«И грянул Грэм» с Алексеем Венедиктовым: про Каца, личные мотивы и «крота» в ФБК, удар по Чечне, Кадырова, Колесникову, Тинькова
У вас, получается, Навальный не делал расследования, Навальный не интересовался финансами. Это все они говорят. Теперь у них Навальный не знал, кто у них возглавляет американский ФБК. Это они, они, они. Вы что делаете сейчас с памятью Навального? Вы говорите, что он кто был в ФБК? И поэтому я по-прежнему говорю и считаю, что там в руководстве сидит крот, который делает все для того, чтобы разгромить эмигрантскую, антипутинскую, ну, не коалицию, а движение, чтобы перессорить их…
Подписаться на канал «И грянул Грэм»
Поддержать канал «И грянул Грэм»
В. РАДИОНОВ: Алексей Венедиктов, журналист, медиаменеджер, с нами на прямой связи. Алексей Алексеевич здравствуйте.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я практически не слышу.
В. РАДИОНОВ: Да, попрошу режиссера сделать погромче. А так? Сейчас слышно нас получше?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну так, более-менее.
В. РАДИОНОВ: Да. Постараюсь говорить в микрофон. Я еще раз просто тогда представлю нашего гостя, чтобы мы уже запись сделали отдельно. Это я для зрителей прямого эфира поясню. Алексей Венедиктов у нас на прямой связи, журналист и медиаменеджер. Алексей Алексеевич, здравствуйте.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Добрый день.
В. РАДИОНОВ: Давайте начнем с того, что происходит в Гудермесе. Удар БПЛА по Университету спецназа имени Владимира Путина. И здесь много версий. В том числе ряд украинских изданий сообщили, что это, возможно, связано с выяснением отношений между Керимовым и Кадыровым в рамках дела Wildberries. И, кстати, Михаил Подоляк у нас в эфире тоже придерживается такой точки зрения. Что думаете вы? Какое у вас складывается впечатление от произошедшего?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Никакого. Третий год идет война. Она частично перенесена на территорию Российской Федерации достаточно в удаленном от границы месте. Курская область, мне кажется, гораздо более значительная, чем удар по Гудермесу. Есть удары по Брянской области, по Белгородской области. Конечно, Чечня – это еще некая демонстрация. Но Университет спецназа – это очень такое особое заведение, которое создавал Кадыров, в котором действительно очень профессионально готовят офицеров спецназа. Это выбранная цель. Возможно, скорее всего, возможно, повторю, это украинский удар. Ну чего? Это эпизод войны, который завтра забудется.
В. РАДИОНОВ: А «война все спишет», вот не может ли быть использована эта формула, если, допустим, предположить, просто поразмышлять, что, скажем, военные действия являются дымовой завесой для выяснения каких-то отношений? Потому что дело Wildberries – это очень такая громкая история.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, конечно. Мы же знаем, что войну начали марсиане с венерианами просто на нашей площадке. Я, честно говоря, не очень понимаю ваши вопросы. Война все спишет со времен, не знаю, Александра Македонского. Но война все спишет, да. И всегда будут люди, которые будут стараться на этом поживиться. Мы это видим, скажем, что происходит в Мариуполе, когда там собственность бывших украинских олигархов делят сейчас российские олигархи. В этом смысле война все спишет. Ну да, банальность. Ну, все спишет. Не все, конечно, и не спишет, но в применении Гудермеса да, конечно, эпизод, который завтра забудется.
В. РАДИОНОВ: А вот история с Wildberries, насколько она знаковая? То есть это спор хозяйственных субъектов или это что-то большее, как вы думаете?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Она не закончилась. Просто в условиях военных действий все понимают, что Путин отвлечен на, скажем, военные карты, и каждый пытается урвать свой кусок. В данном случае мы видим прямое столкновение интересов части элиты с другой частью элиты. Скажем, дагестанца Сулеймана Керимова и, соответственно, Рамзана Кадырова. Но все равно главным арбитром будет являться президент. Собственно, он и является. Как Путин скажет, так и будет. Это не война Каца с ФБК, которую вы старательно пытаетесь обойти, говоря уже о том, что… Да, да, да. Да, и мы понимаем почему. Я понимаю почему. Неудобно. Смотрю ваши эфиры. Улыбаюсь часто по этому поводу.
Поэтому это война за передел собственности. Пирог сжимается, российская экономика сжимается, несмотря на рост ВВП объявленный. Тем не менее хорошие, сладкие куски уже разобраны. Их нужно переделить. Ну да, есть такой передел. Он и идет.
В. РАДИОНОВ: Я хотел бы пояснение по поводу обхода с нашей стороны истории с Кацем и ФБК, потому что у нас был и Кац, у нас был… Ну, с ФБК сложнее договориться. Это, в общем, не секрет. Мы приглашали представителей ФБК. Была у нас Любовь Соболь, например. Хотя она сейчас не в правлении ФБК, но тем не менее. Да и, в общем, этой теме мы достаточно много внимания уделяем. Вот вчера у нас был, например, Сергей Алексашенко. Что с ФБК не так? Вот мне кажется, что мы как раз освещаем. Даже иногда мне кажется, что чрезмерно много внимания уделяем этой теме.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Это ваша редакционная политика. Не мне ее диктовать. Но поверьте мне, снаружи видится все достаточно хорошо.
В. РАДИОНОВ: Расскажите о своем отношении к истории Каца и ФБК, вот этого расследования и этой реакции. Поделитесь своей точкой зрения.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы уверены, что хотите услышать мой ответ?
В. РАДИОНОВ: Да. Я же задаю этот вопрос. Мы в прямом эфире. Поэтому то, что вы скажете, то ничего уже не почистим.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ничего, ничего. Это ваши риски. Смотрите, поскольку эта история, как известно, началась в российском медиа с меня, а я у вас за это время был раз семь, и вы меня ни разу не спросили, то придется ответить.
Смотрите, меня не интересуют эти банковские истории. Вернее, они меня интересуют в меньшей степени. Честно говоря, не очень. Я впервые услышал слово «рискшифтинг», вот это все. Я абсолютно некомпетентен и никогда на эту тему не высказываюсь. А вот политическая часть, поскольку ФБК является основной политической силой организованной в эмиграции, это, конечно, важно. Я журналист, который наблюдает за политическими движениями не только в России, но и в других странах, тем более в эмиграции.
Мы видим политическое крышевание, которое доказано еще было до Каца. Я как раз с Кацем спорил по этому поводу, потому что КАЦ сосредоточился, с моей точки зрения, на банковских историях. И видно, как он сейчас отвечает: здесь проводка, здесь не проводка, здесь не так назвал, элементы какие-то. Не имеет никакого отношения. Дело в том, что политическая организация занималась политическим крышеванием мутных банкиров. Более того, в части политического крышевания она ввела их в свое управление, то есть допустила их до принятия решений.
