Александр Габуев: Китай — это очень жестко свинченная вертикаль
Эксперт Центра Карнеги Александр Габуев рассказал в интервью Татьяне Фельгенгауэр о том, насколько опасны демонстрации в китайских городах для режима Си.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Всем привет! Это Таня Фельгенгауэр. Вы смотрите мой канал. Большое спасибо вам за это. Ставьте лайк, подпишитесь и готовьтесь смотреть интервью с экспертом центра Карнеги Александром Габуевым. В первую очередь, говорим, конечно, про протесты, о которых не очень много известно и совсем малопонятно. Но не только. Так что смотрите до конца. Я надеюсь, вам всё понравится.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Наверное, главный вопрос, который сейчас всех беспокоит: Что, собственно, происходит в Китае? Потому что информация какая-то есть, но в полной степени понять масштаб протестов и их истинные причины не очень возможно. Из-за чего на самом деле протестуют люди.
А.ГАБУЕВ: Информация у нас довольно мозаичная, поэтому нельзя сказать, что мы, находясь за пределами Китая и даже находясь внутри Китая кроме китайских властей, обладаем полной картиной информации, — это сразу нужно признать, что у нас довольно много слепых пятен.
Из того, что мы видим. У нас есть начавшийся спонтанно протест, связанный отчасти с усталостью людей от ковидных ограничений, из-за того, что люди сидели два с лишним года в локдауне, и их это, конечно, очень сильно достало. Все новые вводимые локдауны и точечные заморозки всех очень сильно бесят.
Триггером для выступлений послужила трагедия в городе Урумчи — это столица Синьцзян-Уйгурского автономного района, где в здании был пожар и придти на помощь людям, которые оказались заперты в этом здании, окружающие жители не смогли выйти из своих домов и преодолеть чек-поинты. И это стало триггером для серии выступлений в нескольких городах.
Мы не знаем, в каких точно городах сколько было конкретно протестов. Мы знаем, что примерно в чуть меньше двух десятков городов. Среди них довольно крупные есть. И столица Пекин и Шанхай, Ухань, и Чунцын, Чанчжоу. То есть многие города, в которых живут миллионы и десятки миллионов жителей.
Мы знаем, что протесты были нескоординированные скорей всего, но один вдохновил другой. Мы знаем, что протесты были под антиковидными лозунгами, и что появлялись на них и политические лозунги тоже. На них появлялись лозунги «Долой партию!», на них появлялись лозунги: «Долой Си Цзиньпина!» На них появлялись сатирические лозунги, похожие на новосибирскую монстрацию, например, или на обострение форм активизма антивоенного, которые мы видели в Москве и в России, когда люди держали пустые плакаты, белые листки или имитировали, что они держат какой-то плакат. И мы знаем, что эти протесты были не сильно многочисленны.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ты можешь пояснить: не сильно многочисленные для Китая — это сколько?
А.ГАБУЕВ: Это примерно столько же, сколько мы видели на первом антивоенном шествии в Москве. То есть это не больше 2 тысяч человек. Из того, что видно на видео. У нас нет полицейских оценок. У нас только какие-то кусочки видео, которые обычно показывают толпу где-то человек в 500, судя по углу обозрения, и там не больше 2 тысяч человек никак — это мало.
Чем этот протест радикально отличается от всего того, что мы видели в Китае, пожалуй, с 89-го года, с событий на площади Тяньаньмэнь. И события на площади Тяньаньмэнь — это же не единичный эвент, то есть к нему шло всё много месяцев плюс протесты охватывали практически все крупные китайские мегаполисы. Это, действительно, самая масштабная по охвату, самая единая по причинам протеста и по наличию антиправительственных лозунгов. Но если события 89-го года — это как гора Эльбрус, то пока что, что мы видим сейчас, это… Валдайская во возвышенность. То есть это не что-то суперсерьезное. Это просто вам говорит о том, какой огромный зазор между 89-м годом и тем, что происходит сейчас.
