Татьяна Фельгенгауэр - Сотрудники - 2008-04-18

С. БУНТМАН: Добрый вечер! Сергей Бунтман ведет передачу, что вы и видите сейчас, только для этого и включается камера сюда, по эту сторону пульта. Мы ведем веб-трансляцию нашу. И у нас Татьяна Фельгенгауэр, которую я вам сейчас покажу. Как я не люблю этот телек! Вот это любопытно. Телек, которым мы с вами периодически выступаем, в разное время…вообще, как явление. Ты любишь телек, нет?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Добрый вечер, друзья. Люблю телек.

С. БУНТМАН: Любишь?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В общем, да. Но не такой. Я не знаю, это же нельзя назвать даже телеком.

С. БУНТМАН: Почему? Это веб-трансляция.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Веб-трансляция мне не нравится. Я сразу говорю!

С. БУНТМАН: Ну что ты! Это почти кино!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я теперь просто весь эфир буду думать о том, чтобы на стуле не крутиться, в носу не ковыряться…

С. БУНТМАН: Крутись и ковыряй! Ради Бога! Как раз это показывают, что не фотография, а живое. Как в кино раньше, руками махали, чтобы показать, что это не фотография. Знаешь, фильм 1908 года.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что-то слышала.

С. БУНТМАН: Хорошо! Теперь слушаем про тебя.

ЮСТАС – АЛЕКСУ

Характеристика на сотрудника радиостанции «Эхо Москвы» Фельгенгауэр Татьяну. Агентурный псевдоним трудно выговариваемый и недоступный. Была завербована ещё в нежном подростковом возрасте совершенно сознательно. Агентурную деятельность начинала с монтажа и перемонтажа информационных материалов. Затем была переведена в корреспонденты. В последние полтора года периодически работает выпускающим редактором, более известным под названием «второй глаз». Кроме того, в настоящий момент заканчивает магистратуру Московского педагогического Университета им. В.И. Ленина по специальности социология политики. Агент Фельгенгауэр коммуникабельна, легко ранима, чем, собственно, и пользуется для достижения поставленных ставкой целей. Характер непростой, ненордический и непостоянный. Агент Фельгенгауэр не спортсмен и несемьянин, но фанатично предана футболу. В еде, одежде гламурно неприхотлива. В свободное от работы время наслаждается жизнью.

ЮСТАС

С. БУНТМАН: Отлично! Гламурно-неприхотливая Таня Фельгенгауэр. «Вы не родственница Эйзенхауэра» - пенсионер из США спрашивает. «Татьяна, а Вы не родственница военспеца? Фамилии, вроде, одинаково звучат».

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Военспец – это мой отчим, я сразу говорю. Мой Паша, как нежно мы его зовем, Павлик.

С. БУНТМАН: Это отчим, да.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я его вижу каждый день, между прочим, представляете, какое счастье мне выпало!

С. БУНТМАН: Отлично!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Он даже иногда со мной разговаривает!

С. БУНТМАН: И каждый раз тебе рассказывает Павел Фельгенгауэр про очередную мировую войну?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Конечно! Недавно писала небольшое досье по поводу договоров об ограничении стратегического вооружения. Он мне так помог! Очень полезно иметь дома военного обозревателя! Всякое может произойти.

С. БУНТМАН: Это чудесно! Когда ты работала в монтажке, это было.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да! Какие-нибудь новости… «Нам нужен комментарий военного эксперта. Отлично! Таня, позвони домой!»

С. БУНТМАН: Таня, а как ты из дома пришла сюда?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С тем же самым Фельгенгауэром это все произошло. Правда. Когда сыпятся вопросы доброжелательные, нежные и очень милые, что вот, папа привел. Да, привел, собственно, после 10 класса, мне было 16 лет. И это было летом, мне очень хотелось чем-то полезным заняться. И как раз Паша сказал, что вроде Алексей Алексеевич, он… Кстати! С Алексеем Алексеевичем вы думаете, мы просто так связаны? Нет! Я училась в школе. Где он преподавал!

С. БУНТМАН: Это ты у нас в школе, что ли, училась?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, было такое со мной. У меня он не преподавал, он преподавал у моего старшего брата.

С. БУНТМАН: А в это время мы там занимались…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы все тесно повязаны!

С. БУНТМАН: Ты была в 875-ой?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да! Я тут не одна такая из 875-ой школы!

