Картина художника Сурикова "Боярыня Морозова" - Галина Чурак - Собрание Третьяковки - 2006-02-05

К. ЛАРИНА – Ну что же, мы начинаем, перекрестившись, нашу новую программу, которая, как вы уже знаете, называется «Собрание Третьяковки», я приветствую в студию мою коллегу Ксению Басилашвили, Ксюшенька, добрый день.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Добрый день.

К. ЛАРИНА – И сегодня у нас в гостях Галина Чурак, зав. отделом живописи второй половины 19-го – начала 20-го века, естественно, сотрудник Третьяковской галереи, да, это понятно. Добрый день, Галина, здравствуйте.

Г. ЧУРАК – Здравствуйте, добрый день и вам, и всем слушателям.

К. ЛАРИНА – Главная наша героиня – это «Боярыня Морозова», именно об этой картине мы сегодня будем говорить. Позвольте, я начну с лирического отступления, я думаю, что Галина знает наверняка эти строчки. Дни твои, наверное, прогорели, и тобой, наверное, не осознаны, помнишь, в Третьяковской галерее, Суриков, «Боярыня Морозова». Правильно, какая из религий, и раскол уже воспринят родиной, нищий там, и у него вериги, он старообрядец и юродивый. Он аскет, ему не нужно бабы, он не коронованный царь улицы, сани прыгают через ухабы, он разут, раздет, но не простудится. У него горит святая вера, на костре святой той веры греется, и с остервенением изувера лучше всех двумя перстами крестится. Это Николай Глазков, так и называется стихотворение, «Боярыня Морозова». Такое у нас начало. Прежде, чем передать слово нашей гостье, давайте мы все-таки послушаем, каким образом «Боярыня Морозова» попала в Третьяковскую галерею.

ЗАСТАВКА

«Боярыня Морозова» связана с Павлом Михайловичем Третьяковым, как собирателем. И она иллюстрирует его позиции собирательские, его отношение к накоплению художественных ценностей в стенах галереи. Он точно чувствовал ценность, высокую значимость картин, появлявшихся в 80-е гг. на выставках, очень внимательно их отслеживал. И это касается, в том числе, и Василия Ивановича Сурикова, который, таким образом, оказался великолепно представлен в Третьяковской галерее лучшими своими тремя картинами, самыми крупными. Это «Утро стрелецкой казни», «Меньшиков в Березове» и «Боярыня Морозова». Он купил ее в 1887 году, с 15-й передвижной выставки, которая проходила вначале в Петербурге, затем в Москве. Эта картина стоила 25 тыс. руб. Для того времени эта цена была очень большая, вообще Суриков был одним из самых высокооплачиваемых художников. У Третьякова важным было то, что он считал необходимым видеть это в стенах своей галереи, потому что это было новое слово русского искусства. Именно поэтому внимательнейшим образом ждал и следил за тем, что делал Суриков. Покупая «Боярыню Морозову», он уже точно совершенно знал, что он покупает, формировал даже экспозицию в соответствии с этой будущей вещью. И ему очень важно было получить ее от Сурикова именно для того, чтобы этот путь, пройденный художников в 80-е гг., завершился тоже картиной, которая хранилась бы в этих залах.

ЗАСТАВКА

К. БАСИЛАШВИЛИ – О пути «Боярыни Морозовой» в руки Третьякову, в дальнейшем в Третьяковскую галерею, нам рассказала Наталья Мамонтова, ст. научный сотрудник отдела живописи второй половины 19-го – начала 20-го веков.

К. ЛАРИНА – Ну что же, а мы, да, пожалуйста, Галина Сергеевна.