Я напомню, что первыми тремя учредителями американского ФБК, тремя директорами были Волков, Ашурков и Железняк. Это вам не шуточки. Это вам не просто донатор типа Кагаловского, который вам дал полмиллиона долларов и делайте что хотите. Или Зимина, или Алексашенко. Это люди, введенные в управление, что бы кто ни говорил. И затем он перестает быть директором и становится казначеем с правом финансовой подписи. По американским законам, по американским налогам это главное лицо. Главное. Нечего тут придумывать.
Поэтому история о том, почему такой человек, как Александр Железняк, был введен в управление, ему была предоставлена политическая крыша от судебных преследований в Европе и в Соединенных Штатах Америки, прикрываясь именем – замечу я, никто не знает, что такое ФБК – Навального. Кто принял такое решение и почему? Вот это есть главный вопрос, а не то, что Максим Кац там со своими рискшифтингами и так далее. И вот на этот вопрос до сих пор нет ответа. Кто принимал такое решение?
Потому что есть одна тонкость. Господин Волков говорит о том, что он познакомился с Железняком в 2021году и Навальный про него не знал. Действительно Алексей Навальный 17 января 2021 года был в узилище и как бы не мог знать. И значит, только Навального сажают, как немедленно господин Железняк до марта, вот у нас остается февраль, 9 марта он уже директор и учредитель. Но дело в том, что нынешний исполнительный директор Иван Жданов говорит: «Нет, Волков познакомился с Железняком в 2019 году». Это значит, что Алексей Навальный должен был знать.
И в этом главный вопрос. Они принимали это решение за спиной Алексея Навального, который сидел в тюрьме, как они сделали это с письмом Фридмана? Или Алексей Навальный махнул рукой тогда и сказал: «Ну вот вроде неплохой парень. Но я не знаю, чего там. Ну, попробуйте его». Это главный вопрос, с моей точки зрения, и как Железняк, как этот человек пришел в управление.
Если мы вспомним, что господин Железняк как минимум тремя сюжетами был связан с российскими правоохранительными органами, кроме того, что в его банке отмывался, как это доказывает уже не Кац, а господин Заякин и The Bell, отмывался кэш прокурорский на 300 миллионов долларов… То есть принимали кэш непонятного происхождения, отмывали его. Признают, не отказываются. Значит, связи были доверенные. Доверенные банкиры. Это банкиры не Навального, а банкиры Чайки. Раз.
Второе. Господин Железняк, и это я говорил в январе еще, господин Железняк был сопредседателем комитета всей Ассоциации российских банков, отвечавшим за связь с ФСБ и МВД – вы вообще понимаете это? – что публично подтвердил директор ФСБ Николай Ковалев. Вы вообще понимаете, что это за человек, какие у него связи?
И в-третьих. В 2014 году господин Железняк был введен известной Ириной Яровой в Комитет по безопасности Госдумы в качестве эксперта. Комитет по безопасности, чтобы вы понимали. Это не просто какие-то люди пришли туда-сюда. Они должны пройти определенную проверку. То есть это человек, который связан с правоохранительными органами в 2014 году, я бы сказал, доверительно.
И, наконец, в январе 2014 года, как мы знаем, он награжден орденом медали «За заслуги перед Отечеством» указом президента Путина. Говорят, всех награждали. Нет. Ни одного банкира из «Пробизнесбанка» и из группы «Лайф» в череде награждений вот этих путинской медалью не было. Так за что же господин Железняк был представлен и кем к награждению и получил эту награду от Путина?
И эти вопросы, когда вы берете себе человека… Вы, подпольная организация, запрещенная в России, и вы берете ее на ключевую должность с допуском. Кто принял решение? Вот же в чем вопрос политический, а не банк туда-сюда катал 300 миллионов. Да простят меня вкладчики банков. Я им сочувствую, но для меня вопрос в другом. Именно в этом. На этот вопрос ответы ФБК не были даны. Они уклоняются от них. Они от них уклоняются. Значит, есть что скрывать. Значит, буду продолжать спрашивать. А Максим Кац пусть занимается своими делами, которые ему кажутся более важными.
В. РАДИОНОВ: Если ФБК согласятся к нам прийти, мы спросим об этом.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Спросите.
В. РАДИОНОВ: Потому что пока еще нам не удалось их к нам пригласить, хотя мы пытались. Я о другом. Но если посмотреть на это с точки зрения такого здравого смысла, для чего вводить в структуру ФБК столь однозначно считываемую фигуру? То есть простота хуже воровства, по этому принципу это работает? Потому что здесь даже не надо сильно копать.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Смотрите, что мы знаем про отношения? Во-первых, мы знаем, и это в интервью Financial Times говорит Волков, мы можем ссылаться только на Волкова, партнер господина Железняка Леонтьев платит 20 тысяч долларов в месяц. Это говорит Волков. И когда его спрашивают: «А раньше он вам платил и сколько?», он говорит: «Платил, но не помню». Что, простите? Ну понятно, да. «Платил, но не помню», – говорит Волков Financial Times. Понятно, что скепсис в Financial Times очень большой. Но тем не менее они платили 20 тысяч в месяц. Это первая история.
Вторая история. Буквально вчера банкиры разразились коммюнике, правда, без подписей, но в своем Фейсбуке, о том, что у нас долгосрочное соглашение с ФБК, мы их финансово поддерживали, поддерживаем и будем поддерживать впредь. Ну и вот, с одной стороны, они финансово поддерживают, а с другой стороны, их представителей вводят в исполнительные органы власти в этой организации. Тогда у меня вопрос, вы за деньги их ввели? Так ответьте, наконец, зачем вы их ввели, если вы его знали всего два месяца. Вы чего, бомжа на улице подобрали?
У вас в США никого не было. У вас Ведута в США к этому времени уже осела, ваш сотрудник. Ну пусть она. На нее можно было записать. Это было бы понятно. А там великий Волков, великий Ашурков и какой-то Железняк. Причем Волков жил в Литве, Ашурков – в Лондоне. И в Вашингтоне и в Нью-Йорке представителем Навального являлся Железняк. «Я представитель Навального. Я представляю организацию Навального. Я председатель фонда Навального». Ничего не напоминает?
Поэтому на самом деле это дело имеет все признаки политического крышевания. Я даже не касаюсь тех писем, в суд которые шли. Но пока объяснения, кроме как за деньги, я не вижу. Являлся ли Железняк тем человеком, который продолжал сохранять отношения с прокурорскими, с МВД, с ФСБ? Я не знаю. Я не знаю. Но тогда объясните мне, как этот человек оказался во главе американского ФБК. Вот где проблема.
В. РАДИОНОВ: А вот личный фактор в обсуждении российской политики. Не знаю, можно ли это отнести к слову «политика». Ну или, скажем так, околополитической деятельности. Насколько он важен? Потому что когда я задавал вопрос Максиму Кацу, он сказал: «Да, сначала меня обвинили в том, что я работаю на СВР. Это меня задело именно в личном смысле. И это стало мотивацией для того, чтобы начать копать. А дальше, накопав, я уже, собственно, понял, что там происходит, и, соответственно, выпустил это расследование».
