Бодаться с Западом Китай начал не раньше, чем твердо встал на ноги
За исключением совсем «упоротых» режимов никто не промотирует изоляцию в ее абсолютном и законченном виде как полное отгораживание от мира. Даже талибы и тот же набивший уже оскомину северокорейский режим так или иначе взаимодействуют с внешней средой. В основном же политику изоляции интерпретируют как политический «полупроводник» – систему фильтров, которые ослабляют «чуждые и деструктивные» внешние воздействия на режим. Изоляционизм – это всегда протекционизм и защита от конкуренции при помощи политических и иных мер.
В этом как раз и заключается главный риск. Как только ты «выпиливаешь» себя из мировой системы, где доминирует жесткая конкуренция, ты начинаешь «тупить», и в конечном счете оказываешься в кювете истории. Такие штуки проходят на короткой дистанции как маневр. Но если во время такого маневра происходит подвисание, отставание системы приобретает необратимый характер, и политический режим, который неосторожно воспользовался этим коварным «лекарством», быстро превращается в «больного человека» своей эпохи. В конце XIX века в Евразии таким «больным человеком» была Турция, в конце XX века – СССР.
Эту угрозу хорошо понимал Троцкий, который в 1926 году предрекал товарищам по партии гибель режима именно вследствие искусственной изоляции от конкуренции на внешних рынках и связанной с этим технологической стагнации. Правда, выход подсказывал странный: сделать ставку на разжигание пожара мировой революции, чтобы, видимо, уничтожить конкуренцию и конкурентов в планетарном масштабе на корню. Этого, к счастью, не случилось, а прогноз сбылся: СССР, замкнувшийся в себе с помощью бесчисленных фильтров, просто в какой-то момент отстал от мира на одно технологическое поколение и умер от перенапряжения сил при попытке догнать и перегнать.
Путин, повторяя этот маневр с выпиливанием и зависанием, без сомнения получит для России в XXI веке тот же самый результат. Вопрос только во времени, которое потребуется для того, чтобы совершить еще один полный круг истории и упереться в тот же самый «финиш» повторно. Именно поэтому китайцы, хлебнувшие в своей истории изоляционизма полной ложкой, так не хотят ни из чего «выпиливаться», хотя, казалось бы, могли. И заодно уже, раз к слову пришлись, поддерживать Россию во всех безумных путинских начинаниях они будут ровно постольку, поскольку это не бросает вызов их нормальной интегрированности в мировую капсистему.
В этой мировой капсистеме, которая, хотим мы это признавать или нет, давно стала глобальной, идет война за подвижные, перетекающие с места на место ресурсы, в том числе – технологии и финансы. Побеждает в этой войне тот, кто может эти ресурсы заставить течь от других к себе. Россия сегодня в этой борьбе за перераспределение мировых ресурсов – чуть ли не главный лузер. Она, конечно, им стала не сейчас, но Путин своей «священной войной» ее окончательно добил.
В 1992 году Россия и Китай приблизительно одновременно осуществили перевод плановой экономики на рыночные рельсы, правда Китай до этого 14 лет готовился к этому переходу. На тот момент ВВП России был приблизительно равен китайскому (в пересчете на американские доллары 460 миллиардов у России против 425 китайских). За каких-то 30 лет к началу российско-украинской войны экономика Китая стала крупнее российской по разным оценкам в 8-10 раз (ориентировочно 2.2 триллиона у вставшей с колен России против 17.7 у Китая). Достигнуто это было за счет разумного взаимодействия с Западом (и, в общем-то, на его деньгах и технологиях), бодаться с которым Китай начал не раньше, чем твердо встал на ноги, да и то делает это с огромной осторожностью. На мой взгляд, это лучший эмпирический ответ на вопрос о том, какая модель – закрытая или открытая – является более эффективной. Китайский пример важен не тем, что коммунистический режим не отказался от диктатуры, а тем, что он, несмотря на это, открылся для свободной конкуренции с Западом. Путин смотрит в китайскую «Книгу перемен», да видит там что-то совсем не то…