У меня тоже есть мой Рюйтель
В новогоднюю ночь скончался Арнольд Рюйтель, первый президент независимой пост-советской Эстонии. Ему было 96 лет.
У меня тоже есть мой Рюйтель.
Весной 1988 года я приехал в Эстонию в качестве корреспондента, вы будете смеяться, журнала “Театр”. Это был толстый литературный журнал, у которого, как и у всех толстых жрналов, появились некоторые намерения сделаться чем-то более важным и “широким”, чем изданием на сугубо профессиональные темы исключительно для любитьелей театрального искусства. Там появился большой “Отдел публицистики”, стала печататься всякая рискованная, по тем временам, драматургия и проза (в частности, позже была впервые легально опубликована великая книга Владимира Буковского “И возвращается ветер”), стали появляться статьи и репортажи на вполне политические темы.
И вот мы решили сделать специальный эстонский номер: с большим текстом о “Русском драматическом театре Эстонии”, в окружении нескольких интервью с важными для Эстонии людьми, в том числе далекими от театра. Удалось договориться и с тогдашним Предаседателем Верховного совета Эстонской ССР тов. Рюйтелем А.Ф.
Рюйтель нас попросил приехать за интервью в очень неожиданное место: недалеко от Таллина помещалось опытное хозяйство эстонской Академии сельскохозяйственных наук. Рюятель был ее президентом на протяжении многих лет, и сохранил там рабочий кабинет и после того, как “ушел в политику”.
И вот президент Эстонии (его уже тогда называли президентом, хотя формально он был главой вполне советского по структуре парламента) встретил нас в коровнике. Он был в резиновых сапогах до колена, в огромном белом клеенчатом фартуке поверх спортивного костюма, и в руке у него было ведро с каким-то витаминным дополнением к комбикорму. Кругом в своих стойлах чем-то хрустели коровы. Рюйтель нас с ними познакомил, и рассказал про рекордные достижения, достигнутые некоторыми из них. Уже потом, когда он переоделся и принял нас в своем кабинете, угощал какими-то умопомрачительными сливками, толко что снятыми.
Говорил он очень спокойно, не торопясь, ровно как в популярных уже тогда анекдотах про замедленных эстонцев. Но говорил вещи, по смыслу вполне невероятные: там была твердая уверенность, что судьба Эстонии изменилась решительно и безвозвратно, и Советский Союз доживает последние годы. Для 1988 года (до событий зимы 1991 оставалось еще почти три года, а до Декларации о суверенитете, принятой Верховным Советом Эстонской ССР – полгода) это было очень непривычно.
Только что увиденный нами образ профессора-животновода, стоящего по щиколотку в свежем навозе и тем совершенно счастливого, почему-то делал эти заявления более убедительными. Казалось, что этот точно сделает то, о чем говорит.