С. БУНТМАН: Нет, из 875-ой есть, да.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И после 10-го класса я сюда пришла, надо сказать, что когда мне было 16 лет, выглядела я лет на 13. И Алексей Алексеевич строгим взглядом меня окинул и сказал, что тут не детский сад, давай, есть определенное время, если ты научишься делать то, что нужно, то ты останешься, если нет – то приходи, когда подрастешь. Кстати, в отличие от многих сотрудников, попала я не в референтскую службу, как обычно начинается работа на «Эхо Москвы», а сразу в монтажку, в службу информации.

С. БУНТМАН: Ты говоришь, что попала не в референтскую службу…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет! На самом деле, референтская служба – это очень хорошая школа. Для меня было бы не проблема поработать референтом. Я боюсь, правда, мне нервов не хватит и выдержки.

С. БУНТМАН: Но тебе хватает же нервов! Ты же работаешь теперь в таких передачах, где эти нервы нужны. Смотришь в этот экран…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я сегодня очень счастлива. Я сегодня не смотрю в этот экран.

С. БУНТМАН: Хотите верх ногами покажу вам экран, где все ваши писания? Вот видите? Не могу впрямую показать… Нет, могу. Вот так это выглядит. Не смотри туда, тебе вредно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, я периодически поглядываю. За сегодняшний эфир я постараюсь туда не смотреть.

С. БУНТМАН: Зато ты затеяла разговор со слушателями на сайте, который мы можем сейчас продолжить. Если вы будете звонить +7-985-970-45-45 и по телефону прямому 363-36-59 тоже можете звонить. Дальше! «МГПИ! Мой ВУЗ! Татьяна, я с Вами» - пишет Аня. Он правда им. Ленина?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Правда. На нем так и написано. Есть еще педагогический им. Крупской в Москве. Это другой ВУЗ. МПГУ – то же, что и МГПИ, он им. В.И. Ленина.

С. БУНТМАН: Понятно. Скажи мне, пожалуйста. Вот ты пришла в эту пресловутую нашу монтажку. Ты сидела, бегала, записывала, монтировала и т.д.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я сначала только телевизор смотрела, максимум, что мне доверяли в первое время – это отслеживать новости и если там были какие-то интересные и нужные для программы голоса, я их вырезала, монтировала. Позже уже начала работать с телефоном, поначалу можно было только корреспондентов из других стран заказывать, потом уже начались интервью. Это все было постепенно.

С. БУНТМАН: Когда ты в эфир первый раз вышла?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Первый раз вышла в эфир я около трех лет назад, как раз тогда у меня в институте была практика и я решила, что надо совмещать полезное с приятным и практику проходила на «Эхо Москвы».

С. БУНТМАН: И что из этого было полезное, а что приятное?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Приятное было то, что мне поставили «отлично» за практику. Полезное – то, что меня, действительно, здесь многому научили, потому, что я попала в корреспондентскую службу. Я ходила на опросы. Сама в эфире не звучала, но смотрела, как это всё происходит. И я точно помню, что впервые в эфире я прозвучала с совершенно замечательной пленкой, которая определила дальнейшую всю мою судьбу. Помните, было такое масштабное отключение в Москве, когда полгорода осталось без света, три года назад.

С. БУНТМАН: 25 мая 2005 года.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот. Так мы скоро будем праздновать годовщину моего первого звучания в эфире. На следующий день Интернет заполонили всевозможные шутки. Марина Королева делала тогда программу и она как раз попросила, там все корреспонденты были заняты, а у меня был опыт написания пленок. Она говорит: «Давай, Татьяна, собери шутки-прибаутки, весь этот фольклор, который попёр после отключения и сделай такую забавную, веселую плёночку». И это было 26 мая, три года назад. Я прозвучала в эфире.

С. БУНТМАН: Там было не очень забавно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, там было несколько смешных шуток.

С. БУНТМАН: Какие, не помнишь?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что-то там по поводу, снимали, были массовые съемки фильма «Ночной дозор-2», это всё-всё… Для меня это было очень интересно и неожиданно. Мне понравилось.

