Мы не стали субъектом политики ни в России, ни за рубежом
Илья Яшин на пресс-конференции сказал, что не понимает, как заниматься политикой в эмиграции, но сказал, что научится.
Такого раньше никто не говорил, но на самом деле этого никто не умеет. За всё время в эмиграции никто не научился заниматься политикой так, чтобы иметь значимое влияние на происходящие события. За всё время реально хоть что-то изменить в ходе событий эмигрировавшей оппозиции удалось разве что во время президентских выборов, когда получились очереди за Надеждина на фоне пустых стоек за Путина.
Нет, что-то мы можем. Мы развили медиаресурсы, и нас много кто смотрит — причём смотрят в том числе и те, кто принимает решения. Но, по большому счёту, это не политическая деятельность.
Уехавшей оппозиции не удалось главного — мы не стали субъектом политики ни в России, ни за рубежом. Российская оппозиция как сущность или как политический актор вообще не существует — есть множество разных организаций и отдельных людей, которые идут параллельными курсами. В основном они нормально друг к другу относятся (разве что кроме ФБК). Но так как акторов много разных, не существует «российской оппозиции» — существуют медийные каналы, отдельные политики, какие-то проекты. Кто-то вывозит откуда-то людей, кто-то помогает с ВНЖ и банками, кто-то организует конференции, кто-то в Ютуб вещает, кто-то общается с политиками на разных уровнях. И все говорят разное.
Причём разное говорится всем. И россиянам, которым надо разбираться в позициях широкого спектра мнений от «записывайтесь в подпольные штабы» до «не ставьте даже лайк на всякий случай». И европейским политикам, которым одни говорят, что надо санкций побольше, а другие — что поменьше.
Всё это противоречит базовым определениям политической силы. Нет организации — нет влияния, нет единой позиции, нет усиления друг друга, нет консолидации ресурсов, нет общих проектов, нет в конце концов единого альтернативного политического центра, на который могут ориентироваться россияне, который был бы субъектом переговоров с российскими элитами, с западными политиками. Все отдельно, каждый сам что-то пытается делать.
Отсутствует даже базовая координация. Даже тот же обмен: как сейчас понятно, все общались с теми или иными участниками этого обмена, но никто не советовался между собой, не было единой линии, поэтому обмен прошёл без вообще какого-либо участия российской оппозиции. А может быть была возможность убедить западных политиков, чтобы те требовали отдать больше людей, например? Там ведь было переговорное окно возможностей. Если бы мы все наседали на наши контакты по конкретному вопросу — хотя бы, чтобы больных и пожилых отпустили, не меняли даже, а просто отпустили — вдруг бы помогло?
Мы не координировались, когда был бунт Пригожина, не координировались во время президентских выборов. Единственный случай, когда координация была — это сбор средств на помощь политзаключённым. И это были очень успешные сборы средств, но больше не было ничего.
Если приехавшие политики смогут что-то с этим всем сделать — это будет просто прекрасно, это будет важный шаг. Надеюсь, что у них получится. Если попробуют — я точно поддержу.