«И грянул Грэм» с Романом Качановым: «Я долго молчал, теперь расскажу»: об Агузаровой, Охлобыстине, Путине и ФСБ
Морально покалечены, можно сказать, все находящиеся на территории Российской Федерации. Полностью разгромлены все связи, которые вырабатывались не десятилетиями, а столетиями — я имею в виду, с Европой, с цивилизованным миром, по которым шли какие-то экономические. По которым шла, собственно, цивилизация. Столетиями вырабатывалось — всё, полностью разгромлено…
Подписаться на канал «И грянул Грэм»
Поддержать канал «И грянул Грэм»
В. РАДИОНОВ: Здравствуйте! У нас в гостях сегодня режиссер Роман Качанов. Роман Романович, здравствуйте!
Р. КАЧАНОВ: Здравствуйте, благодарные зрители и слушатели. Здравствуйте, Вадим. Здравствуйте, Денис. Денис — это человек, который всем руководит за кадром. Ну, что я могу сказать сразу, как говорится, с места? Давно не брал я в руки шашек, как писал Николай Васильевич, выдающийся украинский писатель Николай Васильевич Гоголь. Я полгода уже не выступал. Ну, так сложились обстоятельства просто: вот полгода, получилось, я отчасти осознанно не выступал, чтобы не засорять слишком часто собой эфиры, не надоедать благодарным зрителям (всё для вас), а отчасти просто хотелось отдохнуть от выступлений. Потому что все-таки я кинорежиссер и писатель, а не только, как это говорится… Как же это? Не только лидер мнения.
В. РАДИОНОВ: ЛОМ это называется — лидер общественного мнения.
Р. КАЧАНОВ: Да-да, не только лидер общественного мнения. Как говорится, ситуация заставила аховая, которая случилась в 2022 в феврале. А так-то я, в общем, немножко по другим делам тоже. Поэтому полгода меня не было — и вот я есть.
В. РАДИОНОВ: Но вот это ощущение тишины — оно что вам дало? Вот эти полгода молчания такого медийного.
Р. КАЧАНОВ: Да ничего оно мне не давало. Ну, передохнул, начал заикаться больше, чем раньше. Потому что ну что значит тишины? Я-то слушал. Если бы был чистый детокс, а я слушал всякие голоса — голоса издалека. Поэтому была тишина такая односторонняя, скажем так. А в практическом смысле? Ну вот сейчас я, например, нервничаю. Полгода назад я уже не нервничал. Видите: брился — порезался немножко на нервной почве. Вот я честно говорю, я так обычно не режусь, обычно рука верная. То есть, скажем так, свежесть ощущений, сформулируем.
В. РАДИОНОВ: Война, которая идет и в Израиле, где вы находитесь, и в Украине — Россия ее ведет, — вот можно ли говорить о рутинизации войны? Вообще насколько это верный термин? Можно ли привыкнуть к войне,?
Р. КАЧАНОВ: Да вы знаете, это верный термин. И как раз это хорошо видно в Израиле, потому что она здесь идет уже много десятилетий. Она переходит из холодной в более горячую фазу периодически. Понятно, что люди параллельно с этим живут — а куда деваться-то, жизнь-то одна. Нельзя же все время не жить. Поэтому рутинизация войны… Ну, привыкаешь. Человек ко всему привыкает — понимаете, в чем дело? К любой дряни, происходящей вокруг.
Причем она же выражается не только в том, что я привык, я внимания не обращаю. Она же доходит до того, что ну, там, человек пошел на войну, ну воюет — ну хорошо, молодец, родину защищаешь. Действительно молодец, ничего не скажешь. Вроде как это как на это самое съездить… Ну не знаю, там, как туризмом заняться, понимаете? Ну, такой туризм, где, в общем-то, выходишь покалеченный — или убьют, или покалечат, или как минимум выйдешь со всякими психическими и психологическими проблемами. Ну окей, ну так…
Это, конечно, чудовищная ситуация, но люди в этом живут. Да, рутинизация войны — на 100% верный термин. Некоторые люди могут не понимать просто слово «рутинизация» до конца, потому что, типа, слово какое-то умное, иностранное, но привыкаешь к любой дряни, вот скажем так.
В. РАДИОНОВ: А вы как родитель… Учитывая, что ваша дочь служила в израильской армии, насколько вам тяжело было как родителю отпустить своего ребенка?
Р. КАЧАНОВ: Знаете, ну что значит тяжело? Если было бы совсем тяжело, я бы не отпустил. Но, во-первых, все-таки ребенок был совершеннолетний. Во-вторых, конечно, ситуация нервная, но нельзя ходить все время и нервничать — надо что-то делать. В какой-то момент — опять же, вот говоря о рутинизации, — в какой-то момент ты говоришь: «Ну хорошо, иди послужи. Не лезь никуда, в какие-то там передряги, где у тебя может не хватить квалификации и ты можешь потерять жизнь или здоровье». Конечно, нервничал, но тут это общее место. Полгода отслужила там у меня дочка, около полугода. Сейчас здоровье поправляет — там, коленки, спина… Со всякими нервами и психикой тоже немножко поправляет, потому что…
Вы понимаете, ну вот война. Вот люди не служившие… Я тоже служил — кстати, тоже в Израиле в 1996 году. Ну, то, что сборы называется. Люди считают, что война — это когда ты лежишь со связкой гранат, на тебя идет танк, ты, значит, связку бросил, танк или взорвался, и тебе медаль дали, или не взорвался, и тебе тоже медаль дали, но посмертно. Война — это когда человек находится в действующей армии в этот момент. Вот вы представьте, что там. Подъем там пол-5-го. Непрерывные тренировки, непрерывная накачка… Это вообще в армии. Я вообще про это кино снимал — это вообще в армии так. Непрерывная, значит, накачка какими-то новостями: кто-то погиб… Все время о смерти, о смерти. О том, как кто-то погиб, кто-то спасся, как надо спастись, как правильно ползти, как правильно куда заползать, отползать, как правильно стрелять, чтобы кого-то убить. Вообще стреляют для того, чтобы кого-то убить. И каждый день происходит… В армии каждый день от подъема до завтрака, от завтрака до обеда, с обеда до ужина и до отбоя происходит масса событий, когда ты находишься в армии. Не то что ты там просто отбываешь время, ходя из угла в угол. Когда война, естественно, это все усиливается в 10 раз. Все люди, естественно, кругом нервные. Откуда-то отовсюду приходят известия всякие. Люди действительно гибнут — не где-то там за несколько тысяч километров, а гибнут в 3-4-5-ти километрах. Я понимал, что там происходит. Я понимал, что там происходит каждый день у дочки. Ну вот продержалась полгода — уже хорошо.