С. БУНТМАН: А что у тебя было самое сложное? Оговорки были? За что было стыдно? Ляпы и оговорки были?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ляпы, оговорки, конечно! У кого же не было ляпов и оговорок! Самый страшный был момент… Для меня самый страшный момент – это «зависнуть» в прямом эфире. Такое бывает. Вот ты зависаешь, и всё, повисла пауза, тут не до Станиславского, если ты уже… Надо говорить, говорить…

С. БУНТМАН: И как надо выходить, как ты считаешь?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это страшно. Надо срочно включать какие-то резервные генераторы и говорить хотя бы глупости, но звучать, чтобы не было молчания в эфире. Пусть придёт 38 сообщений «что за дуру вы посадили в эфир?» Человек просто уйдет с радиостанции, потому, что там тихо. И у меня был совершенно страшный момент, я выходила в прямой эфир с какой-то акции и уже было очень мало времени для подготовки и я зависла в прямом эфире. Я перечисляла, что было в руках у пикетчиков, лозунги, требования, транспаранты и я часть успела переписать себе в блокнот и зачитывала, цитировала по блокноту, а часть не успела и подумала, что повернусь к пикетчикам и прочитаю, что у них в руках. И ровно в тот момент, когда я поворачиваюсь, они все от меня отворачиваются.

С. БУНТМАН: Это нарочно, это флеш-моб был, Таня!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я была так поражена! Ну, ничего себе! Это ж как это они так все умудрились! И я зависла, наверное… Мне показалось, что я молчала минуты три. На самом деле, когда я вернулась в редакцию, мне сказали, что молчала я, наверное, секунд пять-шесть-семь. Но это очень много в новостях, в прямом эфире, это было страшно! Я ходила потом, это было на новостях у Саши Климова.

С. БУНТМАН: Ооооооооо!!!!!!!!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я ходила, извинялась.

С. БУНТМАН: Я себе представляю!!!!!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я ходила за ним хвостом и говорила: «Саша, прости меня, пожалуйста!»

С. БУНТМАН: Климов бурчал месяц, да?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С ним можно найти общий язык. Я поработала с ним на утренних «Разворотах» по воскресеньям и я поняла, что с Климовым можно легко найти…

С. БУНТМАН: Это только на «Разворотах» поняла?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А тогда было очень страшно.

С. БУНТМАН: Климов, такой суровый, очки на носу, кепочка…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: «Паника, паника»… Есть очень много сотрудников «Эхо Москвы», которых я по-прежнему боюсь.

С. БУНТМАН: Ну кто? Главный сотрудник…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Главный сотрудник «Эхо Москвы», да, безусловно. Есть ещё несколько. Много было экстрима. Совершенно была экстремальная поездка на поезде. Помните, был у нас такой заплыв от Калининграда до Владивостока. Мне достался сравнительно легкий участок пути, от Калининграда до Перми. Это было, конечно! Вот это было экстремально! Неделю пожить в поезде – это здорово!

С. БУНТМАН: Мне удалось только несколько дней.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мне достался первый, когда ещё никто до конца не понимал, что, собственно, мы делаем, потому, что у нас было задание, мы представляли, что мы должны в эфир выпустить, но на деле оказалось всё гораздо сложнее. Совмещать интервью, прогулки по городу, какие-то опросы своеобразные, встречи, чтобы и с чиновниками увидеться, и с простыми людьми поговорить, и город посмотреть, свою картинку составить, всё это уместить в достаточно небольшой промежуток времени и чтобы к концу поездки у тебя в голове каши не образовалось от предыдущих городов. Это было экстремально. Про город Ижевск я молчу.

С. БУНТМАН: А что такое?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это было продолжение нашей поездки. Я же потом пошла к Матвею Юрьевичу в программу «Своими глазами».

С. БУНТМАН: Да, там все, кто возвращался, если кто возвращался, шел к Ганапольскому в программу.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И он их добивал. Нет, Матвей Юрьевич очень мне помог. Я имела неосторожность сказать, что мне не очень понравился город Ижевск, после чего началась массовая кампания против меня в Интернете. Это было очень тяжело. Но я там отбивалась, как могла. Так до конца, по-моему, не отбилась. Когда меня хотят напугать, говорят: «Что, Таня, в Ижевск давно не ездила?» А это, надо сказать, город нашего вещания, поэтому я теперь очень осторожна.

С. БУНТМАН: А почему он тебе не понравился?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, не понравился мне этот город! Он мне оказался не близок, мне в нём было неуютно.

