Отец про фронт рассказывал очень редко
Сегодня, конечно, вспоминаю родителей. И их ровесников. У матери из класса (выпуск 1939 года) вернулись три мальчика из, кажется, семнадцати. У ее близкой подруги (выпуск 1941 года, тоже московская школа), вообще ни одного.
У меня в лондонской квартире на стене висит фотография отца в военной форме, притом в окружении орденов — это при моем-то «непобедобесии». В память о чуде. Таких, как отец, кто начал воевать прямо 22 июня и закончил 8 мая, буквально единицы. Ему фантастически повезло.
Свой, как он выражался, «иконостас» отец в последние годы уже не надевал даже 9 мая. Сказал: да ну, сколько можно. Про фронт рассказывал очень редко, исключительно какую-то смешную чепуху. Не потому что там было смешно, а потому что совсем наоборот.
Мать тоже однажды рассказала смешную историю про несмешной 1941 год. Она работала санитаркой в госпитале. К 7 ноября комиссар вывесил транспарант «Мы будем сражаться, пока кровь течет в наших жилах!». Его вызвал главврач-профессор, старорежимный такой, с эспаньолкой. Ему по случаю войны дали генеральское звание, но руку к козырьку он прикладывал то правую, то левую, путался. Говорит военкому: «Что за безграмотность! У нас медицинское учреждение. Кровь не течет в жилах, она циркулирует в кровеносной системе!». «Виноват, товарищ генерал, — гаркнул комиссар. — Будет исправлено». И в вестибюле появился другой транспарант. «Мы будем сражаться, пока кровь циркулирует в нашей кровеносной системе!»