Я так понимаю, что все-таки у вас тоже присутствует. Не знаю, насколько это глубоко личная история. Но мы помним, что было как раз расследование, назовем так осторожно, расследование ФБК в отношении ваших связей с московской мэрией, потом было обнародовано письмо, подпись Волкова за Фридмана. И, судя по всему, войдем в такую примитивную терминологию, после того наезда вы выпустили то письмо, хотя не выпускали его до этого. Личный фактор является мотивацией для вас сейчас в борьбе с ФБК?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Видите, какая ваша манипуляция.
В. РАДИОНОВ: Нет, я сейчас не манипулирую. Я сейчас говорю, что это может быть.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы переставляете даты. А я вам их напомню. О Железняке я говорил в январе 2023 года. Так называемое расследование про меня – март 2023 года. Можно вот эти две даты сложить? И кто же на что отвечал? И когда я начал упоминать о Железняке и началась истерика, меня предупредили: «Они сейчас тебе ответят, но ответят тебе по дискриминации тебя. В какую сторону непонятно». Сказали мне люди изнутри ФБК. Ну, ответят и ответят.
Поэтому сначала я начал говорить, когда прочитал в Financial Times вот эту самую историю. У меня там сохранилась переписка с англичанами на эту тему, когда я спрашивал: «Это что такое?» То есть я знал фамилию Железняк. «Но это что такое? Он действительно вам сказал, что тот платит им 20 тысяч в месяц и не помнит, сколько он дал раньше?» «Да, – говорят они, – у нас записи есть». Я вам напомню, что господин Заякин сделал интервью с Железняком и Леонтьевым 4 года назад.
В. РАДИОНОВ: Они потом повторили этот материал, обратив внимание, что это было раньше.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Но все это было до того, надо понимать. Послушайте, если бы они объяснили сейчас. Ну, объяснили и объяснили. Как-то объяснили. Но они же никак не объясняют. Ну хорошо, если вы политическая организация, значит, давайте зафиксируем, что политическая организация не объясняет, каким образом этот странный человек, странный по своей траектории, попал в руководство американского ФБК, какая роль в этом Алексея Навального, почему Волков говорит, что Навальный не знал, а Жданов говорит, что было в 2019 году знакомство. То есть Навальный должен был знать, да? Ну, ребята.
Дальше происходит следующее. У вас, получается, Навальный не делал расследования, Навальный не интересовался финансами. Это все они говорят. Теперь у них Навальный не знал, кто у них возглавляет американский ФБК. Это они, они, они. Вы что делаете сейчас с памятью Навального? Вы говорите, что он кто был в ФБК?
И поэтому я по-прежнему говорю и считаю, что там в руководстве сидит крот, который делает все для того, чтобы разгромить эмигрантскую, антипутинскую, ну, не коалицию, а движение, чтобы перессорить их. Вот там сидит человек, который в том числе это использует и управляет. Мы видим все движения, которые делает в последнее время руководство ФБК. Это задача перессорить антипутинскую эмиграцию.
Вы посмотрите историю с «Невзлингейтом». Внесите это туда же, не касаясь факта. Какой страшный сон Кремля? Я вам могу сказать, какой страшный сон Кремля. Если Михаил Ходорковский и Юлия Навальная объединят ресурсы. Это страшный сон Кремля, потому что у каждого из них свой ресурс. У Юлии это прежде всего наследие и ФБК. У Ходорковского это медиаимперия и деньги. Представьте это объединение антипутинское. Что нужно Кремлю? Кремлю нужно, чтобы этого соединения не в организацию, а в единый кулак не произошло.
Вот поэтому, да, «Невзлингейт». Да, надо расследовать. Это криминальное преступление. Это криминальное обвинение. Но ведь мы же понимаем, что там искусственно подвязан Ходорковский. Для того, чтобы его столкнуть с Волковым, с Певчих. Кто из них подвязал, чтобы они уже никогда не сели на одном поле, что называется? Искусственно, повторяю. Невзлин, да, расследуйте. Криминальное подозрение. Все, полиция трех стран должна расследовать.
Ходорковский здесь при чем? А при том, что ни в коем случае не допустить их возможного соединения – ФБК и Юлии и, соответственно, Ходорковского и Антивоенного комитета. Вот что произошло. И за этим молотком не увидели политической части. Потому что молоток – криминальное, уголовное и должна быть расследовано. Если Невзлин, значит Невзлин. Но ведь мы же видим, что Ходорковского белыми нитками туда подшивали. Для чего? Чтобы никто из ФБК с ним не разговаривал, начиная с Юлии Навальной. Как теперь можно разговаривать? Я бы на месте Юлии с ним не стал разговаривать. Теперь до конца исследования, виноват ли Ходорковский (а как ты докажешь, да?), она не может с ним разговаривать. Не имеет права, я бы сказал. Вот какая история.
Наивных людей в Кремле нет. Так же, как их не было в Политбюро. И есть специальные отделы, которые занимаются антипутинской, антивоенной оппозицией. Не допустить консолидации. Обычная, тупая задача, нормальная. И тогда кто-то изнутри им помогает. Но это всегда так. Вот и все. Вот и вся история.
Поэтому история отнюдь не в «Пробизнесбанке» или в каком-то «Бизнеспробанке». Она вторична. Она так же, как вот с «Невзлингейтом». Пусть это расследуют. Это вот криминальная вещь. Вот есть подозрения. Как говорят, пусть расследуют, украли, не украли. Отличная история. Пусть расследуют. Но есть другая часть, политическая, и последствия этой части.
Вот теперь уже и Кац со своей двухмиллионной аудиторией не сможет сесть рядом с Марией Певчих с ее двухмиллионной аудиторией, которые частично пересекаются. Отличная история. Кто у нас там еще остался?
В. РАДИОНОВ: На ваш взгляд, все-таки не может ли быть все гораздо проще? Ну, банальная ревность, конкуренция. Опять же, пирог не такой большой. Когда пирог не такой большой, делить его гораздо сложнее. Соответственно, включаются какие-то другие совершенно механизмы. То есть для этого не нужно вводить условное ФСБ, для того чтобы люди просто перессорились. Потому что когда ограниченный ресурс, все обостряется. Не так?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Конечно. А это не противоречит. Существует конкуренция, существует ревность. Но существуют катализаторы. Катализаторы – штука искусственная. Вы берете катализатор и бросаете его в эту взвесь, и он начинает кристаллизоваться. Это надо подтолкнуть, надо проманипулировать. Слушайте, это работа. Люди за это деньги получают. Офицеры зарплату за это получают.
Вы вспомните историю с Павлом Рубцовым, который был обменян там в обмене Яшина, который три года, как минимум три, а на самом деле семь, внедрялся. Он был другом всех. Его все привечали. Он был свой парень. Он всем помогал. Он кого-то вытаскивал в Нагорном Карабахе из-под пуль. Он свой. Как? Он свой. И кому в голову могло это прийти до того, как польская контрразведка что-то там не нащупала?