Сказав об этом, нельзя не упомянуть, что протестов в Китае на самом деле много. Каждый год происходят тысячи и даже десятки тысяч протестов. У нас нет статистики с 2005 года, когда МВД, министерство общественной безопасности перестал публиковать вообще. Но мы знаем, что в Китае каждый год проходят тысячи протестов, но по каким-то конкретным поводам. Например, местные чиновники взяли и согнали крестьян с земли, потому что решили отдать землю девелоперам, построить какие-то кондоминиумы или жилье и на этом и заработать и деньги в местных бюджет положить. И вот крестьяне выступают. И даже там бывает, когда для их усмирения пригоняют не только полицию, но и армию. На моей памяти последние расстрелы — там погибли 60 человек — были в году 2005-06 то есть довольно давно. Обычно всё сводится к дракам с полицией. Бывают экологические протесты. Жители какого-то города не хотят, чтобы им строили вредные предприятия. И там тоже бывают и драки с полицией и перворачивание полицейских машин и разгром местных организаций. То есть бывает гораздо более серьезно, с большим применением насилия.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но в 2020 году же не было таких протестов из-за коронавирусных жестких ограничений.
А.ГАБУЕВ: Были драки скорее, были протесты и драки на границе с провинцией, где одни люди не хотели пускать людей из другой провинции, потому что боялись, что они разнесут коронавирус.
В 20-м году как раз все очень быстро исправились и все очень быстро расселись по домам и следовали тем инструкциям, которые выдают власти, потому что все дико боялись вируса.
Самое близкое по скоординированности протеста мы видели, пожалуй в апреле этого года в Шанхае, когда был локдаун. Но максимум, на что решались люди — люди не протестовали физически, онлайн. Люди звонили, жаловались чиновникам, жаловались друг другу, пытались писать в соцсети. Там появился видоролик, потом в YouTube и в чате немножко форсили, который описывает, насколько было в этом рукотворном локдауне сидеть. Но таких антиковидных демонстраций плюс переходящих в демонстрации политические и охватывающих несколько крупнейших городов Китая сразу, этого мы, действительно, не видели с 89-го года.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Еще по поводу географии я хотела уточнить. Началось всё с Урумчи — это же столица Синьцзян-Уйгурского автономного района. Это специфический регион для Китая, если я правильно помню.
А.ГАБУЕВ: Что верно. Но сам Урумчи преимущественно ханьский, то есть это преимущественно китайцы, которые представители титульной нации. Уйгуры там тоже живут, но уйгуры сильно китаизированные или ханизированные. И в этом плане Урумчи не так сильно отличается от каких-нибудь городов Ланьчжоу, Чжэнчжоу и так дальше. Это крупный провинциальный центр, город, в котором живет несколько миллионов человек. Но в нем не так сильны этнические специфики.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Твой коллега китаист Иван Зуенко, ты мне как раз посоветовал подписаться на его канала про Китай. Замечательный канала. Обязательно дам в описании ссылку. Там очень интересно. И вот Иван Зуенко обращает внимание на важное отличие этого протеста. У него есть манифест. И это уже не про коронавирус. Манифест у протеста — это уже про массовость, про идею и про распространение этой идеи. Это политическая уже история. Как ты это видишь?
А.ГАБУЕВ: Я думаю, что этот манифест действительно есть, но он неформальный, я бы сказал. Нет никакой политической организации. То есть в Китае, условно говоря, нет ничего даже близко похожего на движение «Солидарность», на штабы Навального. То есть какая-либо горизонтальная сетка, которая бы охватывала бы активистов в разных городах.
Здесь кто-то сопоставил разные кусочки всякой против демократической риторики, был человек, который повесил растяжку прямо перед съездом, на котором Си переизбрался на третий срок. Там были некие демократические лозунги. Но они такие… за все хорошее против всего плохого. И в этом плане это какой-то текст, которые где там люди шерят. Это не что-то, что было бы похоже на централизованную кампанию, у которой есть какое-то руководство. И учитывая отсутствие массовости, пока нам сложно говорить, что это массовая вещь. Да, она во многих городах, да, выходят сотни человек, но для Китая это по-прежнему не так много. И то, что мы видим последние несколько дней, полиция довольно эффективно с этим боролась. Нам это по Москве хорошо знакомо, когда на Пушкинской площади, если есть подозрение, что соберутся какие-то нехорошие пузотеры и будут говорить, что нам в России нужна какая-то демократия, какие-то права человека или не надо воевать или взятки брать, — тут же объявляется ремонт, все закрывается железными заборами, сгоняется туда много омоновцев и всё. Вышли несколько человек и все. Вышли несколько человек и ничего. А Яшина, как всегда, арестовали, когда он вышел из квартиры.
