«Богатые тоже прячут»: Почему отменяют санкции против олигархов? Кто за этим стоит?
Ко мне обращались несколько раз люди с неясными предложениями, не называя имен, разумеется. Во всех таких коммуникациях я отвечал отказом, потому что, собственно, это не профиль моей деятельности и не в общественном интересе, по-моему, такие действия находятся. Знаю, что такая коммуникация регулярно происходит, и она реально имеет значение. Почему имеет значение? Мы видим, когда вскрывшаяся коммуникация Фонда борьбы с коррупцией привела к такому репутационному скандалу…
Подписаться на канал Татьяны Фельгенгауэр
Поддержать канал Татьяны Фельгенгауэр
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Всем привет, здравствуйте! Это программа «Богатые тоже прячут». Каждую неделю мы с Ильей Шумановым, главой Transparency International Russia, рассказываем вам невероятные истории из жизни подсанкционных олигархов и всяких коррупционеров. Илья, привет!
И. ШУМАНОВ: Привет, Таня, привет, дорогие зрители.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Прежде, чем мы начнем, поставьте лайк, подпишитесь на канал, и обязательно подпишитесь на telegram-канал Ильи Шуманова. Ну а мы начнем. Есть несколько информационных поводов, которые возвращают нас к нашей любимой теме — санкционные списки, как в них попадают и как из них выходят.
Итак, с одной стороны, у нас есть суд в Люксембурге, который удовлетворил иски супругов Пумпянских, которые оспаривали, собственно, введенные против них санкции Евросоюза. С другой стороны, у нас есть Алишер Усманов, наш любимец, который все продолжает как-то со всеми судиться. И на этот раз он обратился в суд с иском против UBS Europe из-за того, что, собственно, уведомления банка об операции Усманова, о всех его транзакциях и прочем, стали поводом для дела против Усманова в Германии.
С одной стороны, санкционные списки постоянно пополняются, а с другой стороны, никуда не деваются процессы по оспариванию этих санкций. И более того, мы видим кейсы, когда эти самые олигархии — или чиновники, не только олигархи, — оспаривают внесение в санкционные списки. Они в целом борются с этим, выигрывают в судах, и их убирают из санкционных списков. Давай мы поподробнее расскажем, собственно, что происходит, насколько мы видим формирующуюся тенденцию, что вот появились какие-то или лазейки, или механизмы, или люди, которые помогают выйти из-под санкций. За кем в первую очередь следишь ты, и все-таки можем ли мы говорить о каких-то новых трендах в этой борьбе вокруг санкционных списков?
И. ШУМАНОВ: Да, Таня, крутой вопрос, спасибо. Мне кажется, что надо сказать, что есть несколько путей выхода из-под санкций. Самый нелепый или непопулярный — это смерть человека, и, соответственно, после этого человека исключают из санкционных списков. Есть два других пути. Это попытка убедить суд в незаконности введения санкций и, соответственно, снятие через суды и добровольное снятие (или непродление) санкций с того или иного человека, то есть российского олигарха, либо какого-то чиновника или бывшего чиновника. И понятно, что эти три пути, три развилки — они совершенно разные.
Мы не будем говорить просто смерть как самый банальный способ, но надо его тоже не забывать. Но хотел сказать, что судебная перспектива — она не самая очевидная, но самая, скажем, устойчивая, гарантирующая, наверное, вероятность того, что с человека снимут санкции.
Пока мы видим достаточно большую активность в европейских судах и большое количество шума вокруг этого, и не такое большое движение в Соединенных Штатах Америки — такой юрисдикции на самом деле первой и более значимой для многих подсанкционных лиц, поскольку существует, скажем так, трансграничная возможность применения законодательства Соединенных Штатов Америки, и это, конечно же, очень сильно, скажем так, затрудняет жизнь для подсанкционных лиц.
Если мы будем говорить про тех людей, за кем я слежу, для меня достаточно сильно интересной историей показалась история с господином Березкиным, с человеком, который входило в совет директоров РЖД, собственно, который работал на рынке энергетики, и одновременно с этим чье имя упоминалось в контексте владения РБК. Очевидно, человек яркий, заметный, хоть и не очень сильно публичный. Ну и, соответственно, снятие с него санкций европейских не через суд выглядело, на мой взгляд, достаточно ярким таким примером теневого лоббизма и скрытых договоренностей, которые в итоге повлекли снятие с него санкций.
