Николай Тамразов - Сотрудники - 2010-06-27

К. ЛАРИНА: И у нас сегодня вновь ночной житель. В прошлый раз Владимир Ильинский гостил в светлое время суток на радиостанции «Эхо Москвы». А вот сегодня на светлый, жаркий огонек зашел ведущий программы «Бабник» на «Эхо Москвы», но, впрочем, и многих других программ, которые составляют уже «золотой фонд» радиостанции «Эхо Москвы» Николай Тамразов.

Н. ТАМРАЗОВ: Уррраааа!!!

К. ЛАРИНА: Урррааа!!! Здравствуй, Коля!

Н. ТАМРАЗОВ: Ксенечка, здравствуй!

К. ЛАРИНА: Итак, Николай Тамразов – герой программы «Сотрудники» . Я напоминаю, что это прямой эфир. И вы можете в этом убедиться, если включите интернет и зайдете на наш сайт. Вы увидите там чистые, ясные глаза нашего героя, красавца Николая Тамразова! Напомню средства связи: смс +7-985-970-45-45, номер телефона 363-36-59. Если у вас будут вопросы к нашему герою (а они будут обязательно), мы вас с удовольствием выслушаем. Ну а пока по традиции мы начинаем с нашей доски почета, на которой сегодня красуется портрет Николая Тамразова.

ПОРТРЕТ

Тамразов Николай Ишуевич. Товарищ Тамразов начал свою трудовую деятельность еще в середине прошлого века. Невероятно, но, как говорится, факт, достойный занесения в Книгу рекордов Гиннеса: товарищ Тамразов ни разу не был в отпуске. Трудоголизм товарища Тамразова крайне заразен. Те, кому с нашим фигурантом приходилось работать, пытались повторить это, но мало у кого получалось. Товарищу Тамразову выпала нелегкая доля изучения изнутри множества стран. Всего наши источники насчитали 30. На нашем предприятии товарищ Тамразов обосновался давно и прочно занял место, извините за непонятное слово, женофила, чем неоднократно пользовался как в рабочее время, так и после. В коллективе его называют бабник. Артист балета, драматический артист, конферансье, режиссер, радиоведущий – кем бы и где бы ни работал товарищ Тамразов, он ни разу не позволял себе, как говорится, лишнего во всех смыслах этого слова. И ни разу товарищ Тамразов не врал: просто он не умеет этого делать. Хотя вполне мог бы научиться, хотя бы когда обучал танцам заключенных в тюрьме или когда обводил вокруг пальца прокурора Москвы. Товарищ Тамразов в 1995 году, пытаясь объять необъятное и наболевшее, написал книгу, которую назвал «Галерея», откуда собственно и взяты некоторые факты этой характеристики.

К. ЛАРИНА: Я бы еще добавила, что страшен Николай Тамразов в гневе. Я пару раз видела этот сюжет. Это, конечно, сильное зрелище.

Н. ТАМРАЗОВ: Серьезно?

К. ЛАРИНА: Да, сильное: умри все живое.

Н. ТАМРАЗОВ: Но это хорошо: значит, есть внутри что-то, что можно и нужно отсечь.

К. ЛАРИНА: Да, несмотря на такую легкость и, я не побоюсь этого слова, порхательность, внутренний стержень присутствует в этом человеке.

Н. ТАМРАЗОВ: Порхательность и легкость – это отдых. Это те промежуточки, в которые ты готовишь себя к прыжку. А вот то, что ты выше заметила, это прыжок. Это нужно быть собой, нужно показать, что «не одна я в поле кувыркалась».

К. ЛАРИНА: Но ты вообще такой боец, Коля, по жизни?

Н. ТАМРАЗОВ: Ну как тебе сказать – боец? Ты понимаешь годы, в которые я рос, понимаешь годы, в которые мне пришлось формироваться. За все пришлось драться, за все: за кусок хлеба, за стакан молока. Это вообще несбыточная была мечта. Даже за стакан воды чистой приходилось драться. Но драться не с точки зрения руки кому-то выламывать, засучивать рукава, а 15 раз делать то, что в нормальной жизни можно сделать один раз. И вот это все приучило к тому. Это правда: я ни разу не был в отпуске. Я не умею, у не знаю, что это такое. Вот у меня это не получится так просто лежать. Один раз мы полетели с сыном в отпуск на Мальдивы. Я чуть с ума не сошел через семь дней. Я смотрел восторженно…

К. ЛАРИНА: На женщин!