С. БУНТМАН: А как ты считаешь, ты поехала в эту поездку, город тебе не понравился. Ты взвешивала, что здесь не понравилось Тане Фельгенгауэр и что важно для наших слушателей? Именно то, что тебе город не понравился и то, что ты там увидела или что-то объективное.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Там был целый комплекс всего. Честно, мы с ребятами, с Сашей Урджаном, корреспондентом RTVi, мы провели в Ижевске почти сутки. Мы его неплохо исследовали, мы встречались с разными людьми, с местными журналистами, единственное, что это было воскресенье и с чиновниками встретиться не удалось. Но мы с людьми на улицах постарались поговорить и сами по городу погуляли. Ну вот… Может и есть там какая-то необъективность, потому, что я это воспринимаю через себя. Но с другой стороны, это была программа «Своими глазами».

С. БУНТМАН: Все-таки, ты об этом думала, да?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. Для меня это очень тяжелая тема получилась в итоге, потому, что невозможно абстрагироваться от собственных ощущений, невозможно. Во всяком случае, может быть я недостаточно профессиональна, может быть, у меня не было достаточно времени, чтобы изучить какие-то проблемы этого города, но я выдала то…

С. БУНТМАН: И предпочла не врать.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. А что мне говорить? «Ой, как всё здорово и замечательно!» Ну, зачем? Вообще, мне кажется, что прямой эфир не терпит лжи. Ну, напортачил что-нибудь – скажи честно!

С. БУНТМАН: А в записи, значит, можно?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, любой эфир не терпит лжи. Нажал не на ту кнопку, говори: «Ой, я дурак! Я нажал не на ту кнопку. Извините, я первый раз за пультом». Это, кстати, у Лари Кинга тоже я читала в книжке, очень интересной, он написал, как брать интервью и разговорить кого угодно. Как он первый раз попал в эфир прямой, тоже он рассказывал, что для начала надо просто, чтобы слушатель оказался в той ситуации, в которой ты. «Я первый раз перед микрофоном, на мне первый раз наушники, я первый раз вижу эту технику, так звезды сошлись, что я сейчас в эфире и должен вас как-то развлекать»

С. БУНТМАН: Самое главное – что делать второй раз?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вот ко второму разу надо подготовиться.

С. БУНТМАН: Вооот!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Главное, чтобы это не превращалось в систему, безусловно. На ошибках собственных нужно учиться. Я, во всяком случае, стараюсь это делать. Не знаю, получается или нет.

С. БУНТМАН: Андрей спрашивает: «А Вы не пробовали приносить пользу нашей стране не бестолковой трепотнёй на этой станции, а реальными делами, физическими, умственным трудом? Не ответите?». Вот ты добрая, ты и отвечай!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я не добрая.

С. БУНТМАН: Нет, почему!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я не претендую на доброту.

С. БУНТМАН: «Таня очень добрый человек. Всегда она очень доброжелательна со звонящими в эфир, независимо от того, насколько они грубы. Это признак внутренней силы». Вот давай, внутренней силой отвечай Андрею, пожалуйста. Я помолчу.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Андрей, я могу красить заборы. Не знаю, у Вас есть забор какой-нибудь, который надо покрасить?

С. БУНТМАН: Я знаю, что ты там напишешь!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, нет! Покрасить. Расписать-то его, знаете, каждый может!

С. БУНТМАН: Я представляю, в какие цвета ты его покрасишь!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Между прочим, это очень хорошие сочетания цветов. Мне кажется, всем бы понравилось!

С. БУНТМАН: «Татьяна! За кого болеем?». Тут есть люди, которые не знают.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: За московский «Спартак» я болею. И не только я, могу честно сказать.

С. БУНТМАН: Ну, конечно. Сейчас скажут… Я бы иначе и не пригласил в эфир.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Конечно! Я так и знала, Сергей Александрович, что Вы меня неспроста позвали в «Сотрудники», одной из первых.

С. БУНТМАН: Как ты понимаешь, я в «Сотрудники» с разбором приглашаю.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: У нас все по блату! Только так.

С. БУНТМАН: Кто бы сомневался. Да. Суровая жизнь. «Мы сидим в закрытом дворе и смотрим тебя» - Ваня, Лара и Вова.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Замечательно! За что ещё можно сказать спасибо радиостанции «Эхо Москвы»? За то, что это место подарило мне очень много друзей.

С. БУНТМАН: Новых.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Новых друзей, да. Вот Лариса Ясногородская, Ваня Кузнецов, Марат Березов, все эти люди делали радиостанцию «Эхо Москвы».