В. РАДИОНОВ: Вот вы сняли фильм «ДМБ» как раз о российской армии, такой постсоветской армии. А вообще, если сравнивать тот опыт, опыт советской и российской армии, с опытом армий других стран, насколько все это отличается?
Р. КАЧАНОВ: Слушайте, ну разумеется, есть много отличий и в то же время много общего. Потому что армия — это армия. В армии идет соподчинение с людьми, случайно… Соподчинение, я имею в виду, вертикальное и общение горизонтальное с людьми совершенно случайными, случайно подобранными, которым ты так или иначе вверяешь если не жизнь свою и здоровье, то, во всяком случае, свое время и свои какие-то ощущения, мысли. И хочешь не хочешь, тебя в армии подравнивают, потому что там не могут оценить индивидуальность каждого, понимаете? То есть оценить-то, конечно, могут в моменте в каком-то, но нужно, чтобы все делали одно и то же, а не чтобы каждый там занимался чем он хочет: один поет, другой танцует… Тут конкретно надо, чтобы люди готовились убивать, люди готовились защищаться, когда их убивают, люди были готовы и к тому, и к другому все время.
Поэтому, разумеется, в разных армиях, и не только если говорить там про Израиль и про СССР, много отличий. О них я даже не буду говорить, об этом много говорили — что в израильской армии немножко другое отношение к командирам, попроще, на «ты» там и так далее. Но при этом очень много общего у любой армии, понимаете? У любой армии, причем еще не только сквозь географию, но и сквозь века. В принципе, армия много тысячелетий занимается одним и тем же в разных странах.
И еще, конечно, очень важно, кто этой армией руководит — опять же, про разницу. Я имею в виду политическое руководство. И разница между советской армией и армиями других стран, в данном случае израильской, что, конечно, советская-то армия больше была для нападения заточена, для подавления других. Хотя и израильская тоже подавляет врагов — а как с ним, с врагами, разбираться? Другое дело, что в советской армии враги были вымышленными, а в воюющей армии эти враги реальны. Вот этим, наверное, и отличалась.
В. РАДИОНОВ: Когда вы сейчас видите кадры участия российской армии в оккупации Украины, а там много всего, в том числе и внутриуставные или внеуставные отношения, которые становятся достоянием общественности, вы часто вспоминаете вообще свой фильм «ДМБ» в этом контексте?
Р. КАЧАНОВ: Я его в этом контексте вообще не вспоминаю, потому что какой бы ни был фильм «ДМБ», это вымысел, это сказка, понимаете? Это сказка в том смысле, что это обобщение. Опять же, если мы говорим, можно ли сравнивать кино с реальностью, насколько там верно или неверно отражена армия в фильме «ДМБ» — в фильме отражено ощущение от армии.
Я не вспоминаю фильм «ДМБ», потому что фильм «ДМБ» со всеми из этого вытекающими последствиями — это сказка, это образ, это ощущение некое переданное. Ощущение художника, ощущение героев, ощущение от того времени, плюс ностальгия там, ла-ла-ла. А, конечно, реальность — она совсем другая, скажем так. И то, что вы называете политкорректно неуставными отношениями — там просто идут чисто лагерные отношения. Конечно, в советской армии тоже такого много было. Опять же, потому что люди приходили разные. Некоторые из таких мест, где вот эта блатная культура, вся эта уголовщина была абсолютно в быту, была абсолютной нормой для этих товарищей. Понятно, они составляли значительную часть, если не большую, еще в советской армии. Но сейчас, насколько я понимаю, вообще в армии собираются в основном — я имею в виду, в российской, — в основном такие люди, как говорили в советское время, деклассированные, то есть сидевшие, прямо с тюрем, те, кто совсем находится на социальном дне. Ну так из этого, конечно, совершенно не связанные с кинолентой «ДМБ», вытекают совершенно уголовные понятия и абсолютное отсутствие морали. Хотя мораль и так, конечно — во время войны-то она терпит серьезные испытания, прямо скажем. А плюс еще и война завоевательная, плюс еще проигранная война.
Понимаете, ведь что меня все это время немножко удивляет — опять же, я был в режиме тишины, я об этом говорил, — то, что никто не говорит, что да, Россия затеяла позорную захватническую войну с целями понятными, то есть просто прихватить активы: человеческие активы, бизнес-активы, природные ресурсы. Но она ее позорнейшим образом проиграла. Проиграла и проигрывает. То есть такого разгрома не то что никогда не было где-то на территории Российской Федерации или рядом, а такого разгрома по всем направлениям, вообще такого позорного разгрома…
Вот если предположить, что мы с вами не такие вот правильные люди, а мы с вами каким-то образом повернуты на всей этой Z-пропаганде, скажем так. Вот вы такой, условно, русский патриот, я такой русский патриот… Понимаете, ведь такого количества макания в унитаз произошло головой у российской армии, у российского общества, у российской идеологии — свет не видывал, понимаете? Вот просто макают и макают. Разгром по всем фронтам! Впервые за какие-то там миллионы миллиардов лет отхвачен кусок российской территории в Курске. Там топчутся у трех сел на востоке Украины. Убито бешеное количество людей и покалечено. Морально покалечены, можно сказать, все находящиеся на территории Российской Федерации. Полностью разгромлены все связи, которые вырабатывались не десятилетиями, а столетиями — я имею в виду, с Европой, с цивилизованным миром, по которым шли какие-то экономические… По которым шла, собственно, цивилизация. Цивилизация, деньги, и все шло через это — товары… Столетиями вырабатывалось — всё, полностью разгромлено. Это феерический разгром. При этом всем — это действительно можно считать большим успехом российской пропаганды, благо она падает на благодатную почву, — всем еще, что это не позорный позор, а что там как-то вот что-то.