Н. ТАМРАЗОВ: На женщин – нет. Там не было красивых. Я люблю русских женщин, а там не было красивых. Я смотрел на восторженность и на сумасшествие своего сына, эти глаза: байдарки, шмайдарки эти. Мне это все осточертело все это через пять дней, и я не знал, как оттуда сбежать. Но я и не слишком перерабатываюсь. Я меняю образ жизни. Вот я профессор Академии искусств, профессор Университета культуры и искусства. Это – одна сторона работы. И вот когда они меня уже достают, что в глаза бы я их не видел, я занимаюсь тем, что работаю на «Эхе», что-то дела. На «Эхе». Я пишу пьесы, я сочиняю музыку, я наглый, как танк.

К. ЛАРИНА: Скажи, пожалуйста, по твоему ощущению: сегодня благоприятное время для творчества, для расцвета творческого в нашей стране, я имею в виду?

Н. ТАМРАЗОВ: Понимаешь, Ксенечка, вот ты сказала «в наше время». Я не думаю, что в наше время есть время. Мы больше находимся в безвременье, чем во времени. Вот у меня есть одна работа, интересная работа, на мой взгляд. Вот я человек с опытом, без каких-то болезненных амбиций. Я могу на то, что сделал, посмотреть со стороны. И уже как профессионал сказать другому Тамразову, прилично это или нет. И вот я, посмотрев со стороны на какие-то вещи, которые придумываю, пишу, вижу, что это довольно прилично, но это никому нельзя предложить, потому что это никому не нужно, потому что не нужно вообще.

К. ЛАРИНА: Ну почему?! Публика у нас любит развлечения, активно развлекается. Залы полные на всех концертах, юмористических особенно.

Н. ТАМРАЗОВ: Ксенечка, спасибо, что ты меня пригласила в гости. Я тебе расскажу одну вещь, которую никогда никому не рассказывал. Я очень скучный человек.

К. ЛАРИНА: Да ладно! Будешь рассказывать! А то я тебя не знаю!

Н. ТАМРАЗОВ: Это все я играю, чтоб не сдохнуть в этой жизни. Правду я тебе говорю: я очень скучный. Я пишу скучно. У меня несоответствие внешности и внутренности.

К. ЛАРИНА: То есть ты Гамлет по своей сути?

Н. ТАМРАЗОВ: Я Гамлет. Я первый человек в стране Советов, который сыграл Есенина. Не читал – а сыграл. Представляешь, при моей фактуре!

К. ЛАРИНА: Подожди, но ты ушел от моего вопроса. Сегодня благоприятное время для творчества? Не для тебя лично, а вообще для творчества как для предназначения?

Н. ТАМРАЗОВ: Нет! Творчество сегодня – это угодничество. Нужно кому- то в чем-то угодить, а художник не умеет угождать.

К. ЛАРИНА: Ну почему? Многие художники с удовольствием или без удовольствия, но угождают.

Н. ТАМРАЗОВ: Тогда можно задать вопрос: а художник ли? Понимаешь? Я тоже кусок хлеба зарабатываю, потому что угождаю. Ты думаешь, просто так дают кусок хлеба?

К. ЛАРИНА: Правильно ли я тебя понимаю, что если сравнивать это с советским временем, то тогда время для творчества было более благоприятное, несмотря на такой идеологический пресс сверху, на такое давление?

Н. ТАМРАЗОВ: Я не знаю тогда, почему в одно и то же время родились и существовали Глиэр, Хачатурян, Шостакович!

К. ЛАРИНА: Но вот ты одного Шостаковича назвал, и уже можно вспомнить все эти муки, которые человек терпел. И, кстати, и компромиссы, на которые он шел.

Н. ТАМРАЗОВ: Да, но в это время он не что-то делал, а он великое делал. Вот как это сопрячь? Время жуткое, время отвратительное. Кантата о Сталине звучала каждые 24 минуты 24 часа. Ты маленькая была, не помнишь, но я помню, куда воткнули товарища Сталина: детская колыбельная песня «Ты не увидишь ни горя, ни муки, доли не встретишь лихой. Спи, мой воробышек, спи, мой сыночек, спи мой звоночек родной. Даст тебе силу, дорогу укажет Сталин своею рукой»… Уже впихнули даже в колыбельную песню.

К. ЛАРИНА: Но мы далеки уже от этого сейчас.

Н. ТАМРАЗОВ: Вот это и есть безвременье. Но тогда ведь мы проморгали сколько времени после войны! Европа сказала: давайте, пойдем все вместе. А мы сказали: мы сами с усами. Вот и проусачились. Люди побежденные живут в 15 раз лучше, чем победители. А сегодня победитель еще в тех пиджаках ходит, ан которых в 1945 ордена одели. Сегодня они с железными зубами ходят. Не стыдно это стране? Не стыдно власти? Ты говоришь: трудно – не трудно. Не знаю, когда безвременье ничего не клеится.

К. ЛАРИНА: Мы серьезный разговор затеяли. А почему тогда (тоже вопрос, на который ответ трудно дать) общество это терпит, почему оно никак не проявляет своего несогласия?