За кем я еще смотрю? Конечно же, за Алишером Бурхановичем Усмановым дорогим, просто потому что он, как человек яркий и любящий юридическую работу, оплачивает десятки адвокатов по всему миру, в частности, в Европейском Союзе, и об этом мне предлагают чуть попозже поговорить. И отдельный кейс, конечно же, Фридмана и Авена, которые используют все возможные рычаги доступа на рынок, скажем так, снятия санкций. Они используют и теневые каналы, как мы помним историю с Фондом борьбы с коррупцией, и используют легальные инструменты в виде судов, конечно же, и попытки такого скрытого неформального воздействия. По третьему пути они не пошли, и надеюсь, что не пойдут.
Таким образом, это три истории, три кейса, за которыми я персонально наблюдаю. Ну и, конечно же, несколько кейсов снятия санкций, мне кажется, тоже имеет смысл рассмотреть сегодня. Например, последнее дело семьи Пумпянских, которое, очевидно, тоже заслуживает рассмотрения и достаточно интересное, мне кажется, для зрителей. Потому что кейс недавний, и в нем подробно еще разобран какой-то алгоритм и аргументация, связанная с тем, почему санкции, введенные в отношении Пумпянского, не являлись законными, по мнению Европейского суда.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну вот смотри, за последнее время мы так посматриваем за решениями. Понятно, что это занимает какое-то время. Но мы увидели, что есть там условная категория дел под названием «родственники». Например, из санкционных списков убрали Никиту Мазепина — автогонщика, но известен он для санкционных историй не тем, что автогонщик, а тем, что сын Мазепина, — или, например, мать Евгения Пригожина. Это такая пара примеров про то, как родственники оспаривают и говорят, что вы как-то, друзья, не можете доказать, что мы вот прямо настолько же связаны с российским правительством, насколько наши вот эти родственники, из-за которых нас внесли.
Есть категория «олигарх» — по-другому не могу назвать. Хотя Алишер Бурханович и пытается всячески оспорить (и небезуспешно) всякие звания типа «любимый олигарх Путина», но в нашей программе олигархи — они вот и есть олигархи. Есть чиновники. И кстати, интересный кейс, когда чиновник, работавший на оккупированной территории, после увольнения оспорил санкционный вот этот свой статус и сказал: «А я там больше не работаю». И все такие: «Ну, раз больше не работаешь, то конечно». Наверное, самая частая и интересная для нас — это все-таки история с олигархами. Я правильно понимаю?
И. ШУМАНОВ: Да, это самое интересное, потому что это все люди на виду и все достаточно яркие персонажи с большими активами. У них есть чего арестовывать, есть им за что бороться. И в этом смысле, конечно же, пример Фридмана, Авена и условного Березкина — эти примеры самые яркие и которые на самом виду находятся. И в этом смысле, конечно же, далеко ходить не надо, такие истории штучные.
Но гораздо более масштабные примеры снятия санкций — это как раз снятие санкций с людей, которые являлись топ-менеджерами государственных компаний или крупных российских компаний. Давайте вспомним Александра Шульгина, бывшего исполнительного директора «Яндекса», либо Сергея Мндоянца, который тоже один из бывших топ-менеджеров — по-моему, в АФК «Система» он работал. Ну и, например, Наталью Алымову, которая снимала санкции в США после ухода с должности вице-президента Сбербанка. Такие же истории были с другими членами совета финансовой корпорации «Открытие». Ну и упоминание, конечно же, про Дмитрия Овсянникова очень интересно тем, что несмотря на снятие санкций в Европейском Союзе, мы видим, что есть какие-то процессуальные действия с его имуществом в Великобритании. Понятно, что это достаточно непредсказуемая история. То есть здесь сняли санкции, а, условно, в Великобритании в отношении него продолжаются какие-то расследования. И ты права абсолютно, категория олигархов — это настолько размытая категория, и, условно, относить к ней можно ли Аркадия Воложа, который тоже добился снятия санкций, или Фархада Ахмедова — мы помним этого человека, который…
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С Иосифом Пригожиным неудачно поговорил по телефону.