И на этом фоне в армии уголовники, которых просто гонят на убой, действующие и бывшие, люди какие-то потерянные, я имею в виду. И вот какие там должны быть взаимоотношения? Потому что даже если они все прямо пропитаны этой всей дичью, которая там идет из пропаганды и из всего, но они же в армии видят, находясь между жизнью и смертью и уже заходя в смерть, они понимают, что им брешут. Они же понимают, что им брешут. Они же понимают, что они в лютой жопе. То есть они пришли из нее, из каких-то там из лагерей, они находятся в этом самом, и это нескончаемая лютая жопа. Какие там должны быть взаимоотношения? Там просто ад вот так вот должен быть.
Это я так длинно отвечал на вопрос про взаимоотношения в армии — то, что вы назвали неуставными отношениями. Какие неуставные отношения? Какие бы там ни были, кто-то тупой или кто-то там намагниченный какими-то там пропагандами с криками и личным ощущением зависимости от всего этого адища — они же там понимают. Или впрямую, или как-то там на уровне сознательного и подсознательного понимают, что это все лютая дичь. И, конечно, это вырывается в самых неожиданных проявлениях.
В. РАДИОНОВ: А кого можно убедить? Можно ли убедить с помощью пропаганды, что это не макание в унитаз, а спа-процедура? То есть тех людей, которые не на фронте, которые не в составе армии — им можно рассказать, что на самом деле это спа-процедура с обертыванием, все хорошо, все идет по плану, все так, как и должно быть, президент стабилен, поздравляет с Новым годом? Это работает, это эффективно?
Р. КАЧАНОВ: Это как раз можно убедить гражданских. Более того, в этом смысле можно поставить зачет пропаганде и незачет контрпропаганде. Весь мир плюс-минус убежден, что это не макание, а что это вот некие такие — ну, как это называется? — конфликт. Не полностью просранный Россией конфликт, который сама Россия и затеяла, а что это вот конфликт развивается, что у Путина какие-то есть козыри там. Ну, у условного Путина, у коллективного Путина, скажем, есть какие-то козыри на руках. Козыри — это кто? Дружба с Северной Кореей, над которой всегда все ржали, еще в том Советском Союзе?
Как раз гражданских проще убедить, потому что гражданские до того момента, пока они стали солдатами, склонны верить во всякую ересь. Когда они стали вольно или невольно солдатами, как раз в этом убедить довольно сложно. Вот в чем дело. Просто с этим коллективом у вас практически отсутствует обратная связь. Ну, в силу всякой секретности, трудности и всего. И главное, в силу того, что человек, осознавший что-то там — неважно, он может не осознать все в полном объеме, но увидевший что-то, — он просто недолго живет. Понимаете, в чем дело? Он недолго живет. Поэтому как раз в армии очень сложно обмануть. То есть даже сами взаимоотношения в армии — они уже как бы тебя просто уводят в некую другую реальность. Где другие понятия о добре и зле, там, ла-ла-ла, но обмануть в армии сложно.
В. РАДИОНОВ: А то, что называют окопной правдой? Когда человек, погружаясь в войну и даже, может быть, понимая, что эта война несправедливая с точки зрения государства, за которое он воюет, в какой-то момент становится частью этой войны… Именно в том смысле, что есть друзья, есть окопы, есть очень простая схема: убей или умри. И эта война переходит уже на другую стадию, то есть тогда она становится народной, по крайней мере для какой-то части тех, кто воюет. Это серьезная проблема, как вы думаете? Это уже не история про Путина — это история про людей, которые в окопах, и не только в окопах. То есть «болей за своих» — вот простая схема, и неважно, правы или неправы.
Р. КАЧАНОВ: Нет, безусловно, это возникает. Это просто момент выживания стаи. Это всё восходит ко всяким очень старым, древним инстинктам, еще когда стадо было, стая — в зависимости от того, какой вид млекопитающих или насекомых мы берем. Это естественный довольно процесс.
Я говорю о другом — что люди видят, что они разгромлены. Разумеется, просто для того, чтобы выжить или не выжить, но чтобы прожить там на один день больше, на 5 минут больше прожить без оторванной ноги, разумеется, хочешь не хочешь, нужно играть по общим правилам. И как-то нельзя же играть по общим правилам, абсолютно им не веря. Ну вы представьте, такие профессиональные разведчики, как товарищ Исаев-Штирлиц… В кино причем. А в жизни ты точно не можешь по-другому. Но они не могут не видеть, что они полностью всё просрали. Это там хорошо видно. Вот об этом речь. Понимаете, в чем дело?
Что касается некой окопной правды как термина, честно говоря, он очень размытый, как мне кажется. А по правде — по правде жизни, что называется, — конечно, в армии как говорится, хочешь не хочешь, а со всеми этими людьми нужно — я имею в виду, кто находится там в твоем взводе, или в твоем подразделении, в отделении, — с ними надо взаимодействовать. А иначе как? Это дело такое, это вопрос выживания.
В. РАДИОНОВ: Путину удается удерживать устойчивую вертикаль, как вы считаете?
Р. КАЧАНОВ: Понимаете, как бы что значит Путину? Как это вот объяснить? Вот смотрите, я не к тому, что с Путина хочу что-то снять. Это просто очень удобно. Опять же, все-таки в значительной мере очень удобно создать некий образ и заложить в него некий массовый… Ну как это сказать? Общую вину, общую картину и всё.
