Дискуссия о 90-х идёт на новые круги
Дискуссия о 90-х не только, не прекращается, но и идет на новые круги.
К очередному кругу, запущенному постом про перловку, у меня, в первую очередь, та же претензия, что и ко всей дискуссии в целом, претензия к абсурдной нетерпимости к чужому мнению, опыту и чувствам, готовность к самым диким обвинениям в адрес тех, кто воспринимает события 30-летней давности иначе.
В сюжете с перловкой автора даже обвиняют в злонамеренной лжи, хотя реальных оснований для этого нет, а частности тут совершенно не существенны. То, что для многих, живших тогда, 90-е это время нищеты и голода, не вызывает сомнения. Что для этого есть основания – тоже. Это совсем не значит, что все кроме чиновников и бандитов пребывали в нищете, а уж тем более, что бедность — это главное, что осталось в памяти от 90-х у всех или даже у большинства людей. Но и отрицать распространенность такого восприятия, сыгравшего значимую роль в последующем триумфе Путина, просто абсурдно.
А уж какого точно размера был ярославский мешок, с перловкой он был или, скажем, рисом, в троллейбусе все это было или трамвае – всерьез обсуждать смешно. Такова субъективная реальность автора, спорить с которой по сути и невозможно, и бесполезно.
Другое дело, что повествование о своем опыте автор заканчивает словами «не прощу» и тем самым вносит и свой вклад в копилку нетерпимости. И кому и что именно она не простит, понять невозможно. Ни на олигархов, ни на чиновников, ни на кого-то конкретно, вообще, ответственность за бедствия 90-х, как таковые возложить невозможно. Есть спор ученых экономистов, о том, как надо было проводить экономические реформы, но задним умом все крепки, а утверждать, что смена политической и экономической системы могла произойти без издержек, никаких оснований нет. Да, если перевороту 1993 года и последующим событиям мы можем приписывать создание условий для присвоения узкой группой власти и собственности и предпосылок для будущей диктатуры, то утверждать, что, если бы не 1993-й или 1996-й, то бедности в России не было бы вовсе, вряд ли возможно.
Впрочем, ругательная форма дискуссии отражает заведомое упрощение ее предмета. Это упрощение проявляется и в оценке действий тогдашних акторов по стандартам не существовавшей в России ни тогда, ни потом устойчивой развитой демократии, и, наоборот, полном игнорировании того факта, что общество не предъявляло запроса на соблюдение демократических процедур и эффективность демократических институтов, и во многом другом.
Собственно говоря, один из ключевых месседжей сериала, касающийся выборов 1996 года – того же свойства. Авторы говорят, что нарушать, если не букву, то дух избирательного законодательства недопустимо, что цель никаким образом и никогда не оправдывает средства. Мысль, кажется, бесспорная. Но поскольку акторы 90-х объясняли и объясняют свои тогдашние действия намерением не допустить реванша коммунистов, то и авторы сериала поясняют, что Зюганов вовсе не был такой угрозой, какой его представляли тогда. Я разделял страхи перед Зюгановым в 1996-м, но сейчас, находясь там, где мы находимся, не могу представить, чтобы Зюганов смог привести нас туда, куда привел Путин. Я не верю в добрые намерения Зюганова и Ко, но думаю, что дьявольская миссия Путина в силу многих причин им оказалась бы не по плечу.
Однако объясняя недопустимость отступления от демократических принципов ради защиты демократии тем, что никакой угрозы для демократии на самом деле не было, мы подменяем тезис. В реальности бывает всякое, а правым обычно оказывается победитель. Если бы, к примеру, преемником оказался Немцов, а не Путин, представляется, что несмотря на все созданные к тому времени предпосылки для диктатуры и войны, эти предпосылки так и остались бы предпосылками (и можно представить и другие сценарии развития событий с 1999 года, не приводящие нас к сегодняшней катастрофе). Если бы России удалось, вопреки всем этим предпосылкам прийти к устойчивой демократии, мы бы, вероятно, иначе сейчас вспоминали и оценивали 1993 и 1996 год.
Это я не к тому, что из добрых побуждений можно нарушать демократический закон, но и обратное утверждение, что такое нарушение обязательно – во вред демократии в целом, тоже спорное. Жизнь сложнее дихотомий, даже если порой приходится к ним прибегать при анализе, а решения в конкретной ситуации выбора каждый принимает сам, опираясь на свое внутреннее убеждение, и отвечает за них – тоже сам.