Г. ЧУРАК – Не просто научный сотрудник, она, действительно, очень серьезный научный сотрудник и одновременно хранитель, она как раз хранит произведения Сурикова. Не только его, но, в частности, и его, а это особая сфера деятельности и особая сфера жизни музея. И Наталья Мамонтова, как и другие хранители, все знают о жизни картин, такой внутренней жизни картин. Я не знаю, сколь интересно это зрителям, может быть, даже и интересно тоже, слушателям, точнее, какую-то из передач, может быть, даже можно специально посвятить такой жизни картины, как жизни картины в музее. Сегодня речь о другом, сегодня речь непосредственно о «Боярыне Морозовой». И Наталья Николаевна Мамонтова, моя коллега, она справедливо сказала, что Павел Михайлович Третьяков и отслеживал, и вдумчиво рассматривал, как поместить ему картину в Третьяковской галерее наилучшим образом. И нужно сказать, что какие-то картины, как когда-то они были поведены Третьяковым, найдено им было место в галерее, они так и продолжают висеть на этих местах. Это и относится к «Боярыне Морозовой». Она висит на замечательном месте, вы когда идете по залам галереи, когда наши слушатели или бывали, или будут еще в галерее, они проходят анфиладу залов и еще через два зала, они еще не находятся в зале Сурикова, они только идут по направлению к нему, они уже видят эту большую картину. И она уже втягивает их в это пространство свое, пространство красок, пространство величины этой картины, пространство образов, прежде всего, которые созданы там художником, по морозной московской улице, заснеженной, запушенной снегом, снег голубоватый, едут сани, розвальни. В этих санях закованную в кандалы, колоды, точнее, закованную в цепи везут боярыню Морозову. Она вся в черном одеянии, а вокруг нее шумит московская улица, за ней, за санями, за боярыней Морозовой бегут люди, московский люд бежит. Здесь и ребятишки, здесь и просто любопытствующие, здесь горячо сочувствующие ей. Здесь юродивый, который тянется за санями, нищенка, которая повторяет этот жест боярыни Морозовой. Эта толпа вся соучаствует в этом событии. И мы становимся тоже невольными не просто соучастниками, свидетелями того, что видим, а мы входит в эту внутреннюю атмосферу картины.

К. ЛАРИНА – Галина Сергеевна, вы знаете, я просто хочу начать все-таки с таких расхожих мифов, поскольку картины мы все-таки рассматриваем известные, которые известны любому школьнику, в учебниках. Но самый известный миф – это, конечно, та самая ворона на снегу.

Г. ЧУРАК – Мы ее не избежим.

К. ЛАРИНА – Мы этого не избежим. И второе, насколько я помню, по рассказам о том, как писал Суриков эту картину, что очень долго у него не ехали сани, и он придумал какой-то ход, когда в толпу это врезается, это движение ощутилось. Это, действительно, так?

К. БАСИЛАШВИЛИ – И еще третье, не миф, а реальность, сколько оттенков белого снега присутствует в этой картине.

Г. ЧУРАК – Множество.

К. ЛАРИНА – Но про ворону-то правда?

Г. ЧУРАК – Начнем с последнего.

К. ЛАРИНА – Нет, про ворону.

Г. ЧУРАК – Вы знаете, правда это или неправда, миф это или нет, но даже если это просто миф, то это красивый и очень реальный миф. Действительно, Суриков, рассказывая о том, как создавалась, как возникла впервые мысль об этой картине, он говорил, что и так часто у него бывало, что толчком к серьезным размышлениям, серьезным образам являлся какой-то случайный эпизод, подсмотренный в жизни. Он увидел однажды на снегу ворону с черным крылом, как она билась об этот снег. И он от этого образа зрительного родились какие-то первые впечатления, они дали первый толчок этой будущей картины. А то, что ехали, не ехали сани, действительно, ведь тот холст, который мы видим сейчас, на котором мы знаем картину, он уже какой-то по счету, второй, по крайней мере, если не третий. Суриков сначала начал картину на меньшем холсте, и то огромное количество людей, которых нужно было ему вместить в картину, оно слишком уж теснилось в этой картине. Он заменил холст, но он, действительно, долго добивался того, чтобы сани поехали. И когда уже к этому последнему холсту, который мы знаем, он специально надшил внизу целую такую, еще кусок холста, который дал ему возможность передать это ощущение едущих саней. А главное, он дал это расстояние от края картины до самих саней. Вы видите, что сани проехали и оставили после себя часть этого пути, колею. И это дает нам возможность ощутить это движение. И даже то, что толпа там так в глубине близко сомкнулась, такая сомкнутая, мы чувствуем, как тяжело этим саням пробиваться, пробираться сквозь эту толпу. За всяким мифом стоит, действительно, реальность, хотя я так сейчас говорю, последняя легенда относительно надшитого холста, она так устойчива, что я только сейчас, в процессе разговора с вами, вспомнила, что когда мы последний раз снимали эту картину со стены, а это целое мероприятие. Целое предприятие, снять такую картину со стены, наши реставраторы очень тщательно смотрели, есть там надшитый холст или нет. Там надшитого холста нет, так что это уж точно мифом оказывается. Хотя он очень устойчивый, видите, я даже и запамятовала об этом.