То, что называется вертикаль — кто это? Что такое «коллективный Путин», как мы это говорим? Что тоже, в общем, довольно абстрактное понятие. Понимаете, вся собственность в России разделена не между интеллектуалами и между какими-то людьми предприимчивыми — она разделена между такими же… Ну, что значит собственность? Собственность — это и власть. Власть перетекает в собственность. Между такими же полувоенными-полупенсионерами или уже просто пенсионерами, как Путин. Это там начальник санэпидемстанции, какой-то прокурор, помощник прокурора, зампрокурора — у них у всех много замов, — начальник ГАИ… То есть это не военные в таком военном плане, но какие-то погоны у них у всех там что-то есть. Пожарная охрана…
В любом поселке российском вы можете пройти — почти в любом, дачном таком, полудачном, — вы можете пройти: вот это домик какой-то там певицы, это домик какого-то артиста, это домик какого-то барыги, какого-то там спекулянта, банкира там какого-то… И обнесенный забором высотой 4 метра, с чугунным литьем, площадью… Любой площадью, впишите любую цифру — 5 гектаров, 10. На территории, где любая может быть официальная цена соток, огромная обнесенная территория — скажем, 10 гектаров. Забор — там только в один забор вбито 5 миллионов долларов; с чугунным литьем, ужасно безвкусным, с павлинами, с мавлинами. Замок такой стоит. А это кто? А это замначальника ГАИ. Понимаете? То есть он работал начальником ГАИ — бывший замначальника, — потом, естественно, его выперли: и другим хочется побыть замами начальника. Где начальник ГАИ — об этом даже разговора нет. Скорее всего, он в Монте-Карло, у него такой же дом.
И вот эта вот вертикаль, которую условные силовики… Ну какие они силовики — они просто товарищи, занимавшие должности, где можно брать взятки и впрямую, и косвенным образом, и присваивать собственность. Они, собственно, и есть основные собственники и основная вертикаль. И вся Россия поделена между ними. Я, опять же, не снимаю вину с каких-то там банкиров, которые являются столпами финансового благополучия всего этого адища, Но этим банкирам, вероятно, какие-то мозги и навыки нужны. Этим людям ни мозги, ни навыки не нужны, они им только вредны.
И вот эта вертикаль — она не то что выстроена, она сама выстроилась. Вся собственность и, соответственно, вся власть, власть перетекшая в собственность, поделена за время этих десятилетий между вот такими вот, условно говоря, товарищами. И в этом смысле она выстроена очень четко, потому что нет более четкой фиксации власти, чем перетекание ее в собственность, причем гигантскую собственность. Кто-то озеро приватизировал и еще 50 гектаров вокруг, тот болото какое-то, а из этого болота что-то плохо пахло — оказалось, что оттуда газ идет. И вот так вот все поделено. Там есть что делить: большая территория, и там, в этой территории, много чего зарыто — природы, я имею в виду.
Это, естественно, плохие новости, потому что в этом смысле никто от этого ничего отказывается не будет добровольно, и это все абсолютно незыблемо. Это и есть основа, собственно, Российской Федерации. А из хороших новостей — понятно, что эти люди никогда в жизни ни власть, ни собственность эту не удержат. У них, естественно, витают какие-то идеи по поводу того, чтобы передать это по наследству, но по наследству передавать некому. Потому что вы понимаете, какие там гены, какие-то там привычки, какой там уровень у наследников. Если и есть какие-то исключения, то это очень редкие исключения. Поэтому по наследству им передавать некому. Там очень много еще голодных этих — там же новые подходят, появляются новые замы начальника ГАИ. А тут уже на районе делить нечего. Что делать? Значит, надо будет отнимать у старого.
В этом смысле эта вертикаль не то что слабая — просто она просуществует… Ну, недолго она просуществует. Старые уже все пни, стоит признать. Старые, еще из советских времен они все это развивали и себе прихватывали. Конечно, на нынешний, на текущий момент, пока они еще шевелятся, пока какие-то отблески, что-то между всполохами дымится, они еще могут что-то там выкрикивать. Ну вот как раз Путин, о котором сейчас разговор — он как раз яркий представители этого коллектива. Он человек в жесткой деменции, и у него какие-то всполохи такие. Ну вот они между этими самыми деменционными такими паузами могут что-то выкрикивать бессвязное. И пока они что-то могут выкрикивать, должно пройти сколько-то времени, чтобы они уже полностью превратились в овощи. Но вот это время — сейчас мы уже внутри этого времени и находимся. В этом смысле, конечно, эта вертикаль закончится.
В. РАДИОНОВ: Учитывая, что в России весьма специфическое отношение к частной собственности есть такая точка зрения — даже не точка зрения, а многие это понимают, — что даже те бывшие замы начальника ГАИ, у которых есть дома и большие заборы, понимают, что в любой момент, несмотря на какие-то подписанные документы в регистрах, у них, если захотят, все это отнимут. То есть частная собственность формально есть, но ее же нет. То есть любой, даже условный Патрушев, может лишиться всего, если Путин этого захочет. Или не только Путин, или какая-то другая группа его переиграет.
Р. КАЧАНОВ: Это понятно, тем более, что таких микропатрушевых — их сотни тысяч. Никакая какая группа не переиграет. Я просто недостаточно четко выразил мысль. Пока они все находятся в балансе между собой: один там болотце прихватил, другой какой-то заводик свечной, еще одну трубу к нему приделал, третий какое-то озеро, где можно рыбу разводить. Они все в принципе находятся в балансе. А естественно, он не понимает, что такое частная собственность. Он может видеть слово, но он даже не понимает… То есть они понимают, что это их собственность, но это не частная собственность в таком четком капиталистическом смысле этого слова.
И понятно, что они не знают, что у них отнимут — они это чувствуют. И не отнимут — они ее потеряют. Есть масса способов, поверьте мне, есть масса способов потерять собственность, помимо такого прямого отъема, такого отчасти театрального. Самый простой способ потерять собственность — это передать ее наследникам. Известно, что в третьем поколении погибают любые капиталы. Это в нормальных, относительно нормальных странах, где понятна некая цель. В тех странах, где частная собственность развивалась в результате частной инициативы, все равно если складывается некий капитал, то через поколения, как правило, уже от него ничего не остается, ну или остаются какие-то ошметки.