Можно создать искусственный разрыв, а можно играть на ревности. Собственно говоря, почему Отелло задушил Дездемону? Яго рядом был. Друг Яго рядом был. И была ревность. Отелло любил, ревновал. А довести до задушения, для этого нужен был Яго.
Так что не противоречит то, что вы спросили. Все очень просто. Они улавливают и понимают сюжеты. Они понимают конкуренцию за представительство перед западными правительствами между ФБК и условным Ходорковским, и условным Кацом, может быть. Им нужно это дело разорвать. Ну, способствовать разрыву. Есть естественное чувство конкуренции. В это естественное чувство конкуренции мы подольем немножко бензинчика и бросим спичку. Так оно вот естественно, а это спичку бросим. Ой, как хорошо. А там они сами друг друга додушат.
Послушайте, люди, которые работают в контрразведке, – это профессионалы. Ну, надо же это понимать. Потом говорят: «Все инфильтровано агентами ФСБ». Ну вот же. Они подталкивают, они это не организуют. Они играют на ревности, на чувстве превосходства, на богатстве Ходорковского, на самолюбие Певчих. Я же не говорю, что это агент, который носит погоны. Нет, это манипуляция может быть. Это может быть манипуляция от Павлов Рубцовых, от знакомых людей. Эй, красотка, посмотри.
Вы посмотрите, молчит Грозев. Вы только посмотрите. Грозев Христо не высказался ни разу по этой истории. Уж казалось бы, расследователь из расследователей. А что такое? А что такое? Вы смотрите, молчит Гуриев, который мог бы по-экономически разнести этого Каца и развесить этих маленьких Кацев разорванных. А что такое? А потому что они умные и понимают. Они понимают то, что я понимаю. Они понимают, что задача на самом деле главная – это разорвать в клочья антипутинскую, антивоенную эмиграцию. В клочья. Ну, пока сами рвут в клочья, ну и ладно. Сами же рвут.
В. РАДИОНОВ: Получается, что первый, скажем, катализатор сработал в истории с Невзлиным, потому что все началось с Невзлина в каком-то смысле. То есть он попался в эту ловушку?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Но если вы вспомните, что катализатор с Невзлиным возник из-за контрактера ФСБ, который, не скрывая, сказал: «Я ФСБ. Вот вам, пожалуйста». И он же ходил не к ФБК. Это же было бы слишком прямо. Он же ходил по разным редакциям. Разные редакции, там кто брезгливо, а кто осторожно, говорили: «Ну, надо проверить. Нет, ну нам второй источник. Не-не, ну идите в полицию». И так далее. Это же была целая операция вот внести. И понятно, что они считали, что… Он же сам говорит, этот Матус: «Я думал, что ФБК не возьмет, и поэтому придется заходить с Russia Today». Зашли. Никто не обратил внимания. Это же внутри эмиграции. Russia Today – это что? Это не репутационно.
Еще раз, это операция. Но на Ходорковского это не повесишь. А зачем на Ходорковского вешать? Нужно его притянуть было для того, чтобы это сделал ФБК. Они и сделали это. Ну и хорошо. «Ну и хорошо», – сказали те, кто придумывал эту операцию.
Эта история про это. Плевать им на Железняка, плевать им на Невзлина. Ну, Невзлина надо наказать за то, что он ходит по судам, там деньги у России. Но это плевать. Вот есть отдел, который отвечает за эмиграцию. Наверняка. В этом отделе есть начальник, которому нужна следующая медаль. Вот именно в этом отделе. И именно этот отдел этим занимается. Обычная бюрократическая машина.
В. РАДИОНОВ: У нас есть звонок. Давайте примем. Здравствуйте. Как вас зовут? Откуда вы?
ЗВОНОК: Здравствуйте. Олег. Я звоню из Вашингтона. Уважаемый господин Венедиктов, вы в эфирах несколько раз упоминали демарш памятника Барклаю де Толли. Я как рижанин тоже горько, потому что я понимаю, что это идет в русле дерусификации, в политике дерусификации Латвии. Там до того дошло, что Сейм решил законно убрать опцию русскую с банкоматов в Латвии. В Сейме Латвии решили главную задачу – буквы русские убрать, сейчас придет удача. Скажите, как вы считаете, не перегибают ли власти Латвии палку в отношении, скажем, русскоязычного населения? И несет ли русскоязычное население Латвии коллективную ответственность вот за эту преступную?.. Спасибо.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Спасибо. Я начну с конца, с вашего позволения. Я тут разделяю точку зрения и Владимира Пастухова, и Екатерины Шульман, что концепция коллективной ответственности – это концепция, свойственная фашизму. Евреи коллективно отвечают за распятие Христа, и вот вам, пожалуйста, Холокост. Цыгане отвечали там коллективно перед Третьим рейхом за то, за то. То есть для меня это не важно, что это Латвия. Это может быть Россия, это может быть Украина, это может быть Латвия, это может быть Бразилия. Неважно. Я согласен, повторяю, и с Шульман, и с Пастуховым по этому поводу.
Что касается памятника Барклаю де Толли. Я когда был в Риге последний раз, я как раз сфотографировался у этого памятника. И когда началась эта история, я через Фейсбук связался с человеком, который этот памятник устанавливал, с Евгением Гомбергом. Я его не знал, естественно, раньше. Вообще не знал всей этой истории. Стоит памятник и стоит. И я ему сказал, что наконец-то то, что Барклай хотел – его признали русским. Вот его не признавали русским ни во время войны 1812 года, ни потом в Советском Союзе, особенно в 50-е годы, когда надо было сказать, что великий Кутузов и подлый негодяй Барклай де Толли, трусливая мразь и так далее.
Первое – это дело Рижского магистрата или Рижской думы, какие памятники ставить и сносить. Но право журналиста и право человека, у которого дед родился в Риге, муж бабушки, скажем так, в Риге я был, высказать свою точку зрения. Это напрасно. Вот это чтобы что? Это внутриполитическая история.
Он такой печальный, а-ля Пушкин, но он никуда не денется. Я так понимаю, Евгений уже фундамент у себя там заливает бетоном сегодня на своем участке в Юрмале. Ну, постоит. Были памятники сосланные, да.
Лично мне всегда со школьных времен за Барклая было обидно. Потому что вот нас было двое – Пушкин и я, Александр Сергеевич и Алексей Алексеевич. Потому что несправедливо. К Барклаю история отнеслась несправедливо. Именно история. Вы почитайте доносы Багратиона на Барклая. Багратион, герой, доносы императору писал, что, мол, вот он сдает русские земли, потому что он не русский. Ну, такое было время.
Поэтому обидно именно за Барклая. Но, повторяю, это дело рижских жителей, которые избрали эту Думу. Но здесь нет коллективной ответственности никогда просто и рижских нет. Тем более, что в Думе голосовали, если я правильно помню, 26 против 14 и 10 воздержалось или там 12 воздержалось. Это было такое большинство. Но тем не менее это внутриполитическое дело: вот мы против русских, русского генерала с истинно русской фамилией Барклай де Толли. Ну, хорошо.