И. ШУМАНОВ: Поговорил, да-да, и с которого сняли санкции. И когда мы с тобой разбирали на самом деле историю с Фархадом Ахмедовым, собственно, я упоминал о том, что Фархад Ахмедов не является уже, наверное, российским бизнесменом. Он долгое время находится за пределами России, живет в Азербайджане. Какие-то у него хвосты российского бизнеса остались, но крупных компаний нефтяных, которые у него были в нулевых и в 90-х, уже нет. И разумеется, это разные кейсы, и по-разному на них надо смотреть.
Что касается людей, которые были в органах власти, то действительно кейс Овсянникова, как мне кажется, выпадает из общей череды историй снятия санкций, просто потому что, ты права, это не просто какой-то там среднего масштаба чиновник — это губернатор региона…
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Гауляйтер. Гауляйтер Севастополя.
И. ШУМАНОВ: Гауляйтер, да, губернатор региона, и не какого-то, а Севастополя. Ну и понятно, что это территория оккупированная, и понятно, что санкции на него вводились намеренно, целенаправленно. Это яркая фигура. Но мы же не знаем сейчас предмет договоренности, почему и как с него сняли эти санкции — что он пообещал взамен, какие действия предпринял. Формально снятие санкции было в силу того, что он не может вести бизнес, несмотря на то, что он избавился от связей с российской властью. Что, мне кажется, недостаточный аргумент для этих снятий. Но суд решил по-своему.
Поэтому кейсы разные, и в индивидуальном порядке, конечно, их имеет смысл рассматривать. Я предлагаю чуть-чуть побольше поговорить сейчас про Пумпянского, просто потому что это история свежая, она на виду, и, может быть, зрителям было бы интересно послушать ее. Я действительно долго сидел и разбирал этот кейс, и в этом кейсе есть несколько интересных парадоксов.
Пумпянский, собственно, был в «списке 37-ми» — в том самом списке людей, которые с Владимиром Путиным встречались 24 февраля, российских бизнесменов. И одно это для многих юрисдикций уже является основанием включения этих людей под санкции — тех, кто присутствовал на этой встрече. Ему припомнили и награждение государственными нарядами, которые он получил тоже какое-то время назад, до того, конечно, как вводились санкции, и управление крупной компанией, трубно-металлургической компанией, и вхождение в органы управления Российского союза промышленников и предпринимателей, что, конечно же, тоже такое яркое звено, наверное, в цепи управления российским бизнесом и коммуникаций с российской властью, и также такой лоббистский достаточно сильный институт. При этом при всем он после начала войны вышел из состава топ-менеджеров и акционеров компании и формально продемонстрировал желание отойти от управления компанией. И вот на фоне всего того, что его связывало с российской властью, по факту через несколько исков… То есть первый иск он не смог выиграть в прошлом году, а вот новый иск в 2024 году он смог выиграть.
Важно, что снятие санкций и с Пумпянского, и с Фридмана, и с Авена не произошло в текущем моменте. Они остаются людьми, находящимися в санкционных списках, а оспорили они санкции предыдущего периода времени, которые уже де-факто не действуют. Но суд постановил о том, что эти санкции незаконно вводились, и, соответственно, введение этих санкций в дальнейшем, наверное, будет не очень логично по тем же самым основаниям.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это важный момент, давай проговорим еще раз. Вот эти решения суда, что в санкционный список они были внесены незаконно, не означает, что прямо сейчас эти люди могут бежать в банк, делать все, что угодно, со своими деньгами, покупать свою недвижимость, продавать свою недвижимость и как бы feel free, что называется — живите жизнью свободного европейского человека.
И. ШУМАНОВ: Да, об этой хитрой схеме мы тоже уже говорили, но я напомню зрителям о том, что действительно санкции оспариваются предыдущих периодов времени. Санкции вводятся на полгода. Каждые полгода они продлеваются. И конечно же, за полгода или за год просто физически невозможно пройти все инстанции, оспорить то или иное решение европейских регуляторов. Поэтому каждый раз санкции обновляются в отношении этих людей, и в аргументации введения санкций могут вписаться другие основания. И поэтому получая новое основание, его, это новое основание, надо оспаривать отдельно в суде. Разумеется, это не получается сделать быстро. Ну что можно сказать с точки зрения тех людей, кто оспорил санкции в суде и победил — конечно же, это очень тревожный звоночек для регуляторов, потому что они уже по этим основаниям не могут вводить санкции, и они будут 10 раз думать о необходимости снятия санкций.
