Об истории серийной доносчицы Анны Коробковой, aka Иван Абатуров
История серийной доносчицы Анны Коробковой, aka Иван Абатуров, разоблаченной объединенными силами социальной антропологии и лингвистического анализа, важна и примечательна на многих уровнях. Из доступных нам перечислим научно-исследовательский, политический и демографический.
Во-первых, история эта наилучшим и выразительнейшим образом воплощает те принципы, на которых стоит наше социальное и профессиональное бытие: слава науке; ученье – свет; знание – сила. Да здравствует Просвещение и труженики его, антрополог Александра Архипова и лингвист Даниил Скоринкин! Путем психологически точного щекотания подопытного в чувствительных местах, аккумуляции текстов, краудсторминга, анализа силами интеллекта искусственного и натурального, истина открылась во всей своей божественной наготе и неотразимости – прекрасная, как вышедшая из пены морской Афродита, совершенно независимо от убожества самого предмета исследования. Что очередной раз демонстрирует дорогой моему сердцу point: научный поиск благороден и вдохновенен сам по себе, плоды его облагораживает род человеческий вне зависимости от того, препарируете вы драму Шекспира, холерную палочку или беззаконную комету.
Меня отдельно умилило, что совершено тем же манером – выделением характерных фраз и оборотов из массива текстов – в издании The New Oxford Shakespeare: Modern Critical Edition коллективом шекспироведов при помощи искусственного интеллекта определялись границы собственно шекспировских текстов и написанных в соавторстве. Они тоже брали лексемы, к которым автор имел особое пристрастие – например, ритмически выгодное и лирически выразительное слово tonight. Выяснилось, что правы были и стратфордианцы, и антистратфордианцы: автор писал сам и писал в коллаборации, вписывал сцены в чужие пьесы и в его пьесы вписывались сцены другими авторам, а трилогию про Генриха VI он вообще написал совместно с Кристофером Марло.
Очаровательно, что в своем опровержении (как он думает) тождества с Анной Васильевной несчастный Иван Абатуров подтверждает валидность именно того метода, которым его только что препарировали, цитируя самую характерную из своих повторяющихся фраз: “Я против любого нарушения любого закона”. Вскрытие показало, что пациент скончался в результате вскрытия.
С точки зрения политологической важно отметить два очередной раз подтвердившихся факта. Во-первых, в общем объёме доносов диспропорционально велик вклад серийных маньяков, поскольку сама эта деятельность социально противоестественна и требует от тех, кто ей предается, такой степени психопатичности, какой рядовой гражданин не сразу и достигнет.
Второе: эффективность деятельности Анны Коробковой была невелика. Даже в тех случаях, когда за её эпистолярией следовал какой-то процессуальный результат, трудно отличить консеквенцию от каузации, а по большей части она получала в ответ простые отписки – знакомые всякому, кто по какому бы то ни было поводу обращался в госорганы. Правоохранительная система не любит, когда ей указывают, кого хватать, и не нуждается в таких указаниях: она не работает по запросу. У неё свои планы и свои KPI, и заказы от простолюдинов она не принимает.
Роль доносов и в сталинское время сильно преувеличена – анализ архивных документов показывает, что ОГПУ-НКВД руководствовались не ими, а спущенными сверху нормативами. А ведь тоталитарная система отличается от авторитарной (с каковой мы сейчас имеем дело) куда большей степенью человеческого вовлечения: можно сказать, что тоталитаризм для своего пропитания перемалывает людей, а авторитаризм – ресурсы. Так что на современном этапе инициативники нужны ещё меньше, чем 90 лет тому назад.
Всё вышесказанное никак не оправдывает екатеринбургского бесстыдника: дурной поступок остается дурным вне зависимости от того, имел он последствия или остался абстрактным упражнением во зле. А часть посланий нашей Анны последствия, судя по всему, имела.
Демографический аспект обсуждаемого явления, пожалуй, наиболее труден для изложения – но попытаемся. Разоблаченный Абатуров по биографии и габитусу своему является совершенным воплощением скуфа – до такой степени, что мог бы иллюстрировать своей изумительной физиономией соответствующую статью в толковом словаре. По этой причине, а также по причинам, изложенном в предыдущем политологическом абзаце, я не разделяю мнения коллег, полагающих, что новообретенная публичность принесет нашему герою карьерные успехи. Назначить его на какую-либо публичную должность – значит наглядно оформить и без того крепнущее убеждение “за нас могут быть только те, кому ни одна баба не даст”. Госпропаганда всё же старается такой откровенности избегать.
Когда коллеги-демографы говорят о демографическом навесе (выступе на демографической пирамиде, показывающем большее количество молодежи по сравнению с остальными возрастными стратами) и его корреляции с повышенными уровнями агрессии внешней и внутренней, мы обычно воображаем шальных юнцов, лопающихся от тестостерона, а вовсе не бабушкин картофельный оладушек. Однако дурные последствия демографического навеса объясняются не тем, что молодёжь порочна сама по себе, а тем, что непривязанные молодые люди – в основном мужские молодые люди без семьи и работы – находят себе плохие занятия. Как и учили нас викторианские моралисты, праздность – игралище сатаны. For Satan finds some mischief still for idle hands to do. Ряд коллег-антропологов уже пишут об инцелах как потенциальном корме для экстремистов или вообще новой террористической силе.
Впрочем, не будем заходить так далеко. Семейная история этого нечастного темна – неясно, был ли у него тот дед-доносчик, о котором он всё время пишет, но, похоже, родителей у него и вправду не было, и вырастили его дедушка с бабушкой, и бабушка же ходила за него заступаться, когда его обижали в университете. Из кого бы ни состояла эта семья, какой-то чертовой мудрости его там научили. Важно, чтоб он не передал это знание никому другому. Об этом, полагаю, позаботятся железные боги Урала, столь выразительно описанные в романе Сальникова “Петровы в гриппе”. Им отмщение и они воздадут.