И еще важно. Это я не знал. Я когда начал про это читать, и, кстати, Гомберг тоже вторую часть не знал, первую часть он знал, дедушка Барклая де Толли был рижским бургомистром. Вообще-то, Барклай де Толли рижанин в четвертом поколении, если кто не знал. Его прадедушка приехал в Ригу. Дедушка был бургомистром, а его двоюродный брат, вот Гомберг не знал, а я вытащил это, тоже был бургомистром во время войны 1812 года.
В. РАДИОНОВ: Кстати, Гомберг в Юрмале. У него, я так понимаю, там уже и Петр есть. И у Барклая будет хорошая компания.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, он туда переносил Петра. А теперь туда же перенесет. Ну правильно. Что, переплавлять, что ли, как это бывало?
В. РАДИОНОВ: Спрашивают вас про Северную Корею и участие военных КНДР в войне. Что вы думаете по этому поводу? И, главное, зачем? Зачем нужны солдаты из КНДР?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я думаю, что этим Путин реально троллит союзников Украины. Потому что даже если поверить, а мы не знаем пока, даже если поверить, что число корейских военнослужащих, которое может прибыть еще в Россию, цифра максимальную, которую я встречал, 12 тысяч… Корпус, который воюет на территории Украины, 700 тысяч. Ну, ребят, мы, конечно, с вами все не военные, но тем не менее. Ну, честное слово. Сами украинцы говорят, что против них в Курской области воюет 70 тысяч. Зеленский говорит, туда сейчас, ого-го, прибудет 5 тысяч. 5 тысяч. Ну, ребят.
По-моему, это троллинг такой, такой вызов. Ну, давайте говорить более серьезно. Вызов. И мы тут же получили информацию о том, что Южная Корея направляет инструкторов на территорию Украины как бы в ответ. Ну, хорошо, у нас корейская война продлится не вдоль 38-й параллели, а на российско-украинском фронте. Северная Корея против Южной.
Это очень опасно с точки зрения психологии. Это, может быть, ничего не решает на поле битвы, но это опасно с точки зрения банализации, расползания иностранных войск, не только наемников, но и войск в этом вооруженном конфликте. Значит, если можно одной стороне, другой стороне, потом снова эти, снова эти. Вот опасно вот это понимание, а не физически эти там 5 тысяч, 2 тысячи северокорейских солдат. Если это правда. Все время буду оговариваться.
В. РАДИОНОВ: А для чего это нужно, на ваш взгляд, лидеру КНДР?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я думаю, он меняет это на все что угодно, на технологии, на деньги. Там какие-то цифры называются, что уже 5 миллиардов Россия заплатила в долларах Северной Корее. Корея – страна очень бедная. Она под санкциями. Ей, конечно, не помешает. Вот был бы «Пробизнесбанк», прямо туда бы через него и прокурорские гнали. Ну, сейчас другой какой-нибудь есть.
В. РАДИОНОВ: А Китай в этой истории? То есть какую он сейчас занимает позицию?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Китай сейчас озабочен другим. Китай сейчас понимает, что западные конкуренты, назовем это так, США в первую очередь, увязли в украинской войне, увязли на Ближнем Востоке и увязли в своих выборах. И вот сейчас то самое время, когда надо собирать союзников.
Собственно, БРИКС в Казани, главная его цель была, Китая, это же не военный союз, это расширить зону альтернативных отношений. Не тех, которые сложились после Второй мировой войны в Бреттон-Вудской системе, а альтернативных отношений.
Посмотрите, какие страны стали членами, партнерами БРИКСа. Это очень серьезная вещь на самом деле. Понятно, что в центре Китай, а не Россия. Это успех Китая, а не России. Для чего России БРИКС, это я потом могу сказать. Это Индонезия. Официальный статус государства-партнера. 270 миллионов человек население. Еще раз, 270 миллионов. Нигерия – 200 миллионов человек. Это не какие-то маленькие страны. Малайзия – 100, по-моему, миллионов человек население. То есть рынки, экономика. Вот что Китай стягивает к себе. Африку юго-восточную, Вьетнам.
И смотрите, у Китая военное противостояние с Индией, с Вьетнамом, военные столкновения. И эти страны становятся членами и партнерами БРИКСа. Конечно, это успех Китая, безусловно. И за это он благодарен России. И, конечно, Путин эту благодарность будет конвертировать в какую-то поддержку, в какую-то условную поддержку Российской Федерации. Для Путина вот это важно. Да, он оказался полезным товарищем.
Поэтому Китай, который сейчас там, в общем, достаточно демонстративно его флот плавает вокруг Тайваня и создает такую нервную историю американцам… А у них выборы через неделю. И вообще там не до Израиля с его Газой и «Хезболлой», не до России с Украиной. Я имею в виду политической элите. У них следующие четыре года на кону через неделю. И вот это все, вот этот хаос усиливает то, что Китай под шумок приглашает, они приезжают, начинают подписывать. Китай с Индией подписал пограничное урегулирование. Простите, они не могли его четыре года подписать, там стрельба шла. Где? В БРИКСе.
Армения с Азербайджаном. Кавказ – важная история. Это надо было видеть, как Пашинян с Алиевым разговаривают. Они сидели на пленарном, я не знаю, видели вы, Вадим, или нет, и как, простите мои школьные эти самые заморочки учительские, на задней парке шу-шу-шу, шу-шу-шу. Там кто-то выступает, там учитель, а они – шу-шу-шу, шу-шу-шу. Потом встали и ушли в переговорную комнату. Где? На полях БРИКС. И вот эта площадка в этом смысле Путиным эксплуатируется и в своих интересах тоже, потому что Южный Кавказ – это зона интереса. Вот какая история на самом деле.
Да, Северная Корея. Северная Корея, в общем, протекторат Китая в смысле и экономики, и военном и так далее. Ну хорошо, два моих вассала там как-то взаимодействуют. Две зависимые от меня страны Россия и Северная Корея. Хорошо. Главное, чтобы не было атомной бомбардировки. А так, все хорошо.
В. РАДИОНОВ: А Гутерриш для чего поехал?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Привет. Во-первых, мы не знаем, для чего он поехал. Мы только сейчас узнали, для чего ездил Орбан nогда еще. Если помните, какой маршрут у него был: Киев, Москва, Пекин, Ватикан, Вашингтон с Байденом, Трамп. Что он возил как почтальон, мы не знаем. Я могу предположить, что Гутерриш приехал с таким аннотированным бразильско-китайским планом, к которому вроде бы присоединился Казахстан.
Что важно? Важно, что он проводит переговоры. Но, собственно, полмирового населения было представлено на БРИКСе. Он генсек ООН. Было бы это в Пекине, он бы поехал в Пекин. Было бы это в Куала-Лумпур, он поехал бы в Куала-Лумпур. Все эти внешние крики, вопли, демонстрации, они же бессмысленные. Он генсек ООН. И его задача – компромисс, который он не может найти ни с Израилем, занимая там такую позицию, ни здесь. Но это не значит, что он должен сидеть в Нью-Йорке там на своем этаже и никуда не двигаться. Мы не знаем, что он кому привез и от кого. Я бы сказал вот так. И что он увез и кому, мы тоже не знаем. Не надо стрелять никогда в почтальонов и в пианистов.