С. БУНТМАН: Да.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И делали здесь очень много полезного.

С. БУНТМАН: Можно я им передам привет?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте!

С. БУНТМАН: Ребята! Я вам передаю привет!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сергей Александрович делает вот так!

С. БУНТМАН: Я потрепетал пальцами. Начинается… «Ижевск – самый клевый!»

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот видите, мгновенный отзыв.

С. БУНТМАН: Ну, конечно. Валерий считает, что правильно. Но самое главное, что это твои слова. Это самое главное. «Татьяна! Мне нравится, как Вы рассказываете. А что Вы можете сказать про мой родной город Улан-Удэ?»

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: К сожалению, в городе Улан-Удэ я не была, но мне кажется, что стоит туда заехать и посмотреть.

С. БУНТМАН: Кстати, и в Ижевск стоило ведь.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Конечно! Я считаю, что по России нужно путешествовать как можно больше. И у меня в ближайших планах еще раз, наверное, скататься в Казань, которая мне ужасно понравилась, еще хочу в Новосибирск, Екатеринбург и в Томск, как минимум, для начала. А то, что в Петербург я езжу примерно раз месяц…

С. БУНТМАН: Я думал, раз в сезон.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Раз в сезон… Кстати, к сожалению, в этом сезоне не получается с выездАми.

С. БУНТМАН: Ударение профессиональное. С выездАми.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А! Да, простите, это футбольный сленг.

С. БУНТМАН: Это профессиональное ударение. Я сразу сказал, чтобы здесь не кричали.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, простите. Сижу я на Б-6, кстати, если что.

С. БУНТМАН: Это ужасно. Мы, например, с Евгением Сергеевичем не решаемся туда пойти.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Там очень милые люди, там прекрасная атмосфера.

С. БУНТМАН: Я думаю, но мы туда не решаемся. Вернемся к нашей работе. Я только хочу напомнить, что сейчас у нас идет веб-трансляция, которую многие смотрят и вы можете задавать вопросы. +7-985-970-45-45. И настало время телефонные звонки подключить, 363-36-59. Если вы хотите, конечно, позвонить и задать вопрос Тане Фельгенгауэр. Ты слышала, у нас здесь вопросы бывают очень своеобразные.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я слышала неоднократно.

С. БУНТМАН: Поздний вечер.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что говорить… Весна!

С. БУНТМАН: Да. Посмотрим, что будет осенью. Так… «На Ваш взгляд, что такое счастье? Что Вы цените в человеке больше всего и что Вы никогда не простите?»

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я думаю, что нет вещи, которую никогда не простишь. Такой вещи, по-моему, нет, которую невозможно не простить. Что такое счастье? Есть несколько, наверное, основных компонентов. Это возможность реализовать себя, это бесконечное количество желаний и целей, которых ты добиваешься, это любовь, это семья. Не знаю… Для каждого человека своё. Для меня – семья, любовь и цели, которые я себе ставлю и которых я добиваюсь. Я надеюсь, что эти цели у меня будут появляться все новые и новые. Корявенько! Не подготовилась к такому вопросу.

С. БУНТМАН: Надо было, как на конкурсе «Мисс Вселенная». Я хочу, чтобы был мир во всем мире! Вот так надо говорить!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да! И, конечно же, чтобы был мир во всем мире. Да! И ещё – никакого мирового голода! Ну да… Для начала достаточно, я думаю.