К. ЛАРИНА – И про снег.

Г. ЧУРАК – Да, и про снег. У снега, я не знаю, кто подсчитывал эти оттенки белого снега, я не назову вам, извините мою необразованность, я не знаю, какое количество оттенков этого белого, бело-голубого снега, но их, действительно, очень много. И художник, они ведь эти оттенки не ради оттенков даны, а ради того ощущения, чтобы почувствовать воздух, его осязать на себе, эту влажность зимнего воздуха. Это не самый морозный день, потому что мы видим, как бежит мальчонка по снегу, и там в следах остаются, в глубине остается талая вода, значит, это какой-то ростепельный день московский. Но это чистый снег, это чистый воздух, и голубизна его нас тоже окутывает в этой картине. Есть другое, то, чего, может быть, не всегда, то, что не всегда знают и слушатели, и читатели, и зрители, когда Суриков работал над картиной, он делал ведь массу этюдов к этой картине. Их сотни, этих этюдов. Часть из них у нас в экспозиции находится, часть просто в наших запасниках находится, многие находятся в других музеях. И художник когда делал этюды для лиц в картине, для каких-то образов, он эти этюды прикреплял кнопочками к картине. Он проверял, как он живет, этот образ, среди других, как живет это лицо. И опять, когда реставраторы наши снимали картину для того, чтобы сделать ей некую профилактику, то эти дырочки от кнопочек, они есть в этой картине. Этот миф получил свое подтверждение. И есть совершенно реальные его, Сурикова, какие-то не просто размышления, а поиски главного героя, боярыни Морозовой. Это здесь трудно сказать что-то то, чего бы никто совершенно не знал. Наверное, я буду говорить какие-то известные вещи. Была практически, вся картина была уже написана, и долго не давался образ именно боярыни Морозовой. И был написан один этюд с нее, следующий, еще один.

К. ЛАРИНА – А модель уже была к тому времени?

Г. ЧУРАК – Разные модели, это были разные модели. И Суриков прикреплял кнопочками, и говорил, что я вставлю в картину, а толпа все забивает ее. Пока вдруг однажды он не увидел женщину, старообрядку, на Рогожском кладбище, точнее, у церкви Рогожского монастыря, и увидев ее, он, как, знаете, на ловца зверь бежит, он понял, что она должна быть, он с нее в два часа написал этот этюд. Он у нас, в Третьяковской галерее, находится. И когда вставил ее в картину, она всех победила, это слова Сурикова. Это то, что касается таких поисков образов, как работает художник над картиной.

К. ЛАРИНА – Я, кстати, хочу напомнить, что был фильм, по-моему, 1959 г., «Суриков», поскольку в то время был очень популярным у нас жанр фильма-биографии. Я, Ксюша его не помнит, молодая девушка совсем, а помню.

Г. ЧУРАК – Я его тоже помню, да.

К. ЛАРИНА – Я помню, что на меня очень сильное произвело впечатление, эта картина и игра Евгения Лазарева, который сыграл Василия Сурикова. И там, кстати, было очень много того, о чем мы сегодня говорим. Это было очень интересно следить именно за тем процессом, как рождается персонаж, как рождается герой. Давайте вспомним, что Суриков, будучи человеком, очень подробным, естественно, высочайшим профессионалом, он, если мне не изменяет память, тоже говорил о том, что он очень часто интуитивно догадывается о том, как было на самом деле. Т.е. он не сидит в архивах и не собирает по кусочкам все, что касается исторической достоверности. В этом, наверное, гениальность, прежде всего, художника.

Г. ЧУРАК – Это верно, это все так. У него, действительно, была какая-то фантастическая интуиция. Интуиция, данная ему богом, данная ему его происхождением, его детством, которое происходило, он родился ведь в Красноярске, в Сибири. А быт сибирский второй половины 19 века, он ведь родился в 1848 году, как раз серединка 19-го века, он, во многом, в укладе жизни и в одеждах, в обычаях, напоминал 17-е столетие Руси. Ему нравилась эта жизнь, он впитал ее с самого раннего детства. И когда подростком, юношей приехал, ехал в Питер, чтобы поступать в академию художеств, на несколько дней остановились в Москве по дороге. И потом, вспоминая эти времена, он говорил, что я тогда еще в первый раз красоту Москвы ощутил. Здесь все соединялось вместе, детские впечатления и впечатления от московских памятников, чтение книг, без этого мы никуда не уйдем, это общая атмосфера, которая существовала в русском обществе и интересе такого широкого русского общества, в интересе к истории отечественной. Ведь вторая половина 19 века – это расцвет исторической науки. И самые фундаментальные исторические труды появились именно тогда.