В. РАДИОНОВ: Здесь, мне кажется, есть некое такое концептуальное противоречие, потому что ООН же создавалась как организация, которая не должна допустить войну, глобальную войну.
А. ВЕНЕДИКТОВ: А Россия уже не член ООН, не член Совета безопасности?
В. РАДИОНОВ: Член Совета безопасности. Но мы знаем, кто развязал самую кровопролитную войну в Европу.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Он возглавляет организацию, в которую входит Россия. Вообще не вижу причин. Господи, если бы сюда приехал по каким-то там причинам Макрон, было бы то же самое. Другое дело, что внутренние обстоятельства, скажем, западной коалиции требуют занимать радикальную позицию.
Если бы сюда приехал, собирался Шольц позвонить Путину, так там вся оппозиция в Германии политическая встала бы на дыбы. Это все понятно. Это внутриполитическая история. То же самое с Европейской комиссией. Европарламент занимает резкую там антипутинскую позицию. И они делают заявления, декларации. Но они не аппарат генсека ООН. И он им не подчинен.
И то же самое, условно говоря, когда едет там министр иностранных дел Китая в Киев, в Москве же не устраивают истерики. Я думаю, что даже если Лукашенко поедет в Киев, в Москве истерики не будет.
В. РАДИОНОВ: Кстати, Лукашенко заявил, что будет участвовать в выборах.
А. ВЕНЕДИКТОВ: А вы сомневались, я понимаю.
В. РАДИОНОВ: Тем не менее, учитывая то, что происходит, Лукашенко насколько сейчас стабилен в политическом смысле?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Александр Григорьевич Лукашенко, если мы смотрим его последние заявления, он, конечно, хитрее их всех вместе взятых. В том смысле, что когда ты знаешь, что у тебя не 3-4 года, а потом надо переизбираться, что у тебя, как у Путина или как у председателя Си, вечность, ты можешь себе позволить некую политическую экстравагантность. Я даже не сомневаюсь, что если Путин его попросит…
Да я расскажу историю, которую, может, ваши слушатели знают, а может, не знают. В киевских узилищах сидят три митрополита Русской православной церкви Московского патриархата за работу в пользу России. Они арестованы, осуждены или не осуждены. Они там сидят за поддержку агрессии России, как говорят. Три митрополита. В белорусских тюрьмах тоже сидят люди, которые против России выступали и даже делали какие-то жесты. Если мне не изменяет память, в июне этого года или в июле, может, ваши зрители поправят, произошел очень тихий обмен. Нет, не в июле и не в июне, потому что июль – это как раз обмен большой. Не помню. В этом году, хорошо. Не будем морочить. В 2024 году. Очень тихий обмен.
Русская православная церковь с разрешения Путина, патриарх Кирилл обратился к Лукашенко с просьбой содействовать некому обмену, чтобы выпустили митрополитов, они приехали бы в Москву, а он кого-нибудь отдал бы туда. Вообще не писали. Ну и правильно, кстати, иначе бы обмен сорвался.
Что делает Лукашенко? Он меняет арестованного украинца, который пытался поджечь самолет российских вооруженных сил в Минске или там под Минском. Он отдает это Украине, Украина отдает митрополита. И митрополит – в Москву, а этот – туда. Более того вам скажу, вот последний обмен военнопленных, 95 человек, через Беларусь шел обмен. Они были вывезены сначала на территорию Беларуси. Вот вам весь Лукашенко.
Если надо будет, возможно, согласие Путина, а может, без согласия, чтобы Лукашенко поехал передать какое-то послание, не знаю, в Ватикан, предположим, или в Канаду, предположим, пусть едет. Кому хуже от этого? И он понимает эту свою уникальную роль.
Я вам напомню, что и большой этот обмен сдвинулся на самом деле, окончательно точка в решении была поставлена только после того, как белорусский суд, считай Лукашенко, приговорил одного из немецких граждан к смертной казни. И вот это сдетонировало обмен, ускорило его, могу вам честно сказать, просто полетело. Потому что немецкие политики сказали: «Что?» Им сказали: «Вы будете отвечать, если ваш гражданин погибнет». И Лукашенко сыграл эту роль. Я считаю, что он сыграл эту роль. Я так думаю. Поэтому он готовит к себя к переговорщикам.
И, кстати, первые переговоры между Украиной и Россией, ну ка вспомним, как назывались соглашения. Минские, кажется, да? Кажется, это в Беларуси. А на второй день войны, 26 февраля, начались переговоры между Россией и Украиной где? В городе Гомеле, в Беларуси, прежде чем они переехали в Стамбул. Первый этап был там. Именно туда приезжали киевские чиновники, российские чиновники.
Он будет играть эту роль. Я не знаю, здоров он или больной. Я понимаю, что с головой, с хитростью там все в порядке. Вот он уже двигаться не сможет, а хитрости будет хватать на нас на всех.
В. РАДИОНОВ: А про Марию Колесникову он не случайно тоже на БРИКСе сказал?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, он ничего не делает случайно. Я думаю, что он таким образом пытается торговаться и выкупать себе вот эту возможность, чтобы с ним разговаривали. Он же под санкциями, да? А с ним разговаривать тоже сложно. Одна из главных вещей – это политзаключенные. А это, к сожалению, не понимает ни Лукашенко, ни Путин, что отношение к политзаключенным – это факт международной политики, а не внутренней политики.
Так было. Это не понимал Горбачев. Потому что сейчас я читаю много в архиве горбачевских бумаг. И он просто не понимал. Он говорил: «Какие политзаключенные? Мы тут про ракеты, про балансы, а они там про каких-то там этих 250 человек или сколько их там». Он не понимал реально. Он только с 1987 года начал понимать.
Лукашенко сейчас, я думаю, это понимает, что это его дверь. Там амнистия политзаключенным в честь, я не знаю, 80-летия Победы. Не так далеко, полгода осталось. Скажет он: «Это мне ничего не стоит. Но больше претензий по этой теме не будет. Это не будет тот тормоз, который мне мешает соотноситься». Потому что за это в основном санкции, не только за поддержку. За это, за политзаключенных. Посмотрите санкции. «Вот и хорошо», – скажет Лукашенко.
А на Западе как знали, в общем, в общественном мнении только Навального Алексея, на Западе знают только Марию Колесникову. Там вот другие фамилии мы знаем, в Беларуси знают. А западные элиты, когда вот готовился обмен и после гибели Алексея когда нужно было список новый, они никого не знали. Ну, Володю Кара-Мурзу они знали, американцы. А немцы: «Кто такая Ксения Фадеева? Кто такая Саша Скочиленко и почему мы за нее должны отдать убийцу. Чего? Которая сидит за то, что ценники в магазине поменяла». Реальные разговоры в канцелярии. Реальные разговоры. И нужно было очень долго людям, которые этим занимались в Германии, объяснять, приносить дела, приносить вырезки.