С. БУНТМАН: А честно говоря, шутки в сторону, тебя волнует то, что тебе приходилось записывать? Понятно, что ты ведь попадала во всевозможные тяжкие моменты.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ох, тяжких моментов было очень много. И, конечно, пропускаешь через себя ту информацию и те новости, которыми занимаешься и новости эти бывают разными, сталкиваешься с разными человеческими историями, они тебя трогают. Но тут важно понять, что помочь всему миру невозможно. Я, как журналист, я считаю, делаю достаточно для помощи каким-то людям, но помочь всем невозможно. Какие-то вещи меня очень трогают. Для меня, например, самое тяжелое – писать про детей. И какие-то социальные вещи. Если что-то случается. Меня это трогает очень сильно. И мне очень тяжело про это писать. Но я понимаю, что об этом надо говорить и как раз этим я могу кому-то помочь, если я об этом расскажу. И меня всегда очень возмущает какая-то несправедливость, которой, к сожалению, вокруг полно. Но, в тоже время, очень часто бывает, что в эфир звонят люди и говорят: «Я инвалид». У нас с Сакеном Аймурзаевым был такой случай, когда мы вели летом дневной «Разворот», позвонил человек, сказал, что он инвалид, ветеран войны, ему нужна помощь. И вот тут для меня это был тупик, потому, что я неопытный ведущий, я не знаю, как себя вести в этой ситуации. Но я знаю, что у меня есть программа, в которой заявлена тема и что я могу принимать звонки и разговаривать со слушателями узко, в рамках этой темы. И в прямом эфире, если заявлена тема, обсуждать проблемы конкретного человека, как и чем ему помочь, как ему собрать денег, я не могу, потому, что я, в первую очередь, ведущий конкретной программы. И приходится этого человека выключать. И тут же по смс, на пейджер, звонки раздаются, массовые возмущения: «Как вы можете, как вы смеете! Человек к вам обращается, а вы так поступаете!» Как в этой ситуации действовать, я не понимаю.

С. БУНТМАН: Это всегда очень сложно. Можно сто лет проработать и так и не понять, как в этой ситуации быть. Потому, что каждая ситуация разная. И когда человек просит о помощи, действительно, в прямом эфире, тут все разрывается, ты права, здесь непонятно, как поступить.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Во-первых, я отчасти понимаю, что чем конкретно я могу помочь, этому человеку, чем может помочь радиостанция или не может?

С. БУНТМАН: Выяснить…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы же журналисты!

С. БУНТМАН: Оставить телефон, как-то выяснить за кадром. А бывают люди, которые помогают, узнав по радио.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. Мне кажется, что это очень сложно и для меня всегда очень тяжелая ситуация, потому, что до конца я так и не поняла, как себя в этой ситуации вести. Я знаю, что очень многие ведущие оказываются в подобных ситуациях, когда приходят письма, когда раздаются звонки, когда приходят сообщения. Вот это очень тяжело, потому, что на каждом из ведущих огромная ответственность.

С. БУНТМАН: Да. Здесь спрашивают про «Эхо». Насколько демократично? – спрашивает Марк Дубровин. Потом буду принимать звонки. 363-36-59. «Насколько демократично «Эхо»? Вы говорили, что Вы сотрудник не самый младший, какое это поколение, начало 2000-х? Что Вы больше замечали, равенство или иерархию? В чем иерархию, а в чем равенство?»

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В чём иерархия, понятно. Мне кажется, при беглом прочтении любого интервью Алексея Алексеевича Венедиктова, в чем иерархия. В чем равенство. То, что, как это не странно, как бы кто не говорил про блат и всё, что угодно, но, действительно, любой человек может попасть на «Эхо Москвы». И любой человек может стать в линеечку с другими корреспондентами, например, и сделать очень многое, и добиться очень многого. Вот в этом равенство, потому, что людей воспринимают изначально одинаково, им предоставляют равные возможности. Если ты рвёшься, если ты просиживаешь здесь по 18 часов и говоришь: «Давайте то, давайте это», фонтанируешь идеями, то ты многого добьешься.

С. БУНТМАН: А про иерархию, она же каждый раз разная. И в каждой ситуации разная иерархия. Есть общая, от главного редактора, должно же все это управляться.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Конечно!

С. БУНТМАН: Но когда ты «второй глаз», я тебе звоню и говорю: «О чем бы нам сегодня написать «Реплику»?» Я тебе звоню, как начальнику всей сегодняшней информации.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Есть еще какая-то дополнительная, внутренняя иерархию, например, в службе информации. В каждой службе есть своя иерархия.

С. БУНТМАН: Я тебе говорю, что по нечетным я зам. главного редактора, а по чётным я «Реплику» пишу.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здесь очень сложно, потому, что один и тот же человек может быть представлен совершенно в разных качествах. И если там сегодня я подойду к Вам и буду просить у Вас подписать тему следующей программы и сказать, что это интересно или это не интересно, то завтра уже я буду говорить, что, Сергей Александрович, вот это интересно, а это нет. В этом плане, конечно, тут всё очень запутано и сложно.