Н. ТАМРАЗОВ: Выхожу в Театр эстрады с программой и там…

К. ЛАРИНА: Они же с удовольствием потребляют то, что им дают!

Н. ТАМРАЗОВ: Вот смотри, Ксенечка, выхожу в Театр эстрады, веду программу одну какую-то большую и сам делаю номер музыкальный. Я пишу музыку, сочиняю какую- то придумываю, я сочиняю стихи. И я пою романс. Правда, замечательный. Когда-то администратор Нани Брегвадзе сказал: такой романс, мы так переживаем… И вот по тексту с тем, что происходит сейчас в стране. Там есть такая строчка: «Когда в овраге ветер на ночлег устроится, умолкнет скрип колес и лай собак шальных, став на колени пред иконой бабы молятся за то, чтоб не было голодных и больных». И заканчиваю я все это: «Да услышит Господь их молитвы…». Красивая музыка, тишина в зале. Три хлопка… После этого я тут же в хвост пою: «Жизнь без женщин ни туды и ин сюды: без коня телега, речка без воды». Это тоже моя песня, которую я сочинил для спектакля «Смеются женщины». Но это такой порожняк в сравнении с тем, что я сделал. И – овации! И я сколько хочешь раз иду на поклон, сколько хочешь раз выхожу и дурачусь, и кланяюсь, и еще могу таких спеть 20.

К. ЛАРИНА: Вопрос: Николай, тогда, может быть, правы были большевики, когда загоняли работниц колхозов, фабрик и заводов на концерты классической музыки? И чтоб не пикнули! Чтоб сидел полный зал и слушал!

Н. ТАМРАЗОВ: Загоняли! Я приехал в Корею, привез фестиваль. Я тебе расскажу потрясающую историю.

К. ЛАРИНА: Это какой год?

Н. ТАМРАЗОВ: Это еще конец советской власти. Я режиссер большущей фестивальной программы. И у меня в программе пермский балет. Ты знаешь, это знаменитая школа пермская. И в программе па-де-де из «Лебединого». Выходит красавица-девочка и ее замечательный партнер. Весь зал до единого человека опустил не только глаза, но и головы

К. ЛАРИНА: Очи долу, да?

Н. ТАМРАЗОВ: Да, до долу. Опустили не только очи, но и голову тоже. И вот ребята оттанцевали не только па-де-де, но и адажио, две вариации. Это – финал, минут 15-17 номер. И вот 15-17 минут сидел зал с опущенными глазами.

К. ЛАРИНА: Но молчали же, ничего! Никто же не выскочил из зала и не закричал: «Позор! Мурку давай!»

Н. ТАМРАЗОВ: А кто же имеет право?! Раз приехал этот коллектив, раз приехал этот фестиваль, значит товарищ Ким Ир Сен дал отмашку. Но самое парадоксальное, что это мы, я рассказываю тебе о нас. Тогда я увидел нас в 50-х. Вот сидим мы с опущенными глазами. Вот я тебя не вижу. И мне задают вопрос: а красивая Ксения? Но как я могу сказать, красивая Ксения ил нет, если я ее не вижу? Но я кричу: «Ах, какая она обворожительная!». А когда они ушли со сцены, я с закрытыми глазами скандирую. С опущенным лицом.

К. ЛАРИНА: То есть все равно, что съезд, что «Лебединое озеро»?

Н. ТАМРАЗОВ: Конечно!

К. ЛАРИНА: То есть все равно это была имитация?

Н. ТАМРАЗОВ: Да, это все была игра, имитация. А почему лопнуло?

К. ЛАРИНА: Почему?

Н. ТАМРАЗОВ: Потому что никто в это не верил. Никто! Ты поверь мне, члены Политбюро все крутили пленки Высоцкого на своих дачных участках.

К. ЛАРИНА: «Меня к себе зовут большие люди, чтоб я им пел «Охоту на волков»»

Н. ТАМРАЗОВ: Да. Понимаешь? Вот и все! Ты знаешь, я с Володей близко соприкасался, мы с ним много объездили по стране.

К. ЛАРИНА: Как ты относишься к тому, как сейчас Высоцкого интерпретируют, как его в праздничной упаковке подают?

Н. ТАМРАЗОВ: Ты знаешь, это уже кто ни попадя стал делать. Это нельзя.

К. ЛАРИНА: Вот ты говоришь – нельзя, а с другой стороны, хоть как-то популяризировать его песни.

Н. ТАМРАЗОВ: Это все вылезет в результате в то, что станет пошло. Нельзя такими пропорциями! Нельзя! Ведь смотри, когда я захлебнулся поэзией? Я много знаю, читать могу много вслух. Только плюнь в мою сторону - я могу столько наговорить стишков.