Конечно, они это чувствуют. Отсюда и много дичи, которая происходит. Вы говорите об отъеме собственности, скажем так — как это называется? — ну, скажем так, государством, правительством. Этот отъем происходит непрерывно, непрерывно идет. Вот мы говорим, что рубль подешевел в три раза, в два раза — неважно. Это значит, у всех сперли деньги. Естественно, у тех, у кого больше денег, их больше сперли. Но у них и больше осталось, чем у бедных людей. Этот отъем идет непрерывно и ежедневно. То, что деньги, которые были у них же отняты путем каких-то махинаций с рублем, с углем, с нефтью, расходуются сейчас на войну — это у них украденные деньги. Их уже отняли у этих собственников — хреновых, я имею в виду, но какие есть. У них уже отняли эти деньги. И то, что порваны связи с Европой — с Европой там, с цивилизованный миром, неважно, как это вербализировать, — это же не то что обидно, это же тоже отъем денег, возможностей и потенциалов.
То есть отъем денег в этой структуре и отъем собственности — ну, как хотите, это называйте, — абсолютно естественный, рутинизированный процесс. Понимаете? И, в принципе, как раз этим людям это очень понятно, потому что они сами у кого-то — как бы мне выразиться? — скоммуниздили. Им как раз это понятно, они живут в этой системе координат. Вот так. Естественным путем, когда это перейдет к каким-то мифическим, полумифическим наследникам, у них уже, у наследников, это отнимут. Ну или когда они будут в деменции сами. Но это, в принципе, одно и то же.
В. РАДИОНОВ: Что касается скуки, потому что мы с Екатериной Шульман эту тему обсуждали, и не только с ней. Есть такая версия, что Путину — в данной ситуации не коллективному, а индивидуальному Путину, — стало скучно, и поэтому он начал войну. Здесь как раз можно вспомнить один из эпизодов в «ДМБ», когда для генерала изображали кабанчика бойцы срочной службы, и он стрелял из пулемета. Вот если использовать эту метафору, вы верите в то, что Путин начал эту войну, потому что ему просто тупо стало скучно? Насколько это вообще возможно?
Р. КАЧАНОВ: Это когда-то… Опять же, как художник, я понимаю отличие образа от реальности. Это образ. Что значит стало скучно? Стало скучно, стало нервно — почему стало скучно, почему стало нервно? Тут возникает вопрос, что имеется в виду под «скучно».
В. РАДИОНОВ: Но он же захотел движухи. Вот он говорит: «Движуха пошла». Вот это та самая движуха.
Р. КАЧАНОВ: Опять же, если говорить обо всем этом коллективе просто тупого малообразованного быдляка… Я имею в виду не бедных людей, которых там мордуют и загоняют в армию какими-то посулами или обманом. Это, разумеется, тоже с большим оправданием, но я говорю об этом быдляке, который поделил и прихватил Россию. Значит, им стало скучно. Они понимают, что их время заканчивается. Осознают это, чувствуют. В прямом смысле заканчивается: кому-то 70, кому-то там 68 с копейками, кому-то под 80. Учитывая, что пили всю жизнь там у себя в ментовке или в пожарной части — пили все время паленку, потому что не знают вообще, долго не знали, что существуют другие напитки, — там уже от мозгов, от того небольшого количества нейронов, которые и в самом-то начале условно можно было считать мозгами, уже труха осталась. И конечно, у них лютый нервяк, потому что они понимают, что жизнь прожили зря и что как были тупыми тварями, так и остались, и это не зависит от того, сколько гектаров чего прихватили. Если называть это скукой, то это с большой натяжкой можно назвать, что и Путин, и его коллективные собственники всей России заскучали. Потому что скучно сдохнуть, будучи тварью, а тварями останутся, понимаете. Ну да, это скучновато так и обидно. Подвигов захотелось. Ну и, опять же, что-нибудь спереть. У них это очень все взаимосвязано.
В. РАДИОНОВ: А осознание этого есть? Потому что есть такой синдром, когда человек с определенным уровнем IQ, не очень высоким, не может понять, что он неправ, потому что для того, чтобы понять, что он неправ, нужно обладать высоким уровнем IQ. И, соответственно, ты всегда пребываешь в уверенности собственной правоты. Но это можно видеть на каких-то бытовых примерах, когда человек пытается тебя убедить в том, что он прав, и никакие аргументы не действуют. То есть для того, чтобы оценить аргументы, нужно, соответственно, получить образование, допустим. Вот в данной ситуации?
Р. КАЧАНОВ: Если еще каждому конкретному человеку провести этот IQ — а вдруг у него высокий IQ, а он просто маскируется? Понятно все. Смотрите, я пытаюсь сказать о вещах конкретных. Конкретных, и в то же время с которыми возможны обобщения. Для тех — как это сказать? — действий, операций, которые проводила эта публика, о которой мы говорим: собственники, условно их назовем, — там, конечно, высокое IQ не то что не нужно, а вредно. Остальные люди — с высоким, с низким IQ, — так или иначе с ними взаимосвязаны, потому что они зависят от них. Или материально, или физическое выживание — в конечном итоге, грубо говоря, покушать, не покушать, — зависит от конкретных людей, от конкретных сволочей. И остальные, естественно, под них подравниваются. Есть абсолютная, скажем так, верховная архисволочь с какими-то там сволочатами, которые там вокруг него крутятся.
Я не знаю, какой у них реальный IQ, но по тому, что они говорят и делают, как рассуждают, мало того, что там IQ низкое, они еще — как это сказать? — они дико некомпетентны. Ну а как можно быть компетентным при отсутствии образования какого-то, профильного или хотя бы общего? Они некомпетентные, необразованные старые козлы. У кого-то низкое IQ, у кого-то очень низкое, а у кого-то когда-то было высокое, но, во-первых, он им не пользовался, а если и пользовался, то очень аккуратно. Ну и подровнял это все. Еще паленкой дешевой, ну и дорогой тоже — алкоголь и наркотики никто не отменял.
