Вас в последние годы накрывало ощущение, что мир свернул куда-то не туда?
Признавайтесь, вас в последние годы накрывало ощущение, что мир свернул куда-то не туда и на всех парах летит в пропасть? Что еще немного и мы окажемся в аду, контуры которого уже четко обозначились на горизонте? А потом вас, возможно, посетила еще одна мысль: мир ведь сошел с ума не вчера, глобус катится по наклонной не первый год, но что-то все же до недавнего момента его удерживало. Может, еще и сейчас удерживает. Некий «Х», без которого мы все завтра проснемся в кошмарной дистопии.
Образы дистопии различаются у разных групп населения в разных странах.
…Для кого-то это торжество толерантности и политкорректности, разгул «культуры отмены», нормализация «извращений». Такой человек закрывает глаза и видит радужный флаг над Кремлем, гигантский бордель вместо Храма Христа Спасителя, колонны представителей ЛГБТ-сообщества, марширующие по Красной площади на 9 мая. Он живо представляет себе как его сыну-первокласснику на уроках рассказывают о прелестях однополой любви, а его самого отправляют в «лагерь перевоспитания» за неправильный взгляд в сторону новенькой сотрудницы на работе.
…Для кого-то это мир, поделенный на сферы влияния жадных неолиберальных корпораций, которые довели планету до фатального и необратимого глобального потепления, но продолжают качать из нее ресурсы, отравлять воду и воздух, обрекая миллиарды эксплуатируемых на нищенское полуголодное существование.
…Для кого-то это всемирный халифат: орды исламистов разрушают памятники европейской культуры, проводят массовый намаз на Елисейских полях, на Стрэнде публично забивают камнями женщин, вышедших из дома без паранджи, вводят обязательное обрезание, легализуют многоженство, запрещают интернет и сжигают книги.
…Для кого-то это победа искусственного интеллекта, вытеснившего людей из всех профессиональных сфер, отнявшего у человека работу и достоинство, контролирующего каждый вздох и чих при помощи всевидящих камер.
…Для кого-то это мир после ядерного апокалипсиса — нечто среднее между видением Сары Коннор и сюжетом «Фоллаута».
В зависимости от образа надвигающегося ада различается и представление об «Х», том самом небесном предохранителе, «без которого мы все были бы уже там»… В политической философии такой «Х» называется «катехоном».
Понятие катехона пришло из теологии. Точнее — из второго послания Апостола Павла фессалоникийцам: «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь». Блаженный Августин так комментировал этот фрагмент: «Я хер знает, что он тут вообще в виду имел».
Впрочем, несмотря на мутность формулировки, концепция катехона очень зашла всякого рода философам, имеющим склонность одновременно к апокалиптическим видениям и конспирологическим объяснениям. В разные эпохи на роль вселенского предохранителя номинировались Римская Империя, Православна Русь, Лига Наций, Страны народной демократии, Профсоюзы, Мировая прогрессивная общественность. Для американских евангелистов сегодня катехон — это Израиль, сражающийся не столько за свое существование, сколько за будущее всех христианских цивилизаций.
Короче, как вы уже поняли, это очень консервативная идея, которая парадоксальным образом не прибита гвоздями к правой части политического спектра, а, напротив, свободно мигрирует между идеологиями. Очень правые и очень левые имеют к ней особую предрасположенность. Но даже российские «системные либералы» долгое время мыслили себя катехоном — тем, что удерживало режим от окончательного сползания в «беззаконие», — пока их насильственно не «взяли от среды» дабы не путались под ногами у Антихриста и не мешали его приготовлениям к Рагнарёку.
Альбер Камю в Нобелевской лекции (1957) назначил катехоном свое поколение: «Каждое поколение уверено, что именно оно призвано переделать мир. Мое, однако, уже знает, что ему этот мир не переделать. Но его задача, быть может, на самом деле еще величественнее. Она состоит в том, чтобы не дать миру погибнуть. Это поколение, получившее в наследство изуродованную историю — смесь разгромленных революций, обезумевшей техники, умерших богов и выдохшихся идеологий, историю, где нынешние заурядные правители, уже не умея убеждать, способны лишь разрушить, где разум опустился до прислуживания ненависти и угнетению, должно было возродить в себе самом и вокруг себя, основываясь лишь на собственном неверии, хоть малую часть того, что составляет достоинство жизни и смерти. Перед лицом мира, находящегося под угрозой уничтожения, мира, который наши великие инквизиторы могут навечно превратить в царство смерти, поколение это берет на себя задачу в сумасшедшем беге против часовой стрелки возродить мир между нациями…».
Тут прекрасно все. И образ «бега против часовой стрелки». И поколенческий поворот, который дает возможность совместить консервативную идею катехона с прогрессистской верой в то, что «наши дети будут лучше нас». (Отношения отцов и детей теперь выглядят так: «Мы — предохранитель, они — преобразователь. Мы не даем глобусу рассыпаться на части, тушим пожары, оттягиваем конец света, они — возвращают ход истории в нормальное русло, делают мир лучше, решают проблемы, которые мы оставили им в наследство».)
Но меня занимает вот что. Какие есть метафоры катехона? Какими средствами люди пытаются выразить эту интуицию «небесного предохранителя»?
Я пока нашел три самых сильных и часто встречающихся: тормозной парашют, иммунитет и направленный взрыв.
Но о них — в другой раз.