Здесь мы знаем, что полиция идентифицировала несколько человек, которые кричали лозунги. Поскольку часть протестов происходило на кампусах университетов типа столичного университета Цинхуа — это альма-матер Си Цзиньпина. Это главный технический естественнонаучный вуз. Какие-то задержания, какие-то профилактические беседы там проходят. Но пока мы не знаем ничего о массовом катке репрессий. Где-то более жестко, где-то менее жестко полиция работала. И в общем, просто достаточной полицейской массы на следующие дни протеста хватило, что бы особо туда люди не ходили.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ты отчасти предвосхитил мой следующий вопрос. Студенчество как двигатель протеста. Как сейчас это выглядит в Китае.
А.ГАБУЕВ: Очевидно мы видим, что студенты опять в этом участвуют активно. Студенчеству после 89-года партия сделала очень много для того, чтобы студенчество было максимально деполитизировано, раздроблено, загружено учебой, карьерными возможностями, дейтингом и так далее. Но в основном, конечно, учитывая огромнейшую социальную конкуренцию именно среди белых воротничков — студенты очень много учатся, — поэтому им не до революции особенно. И поскольку за последние 30 лет экономика очень быстро росла и при Цзян Цзэмине и во время Ху Цзиньтао еще до этого были двузначные темпы. То есть рабочие места для «белых воротничков» находились довольно быстро.
Сейчас темпы роста экономики замедляются. И как раз невозможность найти работу и безработица у выпускников, она тоже на студентов проецируется. У студентов есть и социально-экономические причины бунтовать и ковидные ограничения опять же. И, конечно, студенты как люди образованные, у которых VPN , которые больше читают и обсуждают, у них есть дискуссии о том, что Китаю нужна демократическая форма правления или что даже при прошлом политическом контракте, когда все-таки лидеры уходили после двух сроков по 5 лет, Си Цзиньпин — это уже перебор. Здесь мы видим опять студентов в авангарде движения, но пока оно слишком малочисленно. То есть это настоящие буйные, который пока что мало. Сколько их, покажет ближайшая неделя.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ты как раз сказал — пока. Значит ли это, что ничего не заканчивается и будет некое развитие?
А.ГАБУЕВ: Моя оценка сейчас, в моменте, что власти все удерживают под контролем довольно неплохо. Есть некоторые данные о том, что где-то они идут даже не то чтобы на тактические уступки по развинчиванию этого ковидного режима, а — раз! — и в каком-нибудь районе Пекина, где проходили протесты, что-то начинает открываться, какие-нибудь ресторанчики. Вдруг пара открылась ресторанчиков. О, ну глядишь, можно пойти и даже внутри посидеть, поесть лапшу или битые огурцы, что-нибудь вкусненькое. Не будем уходить в эту сторону.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы не будем рассказывать, что мы обычно с Габуевым заказываем…
А.ГАБУЕВ: Разное заказываем… А, кстати, мы с тобой, по-моему, ездили… было дело.
Китай — это очень жестко свинченная вертикаль, при этом она все-таки довольно децентрализованная. То есть в стране, где почти 1.5 миллиарда населения невозможно все директивно делать из Пекина и заниматься стопроцентным микроменеджментом. То есть поводок может быть более длинный, более короткий. Пекин дает какие-то сигналы на места и дальше руководитель вот провинции Гуандун — там уже, по-моему, 110 миллионов человек, то есть это размером с Россию. Не может Си Цзиньпин вручную отруливать. Поэтому местный партсекретарь и партсекретари городов уже на местах что-то решают. Поэтому мы видим разную довольно тактику действия властей и полиции. Но пока она выглядит дольно умно, то есть правительство цапает самых буйных людей, но там не делают больших процессов или чего-то, полиция пока не очень жестит. Власть сказала, что да, косяк с этими погибшими, они будут все выяснять. И есть некие маленькие элементы и плюшечки, которые населению дают в тех местах, где происходят протесты.
