Может ли тюрьма убивать тех, кто в ней не сидит?
Может. Например, если это ребёнок заключённого родителя. Значит ли это, что все дети заключённых родителей «убиваются»? Нет, не значит. Каждая ситуация индивидуальна. Существуют возрастные и индивидуально-психологические особенности, от которых очень сильно зависит реакция на стресс от разлуки с родителем и дальнейшее психическое развитие ребёнка. Как правило, у ребёнка к родителю сформирована надёжная психоэмоциональная привязанность, то есть опора и жизненный ориентир ребёнка — это родитель, к которому он наиболее привязан.
Чем ребёнок старше и более интеллектуально развит, тем больше у него сформировано критическое мышление и он способен понять происходящее и оценить ситуацию и её последствия. А дальше идут те самые «частности» — присутствовал ли ребёнок при задержании родителя; где и как оно происходило; был ли дома обыск; понимает ли ребёнок суть преступления родителя; знает ли о том, что такое СИЗО и тюрьма; имеется ли связь и возможность диалога между ребёнком и заключённым под стражу родителем; остался ли в жизни ребёнка другой значимый взрослый, с которым у ребёнка тоже имеется психоэмоциональная связь и который способен скомпенсировать последствия разлуки и вернуть ребёнку подорванное или утраченное чувство безопасности.
Чувство безопасности — это фундамент благополучного психического развития человека по факту рождения. Его нам дают родители, а если их нет, то другие значимые взрослые. Как дают? В идеале — абсолютной любовью и абсолютной защитой. Наличием дома, того, который «моя крепость». Это когда на ручках тепло и уютно, дома хорошо и спокойно, на обед вкусно, разбитую коленку целуют, не обижают и обижать никому не дают, принимают любого, разговаривают, рассказывают, объясняют, играют, уважают чувства и личные границы, слушают, слышат и вообще, ты — самый лучший в мире ребёнок. На основе этого формируется картина доверия к миру и его восприятие. И тогда мы получаем уверенного, открытого, стремящегося познавать и общаться, умеющего защитить себя и справиться с трудностями человека. И он, весь такой психически здоровый, топает в этот мир, опираясь на себя, знающий, что такое любовь и способный дать это другим. Но это в идеальном и общем раскладе. По сути, всю нашу жизнь мы занимаемся тем, что пытаемся организовать, укрепить или сохранить у себя чувство безопасности. Но взрослые мы даём его себе сами, а ребёнку даёт родитель.
Как правило, в СИЗО никто сам не собирается, обычно забирают внезапно, как минимум, внезапно для ребёнка. В это время, независимо от поведения родителя, в любом ребенке любого возраста ломается то самое главное — чувство безопасности. Дом уже не крепость, раз в него просто заходят чужие и что-то ищут или забирают, а родители — беспомощны и остановить это всё и защитить не могут. Даже если ребенка удастся быстро успокоить и объяснить происходящее, процесс уже запущен. Дальше родителя забирают — для ребёнка обычно неизвестно куда и непонятно зачем. Это равно, как остаться одному во всем мире. Представьте, что вы сидите с близким человеком на кухне за чашкой кофе, он выходит покурить и просто не возвращается. Вот, примерно так ощущается. Родители для ребенка являются главными людьми в жизни. Основной страх детей раннего возраста — разделение с родителями. Позже, с развитием воображения, присоединяются страхи болезни и смерти родителей, страх одиночества, страх за будущее.
В процессе взаимодействия ребёнка и значимого взрослого, у ребёнка с раннего детства формируются устойчивые поведенческие реакции в ответ на ситуации взаимодействия. По типу: раздражитель — реакция. Их ещё называют нейронные связи или рефлекторная дуга. Там, в этой дуге всё не просто и участвует биохимия организма. Всякие нейромедиаторы и гормончики. И получается устойчивый механизм, который работает как часы. В следующий раз расскажу об этом. Так вот, с учётом уровня психического развития и полученного ребёнком опыта, с учётом состояния его психики и физического здоровья, детско-родительской связи, возможны варианты.
В сознании детей может искажаться восприятие задержанного родителя, подрываться доверие и авторитет. Из защитника он может внезапно стать предателем (ушёл, бросил). Нередко дети старшего дошкольного возраста склонны испытывать чувство вины и связывать внезапный «уход» родителя со своим поведением (я плохо себя вёл и поэтому родитель ушёл от меня). У подростков чаще всего срабатывает обострённое чувство справедливости или злость, что чревато аффективными реакциями и спонтанными действиями. К тому же опыт, полученные знания, умение добывать информацию, часто приводят к «накручиванию”ситуации, ощущению безысходности, дикому страху за родителя.