Ну и второй момент — конечно же, олигархи, победившие в судах, будут требовать компенсации. Это суммы достаточно большие. И про юристов я предлагаю поговорить сейчас — про тех людей, которые, собственно, фасилитируют, помогают российским олигархам, собственно, снимать эти санкции. Вот эти люди непростые.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, вот как раз хотела спросить. В тот момент, когда какого-то известного человека — ну, олигарха, мы же все про свое, — вносят в санкционный список, я прямо вижу эту ситуацию, когда у него раздается телефон и говорят: «Здравствуйте, с вами говорит юрист такой-то. Я специализируюсь на том, чтобы вывести людей из санкционных списков. Я готов представлять ваши интересы». Ну, я сомневаюсь, что это выглядит так, что это так происходит. Но ведь наверняка есть какие-то конторы, которые быстро сообразили, что отличный рынок, работаем на одном направлении — выводим олигархов российских из-под санкций.
И. ШУМАНОВ: Все так, Таня, абсолютно. Действительно, есть адвокатские конторы и отдельные адвокаты, которые специализируются на санкциях. И это не просто случайные люди с хорошими юридическим бэкграундом. Такие тоже присутствуют, но многие из этих людей — это в прошлом достаточно влиятельные политики, которые могли обзавестись определенными связями, политическими и административными, и сейчас просто пытаются их монетизировать.
Например, немецкий адвокат Петр Гаувальдер. Это человек, который связан с политической партией Христианско-социалистического союза, немецкой — влиятельный такой политик долгое время в Германии. Это человек, который защищал, например, Алишера Усманова. Другой адвокат — это француз Жером Грандес Десмонд. Это адвокат, который долго возглавлял правовое управление мэрии Парижа и потом стал работать помощником по юридическим вопросам президента Франции. То есть, как ты понимаешь, люди масштабные даже по меркам Европейского Союза.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Масштабные и со связями. Вот это вот мне еще кажется тоже важным: очень много знакомых.
И. ШУМАНОВ: Да, конечно, когда человек личный помощник президента и защищал президента в суде, безусловно, этот человек влиятельный, с именем и, конечно же, имеет определенные связи. Думаю, что модель взаимодействия с ними — это адвокаты Алишера Бурхановича Усманова пытаются сами выйти на связь, через свои юридические контакты находят этих адвокатов. Потому что не каждый адвокат готов на самом деле защищать российского олигарха.
И тогда в качестве аргументации этих адвокатов идет речь, например, о том, что… Ну вот французский адвокат говорил о том, что Алишер Бурханович Усманов — это гражданин Узбекистана, и поскольку, собственно, на него вышли бизнес-представители Узбекистана, представители властей Узбекистана, вот он защищает гражданина Узбекистана. Про то, что Алишер Бурханович у нас еще и гражданин России, он, конечно же, не упоминает — не хотят связывать эту историю с российским олигархатом. Но как бы логика такая.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Помимо вот этих прекрасных юристов, адвокатов, которые сражаются за российских олигархов, есть ли еще какие-то, не знаю, механизмы? Ну вот, условно, вот этот олигарх — он попал в список санкционный. И он такой, типа: «Куда же мне идти? Я бы все-таки хотел ездить в Европу, отдыхать на Лазурном берегу и пользоваться своим банковским счетом. Значит так, адвокатов уже всех Усманов разобрал. Какие еще остаются возможности?».
И. ШУМАНОВ: Часто к снятию санкций подключают еще пиар-компании и компании, которые занимаются стратегической коммуникацией. Их, как правило, возглавляют тоже очень уважаемые люди, которые также просят большие деньги.
Вот я хотел напомнить историю компании En+, которая еще задолго до войны была включена американским правительством в санкционные списки — конечно же, история, которая обрушила не только доход Олега Дерипаски, российского представителя бизнеса, но еще и, скажем так, интересы крупных европейских и американских акционеров. И вывод компании из-под санкций, попытка договориться с Минфином США требовала включения серьезных рычагов. Ну и, соответственно, он нанял людей в Великобритании, которые заключили соглашение с американской пиар-компанией, которая занималась коммуникациями — по сути, объясняла для американского правительства важность компании En+ для международного рынка. и, собственно, вела переговоры по уменьшению доли Дерипаски и по введению независимого совета директоров, который бы управлял этой компанией, соответственно, для того, чтобы вывести компанию из-под санкций.