К. ЛАРИНА: «Не образумлюсь! Виноват!».

Н. ТАМРАЗОВ: Когда я почувствовал тягу к этому? Когда мы Есенина писали чернильным карандашом. Не ручкой даже, а чернильным карандашом.

К. ЛАРИНА: Потому что он был запрещен!

Н. ТАМРАЗОВ: Он был запрещен, да его и купить негде было. А Бабель! . Когда мы стали читать Бабеля, вдруг Бабель появился бог знает когда. И вот когда это все появилось – так это стало абсолютно неинтересным. И даже я не знаю человека, который любит поэзию: ну ладно, завтра. Потому что завтра есть возможность. А тогда была возможность только сейчас. И когда я сказал своим студентам: листайте любую страницу Есенина, и я со второй строчки читаю вам любое произведение. Они сначала меня стали проверять, сволочи! Думали, что профессор играет с ними, а он не играет, он по-настоящему все знает. Тогда они понимают, что в дерьме полном и говорят: «Ну, хорошо, Николай Ишуевич! А зачем все это вам?». И мне ответить было нечего, потому что это «зачем» у меня только в душе.

К. ЛАРИНА: А на твой взгляд, это проблема наша, российская? Хотя нет, я вижу, как там развивается и современное искусство, и классическая музыка. А у нас? Несравнимые же вещи, да?

Н. ТАМРАЗОВ: Ксенечка, когда я первый раз приехал в Америку…

К. ЛАРИНА: Извини, я просто хочу закончить. Ведь бегут же не просто потому, что там денег больше платят, а потому что там такое количество публики, которым необходимо выступление пианистов, виолончелистов, скрипачей, вокалистов.

Н. ТАМРАЗОВ: Понимаешь, когда я первый раз приехал в Америку, я тоже был восторженно настроен на эту страну, на этих людей. Но тогда у нас было 3-4 канал, а у них 100-115. и я дергал эти кнопки, нажимал-нажимал. И на каждом канале я видел, как швыряют торт в лицо. И это вызывает смех. Я у Чаплина отсмеялся на торте в лицо. И больше не смеялся.

К. ЛАРИНА: Но в итоге у нас сейчас торт в лицо. Образно выражаясь…

Н. ТАМРАЗОВ: Минуточку! Я говорю к чему? Мы сделали подобие тех людей, которые мне были неинтересны. Когда я увидел, как пятый раз швырнули торт в лицо, мне стало неинтересно. Ни публика американская, ни нрав американский, ни высота нравов их, ни суждения - мне это стало неинтересно.

К. ЛАРИНА: То есть мы сейчас достигли их уровня?

Н. ТАМРАЗОВ: Нас туда и привели.

К. ЛАРИНА: Догнать и перегнать Америку!

Н. ТАМРАЗОВ: Вот по этому поводу мы в полном порядке, да.

К. ЛАРИНА: Николай Тамразов в нашей студии. Мы сейчас слушаем выпуск новостей, а потом продолжаем нашу творческую встречу. И дальше обязательно обратимся в вашим вопросам. Я вижу, что поступают вопросы на смс +7-985-970-45-45. Может быть, и телефон включим, посмотрим: 363-36-59.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Продолжаем программу «Сотрудники». Напомню, что сегодня вы слышите и видите на нашем сайте в интернете моего замечательного коллегу, старшего товарища Николая Тамразова!

Н. ТАМРАЗОВ: «Не побоюсь этого слова».

К. ЛАРИНА: Да, не побоюсь этого слова. Это как раз такой ветеран. Хотя нет, у нас уже более молодые и я сама уже ветеран.

Н. ТАМРАЗОВ: Ксения, пройдут годы, и ты на этом деньги будешь зарабатывать, говоря: я его знала.

К. ЛАРИНА: Да! Рядом сидела! Между нами был только пульт – и все…

Н. ТАМРАЗОВ: Анекдот ходил. Старик один выпивал пиво и что-то не поделили, и кто-то хотел его кружкой по голове. Товарищ подходит и говорит: не бей его, он Ленина видел!

К. ЛАРИНА: Кстати, были у нас и такие, которые Ленина видели. Я вспоминаю: у нас в гостях был Борис Ефимов! Это было потрясающее ощущение! И он рассказывал, что видел Ленина.

Н. ТАМРАЗОВ: А Борис Ефимов старше Ленина, наверное.

К. ЛАРИНА: И ты сидишь и разговариваешь с человеком, который Ленина видел, с Лениным разговаривал и беседовал! И был не ребенком уже в ту пору.

Н. ТАМРАЗОВ: Ну хорошо! Вот ты сидишь со мной. А мне говорят: ну, подумаешь, он ведет программу «Бабник». Люди не понимают, что возраста не бывает. Вот я совершенно убежден в том, что возраста нет.