К. ЛАРИНА – Мы сейчас должны делать перерыв, у нас новости, но смотрите, что мы сделаем. Ксюша, поскольку мы подарки разыгрываем сегодня, мы же без подарков не можем оставить наших слушателей, давай мы зададим первый вопрос, чтобы после новостей мы могли бы на него уже получить ответ.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Итак, первый вопрос, на который должны будут по телефону ответить жители Москвы. И за ответ на этот вопрос…

К. ЛАРИНА – И Московской области.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Да, они получают уникальную возможность, они получают возможность посетить фонды, запасники музея, причем как, не просто посетить, а экскурсию по фондам государственной Третьяковской галереи им проведет главный хранитель и зам. генерального директора Екатерина Леонидовна Селезнева. И вот вопрос. Где окончила свои дни боярыня Морозова.

К. ЛАРИНА – Сама, исторический персонаж, да?

К. БАСИЛАШВИЛИ – Да.

К. ЛАРИНА – Итак, где окончила свои дни боярыня Морозова, спрашиваем мы вас. И после новостей и небольшой рубрики, которую мы представим чуть позже, мы по телефону 783-90-25 примем ваш, я надеюсь, правильный ответ.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА – Еще раз повторю вопрос, который мы задали нашим слушателям, где окончила свои дни боярыня Морозова, буквально через две минуты по телефону прямого эфира 783-90-25 мы услышим правильный ответ, и тогда наш слушатель получит уникальную совершенно возможность посетить фонды, запасники Третьяковской галереи, там никого не было никогда, даже нога Басилашвили там не ступала.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Нет, это, действительно, уникальный приз, только в нашей программе вы можете получить такую возможность, тем более с таким экскурсоводом, с главным хранителем Третьяковской галереи.

К. ЛАРИНА – Но чтобы понимали, что не только мы с Басилашвили любим живопись, хотя я абсолютный неофит, я только начинаю постигать все эти прелести, среди наших гостей немало поклонников различных конкретных картин в собрании Третьяковской галереи. И сегодня мы хотим, чтобы вы послушали восторженный рассказ о своей любимой картине в Третьяковке нашего любимого гостя, актера Виктора Сухорукова.

ЗАСТАВКА

В. СУХОРУКОВ – Есть такое место на Земле, Третьяковская галерея, туда надо ходить с родными, близкими, потом с детьми. И обязательно наступит момент, когда захочется пойти одному, и каждый найдет для себя в квадратике рамы такой простор, такое наслаждение, улететь можно. Так я однажды и улетел, увидел картину маленькую, в уголочке, Максимова «Все в прошлом». Казалось бы, ничего особенного, сидит на крылечке старушка в кружевном чепчике, а у ног помоложе крестьянка, видимо, бывшая служанка. Утварь, самоварчик, чашечка. А там вдали силуэтом заколоченная когда-то, видно, богатая усадьба. Крестьянка что-то вяжет, самая главная фигура – помещицы. Вы обратите внимание, какой у нее взгляд, какой породистый подбородок, вся она уже из прожилок, оголенных вен, усыхающая, и вы обязательно приглядитесь, всмотритесь в ее глаза. Я эти глаза и разглядывал. В этой простой картинке ощущение такой огромной жизни, прекрасной молодости, великолепного жизненного похода. А заканчивается все некой тишиной, тревожным покоем, одиночеством, в глазах у нее тоска не о том, что она старая, что она сегодня скромно живет, пережила всех, а, видимо, тоска о будущем, как ни странно. Картина гениальна в своей простоте, проста в сюжете, написана очень просто-просто, а стоял бы, глядел и глядел.

ЗАСТАВКА

К. ЛАРИНА – Это актер Виктор Сухоруков. Галина Сергеевна заслушалась, по-новому посмотрели на картину известную?

Г. ЧУРАК – Да, это очень.

К. ЛАРИНА – Но если что, Виктор Сухоруков, я думаю, найдет себе пристанище в Третьяковке.

Г. ЧУРАК – Возьмем, возьмем, освободим ставку, найдем ставку, возьмем такого певца картин просто.

К. ЛАРИНА – Замечательно, спасибо большое.