Что будет с политикой нулевой толерантности к ковиду мы узнаем довольно скоро. Я думаю, что это всё только интенсифицирует дискуссию в политбюро о том, что политика, в общем, довольно опасная дальше, потому что терпение населения небезгранично, и нельзя сказать, что это работает идеально. Да, Си Цзиньпин вложил в этом много своего личного капитала и пока что она работала, но вполне возможно, правительство, имея огромное доминирование в пропаганде может начать потихонечку сдавать назад или даже не сдавать назад, а сказать, что «вот новый штамм Амикрон, мы к нему долго готовились, улучшали наши вакцины, нам надо защитить наше старшее поколение, мы его еще сейчас дополнительно вакцинируем и потихоньку начнем ослаблять, потому что да, раньше вся наша оптика была настроена на количество случаев, сейчас количество случаев не так важно, это как в случае гриппа. Сейчас наш таргет — смертность. И вот смертность сейчас будет очень маленькая».
У них есть ряд технических проблем. Их китайские вакцины не очень хорошо с Амикроном работают по-прежнему. А иностранные вакцины завозить нельзя, потому что это унижение: Что же, мы одни из первых придумали вакцину и мы сейчас пустим какой-нибудь Pfizer или Johnson & Johnson…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Где-то я уже это слышала, в какой-то другой большой стране.
А.ГАБУЕВ: Есть такая большая страна, в которой такое было. Но поскольку там ковид победили, начали другую войну, а здесь все-таки это очень важная история, учитывая плотность населения, мобильность в Китае, насколько тесно транспортно связна между собой населенная часть экумена, то есть приморские провинции, центр страны. Здесь вирус будет распространяться быстро и поэтому сделать так, чтобы точно люди от Амикрона не умирали, очень важно.
Плюс, действительно, старшее поколение хуже вакцинировано. Им тоже надо в эту сторону сильно поработать плюс подготовить медицинскую систему в случае если опять будет увеличиваться количество кейсов, им нужны протоколы, чтобы заниматься именно тяжелыми и снижать смертность, но не лечить всех, как невозможно всех вылечить от гриппа.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как бы ты оценил степень серьезности этих протестов для конкретно Си Цзиньпина? От 0 до 10, где 0 — это не проблема для него вообще, а 10 — это серьезная угроза его режиму.
А.ГАБУЕВ: Я думаю, что пока болтаемся в территории 5-6, посерединке. Мне кажется, что мы еще на ранней стадии и у правительства очень много хороших ресурсов, чтобы это все задавить в зародыше. Причем не закатать в асфальт жестко, а именно такими полицейскими мерами и обещанием пряников, пельменей, баоцзы и чего-то этот пар можно спустить.
Проблема с либерально настроенным студенчеством есть, но она несильная. Это все равно меньшинство. Это как все равно, что сильно париться по поводу того, что мы с тобой когда-то в молодости по площадям ходили в городе Москва и, может быть, даже какие-то листики держали. Это не сильная проблема. Вот то, что вас с ковидом, действительно, проблема, огромная часть населения сидело взаперти уже два года и его пора бы выпустить, плюс это отражается на темпах роста экономики, — это, действительно, проблема, и это то, что всех объединяет гораздо больше, чем политические лозунги. Политические лозунги скорее связаны с тем, что вышли самые смелые, активные люди, и это по определению те люди, которые сразу же связываются… «А вы знаете, почему вы так долго сидели? А это потому что у власти этот автократ, который свинтил систему так жестко, что некоторые его взгляды на политику считаются единственно верными, для него отменить нулевой толерантности к ковиду — это личное политическое поражение, он не гибок — вот поэтому у нас проблемы. Значит, проблемы не только в политике, проблемы в политиках и в режиме». Но опять-таки людей, которые связывают эти логические звенья и готовы в открытую об этом говорить, их не так много.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Задам вопрос уже не по нынешней ситуации, не по протестам. Просто я знаю, что это было в Бухаресте, где было большое мероприятие НАТО и насколько вообще у альянса сейчас в повестке Китай. Их сейчас вообще Китай волнует — НАТО? Или у них проблема — Россия, война в Украине?