Непонимание ситуации, чувство беззащитности и страх запускают множество механизмов, вызывающих тревожные и невротические расстройства, усиление уже имеющихся трудностей. Если рядом нет другого взрослого, с которым у ребёнка сформирована надёжная и устойчивая психоэмоциональная связь и доверие, то это становится похоже на снежную лавину, которую не остановить. Начинают мигать и пищать все «тревожные кнопки», в организме постоянно поддерживается разрушающий уровень кортизола (гормон стресса), привычные механизмы перестают работать, а на переживание всего этого требуется ресурс, который безостановочно истощается кортизолом. Выходит замкнутый круг и «спасение утопающих».
С учётом естественных возрастных особенностей в виде неспособности к анализу и оценке ситуации («умение плавать»), при отсутствии надёжной опоры («спасательный круг»), ребёнок медленно «тонет». Представьте тонущего человека, не умеющего плавать. Он тонет не сразу, сначала он барахтается, глотает воду, захлебывается, уходит под воду, всплывает, вдыхает, опять захлебывается. Это страшно. Будет ли он спасён — опять же, всё индивидуально. Хватит ли у него сил сдерживать дыхание, дотянуться до круга или дышать на берегу — неизвестно. Останется ли он здоров после спасения или начнутся необратимые изменения в головном мозге — неизвестно. Ещё раз — всё индивидуально.
И вы можете сказать «Да ладно, не нагоняй, всё не так страшно». Не так страшно, потому что это визуально не видно. Сидит себе ребёнок, что-то там замкнулся, закрылся, попсиховал, поплакал, но вот же он, сидит, живой. Ну сидит, живой, да. Только «живость» — не гарантия психического благополучия. Нарушения сна, повышенная тревожность, логоневрозы (заикание), невротический энурез, отставание в развитии и его регресс (возвращение в раннее детство и утрата сформированых ранее навыков), навязчивые движения (грызение ногтей и ковыряние носа до крови, выдергивание ресниц и волос, всякие подергивания, помигивания, покашливания и пр.), фобии, ранний сексуальный опыт и употребление психоактивных веществ («ложное взросление», как попытка решить внутренний конфликт), сэлфхарм, депрессия, суицидальные мысли — как реакция на утрату безопасности от разлуки с родителем с неизвестным исходом далеко не редкость у нормотипичных детей (то есть, условно психически здоровых).
А если у ребёнка, например, поражение мозга, основу которого составляет дегенерация нейронов, то хронический стресс может привести к развитию деменции и психическим заболеваниям. Всё перечисленное выше ухудшает качество жизни ребёнка и препятствует его благополучному психическому развитию, разрушает его личность. И никогда не говорите мне про «гибкую детскую психику». Если ребенок не начал заикаться после серьёзного стресса, это вовсе не значит, что всё прошло бесследно. Это просто вам так удобно думать. Кстати, если никаких изменений в ребёнке после сильной стрессовой ситуации вы не отмечаете, то это ещё хуже, так как указывает на подавленные или вытесненные глубоко в подсознание эмоции, что с наибольшей вероятностью связано с тем, что ребёнок вас боится и не доверяет. Ребёнок, который доверяет, проявляется перед вами «по полной».
Так вот, при чем тут «убивание тюрьмой»? При том, что внезапная разлука от заключения родителя под стражу создаёт мощные жернова для психики тех детей, кто особенно уязвим — имеет серьёзные особенности развития, органические поражения мозга, переживал опыт насилия и утраты чувства безопасности, нуждается в постоянном сопровождении и сильно зависим от того родителя, с кем сформирована надёжная психоэмоциональная связь, у кого рядом больше нет человека, который полностью может заменить этого родителя. Внезапная длительная разлука — это стресс для любого ребёнка. Внезапная разлука с неизвестным исходом — ещё больший стресс.
Уязвим каждый ребёнок, но особенно уязвимы те, чьи реакции и состояния от последствий такой разлуки характеризуются тенденцией к необратимости. То есть разрушением личности и невозможностью жить жизнь будучи социально адаптированным. Потенциальную необратимость я и называю «убиванием». Убивание — это процесс, но ещё не результат, а значит, могут быть шансы на реабилитацию если «убивание» прекратить.