К. ЛАРИНА: Да уж! Тебе до Зельдина еще далеко, рядом с Зельдиным ты мальчишка просто. Пацан.

Н. ТАМРАЗОВ: Абсолютный пацан. Как Рина Зленная говорила: «Не страшно умирать! Страшно, что в карауле будет стоять Тусузов».

К. ЛАРИНА: Тусузов – это персонаж, о котором уже никто не знает, кто это. Это актер Театра сатиры, который дожил, по-моему, лет до ста. А сейчас говорят по-другому: «Не страшно умереть – страшно, если про тебя сделает программу Виталий Вульф». Сегодня такие шутки в ходу.

Н. ТАМРАЗОВ: Давай уйдем, Ксения, от этой дурацкой темы.

К. ЛАРИНА: Но у нас серьезные вопросы. Первый вопрос от Александра Сергеевича Пушкина. Прямо сразу тебе задаю. Он нас сейчас слушает.

Н. ТАМРАЗОВ: «Однажды в студеную зимнюю пору»…

К. ЛАРИНА: К нашему разговору, к первой части, мне кажется, что вопрос не праздный: «К чему стадам дары свободы? // Их должно резать или стричь. // Наследство их из рода в роды // Ярмо с гремушками да бич». К чему стадам дары свободы? – спрашивает у Николая Тамразова Александр Сергеевич Пушкин.

Н. ТАМРАЗОВ: К чему?

К. ЛАРИНА: Да. Нужна ли эта свобода?

Н. ТАМРАЗОВ: Ты понимаешь, когда-то у птички спросили: птичка-птичка, чего ты поешь? – Знала бы - не пела бы. Если б знали эти стада, к чему им эта свобода! Слово «стадность» отрицает свободу. Поэтому эти два момента не стыкуются. Если ты в стаде, то уже свобода для тебя не существует ни в каком варианте. Я говорю своим студентам, которые сегодня плохо учатся и мало посещают: вы знаете, что такое образование? Образование – это штука где вы будете получать меньше ворюг, где вы будете подчиняться ворюгам, которые наворовать успели или сами успеете стать ворюгами…

К. ЛАРИНА: Хорошее образование сегодня – это гарантия того, что тебя не обманут.

Н. ТАМРАЗОВ: Образование ваше будет низкое и вам не останется ничего делать, кроме как воровать. Но, знаете, есть у настоящего, хорошего образования одно преимущество: вы может маленькой, узкой тропинкой идти по этой жизни, но – своей. А если вы будете необразованным человеком, вам не суждено даже тропку себе протоптать. Вы будете ходить в стаде. А раз стадо – оно и есть стадо.

К. ЛАРИНА: Вот ты рассказываешь эти вещи. А вот эта тяга к стадности свойственна людям малообразованным, невежественным.

Н. ТАМРАЗОВ: Нет. У меня бабушка была с тремя классами церковно-приходской школы, но я и сегодня пользуюсь ее афоризмами, ее высказываниями, ее мудростями.

К. ЛАРИНА: Тогда кто сбивается в стада?

Н. ТАМРАЗОВ: Лень и жадность. Вот это две вещи, которые губят Россию. Жадность и лень. Отсюда прорастают все недуги.

К. ЛАРИНА: Еще зависть, еще стремление к легкому успеху.

Н. ТАМРАЗОВ: Это все прорастает оттуда. Раньше говорили: на трех китах земля стоит, на трех черепахах, на трех слонах. Ну, давай еще придумаем третий. Как только ты не можешь встать, не можешь протянуть руку, не можешь дернуть кого-то из петли – как ты рассчитываешь, что тебе кто-то подаст руку? Я за то, чтобы мы были все холуи. Чтобы мы холуили друг перед другом. Вот я пришел в твой ресторан – ты передо мной холуй. Ты пришел ко мне на бензоколонку – я перед тобой холуй.

К. ЛАРИНА: Но как-то слово не то.

Н. ТАМРАЗОВ: Не то слово.

К. ЛАРИНА: Мы все-таки другое подразумеваем.

Н. ТАМРАЗОВ: Другое, да. Но я не говорю о холуйстве низком. Я говорю о том, что должен понимать ответственность. Коль я предлагаю нечто, я этому нечто должен отвечать. И вот тогда все станет нормально. Мы же создали общество людей. Я не политик, я в это не лезу, я занимаюсь другим, искусством. Но я же живой человек, я соприкасаюсь каждый день с той же ерундой, что и все другие. Мы создали общество людей, в котором эта категория – те, которым служат, а эта категория – те, которые служат. Но так же недалеко и до взрыва.

К. ЛАРИНА: Вот в этой двухъярусной системе нет никакой разницы, как ты это ни назови. Можно называть суверенной демократией, можно демократическим строем.

