Наши взгляды действительно невероятно разъехались
Коллизия «уехавших и оставшихся» всегда казалось мне надуманной или, вернее, натянутой.
Да, мне указывали на то, что огромное количество немецких эмигрантов не смогло вернуться в демократическую ФРГ, потому что зазор между ними и теми, кто пережил все «внутри» никогда бы не смог зарасти.
На это я говорила, что время и обстоятельства не те: интернет, отсутствие железного занавеса советского образца итд итп. Нет, я не отрицала формирования разности оптики, но мне казалось, да и все еще кажется, и что общность представлений о добре и зле должна это нивелировать.
Комментарии под вчерашним моим постом, цитирующим слова директора ГМИИ им Пушкина Елизаветы Лихачевой о том, как ее травят «иноагенты» пошатнуло эти мои представления.
Краткая предистория. Сергей Пархоменко и я перепостили сообщение сотрудницы «Последнего адреса» Оксаны Матвеевской о том, что со здания, подведомственного ГМИИ исчезли таблички последнего адреса. В связи с этим Оксана довольно, действительно, грубо назвала директора этого учреждения.
В ответ на это Лихачева заявила
1) что она понятия не имеет куда делись таблички
2) что иноагенты Наринская и Пархоменко желают лично ей, Лихачевой, смерти и представляют собою нечто худшее, чем ГУЛАГ.
3) Что Наринская не оценила добра, которое она, Лихачева, ей сделала, разместив в свое время в музее архитектуры курируемые Наринской выставки о «Последнем адресе» и о поэте Левитанском. (точный текст в предыдущем моем посте)
В большей половине комментариев под моим постом с цитатой из Лихачевой мне говорят следующее: да, может она и слишком эмоционально выступила, но вы действительно обвинили ее не удостоверившись, что она знала про пропажу. Очень многие (очень!) считают, что я должна была написать Лихачевой личное письмо, а только потом перепощивать Оксану.
Я посмотрела страницы авторов таких комментов. Все они живут в России.
И, вот, что я думаю. Наши взгляды действительно невероятно разъехались.
Что вижу я? Я вижу директора музея, которая заявляет, что никто не смеет винить ее в пропаже элементов вверенного ей здания так как она «ничего не знает об обстоятельствах этой пропажи». А после этого, легко переворачивает смысл случившегося, говоря что то, что произошло с табличками это неважно, а вот важно какие плохие иноагенты.
Да, я понимаю сегодняшний российский ужасный контекст. Так ведь этот «контекст» ее туда и поставил, взамен Лошак.
Что видят мои френды с «российской» оптикой? Они видят не директора, а человека в сложных обстоятельствах. Именно поэтому нельзя говорить о правилах и полной ответственности. Аргумент «Ну она может говорить, что она ничего не знала про исчезновение табличек, но мы же не можем себе представить, что она с таким же апломбом отвечала бы на претензии, что у нее на стене написано «нет войне»» для них не работает. От директора можно требовать последовательности, а от человека (в сложных обстоятельствах) – нет.
Именно этим объясняется предложение мне написать ей личное письмо. Я считаю, что наличие табличек и их пропажа – дело институции, когда-то вошедшей в проект «Последний адрес», а мои френды – что это предмет личных договоренностей.
Я должна сказать, что я и живя в России, думала, как сейчас. Что институтация и нужна для того, чтоб нести ответственность за вверенные ей гуманитарные ценности без исключения. Но могу, глядя, на многих, кто сегодня там, предположить, что, останься я там, мои взгляды бы изменились бы.
Важное замечание.
Этот мой пост относится к комментариям некоторых (многих) френдов. Сам же текст Лихачевой кажется мне отвратительной и манипуляцией, преследующей цель понравится на этом месте начальству. Лучше всего его смысл сформулировала Леля Кантор:
«Сказано буквально следующее. Первое: мне наплевать кто там что снял, я не слежу за тем что происходит в этой сфере, но я хорошая и прикажу осуществить минимальную меру для галочки. Второе: ненавижу иноагентов, они рвутся к власти, и надо бы их закатать за можай, но я сделаю все что в моих силах чтобы их уничтожить. Третье: в прошлой довоенной жизни я была вам мать родна и вы у меня в долгу (а не то что ее тоже интересовало сделать общие проекты) четвертое – : поэтому вы должны были приватно со мной все обсудить а не привлекать общественное внимание. В конце еще парочка проклятий и пожелание лично вам навредить чем может»