Поэтому стратегическая коммуникация, пиар-компании и, разумеется, юрист, который участвует в этом процессе. Санкционные юристы сейчас просто реально питаются очень интересными кейсами, формируют практику. Это такой достаточно новый рынок. Вот, наверное, так отвечу на твой вопрос.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А что касается какой-то адвокации со стороны «уважаемых людей», скажем так? Не то чтобы там за счет каких-то реально авторитетных организаций отстирать свою репутацию, но все-таки заручиться поддержкой, замолвить словечко, не знаю, получить рекомендательное письмо — насколько это рабочий вариант? Используется он успешно или не особо?
И. ШУМАНОВ: Скажем так, ко мне обращались несколько раз люди с неясными предложениями, не называя имен, разумеется. Во всех таких коммуникациях я отвечал отказом, потому что, собственно, это не профиль моей деятельности и не в общественном интересе, по-моему, такие действия находятся. Знаю, что такая коммуникация регулярно происходит, и она реально имеет значение.
Почему имеет значение? Мы видим, когда вскрывшаяся коммуникация Фонда борьбы с коррупцией привела к такому репутационному скандалу. Но эта история уже отыграна. Мне кажется, про нее уже достаточно много сказано, не надо ее еще развивать. Но, например, кейс с Григорием Березкиным. По моей информации, Березкин также подключал представителей российского гражданского общества, работающего в России, с тем, чтобы они писали письма поддержки как человеку, который является последним оплотом независимой российской журналистики — а именно про РБК, на секундочку. Да, вот такой вот инсайд, поделимся с нашими зрителями. Организаций не называем, но вот сам такой процесс мне описывали.
Думаю, что таких историй гораздо больше. И по вскрывшемуся, собственно, списку подписантов по Фридману и Авену мы видим, что там много уважаемых людей, многие из которых, в том числе и организации, посыпают голову пеплом и говорят, что это единичная инициатива отдельных людей.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ага, то есть зафиксируем, что это не то чтобы повальная какая-то история, а перегибы на местах, скажем так, какая-то флуктуация.
И. ШУМАНОВ: Я думаю, что где-то это осмысленное решение конкретных руководителей, а где-то это действия индивидуальные, личные. Просто люди не могут отказать, видимо, тем, с кем они когда-то работали, с кем коммуницировали.
Но давай скажем, что на самом деле это дверь не только на выход, но и на вход. И вот тут я хотел бы отдельно сказать. Например, в Европейском Союзе есть специальные сайты, которые занимаются защитой заявителей именно в контексте введения санкций. Любой желающий может отправить туда сообщение с указанием нарушения санкций, и, например, европейские власти обязаны рассмотреть нарушение, провести свою проверку и ответить потом этому заявителю какую-то информацию. Поэтому когда кто-то из журналистов или гражданского сектора говорят: «А вот мы там что-то писали, но санкции не ввели», то, видимо, просто надо использовать правильную точку входа. Такая же история есть в Соединенных Штатах Америки, как и в Европейском Союзе, поэтому это дорога еще и в сторону, скажем так, введения санкций. Я никого не призываю это делать — я просто рассказываю, наверное, о самой модели.
Ну и из интересного, конечно же, использование лоббистских возможностей бизнес-ассоциаций, с кем российский бизнес имел хорошие отношения. То есть бизнес в Европейском Союзе и в США работает несколько по-другому, как в России. Они имеют достаточно высокий вес, и многие из них связаны с политиками. И разумеется, такая форма коммуникации через бизнес-ассоциации, через непосредственные контакты бизнесменов с представителями власти — она достаточно безопасная и, мне кажется, имеет определенное влияние. Но могу сказать, что после введения санкций в отношении, по-моему, En+ были отдельные поползновения, скажем так, американских и европейских бизнесменов с сообщениями о том, что это вредит бизнесу и очень сильно негативно сказывается. Та же самая история была про ряд государственных компаний. Но оставим это, наверное, на отдельный разговор, потому что мне кажется, что эта тема достаточно широкая — участие европейского бизнеса в лоббизме российских интересов.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Тогда, наверное, задам последний вопрос. Ты частично уже на самом деле затронул эту тему. Поспевает ли регулятор? Потому что мы видим, что рынок юридический, адвокатский сформировался. Решения с формулировками «недостаточно обоснований» — они весьма размыты. В целом кажется, что они сейчас наберут еще практики. Я понимаю, что это не прецедентное право, но, тем не менее, практика формирует дальнейшие решения, и есть какое-то, я не знаю, опасение, не опасение, что это будет просто какая-то проторенная дорожка, когда по накатанной схеме все эти юридические адвокатские конторы будут отмазывать олигархов. Или нет, или все-таки регулятор будет быстро или не очень быстро, но ориентироваться и прикрывать какие-то лазейки?