С Беларусью то же самое. Вот Мария Колесникова – это их Навальный, с точки зрения знания Запада. Поэтому у него туз. Может быть, она даже джокер. Но думаю, что, скорее всего, туз. У него в рукаве, и вот его надо выкладывать, только когда у тебя выигрыш. Представляя себе и зная себе Александра Григорьевича, он такой.
В. РАДИОНОВ: А недавно появившийся фильм Ксении Собчак, точнее, не фильм, а такое большое интервью с Романом Протасевичем, которое тоже спровоцировало много разных слухов, домыслов, интерпретаций и так далее, в контексте активности Александра Лукашенко это случайный фильм?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, я не думаю. Ксения добивалась давно. Я с ней же как-то общаюсь. И она очень хотела взять у него интервью, когда он будет вне Беларуси. Потому что когда он в Беларуси, она же понимает, она же не дура, что он как бы все-таки заложник. Все-таки у заложников брать интервью можно только тогда, когда ты людские жизни вымениваешь. И он поехал в Абу-Даби. И она пыталась взять там интервью, у нее не получилось. И она взяла интервью у него. Это был длинный разговор. В смысле длинная подготовка. Это вот не связано никак. Одновременно не значит вместе. Тем более, что оно там в Беларуси особенно не прогремело, а уж на Западе вообще не прогремела, если с точки зрения отношений с Западом. Вообще не заметили.
В. РАДИОНОВ: У нас есть звонок. Да, давайте попробуем принять. Сейчас режиссер выведет. Я напомню, кстати, что есть Вотсап, Вайбер, Телеграм и телефон. Используйте. Здравствуйте. Как вас зовут и откуда вы?
<strong<ЗВОНОК: Здравствуйте. Артур из Эстонии. Вот я сейчас слушаю Венедиктова, господина Венедиктова. Но это исключительный манипулятор, пропагандист.
В. РАДИОНОВ: Поясните. Давайте без оскорблений. Если есть вопрос, задавайте.
ЗВОНОК: Нет-нет-нет. А манипулятор – это разве оскорбление?
В. РАДИОНОВ: Ну, это интерпретация.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы приведите пример, где я манипулирую.
ЗВОНОК: Пропагандисты просто младенцы по сравнению с вами. Правда, вы исключительный путинист, браво.
В. РАДИОНОВ: Так, у вас будет вопрос? Отключился зритель. Ну, хорошо.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, хорошо. Есть такие люди. Правда в глазах смотрящего. Что я могу поделать с этими людьми? Ну пусть он живет в своем мире, который делится на путинистов и антипутинистов. Причем он означает, кто путинист, а кто антипутинист.
В. РАДИОНОВ: Здесь еще вопросы приходят от наших зрителей. И просят нас как раз вернуться к теме Чечни. Рамзан Кадыров сегодня и его политическая субъектность. Насколько это важная фигура в иерархии российской власти?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну смотрите, безусловно, что в первый год войны у него политическая субъектность, вообще, у него, у таких, как он, у Пригожина, она возросла. Потому что Владимир Путин в том числе рассчитывал, что вот эти объединения вооруженные, возвращаясь к институту в Гудермесе, который реально, как мне рассказывали, очень профессионально готовит людей, он рассчитывал, что и чеченские военные образования, и пригожинский «Вагнер», они внесут решающий вклад в достижение цели. Нет. И Путин это видит. Нет. И значит, субъектность понижается.
«Ты мне для чего нужен? Рамзан, я тебя, конечно, люблю как родного, но ты мне для чего нужен-то? В нужный момент, в тяжелый момент я рассчитывал, что твои соединения там войдут туда. А они не вошли. То есть задача не выполнена».
Поэтому я думаю, что в условиях военных действий субъектность Рамзана Кадырова понизилась. Я знаю, что по истории Wildberries он пытался добиться встречи. Очень долго добивался. Должен был добиться. Очень долго и, я бы сказал, унизительно для него. Потому обычно передавали звонок, и Путин там через день, через два с ним либо встречался, либо отзванивал, как положено. А здесь – нет. Путин высказал свое неудовольствие. Если у вас субъектность зависит от одного автократа, от одного императора, то именно вот вы выполнили задачу, поставленную императором, или не выполнили.
По войне с Украиной – не выполнил, а по Wildberries – «я тебе это поручал?» Понимаете, да? «Ты чего, парень? У меня тут другие заботы. Я тебе это поручал? А тут вот Сергей Семенович Собянин приходил. В 300 метрах от Кремля стрельбу устроили».
Поэтому я думаю, что его субъектность банализировалась, извините, скажем вот так. Ну, стала меньше.
В. РАДИОНОВ: Ну, Wildberries, если опять же сейчас я на такой тропинке домыслов, это битва между, грубо говоря, Кадыровым и Вайно? Или все-таки это такое упрощение, что с одной стороны – администрация президента, а с другой стороны – Рамзан Кадыров?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я не думаю, что это уже битва, потому что она вышла на тот уровень, когда папочка лежит на столе у президента, когда президент должен принять решение. Может, он будет еще выслушивать каких-то людей.
Но да, мы знаем, что вот господину, который звонил из Эстонии, и ваш соотечественник Антон Эдуардович Вайно, который является главой администрации президента и внук первого секретаря ЦК Компартии Эстонии бывшего, он когда-то Татьяну Ким привел в кабинет Путина, познакомил. Ну, в смысле привел Керимов, но через Вайно. Возможно, что он счел, что это хороший ход для России сейчас или там для чего-то.
Но это никак не битва, потому что битва произошла. Теперь надо принять решение, кто выиграл. У нас так. Решение, кто выиграл среди бюрократии, это не тот, кто пострелял больше народа, а по кому президент принял решение. Поэтому мы увидим по решению президента или отсветам решения президента, кто выиграл эту битву.
В. РАДИОНОВ: А вот уже в завершение. У оппозиции коллективной и внутри России, и вне России… «Оппозиция» – такое слишком громкое слово. Давайте назовем это людей, которые, скажем, придерживаются взглядов оппозиционных действующей власти. Опять же, Лев Шлосберг, партия «Яблоко». У Льва Шлосберга там проходят обыски. И все это очень неприятно. Но он остается в России. Остаются СМИ и проекты медийные. «Живой гвоздь» и «НО. Медиа из России». Вот как раз история с Дмитрием Муратовым. Нападение на Муратова. Там не нашли состава преступления. Есть ли вообще возможность какого-то такого совмещения энергий, что ли, грубо говоря, у тех, кто остался, и у тех, кто уехал?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Смотрите, первая большая постреволюционная эмиграция после 1917 года, после революции была же от крайних монархистов до социал-демократов типа Плеханова и анархистов. И если мы вспомним, что в эмиграции лидер кадетов Набоков был убит кем? Монархистом. То есть антибольшевиком. Один антибольшевик был убит другим антибольшевиком. То есть вот эта история. Видимо, платформы антипутинской не хватает. Мне казалось, что антивоенная платформа может скрепить. Это разные платформы – антипутинская и антивоенная. Но пока, мы видим, этого не происходит. Ну, по естественным причинам.
