать, говорить, да он ни в чем не виноват, оставьте его в покое, это не он, это мы. Я как-то в это трудно верю. Ну, нету и нет, но смело его с этой сцены, ну и смело. Что я хотел бы сформулировать, может быть, несколько иначе. Это то, что мы видим вот в этих сражениях в сотнях метрах всего-навсего от Кремля, символической, так сказать, точки власти России, это не вместо российской политики. Вот раньше была политика, а теперь вот криминальные разборки. Нет, это и есть политика, это форма бытования российской политики сегодня. И это действие влиятельных сил российского политического театра сегодня – это и есть российские политики, это и есть те политические группировки, которые сегодня сражаются. Если кому-то когда-то казалось, нравилось или не нравилось, что есть там на одном конце какие-то либералы, на другом конце какие-то коммунисты, а вот здесь вот у нас те, кто сторонники твердой руки, а здесь вот сторонники наоборот расслабления всего на свете и рыночной экономики, нет, теперь противостояние происходит совершенно по другим линиям, и противоречия заключаются совсем в другом. Не об этом они теперь спорят, не так они сражаются. Они сражаются за контроль над российской экономикой и в конечном итоге над российским государством. И во время войны это так же важно, как и вне всякой войны. Потому что это в условиях, например, отсутствия импорта. Вот весь этот рынок потребительских товаров, на котором важнейшей фигурой была эта компания Бакальчуков и этот самый Вайлдберрис, действительно миллионы и миллионы людей просто обувались и одевались при помощи этой компании. И это был едва ли не вообще основной способ добычи большого количества вещей, которые находились в квартирах российских семей. Контроль над этим в условиях, когда рынок меняется, когда потребительские привычки людей меняются, когда источники потребительских товаров становятся другими, когда системы торговли этими товарами другие, когда с рынка исчезают целые колоссальные силы и торговые системы, которые так или иначе были связаны с зарубежными разными российскими партнерствами. Это и есть политика. Причем большая политика. И это важный контроль над важными сегментами российской экономики. Не просто они собираются забрать эти деньги, раздербанить эту компанию и так далее. Нет, они хотят рыночную торговлю в России контролировать. Ни больше, ни меньше. Так устроена российская политика сегодня. И, конечно, это производит сильное впечатление и очень важен тот фактор, который мы наблюдаем, что российская верховная власть, российский диктатор, его ближайшее окружение делают вид, что их это не касается и что это какие-то сугубо криминальные обстоятельства. Нет, они совершенно не сугубо криминальные.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну как, эту сделку изначально все-таки одобрял лично Владимир Путин. Тут довольно сложно сделать вид, что они вообще не в курсе.
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Конечно, он несомненно ее одобрял. Это несомненно сделано с ведома, с одобрением и так далее, с благословением. Но на поверхности ничего этого нет. Они сами не хотят это признать политикой, этикой. Они не хотят никаким образом обозначить свое участие и свое влияние на эти дела. Кадыров, который в этом во всем участвует активнейшим образом, не является с их точки зрения представителем интересов Кремля. Во всем остальном является, а в этом конкретном почему-то не является. Вот здесь он действует совершенно автономно, самостоятельно, и мы здесь совершенно ни при чем. Но это тоже, в конце концов, естественное развитие диктатуры. Диктатура вынуждена в какой-то момент втягивать голову в плечи. Я это интерпретирую именно таким образом. Вопрос не только в том, что они не хотят не хотят в этом во всем засветиться и там каким-то образом нести ответственность за эту стрельбу. Им еще и страшно в этом во всем участвовать, потому что они не очень понимают, опять же, до какой степени это выходит из-под контроля, где это остановится, куда это будет развиваться, какие еще силы это будет захватывать. Вот сейчас, например, с… начиная с суждения Ольги Романовой, как большой специалистки в устройстве российского криминального мира. Мы начинаем обсуждать, что в это во все задействованы не только вот эти все силовые структуры, одних кавказцев, других кавказцев, но еще и большой российский криминальный бизнес во главе с самыми влиятельными криминальными авторитетами, типа там Захария Калашова и так далее, которые вдруг как-то начинают маячить за спинами у этих людей. Вот это и есть вразнос, вот это и есть диктатура, вот это фараоново царство, которое построено в России и которое все теперь ориентировано на войну, и казалось бы, в нем не происходит ничего, кроме войны. И, казалось бы, ничего, кроме войны, этих людей больше не интересует. Нет, но оно продолжает жить своей жизнью, оно продолжает эволюционировать, и эволюционирует оно вот так. В нем не просто возникают какие-то тени 90-х, ой, какой-то опять силуэт вот этого человека в тренировочных штанах с оттопыренным карманом, где-то я это видел. Вопрос не в эмоциональном ощущении, а вопрос в том, что это действительно новые политические силы, которые берут власть и концентрируют власть в своих руках, даже в таких важных, ключевых для жизни российского общества сегментах, направлениях, как вот такая потребительская экономика, розничная торговля в самом-самом большом масштабе, который только можно себе представить.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но вообще это же еще с точки зрения IT-продукта отличная была история. Кто бы мог подумать, что закончится все человеком в тренировочных штанах.