РЕЗУЛЬТАТ ИГРЫ

К. ЛАРИНА – Ну что же, пришла пора, наверное, обратиться уже к самой фигуре главной, может быть, мы немножечко о ней поговорим, Галина Сергеевна, да?

Г. ЧУРАК – Да, очень трудно как-то так сразу переключиться от образа картина к образу реальному, который был в самой жизни, хотя тот образ, который создает Суриков, это и вполне реальный образ, он ведь шел от этой реальности. Боярыня Морозова принадлежала к самому высшему и знатному русскому боярству, она происходила из рода Соковниных, это очень древний такой боярский род. И замужем она была за боярином Морозовым, который был воспитателем царя Алексея Михайловича. Т.е. это был очень близкий к царю круг людей, она вышла замуж за Морозова 17-летней девочкой буквально. И так судьба ее свела на каком-то этапе, судьба ее свела с протопопом Аввакумом, ярым противником реформ Никона. И в Морозовой, видимо, все было подготовлено к тому, чтобы как-то в себя принять, включить в свою жизнь и в свое представление то, что нес неистовый протопоп Аввакум. И Морозова буквально говорила, что я люблю сына своего Ивана, но Христос мне дороже сына, и я все отдам во имя веры. И так она, так, собственно говоря, ее жизнь и прошла. Она в своем доме принимала странников, нищих, юродивых, всех обогревала, искала ласковое слово, омывала раны им. И такой пик вообще движения, протеста против нововведений, реформ Никона пришелся как раз на середину, они начались в 1752 г., а пришлись они на 1770-е гг., начало 70-х гг., собственно говоря, события картины к этому времени и относятся. И Морозова, протопоп Аввакум о Морозовой говорил – персты рук твоих тонкостны, очень молниеносны, бросаешься ты на врагов аки лев. И сравнивали Морозову со Степаном Разиным, со Стенькой Разиным. Эта баба – сущий Стенька Разин, говорили о ней.

К. ЛАРИНА – Это фанатизм, скажите, пожалуйста, это гимн фанатизму, по сути?

Г. ЧУРАК – Вы знаете, это, действительно, конечно, ее такая исступленная вера, исступленная убежденность в то дело, которое она отстаивает. Она, конечно, граничит с фанатизмом, а, собственно говоря, и можно назвать фанатизмом, но когда картина появилась на выставке, то появилась масса, конечно, откликов на то, что, как воспринимали зрители, как воспринимала критика современная эту картину. И далеко не всегда критика принимала с распростертыми объятиями эту картину.

К. ЛАРИНА – Но Стасов плакал, это правда?

Г. ЧУРАК – Но Стасов, нужно здесь сделать некоторое замечание, Стасов вообще не очень хорошо относится к исторической живописи. И он мало что из исторической живописи принимал. А эту картину принял и не просто принял, а назвал ее величайшей картиной из русской истории, написанной русским художником. Он ее, Стасов – это был вообще такой борец тоже, неутомимый и неистовый, тоже фанатичный борец за такое прогрессивное искусство. Под стать, может быть, боярыне Морозовой. Но не только Стасов, а Гаршин очень высоко отозвался об этой картине, Короленко, писатель, он тоже высоко очень отозвался об этой картине.

К. ЛАРИНА – А кто не принял, есть такие свидетельства?

Г. ЧУРАК – Вы знаете, здесь можно говорить, я ведь говорю об отзывах, прежде всего, прессы. Сейчас время стерло эти имена, в то время это были довольно известные журналисты, и отзывов таких было очень много на эту 15 передвижную выставку, на которой появилась эта картина, было больше 30 отзывов прессы. И из этих 30 отзывов, 30 публикаций практически три только были Стасов, Гаршин и Короленко, они как-то восприняли эту картину и этот образ боярыни Морозовой так, как задумал художник, как-то, в какой-то мере, адекватно тому, как представлял себе это сам Суриков.

К. БАСИЛАШВИЛИ – А остальные ругали?

Г. ЧУРАК – Поругивали или совсем ругали. Поругивали за то, что картина эта больше похожа не на историческую, как это нам ни странно сейчас даже произносить, а на картину из современной жизни российской, такое было.

К. ЛАРИНА – Потому что революционная ситуация.

Г. ЧУРАК – Да, потому что так вот.

К. ЛАРИНА – Потому что я знаю, что народовольцы очень любили эту картину.