Поэтому про IQ в таком четком, опять же, арифметическом и научном смысле здесь говорить тоже… Какая разница? Хорошо, если какой-то жлоб, обладая высоким IQ и имея большие математические способности, пошел работать замом начальника ГАИ. Вот у него хватило на это ума, что не нужно идти в математики, а нужно идти в ГАИ и брать взятки. У него нет возможности воспользоваться этим IQ. А понятно, что верить, не верить, жить по принципу любой дичи — это как бы не то что вынужденная ситуация. Это нормальное в этой ситуации поведение, потому что все, что сформировалось — это лютая дичь и ее последствия и результаты. Вот так.
В. РАДИОНОВ: А вам было бы интересно снять фильм об этих людях, об этой верхушке? Был же известный фильм «Бункер» про гитлеровское окружение в преддверии его кончины. Вообще если просто рассмотреть это с точки зрения такого кинематографического потенциала, эти люди интересны, которые сейчас стоят во главе кремлевской верхушки?
Р. КАЧАНОВ: Разумеется, они абсолютно неинтересны. Можно считать интересным явление. Еще свойство этих людей — быть максимально неинтересными, серыми, обиженными… Обиженной такой биомассой. Ну, в силу серости, некомпетентности. Явление, разумеется, интересное. Но явление это описывалось в «Скотном дворе», там, сям, в разных произведениях.
Более того, такого рода явления, разумеется, могут быть предметом искусства. Я все-таки изначально литератор — в смысле, писатель, я учился на писателя. Я воспринимаю все сначала через текст, потом уже из этого получается кино. Конечно, написать об этом — что значит интересно? Противно. Я вот не знаю, конечно, можно писать там о маленьких людях — «Мещанин во дворянстве» там, «Крошка Цахес»… Много было написано, из чего можно делать обобщения. Но реально описывать — конечно, это надо быть не литератором, а еще в известном смысле ассенизатором, понимаете, в говне копаться. В таком настоявшемся, настоящем, протестированном человеческом дерьме, понимаете. Но как какой-то разовый вдруг выплеск эмоций возможно, конечно, сделать это предметом того или иного произведения. Но так-то, конечно, про любовь, про прекрасных голубоглазых милых детей, целующихся где-то в подворотне — это я имею в виду Ромео и Джульетту, — поприятней будет, конечно, писать. Ну и снимать. Писать, снимать и так далее.
В. РАДИОНОВ: «Марш утренней зари» — фильм, который вы сняли и после того, как закончили монтаж, уехали сразу из России. Это было такое прощание с 90-ми. Романтизированное, возможно, потому что этот фильм такой светлый. На ваш взгляд, нет ли сейчас какого-то такого гипертрофированного восприятия 90-х? Либо это «лихие» 90-е с бандитами, либо это некий такой романтический период, когда свобода, когда самореализация и так далее. Вот насколько этот период определил то, что происходит сейчас, как вы думаете? Насколько мы адекватно его оцениваем в этом смысле?
Р. КАЧАНОВ: Именно он и определил. В том смысле, что как раз собственность, как раз отношения все эти, как раз всякие там заводы, пароходы и все — собственно говоря, то, что было накоплено несколькими поколениями в Советском Союзе, — как раз перераспределялись в то время.
Что касается конкретного фильма «Марш утренней зари», это было такое, да, прощание с 90-ми. «Прощай, молодость», что называется, «прощай, юность». Но так просто сложилось, что это оказалось и прощанием с какими бы то ни было надеждами — на свободу, на что-то хорошее внутри границ Российской Федерации. Потому что именно пока я делал этот фильм, сначала случился ковид — я уже внутри ковида это все снимал, — а потом случился вот этот дикий нарыв, когда все, что нагнаивалось с 80-х, с 90-х (а можно говорить, с XVII века, а можно говорить, с XIII века, это кому как нравится) — главное, что этот нарыв вскрылся и прорвался. С гигантскими человеческими жертвами, с гигантскими издержками, с чудовищными картинками и всем… Короче, с чудовищным всем, что вылилось потом.
И получилось, что это было не прощание с 90-ми — мое кино. Получилось, что 90-е как раз, и мое кино тоже в том числе… И 90-е, и нулевые — неважно, как считать. 90-е — это некий образ, он может захватывать часть 80-х и, грубо говоря, все нулевые. Вот, оказалось, что все это было напрасно. Что с надеждами тоже надо попрощаться и что дрянь будет только цвести и колоситься.
Это был не самый приятный момент, и не только в моей творческой биографии. Мы сейчас говорим про мою творческую биографию, а это был важный момент внутри всей цивилизации. Во всяком случае, в этой ее части: в русскоязычной, в российской, русской, в Восточной Европе, как угодно там, в Северной Азии — по-разному это можно называть.
В. РАДИОНОВ: Много вопросов приходит от наших зрителей, в том числе в Фейсбуке и в Телеграме. Начну их зачитывать. Спрашивают, видели ли вы фотографии Жанны Агузаровой. Она приняла участие в одном из телепроектов российских. Жанна Агузарова неслучайно упомянута, потому что она снималась в фильме «Марш утренней зари», появилась в эпизоде у вас как раз в картине.
Р. КАЧАНОВ: Да, у меня вообще есть такое свойство иногда — ну, довольно часто, скажем так, — или открывать какие-то новые имена, или вытаскивать на свет такие уже хорошо забытые старые. «Марш утренней зари» — Жанна первый раз появилась после длительного отсутствия, скажем так, в информационном поле и в шоу-бизнесе. Это я ее с большим трудом, мои помощники, ассистенты ее нашли, вытащили, привели, отряхнули, приодели.
Видел фото, да. Ну что можно сказать? Понимаете, конкретно у Жанны — у нее есть прекрасная отмазка: у нее есть абсолютно четкий психиатрический диагноз. Я не знаю какой, но врачи знают и могут сформулировать. Я, в смысле, не знаю, какой, как он называется, название. Как раз у нее есть очень четкий психиатрический диагноз. Это известно, подтверждено. Это большая боль была в свое время для российского и русскоязычного шоу-бизнеса. Но тут как раз прикол весь, если вообще уместно говорить о приколе, прикол в том, что Жанна не сильно отличается от остального… Со своим диагнозом и со своей явной такой трешовостью не сильно отличается от остальных полутора коллег, оставшихся в шоу-бизнесе на территории Российской Федерации.
