Доживем до настоящих выборов
Удаленному избирателю – семь верст не крюк! Кого на выборы силой тащат, а кто через все заборы по собственной инициативе перепрыгивает, дабы хоть онлайново прикоснуться к милому Мещанскому району и присущему ему избирательному округу №45. На сайте mos.ru пишут, что для голосования надо сперва отключить VPN, но это товарищи, неправда. Отлично всё с VPN голосуется. Загадочный блокчейн-адрес своей зашифрованной транзакции я на всякий случай сохранила, хотя понятие не имею, что это такое. В мирное время никаким онлайн-голосованием я, разумеется, пользоваться не стала бы: ДЭГ – большое зло, его быть не должно, как не должно быть и разврата трехдневного голосования. Один день, только на участках, досрочное и надомное – под строгим контролем, а сердце контроля – избирательные комиссии, в которых сидят члены конкурирующих партий и ненавидят друг друга. Так рождается и поддерживается политическое разнообразие и обеспечивающая его власть закона.
Что до участия в неконкурентных выборах как такового, то для граждан электоральных автократий (то есть таких, где система проводит регулярные выборы/имеет на выборах предпочтительного кандидата/контролирует результат) имеются две опции: условно российская и условно иранская. Участие и неучастие. Российские недовольные стремятся показать своё существование присутствием, иранские – отсутствием. Первые ставят себе в заслугу снижение результатов кандидатов-лоялистов и время от времени избрание нежелательных для системы кандидатов в представительные органы, вторые – последовательное снижение явки как маркер непопулярности политического режима среди избирателей. И те, и другие оперируют понятием легитимности: российская нелегитимность в желании людей голосовать не так, как их заставляют, иранская – в их нежелании голосовать вообще. Справедливости ради, снижение явки за счет отсутствия недовольных приводит к победе ультралоялистов без всякой нужды в фальсификациях (наш случай президентских выборов 2018 года). Иранцев это не останавливает, и них эрозия легитимности режима дошла уже до того, что и при низкой явке ультралоялисты проигрывают условно (очень условно, на внешний взгляд разница трудноуловима) умеренным кандидатам.
Социальный психолог скажет, что русские ещё не потеряли надежду куда-то пробраться мирным путем (или слишком любят самих себя, чтобы упустить случай покрасоваться на публике, пусть даже и со смертельными последствиями), а иранцы потеряли, и действуют уже только методом глухой несознанки или насильственного протеста (даже со смертельным последствиями). Культуролог тут чего-то прибавит о разнице культур, но это будет сложно для понимания. Циник скажет, что результаты у обеих тактик примерно одинаковые: и там, и там полоумные муллы, которых давно на том свете с фонарями ищут, сидят несдвигаемо, с соседями воюют, своих людей изводят засовыванием скреп в неподходящие места, а кто захочет поговорить об этом – тех вешают на строительном кране. С интеллигентными иранцами мы и правда встречаемся во всех столицах Европы и отлично понимаем друг друга: у них такая же беда с одичалым начальством, что и у нас, жить и работать дома невозможно, приходится спасать родину на расстоянии. Политолог скажет, что солидарные (то есть обзаведшиеся слаженным репрессивным аппаратом) ресурсные автократии не свергаются электоральными методами, даже если они используют электоральные инструменты для собственной легитимации. Так что целью электорального участия должна быть не смена режима, а что-то другое. Это другое, вне зависимости от тактики – демонстрация себя. Отсутствием ли, присутствием ли, баллотировкой, наблюдением или голосованием, очередью на участок или пустотой на участке, но надо показать себе и другим, что вы социально существуете. Доживем до настоящих выборов – то есть таких, где результат зависит от поведения избирателей – будут другие тактики.