Н. ТАМРАЗОВ: Суверенная демократия – плохое слово.

К. ЛАРИНА: Давай вспомним любимую цитату Черчилля, что ничего лучшего мир не придумал. Но тем не менее вот это разделение на хозяев и холуев в самом гнусном смысле этого слова, удивительно. Я не очень понимаю, с чем это связано, почему это происходит так быстро. Почему был этот класс свободных людей, стремящихся к свободе. Я опять начинаю, как старая бабка, ностальгировать по временам 90-х годов. В ту пору, когда радиостанция «Эхо Москвы» только начинала свое вещание. Ведь казалось: такое количество устремленных к свободе людей! Не холуев, не хозяев, а именно свободных людей. Не подданных, а граждан. А сегодня – ты прав: чернь, толпа и бояре.

Н. ТАМРАЗОВ: Сами легли под это дело. Потому что лень-матушка. Пусть барин сам за меня думает. Я встречался в советское время в казахской степи, когда я много гастролировал, ездил. В казахской степи я встретился с одним председателем колхоза. Он был дважды герой социалистического труда. Мы с ним встретились в Караганде. У меня были концерты, а у них какое-то совещание. В гостинице мы ели за одним столом. И он мне рассказал, как его отца в 41-м году и всех немцев Поволжья выгнали в казахские степи и бросили на съедение животным, которые там обитали. И его отец собрал всех и сказал: ребята, у кого есть золото, у кого есть побрякушки? Давайте соберем и найдем воду, иначе помрем. И ему поверили, ему отдали все побрякушки (люди похватали тогда последнее). И он ушел куда-то с группой людей. Нашли механизаторов, заплатили им, дали побрякушки. Те притащили какие-то трактора, вырыли воду, стали строить из глины и воды кирпич, обжигали его. И когда в 1945 году пролетала авиация над этим местом, ни на одной карте этих шикарных населенных пунктов не было. И когда опустились и спросили, а что это, им сказали: а это мы. Они за эти пять лет, живя в землянках, выстроили дома ,сделали там рай земной. И тогда туда пришла советская власть и сказала: стоп, это мы. Понимаешь, да? Как сегодня: женщина носится с ребенком, понятия не имеет, куда его деть, а ребенок выходит на демонстрации. Пишет, в каком году будет институт заканчивать, у него очередь доходит в детский сад. И никому это не нужно. А как только исполняется ребенку 18 лет, родина кричит: ну-ка иди в армию, отдай долг! Какой же долг? Как же не стыдно родине, ничего не давая в долг, забирать.

К. ЛАРИНА: Скажи, пожалуйста, Коля, вот по твоим ощущениям, сегодня не все хорошо, да?

Н. ТАМРАЗОВ: Ну вот скажут: а что он передачу «бабник» ведет, если он скучный человек. А я предупредил.

К. ЛАРИНА: Какой же ты скучный? Ты пассионарий абсолютный!

Н. ТАМРАЗОВ: Нет, я грустный.

К. ЛАРИНА: Скажи, пожалуйста, на твой взгляд, понятие интеллигенции еще сегодня существует? Если да, то кого бы ты к этой социальной группе отнес?

Н. ТАМРАЗОВ: В моем понимании последним интеллигентом был Лихачев. Сейчас – я не знаю. Никого не обижаю.

К. ЛАРИНА: Чего не хватает у нынешних интеллектуалов, чтобы им стать интеллигентами?

Н. ТАМРАЗОВ: Честности. Врем. Все врем. Время снизу доверху, время сверху донизу. Все время. И красиво выступаем. И чем глубже мы врем, тем убедительнее мы это делаем. Лихачев и сахаров. Лихачев, как мне кажется, был последний. Я не вижу никого, не могу назвать.

К. ЛАРИНА: Николай Тамразов в нашей студии. Я обращаюсь к вашим вопросам. Во-первых, здесь очень много наших слушателей, которые помнят твои старые передачи, которые, как я уже сказала в начале, составляют «золотой фонд» радиостанции «Эхо Москвы»: «Радиомолодушка». Не скучаете ли вы по «Радиомолодушке»? – спрашивает наш слушатель Олег.

Н. ТАМРАЗОВ: Я не скучаю. У меня есть передача на канале ВКТ. Она называется «Воскресный чай». Я приглашаю людей и в их присутствии рисую их портреты. «Молодушка» была, когда я сидел за столом и вспоминал портреты людей, с которыми мне пришлось пройти по этой жизни. А здесь я, глядя на Ксению Ларину, у которой я в гостях, рассказываю вам, какая она. Вы ее только внешне видите. А я ее знаю с каких-то еще других сторон. Так что я скучать не скучаю, потому что у меня этот процесс продолжается.