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Дело не в тренировочных штанах, а двое убитых в Романовом переулке. И, значит, действительно штурм офиса в этой Романов-Плазе 300 метров от Кремля. Конечно, это было до сих пор. Просто это не было… Я тут смотрел один график: главные площадки и сервисы в России, ну там где Яндекс, ВКонтакте, Мейл.ру, Ютуб, Телеграм. Вот Wildberries на 10 месте. Значит, чтобы понимать, ежедневно сайтом и приложением Wildberries пользуется каждый четвертый россиянин, а значит ежемесячно, по-моему, процентов 60. То есть это охватывает, ну в смысле Сбербанк с Яндексом чуть-чуть выше, но не сильно. Ежедневно таких сервисов, их, по-моему, меньше 10, в которых четверть россиян пользуется Wildberries . И в этом смысле тут я не сторонник, конечно же, а горячий противник теории заговора. Нужно иметь в виду, что Wildberries – это не только крупная торговая компания, это не только организация с тысячами пунктов выдачи. Мы этот логотип Wildberries видим и в Белгородской области, и в Курской, на всех видео тут горит, тут обстреливают, там везде Wildberries есть. Но еще это одна из крупнейших коммуникационных площадок. Это про IT, это про массовую коммуникацию, нравится нам это или нет, особенно в союзе с крупнейшим оператором наружной рекламы, может, не только наружной, этим Russ, это довольно серьезный ресурс, может быть, и с этой точки зрения. Конечно айтишная история, ну у нас такой IT теперь, вот эти, я не знаю, реестр повесток, IT – это Роскомнадзор с каким-то миллиардными бюджетами на дополнительные совершенствование системы блокировок, IT – это базы со всеми слитыми информациями, которые продаются за 200 рублей, можете любое там про себя посмотреть все, что там есть, IT – в конце концов это телеграм, который главный мессенджер на линии фронта и у чиновников, значит с непонятными отношениями с властями. Вот это как бы тоже все IT. Но я как раз хочу очень коротко еще один аспект этой истории про него сказать про сравнение с 90-ми. Смотрите, Россия ведет не просто агрессивную войну два с половиной года, она ведет специфическим образом. Она уже несколько десятков тысяч осужденных по разным статьям людей, в том числе за тяжкие преступления, убийства, ограбления, отправила дальше убивать украинцев в Украину. Ну, там, значительная часть из них погибла, но не все. А Россия активно за фантастические, космические деньги зазывает всех остальных до сих пор, ну вот люди, друзья и знакомые, которые живут в Москве, говорят просто на каждой станции, везде – 5 миллионов рублей, только иди возьми в руки автомат, или может не бери автомат, ну или может так, беги, иди в Украину, убивай украинцев. Такого в 90-е не было. Была Чечня, она, к сожалению, для нас это невыученный урок, и я со стыдом должен сказать, что даже я много чего про это знал, слышал, но она воспринималась как далекая история. То, что Украина это все-таки часть Европы, и внимание к ней огромное, мы многие воспринимаем это как, ну, что такое беспрецедентное с точки зрения действий российской армии, к сожалению, это не беспрецедентная история этих прецедентов… и Мариуполь не беспрецедентный, потому что был уже Грозный и так далее. Но что мы сейчас имеем, что все равно тысячи десятки тысяч не убитых возвращаются в Россию, и порог вот этого насилия он очень-очень низкий. К вопросу про новости, про True Story, каждый день не по одному сюжету. Бывший вагнеровец, я не знаю, забил свою подругу, потому что она, не знаю, испортила его колонку. Убили бездомного, потому что он обнял девушку кого-то. Ну, то есть, причины для убийств у людей, которые оттуда вернулись, ну, они не то, что комичные, нет ничего комичного, вообще просто уровень, то есть порог входа в то, чтобы достать пистолет и начать стрелять и убивать, он, значит, минимальный. Ну, в смысле, сильно-сильно ниже. Поэтому говорить, что ой, а что это у нас как бы 90-е вернулись, к вопросу про полную картину, значит, не беря в нее, не обращая внимания на то, что уже сотни тысяч людей, российских граждан, призываются активно российским государством, чтобы убивать, и все эти там пытки, внесудебные расправы, это все тоже происходит. Ни одного дела нет. Ну, как бы то, что она немножко выплескивается, в том числе и с помощью чеченцев или не чеченцев, на улице и Москвы, и рядом с Кремлем, ну вот это уже удивляться этому так сильно не получается.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, я в силу возраста могу ошибаться в своих выводах, но мне кажется, что уровень насилия 90-х во многом был связан с окончанием Афганской войны, возвращением огромного количества людей из ПТСР, которые никак себя нигде не нашли, не применили, кроме как вот вступлением в какие-то группировки.