А.ГАБУЕВ: Как мы попали в это место, Татьяна? Волнует. НАТО внесло в Китай впервые в стратегический концепт как одну из угроз. Безусловно, Россия явная угроза номер один и для членов альянса является угрозой номер один. Американцы долгое время пытались придать НАТО и индо-тихоокеанское измерение. И я бы сказал, что и секретариат альянса и сам генеральный секретарь Столтенберг и некоторые ключевые европейские страны в альянсе понимают, что вовлеченность США в европейские дела во многом будут сказываться, насколько альянс будет поддерживать американскую общую повестку. До войны главной темой в этой повестке глобальной был Китай. Он и остается во многом, просто какое-то время приходится заниматься как бы по остаточному принципу. Просто идет война. И без того, чтобы Джо Байден, госсекретарь Блинкен, Ллойд Остин проводили многие часы занимаясь конкретно НРЗБ Украине не выстоять.
Но при этом многие европейские страны и НАТО как структура понимали, что если мы хотим для США доказать релевантность, то почему надо быть в НАТО, почему надо инвестировать. Помимо такой традиционности и инерции очень важно показать, что НАТО это инструмент, который помогает Китай тоже сдерживать. И вот у НАТО есть некое китайское измерение. Столтенберг об этом говорил еще в 21-м году Financial Times, и это была очевидная линия, то есть то, почему немецкие фрегаты начинают плавать и проводить патрулирование в Южно-Китайском море и в Тайваньском проливе. Это отчасти заявка на то, что «да у нас есть интересы в этой части мира, есть некое символическое присутствие в рамках НАТО, но в целом, Америка, мы понимаем, что для тебя важно, мы готовы тебе помогать и поддерживать, пускай даже символически, пожалуйста, обращай и на наши проблемы с безопасностью в Европе». Эта проблема отчасти восходит к Трампу. И, конечно, если отвести в сторону любого европейского чиновника и сказать: «Ну что будет в 24-м году? Ты не волнуешься, что вас всех кинут под автобус», он говорит: «Нет, конечно, но вообще-то да, непонятно, что будет. То есть это беспокойство, оно есть. И опять-таки все понимают, что США из НАТО не выйдет, продолжить быть и мозгом, главным мускулом и позвоночником этой организации. Но, тем не менее, возможность быть более вовлеченными и менее вовлеченными, она есть. Кошмар европейцев — это думать, что бы было в Украине, если бы президентом был Дональд Трамп. Непонятно, что было бы…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но страшно.
А.ГАБУЕВ: Что-то то же самое. Но страшно из-за непредсказуемости. Мы помним, что еще президент Обама просил европейцев платить больше, заниматься больше своими делами, потому что у США несколько другая миссия, в том числе, связанная с Индо-Тихоокеанским регионом. Сейчас, конечно, на саммите НАТО Китай упоминался, но не в первых строках, потому что на фоне той кампании воздушных ударов по украинской энергетической структуре, которую Россия проводит, у альянса задача номер один, номер два и номер три — это как помочь Украине спасти ту энергетику, которая есть, как помочь Украине вообще защититься от воздушных атак, как помочь восстановить какую-то часть энергетической инфраструктуры, что делать с теми беженцами, которые, безусловно, зимой поедут в сторону Европы, потому что условия в города украинских, конечно, довольно пугающие.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Стало известно, что умер Цзян Цзэминь, и это безусловно эпоха для Китая. Это тот Китай, которого уже, очевидно, не будет, судя по тому, что делает Си Цзиньпин. Насколько это наследие полностью уже разрушено и ничего такого не будет? И нужен ли вообще Китаю Цзян Цзэминь-2.0?
А.ГАБУЕВ: Цзян Цзэминь очень непростая фигура. Это человек, который пришел к власти как раз в результате событий на площади Тяньаньмэнь, когда партийный лидер в главе Дэн Сяопином искали, кто бы мог возглавить партию. И часть руководителей типа того же генсека Чжао Цзыяна была скомпрометирована симпатией к протестующим, вообще симпатией к тому, что китайская экономическая модернизация должна идти в сторону строительства капитализма скорей и потом открытия политической системы и демократизации. С другой стороны, были люди, которые воспринимались как архиконсерваторы, как премьер Ли Пэн и как такие палачи Тяньаньмэнь.