К. ЛАРИНА: «На ваши концерты часто приходят молодые люди. Как они относятся к вашему творчеству?» - спрашивает Валерий.

Н. ТАМРАЗОВ: Знаете, это вопрос не ко мне. Это вопрос к молодым людям. Они бы посмотрели и вы бы их потом поймали: как вам Николай Ишуевич со своей брюзгой, не устали? А я не отвечу.

К. ЛАРИНА: Тогда я переформулирую вопрос. Как тебе та субкультура молодежная, которая сегодня существует? Ты же не можешь ее не замечать. Она же есть, из всех щелей, из всех дырок.

Н. ТАМРАЗОВ: Я тебе скажу: они хотят, чтобы мы были лучше. Мы плохие. Мы на них гоним телегу какую-то непонятную. Они лучше, чем мы о них думаем. Только мы не даем пример. Надо давать пример, надо жертвовать собой. Надо вытащить то, что у тебя в кармане, в душе лежит и бросить. Может быть, прорастет. Конечно, стопроцентно не прорастет, где-то и асфальт. Но где-то же и чернозем. Молодежь у нас приличная. То, что она ленивая, это мы виноваты. То, что она «доллар-доллар-доллар», это мы виноваты. А могла бы и Пушкина, и Чехова, и кого хочешь, если бы мы не были виноваты.

К. ЛАРИНА: «А правильна ли поговорка, что каждый народ достоин того правительства и той жизни, которой живет?» - спрашивает Сергей.

Н. ТАМРАЗОВ: Нет, не права. Я в это не верю, потому что любой народ приходит один раз, никто дважды не приходит жить. И чем народ честнее, тем он имеет хуже правительство. Так было, так есть, так будет. Вы обратите внимание на всю историю России великой. Когда у нас был хороший царь? Да никогда. А почему? Да потому что у нас верующий народ. А вот народ воспрял бы, вскинул бы веру – не приведи Господь! Вот тогда бы плохих царей не было, потому что народ был бы такой наглый, что мог бы голову снести прямо в любом месте. А когда народ добрый, когда народ верующий, когда народ теплый, хоть к ране приложи, - вот отсюда и появляются сволочи правители.

К. ЛАРИНА: Коля, все-таки учитывая твой путь творческий, как я понимаю из твоей биографии, все равно там в какой-то момент было два пути. Либо остаться в нише творческой и заниматься тем, чем ты предпочитаешь заниматься всю свою жизнь. Либо пойти по пути администрирования. Из советских администраторов вырастают, как мы сегодня наблюдаем, достаточно успешные менеджеры, бизнесмены, а то и олигархи. Ну, был такой выбор перед тобой?

Н. ТАМРАЗОВ: Ксенечка, я первый человек в стране, который сделал кооперативное предприятие и назвал его «Русский романс». И когда ко мне пришел мой приятель и предложил мне большую программу, чтобы мы на базе этого «Русского романса» сделали. А они мне перечислят деньги. А тогда помнишь, какие длинные деньги были? «Мы тебе перечислим деньги, 500 тысяч». А 500 тысяч я тогда даже представить не мог: что это за деньги! Зарплата была 60-80-100. А вдруг посыпались. Но, ты понимаешь, надо откатить сразу заместителю начальника этого, заместителю начальника того. А цены растут каждый день. Я говорю: подожди минутку, давай проведем мероприятие. Вы сейчас хотите все получить откаты, а у меня к концу мероприятия на транспорт не хватит! Я говорю: нет, я не подписываю. Но я уже подписал договор. И если бы это был не мой приятель, я бы уже сидел в тюрьме. Я порвал договор. И сказал: нет, не буду. Моя приятельница из города Горького приезжает ко мне и говорит: ой, я знаю, что у тебя есть предприятие, давай сделаем программу в Горьком, проведем большого, областного масштаба. Мы тебе перечисляем 1,% миллиона, но надо откатить этому в Горком, этому туда. Я говорю: подожди минутку, цены растут, у меня не хватит на транспорт, их же надо везти в Горький. Она говорит: понимаешь, Коля, надо сначала… И я порвал второй договор. Подошел к иконе, перекрестился. И печать у меня до сегодняшнего дня валяется. И я ничего себе не позволили. Я сказал: это не для меня.

К. ЛАРИНА: Не смог переступить эту заповедь «не укради»?

Н. ТАМРАЗОВ: Не смог. Не мог. А я не умею. А чего укради? У партнера фразу? У меня в жизни ничего не было. Ну, укради… Я в театре работал – что я украду? Ну вот я у тебя фразу украду…

К. ЛАРИНА: Что тоже немало. Украду твою реплику.

Н. ТАМРАЗОВ: Да, реплику.