Г. ЧУРАК – Да, такая экстраполяция на современную жизнь, на современную историю. Ругали за тесноту в этой картине, то, что следующее поколение критиков во главе с Александром Бенуа, уже такое молодое поколение, они ведь необычайно высоко ценили, следующие поколения и художников, и критиков, они вообще высоко ценили Сурикова за его какие-то провидчества, находки в живописи. И Бенуа эту тесноту такую ковровую картины очень высоко оценивал, буквально называя, говоря о ковровости живописи этой картины, приближающейся к панно. Так что не очень однозначные были суждения и мнения об этой картине. Вы правильно напомнили сейчас о народовольцах, которые… и о революционерах, которые так высоко оценивали эту картину.

К. ЛАРИНА – На себя ее проецировали, на свою идеологию, да?

Г. ЧУРАК – Да-да, проецировали ее на себя. Я себе сделала сейчас такую, не сейчас, а готовясь к сегодняшнему разговору, я сделала такую маленькую шпаргалочку, сейчас, если она мне попадется на глаза, как раз я слова Короленко хочу прочитать. Она так бесстрашно идет на лютую муку и этим будит в нас сочувствие к подвигу. Это было созвучно времени. Есть нечто великое в человеке, идущем сознательно на гибель за то, что она считает истиной. Такие примеры пробуждают в нас веру в человеческую природу, подымают душу.

К. БАСИЛАШВИЛИ – А разве не страшно то, что на картине Сурикова за боярыней Морозовой ведь никто не идет? Ее могут благословлять, ей могут ужасаться, бояться.

К. ЛАРИНА – Смеяться.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Смеяться, сострадать, но никто за ней не идет.

Г. ЧУРАК – Вы знаете, это и так, и не так, если говорить о картине.

К. БАСИЛАШВИЛИ – За ней бежит мальчик, осмеивая.

Г. ЧУРАК – Нет, мальчик не осмеивает, мальчик любопытствует.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Любопытствует.

Г. ЧУРАК – А перед мальчиком стоит еще один мальчик, в котором себя художник мыслил, он так раздумчиво смотрит на то, что происходит. А с правой стороны сани сопровождают и сестра боярыни Морозовой княгиня Урусова, которая последовала за ней в Боровский монастырь, склоняют свои головы молодые монашенки, а здесь совсем справа стоит странник с посохом в руке, который тоже раздумчиво смотрит и как бы размышляет, наверное, о том, что вообще приходится вообще терпеть на Руси человеку, простому человеку. И каков путь дальше будет. Но это уже какие-то наши домыслы, а там мальчишки в глубине, но они по-мальчишески реагируют на то, что здесь есть. Не будем забывать, что это все-таки художественный образ, что это картина, и написана она во имя боярыни Морозовой, во имя этой неистовости боярыни Морозовой, Сурикова всегда привлекали такие характеры.

К. ЛАРИНА – Страстные.

Г. ЧУРАК – Мощные, сильные, страстные. И совсем необязательно за ней он должен был изображать идущих.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Нет, абсолютно, нет.

К. ЛАРИНА – Если мы говорим об его интуиции, которая реализуется в какие-то исторические моменты, которые, он не может быть свидетелем им, действительно, интуиция, какое-то предвидение, как это было, предвидение прошлого, если можно так сказать, то давайте все-таки вспомним, об этом еще не говорили, мы так вскользь сказали про модели, что он практически гонялся по улицам за своими героями. Увидит кого-нибудь…

Г. ЧУРАК – Это по-всякому было.

К. ЛАРИНА – И бежит, скорее, люди от него шарахаются, думают, наверное, разбойник.

Г. ЧУРАК – Вы знаете, Ксения, это ведь относится не только к Сурикову, хотя к Сурикову, в том числе, это относится ко многим очень художникам, которые ловили свои модели, выискивали.

К. ЛАРИНА – Почему ему было важно, что это реальное лицо, это же можно придумать, в конце концов? Зачем ему реальный человек?

Г. ЧУРАК – Вы знаете, это все-таки живопись, ее неслучайно называют реалистической живописью, реалистическим направлением в русском искусстве. Она питалась этой реальностью жизни, она питалась реальностью образов, это не значит, что художник списывал, списывал и, списав, тут же вставлял в свою картину. Это всегда шло преображение какое-то, этого реального человека.

К. ЛАРИНА – Взгляд.