И Цзян Цзэминь, который жестко подавлял протесты в Шанхае, но, конечно, не совсем такие НРЗБ, потому что и нужды не было. Технократ, инженер по бэкграунду, учившийся в какое-то время в Советском Союзе, стажировавшийся на заводе ЗиЛ, он воспринимался как некая компромиссная временная технократическая фигура. И оказалось, что при общем стратегически верном направлении, которое задал Дэн Сяопин в 92-м году, в начале 90-х, когда он понял, что ответом на падение режимов коммунистических в Восточной Европе, на падение Берлинской стены и на падение Советского Союза не может быть дальнейшего закручивания гаек. Потому что это тут путь, куда вплетался и ГКЧП, куда пытался идти Чаушеску. И это всё обречено, это рухнет. Надо развивать экономику, надо давать людям обогащаться. И он, условно говоря, поехал на юг — такая мифологема — на самом деле много разных событий. Но, тем не менее, реформы перезапустились. Цзян Цзэминь оказался во главе государства в эту десятилетку. И ему повезло, у него был второй человек в тандеме, бывший премьер Чжу Жунцзи, которые реально как Гайдар, только который еще сочетает в себе навыки Черномырдина, то есть очень опытный администратор, который не просто сделал какие-то полезные реформы, а сделал довольно успешно так, что заряда хватает еще на нынешнее время. То есть во многом несущей опорой Китая, открытого миру, участвующего в глобализации, то есть входящего и ВТО и при этом имеющего свою индустриальную политику, — многое из этого именно наследие Чжу Жунцзи. И я бы не сказал, что Си Цзиньпин от него полностью отказывается. Это какая-то прошивка уже. Я бы сказал, что Си Цзиньпин больший контроль делает на контроль партии в Украине, то есть на политизацию и секуляризацию. И он, конечно, сильно меняет политическую часть, затачивая все под единоначалие, под свое видение прекрасного НРЗБ.
В этом плане Цзян Цзэминь, я думаю, что не воспринимается таким же светочем демократии, как воспринимался умерший Ху Яобан, мероприятия в память о котором подстегнули отчасти студенческие протесты в 89-м году. Посмотрим. Возможно, какие-то мероприятия в память о нем могут подстегнуть еще одну волну протеста именно студенческого. В этом плане очень интересный экономический момент. Я этого не ожидаю. НРЗБ все знали, что он очень коррумпированный. Сын делал огромные деньги. В общем, вся коррупция начала цвести пышным цветом именно при Цзяне.
Но, тем не менее, посмотрим, эпоха была огромных надежд, и казалось, что Китай будет становиться не только большой страной, но и страной более открытой миру, более плюралистической внутри даже при сохранении власти компартии.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Спасибо тебе огромное. Как всегда очень познавательно. И, я надеюсь, стал чуть понятнее, что происходит. Не то, чтобы мы сильно обесценили эти протесты, но стали немножко яснее масштабы. Потому что заголовки в прессе несколько иначе рисуют картинку.
А.ГАБУЕВ: Люди занимаются НРЗБ демократизацию Китая, особенно люди на Западе, поэтому естественно, любой протест, тем более, беспрецедентный с 89-го года НРЗБ на эмоциях особенно очень большим. Но, как мы помним, любой большой протест — вот когда Алексей Навальный вернулся из Германии — тоже был большой протест на фоне того, что было до этого. И тоже, находясь на волне эмоций можно сказать, что он прошел в огромном количестве городов, это так много… Или протесты в Хабаровске и так далее. Если занять более отстраненную позицию и посмотреть, насколько российский режим умело справляется разными полицейскими и прочими методами, где он умеет быть терпеливым, быть суержестким, менее жестким, ты понимаешь, что да, карты на руках у Кремля довольно сильные. Я думаю, что китайский режим еще более компетентный в данном случае. Но мы до конца этого не знаем. Тем интересней наблюдать.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Спасибо, что досмотрели до конца. Обязательно напишите в комментарии, и я скажу, какие вы все молодцы. Подписывайтесь на канал, ставьте лайки. И до скорого, пока!