К. ЛАРИНА: По твоим ощущениям, Коля, меняется ли слушательская аудитория? Ведь у тебя есть с чем сравнивать. Скажи правду.

Н. ТАМРАЗОВ: Меняется и в худшую сторону, к сожалению. Мы с тобой зацепили уже этот момент, когда жизнь без женщин не туды и не сюды. Это шлягер. Но нельзя же жрать одни пирожные. В конце концов надо и то, на чем будет организм расти.

К. ЛАРИНА: Ну, видишь, у нас народ требует все время позитива.

Н. ТАМРАЗОВ: Позитива требует? Ну пусть и жрет этот позитив. Он когда-нибудь с этим позитивом…

К. ЛАРИНА: Подавится.

Н. ТАМРАЗОВ: Ну, не подавится, но, во всяком случае, отрыгнется ему неслабо.

К. ЛАРИНА: Ну, хорошо, ты это понимаешь, ты это ощущаешь на себе. Но ты все равно соблюдаешь эти условия, ты поставлен в эти условия. Ты ж в этом жанре развлекательном, как ни крути.

Н. ТАМРАЗОВ: Я имею то, что имею. Я имею свободу, абсолютную свободу. Я никому не подчиняюсь. Никому. Я имею право на выражение собственного мнения. Я народный артист, профессор, я человек, которого пригласили. Я человек, не который пришел наниматься. Мне мама моя сказала: сыночек, иди туда, где тебя ждут, не ходи туда, где тебе хочется. И я никогда никуда не хожу, куда мне хочется. А есть разные мест, ты же понимаешь. Я живой человек: хотелось бы ради любопытства. Но я туда не хожу. И вот меня пригласили. На «Эхо Москвы» меня пригласили. 20 лет, слава Богу, с дня основания «Эхо Москвы». Ну, не с дня, а со времени основания «Эхо Москвы» я здесь, с вами. Меня пригласили на телевидение, меня пригласили на «Авторское телевидение». Мы много лет, ты помнишь, с Матвеем Ганапольским были в программе «Детектив-шоу». А раз меня приглашают – я свободен. Я свободен, я никому не подчиняюсь. И в этом мое счастье. Я правда многое себе не позволяю. Я обожаю есть чеснок, но я его не ем, потому что знаю, что это неприлично. Я обожаю мороженое, но я ем мороженое только тогда, когда у меня дня четыре есть, чтобы ничего не делать.

К. ЛАРИНА: Какой ты мужественный и стойкий человек!

Н. ТАМРАЗОВ: Я не стойкий!

К. ЛАРИНА: А по-крупному? На какие компромиссы ты идешь, в чем ты себя ограничиваешь?

Н. ТАМРАЗОВ: Ни в чем. Нет. Ни в чем. Я живу вольно, свободно, размашисто, по-хулигански. Я люблю хулиганить. Я не серьезный человек. Я захожу в магазин с женой. У меня в магазине в супермаркете играет музыка. Я захожу с женой. Видят, что немолодой человек. Я подхожу к девушке-продавцу и говорю: слушайте, пойдемте потанцуем. Она так открыла на меня глаза! Немолодой мужик с женщиной, с женой. Ну пойдем, потанцуем, что, музыка зря играет? Какого черта она звучит здесь? Идемте танцевать! А она смотрит на меня как на идиота. Люди закомплексованы! Ну найди что-нибудь ответить. Ты же понимаешь, что не матом к тебе обращаются. Понимаешь, загнали куда.

К. ЛАРИНА: Какой-то у нас получается сегодня грустный разговор. Но я надеюсь, что музыкальный фрагмент, который мы поставим в финале нашей передачи, будет пооптимистичнее. Единственное, что скажи сам, что это будет.

Н. ТАМРАЗОВ: Я когда-то сделала такой проект с композитором Александром Петренко «Коля-параллелепипед». Я не признавался в том, что это пою я. Много лет это было неизвестно. Ну а потом пришлось расколоться. Это мы придумали такого человечка, который поет все подряд. Он пел арию Кармен. Все песни о любви. Простой человек, говорит на удобном для себя языке: ну русском и украинском вперемешку. Для него все, что ни поется, все «пэсня про лубов». Вот так он разговаривает. Но таких людей я видел. Но он крайне талантлив с точки зрения звучания. И я постарался звучать там по-настоящему, вокально. Иосиф Давыдович Кобзон поломал мне всю карьеру вокальную вышел диск Коли-параллелепипеда. И он его весь скупил и говорит: я езжу и как сувениры раздаю. Поэтому меня страна как певца и не знает. А для того чтобы страна узнала, я пою!

К. ЛАРИНА: Николай Тамразов в программе «Сотрудники».

ЗВУЧИТ «ЛЮБИМАЯ МУЗЫКА НАШЕГО СОТРУДНИКА»