Г. ЧУРАК – Да, через то, что затем претерпевал этот образ. Ведь неслучайно для той же боярыни Морозовой он делал и один, и второй, и пятый этюд. И для юродивого, которого увидел он сидящим на снегу, который торговал огурцами, он тоже его увидел на московской улице и просил его позировать прямо на снегу, говорил своим друзьям – на снегу писать совсем не то, что в помещении, что в мастерской, на снегу писать – все другое получается. И он просил этого полуобнаженного, можно сказать, человека позировать ему так. И вместе с тем в картине есть такие образы и такие лица, о которых Суриков говорил, что они и в семье моей есть, в семье моей были, имеется в виду большая семья, большая родня суриковская, сибирская. Сарафанницами их называли, хранившие в себе и какую-то стать прошлого, и какие-то повадки прошлого, и облик, как представлял это художник, как это могло быть.

К. ЛАРИНА – Кстати, простите, ради бога, Галина Сергеевна, у нас сегодня пробная передача, она немножечко такая.

Г. ЧУРАК – Мы все пробуем, да.

К. ЛАРИНА – Потом разберемся, все равно в прямом эфире все получается.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Вопрос нам нужно еще один задать.

К. ЛАРИНА – Вопрос задать, просто хотела тоже процитировать, я же тоже готовилась к передаче, думаете, если бы я ад писал, то и сам бы в огне сидел, и в огне позировать заставлял. Это говорил сам Суриков. Насколько для него было важно это, то, что вы сейчас рассказали, что именно на снегу пусть он сидит.

Г. ЧУРАК – Да, конечно же.

К. ЛАРИНА – И я буду напротив него сидеть в снегу.

Г. ЧУРАК – Да, конечно же, не нужно совсем уж буквально, по крайней мере, про огонь и про ад.

К. ЛАРИНА – Это Волошин говорил.

Г. ЧУРАК – Да-да, Волошин оставил очень интересные записи бесед с Суриковым, правда, сейчас специалисты спорят, насколько там в его записях Волошина, а сколько Сурикова, потому что мы Сурикова, действительно, во многом, воспринимаем через волошинское повествование. Оно очень живое, очень объемное такое, очень выразительное, но есть и другие воспоминания о Сурикове. Жаль, формат передачи не дает возможности.

К. ЛАРИНА – Все в наших руках, мы сделаем еще одну, у нас столько картин интересных Суриков оставил в Третьяковке.

Г. ЧУРАК – У нас целая жизнь впереди.

К. ЛАРИНА – Ксюша, давай вопрос, что ли, зададим и «Случай в музее» сделаем.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Да, хорошо, конечно. Итак, вопрос требует ответа уже от жителей другого города, нашего радиослушателя, какие картины написал Суриков после «Боярыни Морозовой». Я прошу вас перечислить как можно больше этих полотен, названия нужны.

К. ЛАРИНА – Ну что же, я напомню телефон, 783 90 26, для тех, кто нам будет звонить буквально через минуту. У нас есть еще одна рубрика, которая называется «Случай в музее», я не буду или нужно что-нибудь сказать?

К. БАСИЛАШВИЛИ – Нет, я хочу представить.

К. ЛАРИНА – Давай.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Я хочу представить сказительницу, это Наталья Васильевна Егорова, ученый человек, научный сотрудник Третьяковской галереи, искусствовед, а в данной передаче она выступает как хранитель легенд и историй Третьяковской галереи, такой хронограф.

ЗАСТАВКА

Н. ЕГОРОВА – Когда Моня Тарасевич дежурила на втором этаже, чтобы не уснуть, она тайно привязывала мешочек с семечками к батарее, и когда голова ее клонилась, быстрым движением кидала очередную семечку в рот и просыпалась. Однообразная ходьба посетителей взад и вперед многих постовых усыпляла, дежурство в залах – это не такой уж легкий труд, как кажется. Одна из постовых постоянно засыпала. Однажды в зале Серова она уснула при экскурсионной группе иностранцев и свалилась со стула, было ужасно неудобно при иностранцах за эту сцену. И поэтому им объяснили, что постовой просто стало плохо, и ее с двух сторон под руки увели из залов.

ЗАСТАВКА

К. ЛАРИНА – Это все чистая правда, Галина Сергеевна, бывает такое в вашем культурном заведении, да? Ну что же, замечательно, мне нравится эта рубрика.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Хорошая.

