О высказываниях Льва Шлосберга
Последние высказывания Льва Шлосберга вызывали у меня желание среагировать. Но по здравом размышлении я согласен с теми, кто пишет, что он, по сути, заложник, что делает дискуссию практически невозможной. Конечно, и заложнику лучше бы помолчать порой, но мы не знаем, всех обстоятельств, которые понуждают говорить. Может, ценой этих отвратительных высказываний Шлосберг покупает свободу и возможность, оставаясь в России, делать что-то полезное.
Возражать, скорее, можно высказанной позиции. Спорить с абсурдным тезисом о том, что, начав сопротивляться агрессии, Украина утратила статус жертвы, в силу его полной абсурдности незачем. Демагогия по поводу «партии чужой крови» не раз подробно разоблачена: да, человеческая жизнь, особенно в условиях войны, не абсолютная ценность; да, нелепо и аморально уравнивать агрессора и жертву агрессии; оккупанта и жертву оккупации; нет, речь не о призывах к украинцам воевать до последнего, но об отказе от призыва к ним сдаться и защите их права самим решать, какие жертвы нести ради своей страны и свободы.
Еще одной значимой темой хамской, прямо скажем, риторики Льва Марковича стали нападки на уехавших и отказ им в праве быть российскими политиками, писателями, журналистами и т.д. Сам по себе этот тезис достаточно асбурден, главное его обоснование – в произвольном решении спикера не считать уехавших «российскими». Бог бы с ним. Любой, естественно, имеет право думать и говорить, что угодно, но к реальности в данном случае это не имеет никакого отношения. Решать, кто является российским политиком, а кто нет, будет не Шлосберг, а россияне и сейчас и, в первую очередь, потом, на демократических выборах, когда это станет возможно.
Впрочем, чуть раньше Лев Маркович все же пытался обосновать свой тезис применительно к политикам историческими и моральными аргументами. Когда на его слова о том, что не может быть российского политика в эмиграции, Аббас Галямов привел примеры Ленина, Хомейни и Суть Ятсена, Шлосберг признал, что политики в эмиграции возможны, указал, что все трое упомянутых были «революционеры, адепты насилия и сторонники диктатуры», а революции – зло, поэтому ориентироваться на эти примеры не надо.
Однако аргументы Льва Шлосберга вряд ли можно считать вполне корректными.
Во-первых, само представление, что политик это только тот, кто небезнадежно борется за верховную власть в стране, неверно. По крайней мере, в этом смысле, ни «Яблоко», ни Шлосберг лично политиками не является. Вернее говорить о политиках, как о людях, борющихся политическими методами за некие ценности интересы.
Во-вторых, если уж брать обсуждаемые примеры, то Ленин – точно, а насколько представляю, Хомейни и Суть Ятсен, будучи революционерами, не были прямыми «авторами» революций, позволившим им вернуться в свои страны и впоследствии их возглавить. Свержение предшествующих режимов было осуществлено не ими, но они сумели оседлать народное движение и выжать из сложившейся нестабильной ситуации максимум, захватив власть. Можно сколько угодно быть противником революции, но революции обычно случаются не по чьему-то плану. И хотя революция в России кажется весьма маловероятной, если она произойдет безотносительно к усилиями и желанию Шлосберга и эмигрантов, то создаст возможности для всех. В этой связи вопрос об отношении к революции не дает никаких оснований для оценки возможности быть российскими политиками для уехавших.
В-третьих, исторические примеры вряд ли ограничиваются тремя упомянутыми. После краха нацизма в Германии, диктатур в Испании и Греции в 20-м веке, думаю, немало политических эмигрантов смогли вернуться и сыграть значимую роль в политическом процессе. Да в и России в политику в 1917 году вернулись далеко не только большевики.
Ну, и в-четвертых, исходя как раз из того, что политика это не только, и не столько про борьбу за диктаторскую власть, а в случае современной России – про установление демократии, и способы и методы действий российской демократической оппозиции заведомо не те, что были у Ленина и Хомейни. А никаких принципиальных препятствий для того, чтобы в открытом мире общественные фигуры имели, находясь за пределами страны, влияние на общество, а значит, были политиками, нет.