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Ну, я думаю, что не только, тут Сергей лучше скажет, я думаю, что это тоже фактор, и много чего на границе.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, то есть война – это правда фактор.
ЛЕВ ГЕРШЕНЗОН: Ну да, ну просто это тогда умножай на 10, ну, в смысле просто. И это как-то было понятно, что…
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Да, это было фактором, но, на мой взгляд, не ключевым. Не ключевым. Какое-то количество людей из ПТСР действительно по тогдашней России, еще сначала по Советскому Союзу, а потом по России, конечно, но не они составили костяк тех, кто был в этих криминальных группировках, которые играли такую роль в 90-х.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Окей. Я бы хотела, Сергей Борисович, чтобы мы последней темой с вами… Такой у нас будет кольцевая композиция. Мы в прошлую пятницу с вами начинали с обсуждения расследований ФБК и Инсайдера, и коллег из проекта относительно Леонида Невзлина. За эту неделю очень много всего прозвучало, и заявлений много чего не прозвучало, кстати. Но в четверг вчера был арестован в Польше, тот самый Анатолий Блинов, юрист, которого ФБК считает организатором нападения на Леонида Волкова. И это, мне кажется, тоже очень важное добавление к развитию этого сюжета. У вас за эту неделю насколько понимание поменялось, дополнилось, расширилось?
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Ну, я бы сказал, что мое понимание как-то укрепилось в разных смыслах. Прежде всего, укрепилось понимание того, что в этом есть две истории. Одна история – это сугубо криминальная история нападений на людей, организации прямо реальных и очень жестоких покушений. А в некоторых случаях покушения должны были сопровождаться еще и передачи человека в руки российских спецслужб, что в общем равносильно убийству. Несомненно, как мы понимаем, Это одна история. Расследование ее всех обстоятельств, ее огромное количество доказательств, которые здесь вошли, так сказать, в общий оборот. Многие из них мы можем видеть своими глазами и оценивать. Мы можем оценивать степень вероятности того, что они фальсифицированы, вероятность очень мала. Мы можем каким-то образом пытаться справиться с тем парадоксальным обстоятельством, что источником этой информации, по всей видимости, правдивой и корректной информации оказались российские спецслужбы, которые делают это не из любви к правде, а из желания создать ситуацию провокации, создать ну и благополучно на самом деле это делают, ситуацию внутренней вражды в российской оппозиционной среде. Их задача здесь абсолютно отчетлива. И то, что мы понимаем эти задачи, поразительным образом не заставляет нас сомневаться в справедливости этой информации. Она проверяется другим способом, исходя из других технических соображений. Этим занимаются очень хорошие специалисты. И так бывает в жизни, когда есть что-то, что тебе чрезвычайно не нравится по происхождению. Но, тем не менее, кричать в ответ на это, опять это проклятая неизвестность, как в том анекдоте, оказывается совершенно невозможным. Есть вторая история, и эта вторая история – это попытка, успешная на самом деле, попытка Фонда борьбы с коррупцией получить на этой криминальной истории некоторое политическое преимущество, каким-то образом организовать при помощи этих обвинений еще и атаку на своих политических противников, и здесь абсолютно неважно, на чьей стороне мои симпатии, я думаю, что легко это можно вычислить, на чьей они стороне, но я считаю, что тот факт, что две эти истории смешались вместе, все это нанесло в целом нынешней обстановке очень большой ущерб. И как в прошлый раз, неделю назад, сидя на этом самом стуле, я говорил о том, что это была грубая ошибка, которая принесла нам всем очень большой ущерб, так я сейчас это понимаю только лучше и ярче, и оцениваю это как нечто еще более серьезное. Не нужно было этого делать, не нужно было этого смешивать, нужно было остановиться на криминальном расследовании и не пытаться извлечь из этого некоторую политическую прибыль и не пытаться на этом переиграть своего политического конкурента. Это что касается ситуации в целом.