Есть такой ученый и отчасти, наверное, публицист Ян Левченко, эстонский. Он по этому поводу хорошо написал, что вышел какой-то фильм «Анора» — какой-то, в общем, то ли снятый на деньги российских олигархов и под их чутким руководством, то ли просто… Ну, что значит олигархов — на путинские деньги или на околопутинские. Или не снятый, но очень похоже на то, что это все финансировалось из Кремля. И что весь российский шоу-бизнес… Я не видел этот фильм, но, в общем, я и Жанну не видел на каком-то там шоу, где она прыгает. Но как раз Левченко видел, и он написал, что весь российский шоу-бизнес представлен от какого-то артиста Борисова, которого никто не знал и, в общем, конечно, понятно, которого все забудут через пару-тройку месяцев, когда перестанут вливать деньги в рекламу этого кино, и вот до Агузаровой. Весь остальной спектр находится внутри. Ну окей.
В. РАДИОНОВ: Еще вопросы приходят от наших зрителей. Да, вот спрашивают, какой свой фильм вы считаете лучшим.
Р. КАЧАНОВ: Вы знаете, тот, которые не снят. Более того, может быть, и не будет снят. Все мои фильмы будут хуже того фильма, который я мог бы снять. Это отчасти, конечно, кокетство, а отчасти правда, потому что у всех своих фильмов я знаю недостатки, а у того фильма, который я не снял — у него недостатков нет пока. Поэтому тот лучший, который я могу себе представить и который я могу снять.
В. РАДИОНОВ: Юлия спрашивает: «Почему так сильно пиарят фильм «Анора» и кого из претендентов на «Оскар» вы выделили бы?».
Р. КАЧАНОВ: Слушайте, я не искусствовед. Почему пиарят фильм «Анора», я сказал. На сложные ответы есть очень простые вопросы: потому что туда закачивается бабки. Я вам могу сказать: если нет денег, то нет рекламы, нет пиара. Есть деньги, есть пиар. Все очень просто. Почему сильно пиарят? Потому что есть деньги. А деньги есть, потому что там какие-то торчат российские уши из этого фильма и кому-то так, наверное, веселее, что вот еще не все, что да, в России… Короче, пиарят, потому что туда закачиваются деньги.
Откуда деньги? Я не хочу никого ни в чем обвинять, высказывать некие предположения, высказывать какие-то оценочные суждения, но мне кажется, что периодически предпринимаются такие попытки как бы показать, что да, вот мы изолированы, у нас, значит, эмбарго Российской Федерации, но что-то там каким-то боком, раком прорывается. Какой-нибудь российский артист, артистка — я это наблюдаю, опять же, я видел, — то в каком-то фильме историческом появится… Я думаю, что пиарят «Анору» ровно до тех пор, пока это оплачивается. Как только оплачивать перестанут, о ней через 2 недели все забудут.
В. РАДИОНОВ: Вопрос — просто пожелание: «Замечательный Роман Романович, большой привет и с Новым годом!». Ольга написала. Дарк пишет: «В начале декабря летел с ним из Риги на Кипр неожиданно», а дальше большой привет. Вы помните попутчика?
Р. КАЧАНОВ: Ну да, болтался я туда-сюда, был такой момент. Тоже передайте привет обратный. Опять же, я хочу к зрителям обратиться. Я вот этот свитер одел и понял, что я неправильно его одел. Сейчас я сяду по-другому… Я создал этим бесформенным свитером какую-то картинку такого ждуна — такой добрый дедушка-ждун, который что-то ждет. Во-первых, я не добрый, во-вторых, я не дедушка и я не ждун. То, что я полгода отдыхал от выступлений — просто мне надо было отдохнуть. Я перевыступал перед этим. Поэтому всем привет, и мы еще зажгем. С Новым годом, с новым счастьем!
В. РАДИОНОВ: Юлия спрашивает: «Здравствуйте! Что происходит с людьми в стране Россия и на что надежда? Есть ли она вообще, когда Пахмутову называют Патрушевой?». Это, кстати, такой, мне кажется, знаковый эпизод, когда Путин, поздравляя композитора Пахмутову, назвал ее Патрушевой. Слышали об этом?
Р. КАЧАНОВ: Слышал такое. Ну слушайте, в России надо сказать, что «шибко умный» всегда было ругательством. Придурковатость там считается как бы нормальной. «Ишь, такой придурковатый, а сообразил, как из столовой в туалете-то туалетную бумагу по карманам рассовать. Молодец!». Поэтому такая придурковатость — она, в общем-то, никогда в России не считалась чем-то позорным. А уж имя перепутать — это святое. Я вам даже более того скажу: даже мы с вами можем что-то перепутать, но это не значит, что мы плохие. Иной раз возьмешь и что-нибудь перепутаешь.
В. РАДИОНОВ: Но может ли царь позволить себе быть юродивым? То есть юродивый при царе — одна история, а царь может быть, если использовать эту формулировку, придурковат?
Р. КАЧАНОВ: Слушайте, он такой же царь, как мы с вами балерины. Какой он царь, блин? Он просто мелочь поганая. Некомпетентная, полностью выжившая из ума. Он сколько там — уже 25 лет сидит. Может, у него пару раз были какие-то проблески, которые могли быть восприняты как какой-то момент, достойный какого-то уважения. Но сейчас-то уже видно все: он просто мелочь поганая.
Какой он царь? Царь подразумевает определенные риски, определенное благородство. Царей избирали из дворян. Дворяне — кто это были, еще в Римской империи? Дворяне — это были солдаты. Дворяне — это были офицеры, которые рисковали жизнью: половина погибала, а остальные становились дворянами. Ну потом, естественно, на территории той же самой Российской империи, да и не только в Российской, это приобрело другие формы, но изначально это было так. В Древнем Риме были граждане и были патриции. Патриции — это были те люди, которые служили в легионах. Которые протопали полжизни, рискуя жизнью, пол-Европы, пол-Африки и пол-Азии. И они из своих рядов там выбирали императора. Худо-бедно это как-то продолжалось до последнего времени. Цари — почему они пользовались уважением? Потому что они были или потомками солдат — именно солдат, которые воевали, которые строили даже, которые были основой этой империи, — или сами были этими солдатами. Как в Риме древнем.