Во-первых, мы видим, что лидеры общественного мнения (я не буду говорить, оппозиции) видят свое по-разному: от раздела России до, грубо говоря, создания такой же президентской республики и еще более сильный, большой диапазон. Видят разные пути: от вооруженной борьбы на территории России против Путина до введения санкций и лоббирования неких санкций. Все по-разному. Нечего тут удивляться. Ничего странного в этом нет.
К сожалению, дискуссии происходят в соцсетях, а не на каком-нибудь форуме и конгрессе. Неважно. За каким-то столом. Люди не встречаются и не разговаривают. И та часть оппозиции, которая сумела за стол сесть, они между собой разговаривают. А остальные не разговаривают. Потому что на самом деле надо думать уже о будущем. А будущее многофакторное. Военные действия остановятся, Путин останется. Путина не станет, военные действия будут продолжаться, например. Надо изучать вот эти факторы транзита, уже думать даже не о завтра, а о послезавтра. Тем более, что мозги там у всех есть.
Этого не происходит. Видимо, тому есть объективные причины. И кроме того, безусловно, работа спецслужб, которая подогревает и разжигает естественные, я бы сказал, конкурентные видения и через своих агентов, и через пропаганду. Пока не просматривается.
В. РАДИОНОВ: Кстати, вот только что появилось сообщение. Олег Тиньков в эфире «Дождя» назвал правдивым расследование Максима Кац, а ответ ФБК, по его словам, ни о чем.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Это кто сказал, простите?
В. РАДИОНОВ: Это Олег Тиньков у Юлии Таратуты в эфире телеканала «Дождь».
А. ВЕНЕДИКТОВ: Подождите, Олег – банкир, он все понимает. Но опять меня банковская составляющая в этом смысле… Она интересна, она важна. Я всегда говорил, что, ну да, деньги бывают нечистыми. Чтобы вылечить детей, можно брать деньги у наркобарона, говорил я. Но не надо наркобарона делать главой организации и допускать его к твоим документам организационным и финансовым, принятию решений, потому что это немедленно становится известно властям других стран. Поэтому на самом деле дело не в грязности банка. С Олегом я не могу спорить, так же как с Алексашенко, так же как с Заякиным, так же как с The Bell.
Но политическая история. Я не буду давать советы никакому ФБК, но я думаю, что все равно эта политическая история должна быть вычерпана и должно быть получено объяснение от политической организации, почему были приняты такие решения, которые наносили угрозы безопасности членам этой организации на самом деле в том числе.
В. РАДИОНОВ: Вот таким философским хочу вопросом завершить нашу беседу. Может быть, через этот кризис, через эти скандалы как раз все и приходит к очищению некому, в том числе в оппозиционных рядах? Ну вот сейчас пройдут через эти жернова.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Это совсем не философский вопрос. Потому что после того, как я опубликовал письма про Фридмана, прошло полгода, этот скандал кончился, и затем мы получили твит Алексея Навального осенью 2023 года. Он написал там, что спасибо Алексею Венедиктову, несмотря на то что его надо критиковать, его нужно щунять, он такой-сякой, спасибо Алексею Венедиктову, он сделал самое важное дело для нас в этом году – он это опубликовал и позволил нам улучшить процедуры, разобраться, где мы накосячили, и так далее. Это был смысл твита.
И здесь к этому надо бы так относиться. Да, Кац такой-сякой, пятый-десятый, но мы вычистили свои авгиевы конюшни, и мы можем вам теперь предъявить, что даже если мы делали какие-то ошибки, мы их учли. И это и есть следование пути Навального, а не то, что они делают сейчас.
В. РАДИОНОВ: Вы, кстати, книгу «Патриот» планируете прочитать?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я ее прочитаю, конечно. Но я рассчитываю, что в конечном итоге они опубликуют, я же в Москве, электронную версию этой книги. Потому что Навальный по-прежнему остается в списке экстремистов и террористов. И при покупке этой книги, значит, вы поддерживаете… Ну и так далее. По закону. И это опасно. Везти сюда опасно, это надо понимать, даже если вы там и везете ее в чемодане. Я рассчитываю что после того, как соберется достаточно денег на продаже, чтобы семья могла жить достойно, и Даша, и Захара, и Юля, после этого они откроют бесплатно для прочтения. Потому что при плате надо регистрироваться, тебя ловят за это. Я ее прочитаю. Или я буду где-нибудь там на отдыхе в Европе и прочитаю ее там.
Вот сейчас у меня две книги, которые я должен прочитать. Это книга «Патриот» Алексея Навального и это книга Боба Вудворда о том, как в Белом доме готовились к войне. Все, что там написано, все, что я говорил у вас в эфире. Вы можете пересмотреть эфиры. Вот я говорил по российским источникам, а Боб Вудворд – по американским. Все совпало. Поэтому ваши зрители знали заранее то, что напишет Боб Вудворд, от меня. Слушайте Венедиктова, даже если вам кажется, что он путинист. Не прогадаете.
В. РАДИОНОВ: Как у вас, кстати, в «Живом гвозде» дела сегодня? Тоже зрители спрашивают, как развиваетесь.
А. ВЕНЕДИКТОВ: У нас сложные финансовые дела, я могу сказать вам честно. Мы же не получаем никаких грантов ни от кого. Мы живем только на продаже журнала «Дилетант», журнала «Горби» и книг. И люди стали меньше покупать, это понятно. Мы провели стрим и собрали, по-моему, 3, 2 миллиона рублей. Это нам не поможет закрыть дефицит этого месяца. Но мы продолжаем упорно работать. Нас поддерживают наши зрители. Они подписываются на нас, они вносят нам донаты, они покупают наши книги, они покупают «Дилетант».
Сейчас, может быть, мы возобновим «Дилетантские чтения». Я 16 ноября поеду в Белград, и мы там впервые за два с половиной года проведем «Дилетантские чтения», надеюсь, с Виталием Дымарским, про колониальные войны постмодерна, чем они отличаются от предыдущих колониальных войн. С подмигиванием. Это будет 16 ноября в Белграде. Можно найти где-нибудь там и попробовать купить билет. Понятно, что деньги вырученные в основном пойдут на «Гвоздь».
Но это сложная сейчас история. У нас упало с замедлением Ютуба. У нас подписки остались те же, а просмотры упали процентов на 20, чтобы не соврать. Это правда. Это тоже правда. Но мы не будем делать всякое желтой желтухи. Но мы переживем.
В. РАДИОНОВ: Ну что ж, спасибо вам. Алексей Венедиктов был сегодня в прямом эфире. Подписывайтесь на «Гвоздь» и подписывайтесь на «Грэм». Спасибо вам и до следующего раза.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Спасибо, Вадим. До свидания.