О выборе Украины…
Я долго и даже мучительно размышлял о резонансной статье Григория Явлинского в Новой газете. Несмотря на высказанную в его адрес резкую и эмоционально насыщенную критику, я считаю статью как минимум смелой уже хотя бы потому, что автор не побоялся пойти наперекор устоявшемуся общественному мнению. Наверное, я бы даже поддержал его позицию, если бы считал, что его мирный план реализуем. Но, к сожалению, мне он кажется утопическим.
В самом предложении Украине (а по сути речь идет об изменении позиции именно Украины, так как Россия декларирует готовность остановить войну при условии сохранения за ней «трофеев») начать переговоры с Москвой без предварительных условий, главным из которых является освобождение оккупированных территорий, я ничего унизительного для Украины не вижу. Украина проявила такие чудеса мужественности, стойкости и самоотверженности за этот год войны, что заслуживает любого мира, и любой мир будет ее победой в этой войне.
В то же время война является страшным бременем для народа Украины (для российского народа тоже, но он сам выбрал этот путь и несет за свой выбор всю полноту ответственности). Речь идет не только о сотнях тысяч жизней, но и о страшном и вряд ли целиком восполнимом разрушении основ экономики, демографии и даже культуры. Нет поэтому той цены, которую я назвал бы непомерно большой и которую нельзя было бы заплатить за то, чтобы прекратить это разрушение. В том числе и путем отказа от части территорий: многие народы проходили через это испытание, и в конечном счете оказывались победителями. Финляндия – пример, который завяз на зубах, но в действительности таких примеров великое множество. Так что, если бы я верил в то, что отказ от попыток возвратить территории, контроль над которыми утрачен, может привести к прекращению войны и предотвращению дальнейших жертв, я бы без колебаний поддержал Григория Явлинского. Но я в это не верю.
Увы, сегодня ситуация такова, что ни отказ от собственных территорий, ни другие уступки Кремлю не способны принести Украине хоть сколько-нибудь прочный, пусть даже и временный мир. Для того, чтобы понять это, необходимо пристальнее присмотреться к природе этой войны и к целям Путина и России. Эту войну нельзя сравнивать ни с каким классическим региональным конфликтом за спорные территории (Армения против Азербайджана за Карабах, Сербия против Албании за Косово, Перу против Эквадора за верховье Амазонии и так далее). В первую очередь потому, что она такой региональной войной не является, и захват территории ни в коей мере не является ее целью. Это война идеологическая и даже отчасти религиозная, которую путинский режим ведет с США и их союзниками не за Украину, а на территории Украины. Тем более Кремлю не нужна какая-либо часть Украины.
Я склонен доверять воспоминаниям Медведчука, вдруг рассказавшего, что Путин отказался забрать себе Донбасс во времена Порошенко и всеми силами впихивал его обратно в состав Украины. Подобно герою Ильфа и Петрова, Путин всегда мечтал о блюдечке с голубой каемочкой, на котором ему поднесут Украину (а также все остальные постсоветские пространства), и поэтому на любые компромиссные предложения неизменно отвечал: я бы взял частями, но мне нужно целиком. Украина целиком, причем не сама по себе, а как часть «большой сделки» по разделу Европы, была и остается для Путина стратегической целью в этой войне, и никаких изменений в его планах за прошедший год не произошло. Другое дело, что тактика изменилась, и теперь он готов достигнуть этой цели в два этапа, для чего ему и нужна передышка. Но он не может отказаться от решения стратегической задачи, не получив кризис внутри России, а значит, он не может остановиться на достигнутом. В этом, а не в принципиальной ценности для Украины захваченных территорий, я вижу главную проблему и препятствие к миру на данном этапе войны.
О будущем России сегодня рассуждают все кому не лень. Когда речь заходит о будущем Украины, возникает неловкая пауза. Все пунктирные линии обрываются на слове «победа». Победа, а после нее хоть потоп. Российские оппозиционеры приблизительно в том же ключе говорят о Путине – он исчезает (не важно как), а потом все равно. Но, рассуждая о возможности или невозможности перемирия, мы не имеем шанса избежать разговора о будущем Украины, потому что здесь есть четкая привязка. Только в связке с ожидаемым сценарием развития ситуации можно определенно сказать, допустимы ли для политического руководства Украины на данном этапе те переговоры о перемирии, которые предлагает Явлинский.
Первый тезис, который я, увы, не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эмпирически, состоит в том, что по сложившемуся у меня впечатлению, в украинском обществе не сформировался запрос на мир, тем более на мир любой ценой. На сколько решимость и воля продолжать войну высоки на самом деле, мне судить трудно, но признаков обратного в явном виде не наблюдается. А это значит, что смена курса на 180 градусов вызовет у значительной части украинского общества фрустрацию, быстро переходящую в возбуждение. Одновременно неизбежно проснутся сильно упавшие в объемах, но так и не исчезнувшие до конца пророссийские, прокоммунистические элементы, ушедшие на дно в условиях войны. Их сохранилось не так мало, как кажется. И, наконец, прекратит действовать водяное перемирие между «союзническими силами», люто ненавидящими друг друга, но перед лицом непосредственной военной угрозы вынужденными помалкивать.