Ну что вы, какой он царь-то? Он даже на юродивого не тянет. Он просто какая-то блеклая функция, причем недееспособная. Мы с вами с этого начинали — что такого потока некомпетентности, такого потока просрать все, а потом еще раз просрать то же самое, что уже просрано, история не видела. У юродивого есть хоть какие-то функции, которые он выполняет достойно. Здесь с точки зрения любого квази-патриота, не знаю, профессионального борца с режимом, который борется 20 лет, просто никакой юродивый не потянул быть при такой бездарной твари. Поэтому в таких категориях обсуждать это даже бессмысленно.
В. РАДИОНОВ: Он или не он, но кто-то из вот этой верхушки, вертикали объявил же ФСБ «новым дворянством». Вот оно, «новое дворянство». Они на «гелендвагенах» когда устроили вот этот по Москве…
Р. КАЧАНОВ: Слушайте, на заборе тоже можно что угодно написать, а там дрова лежат. Понимаете, это много кто чего объявляет. Более того, понимаете, если кто-то действительно новые дворянство, об этом объявлять не надо. Оно само по себе дворянство. Уже когда человек что-то объявляет и декларирует, значит, уже брешет и уже это не так. Понимаете, в чем дело? Хорошо, а я завтра объявлю всех птичников Рязанской области новым духовенством, не знаю, а всех доярок Краснодарского края патрициями. Какая разница, объявить можно все что угодно.
Какое дворянство? Дворянство подразумевает наличие, скажем так, понимания действительности, и это должно быть, что называется, традициях, в крови. А какое это дворянство? У дворянства должно быть потомство правильно воспитанное. Кому передавать-то дворянские титулы, земли с крепостными? Я знаю потомство — там с потомством… Опять же, разумеется, есть исключения, но я знаю про потомство кое-что, да и до вас, я знаю, доносилось. Там такое дворянство, блин… Мда. Дворянство по употреблению наркотиков, паленки, блин, и тупости — по рассеиванию вокруг себя тупости, агрессивной тупости. Там п****ц, извините.
В. РАДИОНОВ: Еще вопрос: «Является ли Иван Охлобыстин некой гипертрофированной иллюстрацией этого режима?». Поскольку он на виду, поскольку он все-таки талантливый артист, он иллюстрирует то, что происходит, своими действиями?
Р. КАЧАНОВ: Слушайте, я, честно говоря, обладаю квалификацией сказать и даже что-то обосновать, сказать «да» или «нет», но я, честно говоря, об этом просто не думал никогда. Ну, какие-то идеи, которые там внутри себя Ваня холил и лелеял на протяжении десятилетия, очень мракобесные, которые развлекали всякое ближнее окружение, окружающих своей дикостью и которые выглядели такой — как это сказать? — как раз юродивостью такой, — они сейчас вдруг стали воплощаться в жизнь. Но помимо идей Ивана, воплощается в жизнь еще масса других идей. Я имею в виду, не его идей, а идей, которые крутились в воспаленном сознании. И как раз Иван не является апофеозом. Иван никогда не был собственником, Иван всегда был голодранцем. А режим все-таки, вот это «новое дворянство», о котором мы говорим — режим, собственно говоря, конечно, олицетворяют не голодранцы, а те люди, которые что-то поприхватывали и там что-то мутят или мутили раньше. Нет, он далеко не охватывает весь спектр. Он выражает небольшой угол внутри этого круга «прекрасных» (в больших кавычках) людей.
В. РАДИОНОВ: Как все это закончится, на ваш взгляд, и когда?
Р. КАЧАНОВ: Оно уже заканчивается. Я, конечно, извиняюсь за повторение, но я полгода не выступал и у меня поэтому есть небольшое оправдание. Оно уже заканчивается. Оно уже закончилось. Потому что такого поражения, такого макания в унитаз, такого опускания, если говорить на их терминологии, всех вместе и каждого по отдельности свет не видывал.
Другое дело, что оно заканчивается долго, понимаете. Но тут я считаю, что закончится в течение нескольких лет, когда весь этот быдляк повымирает, которые себя то дворянами объявить, то, блин… Короче, когда вымрут. Они все старые. И я уже не столь юн, что уж там говорить, особенно в этом свитере, а они все прямо конкретно старые. Умрут, и до самого процесса перехода из этого мира в тот успевают уже превратится в говно. Я имею в виду, в полное, а не то что.
Естественно, среди того же «нового дворянства» есть молодые подполковники и майоры, которые получают зарплату в 600 долларов в месяц и видят всё вот это. Им, конечно, тоже хочется, и, в общем-то, в той системе координат, в которой там все существует, им надо это все получить. Но в процессе просто физического умирания полного и вот этой деградации, которая идет сейчас, это и закончится. Вот сколько, считаете: оптимистично 3-5 лет, менее оптимистично 10-15. Где-то посередине.
В. РАДИОНОВ: Ну что ж, спасибо вам большое! Как написала Татьяна: «С Новым годом и просьба больше надолго не пропадать». Спасибо вам! Роман Качанов был с нами на прямой связи сегодня.
Р. КАЧАНОВ: Спасибо хочу сказать нашим зрителям, и, кстати, подписывайтесь под Вадимом. Лайки-то ставьте, а то нас никто не видит, и с VPN, и без VPN. Я тоже поздравляю зрителей, особенно тех, кто досмотрел до конца этот наш с вами диалог. Поздравляю вас, Вадим, поздравляю Дениса и всех, кто нам организовывал эту нашу замечательную новогоднюю рождественскую встречу. Всего доброго!
В. РАДИОНОВ: Спасибо вам и всего доброго! До свидания!