Что касается истории с Блиновым. Почему-то, по непонятной для меня причине, очень много внимания уделяется тому, когда в точности он был арестован и где в точности он был арестован. Как так вышло, что он остался в Польше? Что это вообще означает? На мой взгляд, это ничего не означает, кроме того, что ему очень трудно было куда-нибудь спрятаться, потому что сведения о нем в больших количествах вылезли на поверхность. История про то, где он, как он, под какими фальшивыми документами он живет, была частью всей этой вскрытой переписки. И в нынешних условиях, оказывается, что начинать метаться из страны в страну, пересекать границы, садиться в самолеты или арендовывать машины и так далее, это еще больше риск, это еще больше шансов оказаться на виду. И вполне возможно, что в этой ситуации действительно относительно менее опасно, хотя, как мы видим, тоже опасно, благополучно его нашли и арестовали, сидеть тихонько там, где ты сидишь, и не шевелиться, как-то стараясь лишний раз не воспользоваться ни телефоном, ни банковской карточкой, ничем. Поэтому я бы не стал как-то особенно подробно разбираться, как так вышло, что он остался в Польше. Ровно так же, мне, честно говоря, совершенно все равно, арестовали его вчера или арестовали его 4 дня назад, 6 дней назад, 8 дней назад. Важно, что арестовали. Арестовали достаточно, ну, задержали, во всяком случае, пока. И это произошло достаточно быстро, и он находится в руках польских следственных органов. Теперь возникает важная развилка. И я совершенно согласен с тем анализом, который уже прозвучал от целого ряда людей, которые внимательно на это смотрят. Например, сегодня утром я слышал очень разумные суждения Романа Доброхотова на эту тему в утренней программе Александра Плющева в Ютубе. Что у Блинова, собственно, есть выбор. У Блинова есть несколько разных возможностей, на кого он начинает играть, на кого он ставит в этой ситуации. Он может попытаться добиться покровительства от Кремля, в надежде, что Кремль решит, что это ценный для нас чувак, ценный источник информации, и нужно его оттуда вытаскивать, нужно его каким-то способом заполучить. Каким способом они могут заполучить, мы уже видели. У них есть всегда возможность организовывать обмены, потому что в руках у путинского режима есть много важных, нужных для разумных, здоровых людей, заложников, которых заложников хочется оттуда вытащить, и вот, значит, появляется возможность сделать это таким способом. Почему это может оказаться важным Кремлю? Не нужно забывать о том, что Невзлин и его коллеги по ЮКОСу являются одними из самых ярких и, надо сказать, может быть, самых успешных врагов Кремля. Это люди, которые выиграли колоссальное совершенно по масштабу дело о 50 миллиардах долларов, которые с тех пор превратились уже в шестьдесят с лишним, потому что там капают, так сказать, неустойки разного рода в связи с неуплатой этих денег. Это была гигантская мировая юридическая операция с задействованием самых сильных юристов мира в самых разных юрисдикциях и европейских, и американских, и ближневосточных, всяких. Они это сделали, они это выиграли, ничего с ними сделать не удалось, ничего противопоставить им не удалось, и неотвратимо приближается момент, мы как-то немножко забыли про это, про все на фоне войны, но тем не менее это так, неотвратимо приближается момент, когда наступит исполнение этих приговоров, потому что все возможности затянуть дело, опрокинуть дело, перевернуть дело, оспорить дело, они, в общем, сегодня уже исчерпаны. И единственная проблема заключается в том, что Россия теперь много кому должна. Она должна теперь не только ЮКОСу, она должна еще и Украине. И весь вопрос заключается в том, что мир предпочтет взыскать с Россией первым. То, что она должна Украине или то, что она должна бывшим акционерам ЮКОС. Но Россия от этого не легче, что называется. Конечно, Россия хотела бы получить много разнообразной информации про Невзлина, Ходорковского, Дубова, Брудно, Шахновского и самых разных людей, фамилий, которые…
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Пошли фамилии из позапрошлой жизни.
СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО: Пошли фамилии из позапрошлой жизни, но все эти люди живы, все эти люди не просто хорошо себя чувствуют, они действуют, и действуют, как мы видим, очень эффективно против Российской Федерации и против Путина, последовательно выигрывая это дело все в новых и новых инстанциях. Конечно, Кремлю очень хотелось бы всех этих людей дискредитировать, опозорить, объявить их террористами, убийцами или кем угодно еще. И Кремлю это очень нужно сегодня. И Кремль может попытаться использовать в частности этого Блинова, который действительно, что называется, давно здесь сидит. Не в польской тюрьме сидит, а как-то в окружающем мире сидит. И опять люди с хорошей памятью вроде меня помнят его на службе и у Березовского, и у Гусинского, и у кого только он не был на службе, и у Юкоса, несомненно, тоже. Действительно, человек, который был задействован в огромное количество разных историй, очень много знает, много помнит, наверняка где-то много чего хранит и так далее. Кремль может его захотеть. У того же Блинова есть возможность выбрать себе другого покровителя, наоборот, противоположного. И, так сказать, сдаться не только польскому, но и европейскому правосудию в этой ситуации, раскрывая, наоборот, сведения о том, как он сотрудничал с российской властью, российскими спецслужбами. И в зависимости от того, что он выберет, или, я не знаю, на что его толкнут его адвокаты, я не сомневаюсь, что у него будет много хороших адвокатов, которых предложат ему со всех сторон. Адвокатов, кстати, тоже надо будет выбирать. И уже выбор адвокатов кое-что будет означать. Но это важная развилка. В любом случае в руках у польских следователей появился человек с огромным количеством информации. И то, что он выбросил, утратил, отдал кому-то, продал или еще что-нибудь, какие-то телефонные аппараты на самом деле ничего не меняют и ценности его не сокращают. И ориентироваться на то, что у него давно ничего нет, он давно все отдал, он как-то чист и пуст. Нет, он совершенно не чист и не пуст, потому что мудрость его, опыт его и информация его хранится совсем не только в этих знаменитых телефонных трубках, которых от него так сильно добивался Невзлин.
ТАТЬЯНА ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я не буду приставать к Льву Гершензону с просьбой комментировать развитие вот этого расследования, но я порекомендую нашим зрителям статью Льва Гершензона на сайте проекта Re Russia «Алгоритмы, репутация, карма. Почему фейки захватывают мир и побеждают качественную информацию». Это не про расследование, не про Невзлина, но это, мне кажется, очень важный структурный такой подход. к объяснению, как мы с вами воспринимаем информацию. Так как в истории с расследованием ФБК все очень активно бросаются словом «фейки», а еще, мне кажется, мало задумываются про слово «репутация», то я бы тогда просто адресовала вас на сайт Re Russia, и почитайте статью Льва Гершензона. Не хочет говорить в эфире, вот буковками найдете его мнение. Спасибо большое, Сергей Пархоменко, Лев Гершензон. Канал “Breakfast show” всегда с вами. Эфир вела Татьяна Фельгенгауэр. Всем пока.