Потому что я понимаю, что отдельная история — это США. Там все гораздо строже. С Минюстом США вообще лучше не связываться. Мне кажется, лучший пример — это Олег Дерипаска. Но вот в плане европейской практики — здесь, кажется, все чуть полегче для российских олигархов.
И. ШУМАНОВ: Ты права, Таня. Есть два аргумента в твою пользу, в пользу твоего мнения. Первый — это то, что на самом деле для введения или продления санкций в отношении того или иного человека требуется консенсус всех стран-членов Европейского Союза. Как ты понимаешь, давления даже одного члена Европейского Союза с требованием включить того или иного российского олигарха уже достаточно для того, чтобы заблокировать целый санкционный пакет или список. Поэтому да, это правда.
И второй аргумент в твою пользу — это то, что мы видим на самом деле по кейсам Януковича и связанных с ним лиц. Чем дальше от точки введения санкции, тем вероятность снятия выше. И мы видим, что практически все активы, которые были заморожены в Европейском Союзе у клики Януковича и связанных с ним людей — фактически сейчас значительная часть этих активов разморожена, и в бюджет Украины никаких денег от этих замороженных активов так и не поступило. Посему, наверное, имеет смысл утверждать, что чем дальше, тем сложнее, тем, ты права, будет больше инструментов использовано, тем больше будут бреши в обороне Европейского Союза, ну и меньше, наверное, консенсуса относительно тех или иных персонажей. Поэтому в долгосрочной перспективе я оцениваю вероятность снятия санкций как достаточно высокую.
Важно еще, что снятие санкций, разумеется, увязано всегда с обсуждением текущей войны. То есть, конечно же, условно, завершение войны в каком-либо виде — либо приостановка, либо какое-то ослабление этого конфликта, — оно будет приводить тоже к изменениям восприятия необходимости держать такое количество замороженных активов. Ну и еще надо добавить, что эти активы надо еще охранять, обслуживать, держать в нормальном состоянии, иначе они приходят в негодность и дальше они уже теряют свою рыночную стоимость и потребительские свойства, назовем это так.
Таким образом, да, все сложно. И если говорить про российских олигархов, то многие из них реально пережидают. По крайней мере, от тех адвокатов, которые работают с рядом санкционных историй — они говорят, что в реальности люди пробуют тестировать систему, насколько она готова отдать обратно все эти активы, которые забрала себе, заморозила и прочее. И разумеется, это все возможно, и примеров достаточно много.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну а дальше, по идее, вся надежда на включение политической, так сказать, воли. Кажется, без нее ситуация всерьез меняться не будет.
И. ШУМАНОВ: Согласен. Но политическая воля — это не единственное, есть еще инструменты. Условно, последняя моя, наверное, реплика будет здесь, что рынок снятия санкций — это достаточно такая мутная вода, назовем ее так. Уже появилось большое количество юристов-мошенников, организаций, которые работают в этой мутной воде, обещая какие-то определенные, скажем так, положительные последствия для тех или иных российских подсанкционных лиц. Технически это выглядит как просто оплата каких-то определенных работ, но в реальности может и не приводить ни к чему, либо заранее известно, что это мошенники.
Но люди, оказавшиеся в ситуации, когда они находятся под санкциями — разумеется, им особо делать нечего. Все двери закрыты, нет какой-либо закрепленной законом процедуры снятия санкций. И поэтому, конечно же, это формирует дополнительное, скажем так, вот это серое поле, в котором много «помогаек», много дельцов, которые хотят заработать на этом, на чужой беде заработать деньги.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну да, нашли друг друга, это называется. Что ж, посмотрим, кто там следующий на выбывание из санкционных списков, но и на попадание тоже, потому что тут обе стороны работают, что называется, не покладая рук. Мы будем внимательно за этим наблюдать. Спасибо большое! Это Илья Шуманов, глава Transparency International Russia. Обязательно подписывайтесь на его телеграм-канал, ставьте лайк. Ну и ждем вас в комментариях — как вам новый рынок вывода из-под санкций? Спасибо большое, увидимся!