К. ЛАРИНА – Это как из серии Волошин про Сурикова, там тоже много чего смешного я вычитала, когда он говорил про то, как публика воспринимает всю мифологию вокруг сюжета, когда про Стеньку Разина, где он бросил княжну, где княжна-то, которую он бросает. А вон она, видите, круги по воде, это она уже там. На самом деле, круги по воде от весла. Так что это сочетание, которое мы сегодня пытаемся тоже внедрить, смешного с величественным, оно очень естественное. Быстро принимаем телефонный звонок, да?

К. БАСИЛАШВИЛИ – Да, конечно.

К. ЛАРИНА – 783-90-25, пожалуйста.

К. БАСИЛАШВИЛИ – А приз-то какой, я не сказала.

К. ЛАРИНА – Скажи.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Чтобы знали, за что бороться будут.

К. ЛАРИНА – Да, скажи.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Это то самое издание, у нас сегодня уникальные призы, то самое издание, которое еще сотрудники Третьяковской галереи в руках не держали. Галина Сергеевна сегодня впервые увидела у меня. Это юбилейное издание.

Г. ЧУРАК – Чистая правда.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Государственной Третьяковской галереи, искусство 12-го – начала 20-х веков, издательство «Сканрус» совместно с Третьяковкой предоставило нам этот альбом.

К. ЛАРИНА – Роскошный.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Несколько килограммовый, да, роскошный. Может быть, вы пару слов добавите, Галина Сергеевна? Коротко.

Г. ЧУРАК – Я, действительно, впервые держу этот альбом в руках, хотя являюсь одним из авторов этого альбома, не сочтите, что это самореклама, ни в коем случае. Просто его еще только-только начали получать, но работали мы очень с большим интересом над этим альбомом, потому что он готовится и готовился к нашему юбилею, к 150-летию Третьяковской галереи. Здесь интерес этого альбома заключается еще и в том, что каждая из картин сопровождается аннотацией к ней. И читатель не только может, сможет увидеть картину, воспроизведение ее, но и прочесть об изображенном человеке, прочесть о картине, об истории ее создания, прочесть о художнике. Это не так часто такого рода альбомы издаются. И в общем-то, довольно большой коллектив работал над этим альбомом. И мы рады, что кому-то он попадет в достойные и хорошие руки, кто-то получит радость от этого альбома.

ИГРА СО СЛУШАТЕЛЯМИ

К. ЛАРИНА – Галина Сергеевна, хочу вас расстроить, мы должны заканчивать нашу программу.

Г. ЧУРАК – Вы знаете, я очень боялась, что у нас будет очень много времени.

К. ЛАРИНА – И нечего будет делать.

Г. ЧУРАК – А оказалось, да, и не то, что нечего будет делать, а просто мы будем искать темы. А они настолько не исчерпываемы.

К. ЛАРИНА – Нет, нет.

Г. ЧУРАК – Что мне очень жаль, что кончилось это.

К. ЛАРИНА – Увы, к сожалению, хотя мы попробовали сегодня, мне кажется, что очень интересно должно быть и слушателям. Главное, что нам интересно.

Г. ЧУРАК – А это самое главное.

К. ЛАРИНА – Поэтому мы вас благодарим, а у нас следующая уже есть картина, Ксюша, в следующей передаче кто у нас будет, какая картина?

К. БАСИЛАШВИЛИ – Следующая есть, следующая у нас картина, которая сейчас находится в новом здании Третьяковской галереи на Крымском валу, это картина Петрова-Водкина «Купание красного коня». Мы решили чередовать века.

К. ЛАРИНА – Правильно-правильно.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Направления, художников.

К. ЛАРИНА – Свободно расправляться со временем, да, все правильно. Но думаю, что Суриков у нас уже, еще возникнет в нашем цикле обязательно.

К. БАСИЛАШВИЛИ – Разумеется, конечно.

К. ЛАРИНА – Так что мы еще продолжим, все, что не успели сказать сегодня, надеюсь, успеем сказать в следующих передачах. Галина Чурак, зав. отделом живописи второй половины 19-го – начала 20-го века Третьяковской галереи, наша сегодняшняя гостья, наш гид, наш экскурсовод. Мы прощаемся с вами и передаем слово еще кому?

К. БАСИЛАШВИЛИ – Алексей Осин сейчас озвучит, наш спортивный обозреватель Алексей Осин.

К. ЛАРИНА – Да, пригласит вас.

К. БАСИЛАШВИЛИ – На выставки, и сейчас он озвучит выставочную программу Москвы.

К. ЛАРИНА – Давайте, спасибо.