Все описанное выше наложится на два объективных процесса: глубочайший экономический кризис и рост антикоррупционного протеста, который наблюдается даже сейчас в условиях войны. При этом исчезнет драйв, ослабнут потоки западной помощи (ведь мир же уже наступил). Одновременно начнется конверсия, и с фронта начнут массово возвращаться мобилизованные. Таким образом, можно достаточно уверенно прогнозировать, что приостановка войны при сохранении статус-кво (территории остаются оккупированными) создает условия для немедленного начала в Украине идеального политического шторма. В таких обстоятельствах соглашаться на переговоры с Москвой, предметом которых будет обсуждение территориальных уступок, почти равнозначно политическому суициду. Думаю, Зеленский предпочел бы остаться в истории как президент-герой, а не как президент-камикадзе.
Политический кризис в послевоенной Украине практически неизбежен в любом случае. Но окончание войны “победой” – то есть в нынешнем понимании украинцев, возвращением под свой контроль всех или почти всех территорий с предоставлением Украине четких военных гарантий, страхующих от рецидива агрессии,- могло бы существенно сгладить кризис. Во-первых, сохранялся бы драйв, с помощью которого можно было бы легче переключиться с решения военных на решение гражданских задач. Во-вторых, можно было бы рассчитывать на существенный приток частных инвестиций, не говоря уже об определенных репарациях, хотя бы в пределах арестованных российских активов. Заключение с Москвой перемирия сейчас и фактически на условиях Москвы не позволяет надеяться ни на первое, ни на второе.
Добавлю, что все вышесказанное понимают в Москве так же хорошо, как и в Киеве. Путин не будет нейтральным наблюдателем за тем, как развиваются события в Украине после заключения перемирия. Он будет в режиме онлайн непосредственно вмешиваться в практически непредотвратимый острый гражданский конфликт, добиваясь реализации, как минимум, грузинского сценария. В этом и есть план: вместо кавалерийской атаки решить задачу со сменой правительства в Киеве как “двухходовочку”. Мы знаем, что, в принципе, Путин умеет ждать. При первой же возможности он постарается использовать перемирие, чтобы реализовать донецко-луганский сценарий 2014 года в масштабах всей Украины.
Есть одно условие, при котором Киев согласится вести переговоры о перемирии с Москвой в обмен на территориальные уступки (пусть даже в формате молчаливого признания статус-кво без каких-либо юридических закреплений). Я очень надеюсь, что это условие никогда не наступит. И это не отказ Запада поставлять вооружения. Таким условием может быть только стратегический развал фронта и нанесение ВСУ ущерба, не позволяющего осуществлять оборону Киева и прикрыть линии коммуникаций с Европой. Собственно, угроза именно такого прорыва заставила в свое время Маннергейма буквально в последнюю минуту пойти на мировую со Сталиным. Проблема, однако, в том, что если бы такой прорыв случился, мне трудно представить, что Путин вернулся бы к своему предложению о перемирии на прежних условиях. В таком случае предметом торга стал бы полноценный раздел Украины. Не думаю, что это тот сценарий, который имел в виду Явлинский. А без такой кардинальной и трагической перемены в положении украинской армии на фронте любые разговоры о заключении какого-либо мирного соглашения остаются сугубо теоретическими упражнениями, не имеющими прикладного значения. Политических условий, позволяющих реализовать их на практике, в Украине на данный момент не существует.
Людям с не атрофированным чувством сострадания кажется, что вопрос прекращения войны – это исключительно вопрос политического выбора, и что у Украины есть какой-то лучший выбор, чем тот, который она сделала, и поэтому она может пойти на какие-то частичные уступки, сохранив главное и избежав колоссальных жертв. Что греха таить, мне и самому время от времени так начинает казаться. Но трезвый и непредвзятый расчет показывает, что такого выбора у Украины нет. Как говорил главный герой культового сериала «Медичи»: «Выбор есть всегда, если готов проиграть». Если Украина не готова проиграть, то ее единственный выбор – вгрызться зубами в свою землю и обильно поливать ее кровью. Вот такой оказалась для нее цена свободы. Не по ее выбору.
Ключевой момент этой войны – отсутствие у Украины промежуточной, компромиссной опции. Ей предложена игра, по правилам которой победитель забирает все. Не в том дело, что «финляндизация» – это плохо, а в том, что она недоступна как путь решения проблем для Украины сегодня. В случае компромисса ее ждет не «финляндизация», а полное «обэсэсэсэривание» с превращением в лучшем случае в Польшу времен «Варшавского договора» (Беларусь нашего времени), в худшем – обратно в Украинскую ССР. Причина такого узкого коридора исторических возможностей – во внутренней слабости. Украина может позволить себе переживать войну (за счет консолидации нации), но вряд ли переживет поражение. А признание потери территорий будет трактоваться общественным мнением именно как поражение – в этом одна из ловушек для Зеленского. Ему очень трудно после всего, что было, представить компромисс как победу.
Что остается? Увы, но лишь продолжать перемалывать людей в том, что очевидно войдет в историю как одна из самых кровавых войн в новейшей истории Европы (за исключением двух мировых) и надеяться на то, что в какой-то момент агрессор сам не выдержит созданного им давления и «трест лопнет от внутреннего напряжения».
Оригинал