С. БУНТМАН: Конечно!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мне кажется, что люди, которые говорят: «Вот «Эхо» такое, «Эхо» сякое, вы там делаете то или не то», грош цена всем этим высказываниям до тех пор, пока человек не понял, как работает «Эхо Москвы», пока он изнутри это не увидел. Когда я слышу, что «вот, вы говорите только об этом и однобоко освещаете новости». Извините! Вы вообще, представляете, как работает служба информации? Что первое правило для нас – это получить обе точки зрения. Либо получить подтверждение официальное и потом собирать комментарии, либо, если какая-то спорная вещь, получить обе точки зрения.

С. БУНТМАН: Послушаем телефон. 363-36-59. Алло! Добрый вечер!

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер. А одних жидов только на радио берут?

С. БУНТМАН: Идиотов не берут, вроде вас. Вот как бы ты ответила? Я глупый, злой.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я бы не ответила.

С. БУНТМАН: А что бы ты ответила?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я не знаю. Разве вот это требует ответа? Сергей Александрович…

С. БУНТМАН: Время позднее, мне далеко тянуться до этой штуки… Я его лучше пошлю.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Любой корреспондент расскажет, если вы работаете на улице, митинг, уличный опрос, у вас микрофон с кубиком «Эхо Москвы»…

С. БУНТМАН: Ооооо!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: …вот таких вопросов услышите 38 миллионов. Поэтому реагировать на них, я считаю, что у меня есть, чем еще заняться.

С. БУНТМАН: Слушаем дальше. Алло! Добрый вечер!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мне кажется, никто не хочет со мной разговаривать, я этого не переживу.

С. БУНТМАН: Алло! Добрый вечер!

СЛУШАТЕЛЬ: Алло! Меня зовут Александр.

С. БУНТМАН: Вы нам из Петербурга звоните?

СЛУШАТЕЛЬ: Совершенно верно. У меня такой вопрос, личный, может быть…

С. БУНТМАН: Пожалуйста. Я затыкаю уши.

СЛУШАТЕЛЬ: Фамилия Ваша, она имеет какие корни? Английские, немецкие, происхождение…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я хочу открыть страшную тайну, это мой псевдоним. Это фамилия моего отчима и это немецкая фамилия. Моя настоящая фамилия, это тайна за семью печатями, она гораздо короче и проще.

С. БУНТМАН: А я не знаю…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Кстати, никто не знает. С фамилией получилось смешно. Из-за того, что меня сосватал на «Эхо» мой отчим, Павел Фельгенгауэр, тут вот все…

С. БУНТМАН: Получила кличку.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да! У меня получилась такая короткая кликуха – Фельгенгауэр.

С. БУНТМАН: Ёмкая!

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. Я тут так и прижилась. Фельгенгауэр и Фельгенгауэр. Отличная разминка для всех ведущих. И когда уже встал вопрос о том, под какой фамилией я буду выходить в эфир, когда меня уже брали в корреспонденты. Мы решили, что Фельгенгауэр – это так уж я прижилась. И надо сказать, что очень немногие знают, что это не моя настоящая фамилия.

С. БУНТМАН: Нет, я правда, как она звучит, я совершенно не знаю. Так! Смотрите, вот говорят про «простить». «Таня, - пишет Андрей, - а разве можно простить убийц детей Беслана, например?» Когда ты говорила, что можно простить, что угодно. Нет такой вещи, которую нельзя простить.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. Вы знаете, я не беру на себя функции судьи, чтобы кого-то обвинять или не обвинять. Есть люди, которые вызывают у меня сильные негативные эмоции. Но не мое дело их прощать. Прощают не люди. Это мои такие ощущения, может быть, они глупые, наивные, детские. Конечно, в порыве ты можешь сказать, что всех расстрелять, всех убить! Мы делали недавно новости, связанные с похищением и с убийством детей, это страшно! И люди уже говорили о том, что смертная казнь – это отличная штука и ты в порыве скажешь, что да, это так! Но на секунду остановиться и подумать, и ты поймешь, что ты не имеешь права брать на себя эти функции. Ты просто человек и никто больше. Не надо брать на себя функции Бога.

С. БУНТМАН: Таня, вот ты завела разговор про то, когда ты блог завела.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, там было волшебно!

С. БУНТМАН: Тут же завела разговор про Гарри Потера. Там был футбол и Гарри Потер. И здесь спрашивают: «Правда ли, что ты любишь Гарри Потера?»

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Правда. Как это доказать? Пару заклинаний произнести?

С. БУНТМАН: Да нет! Не надо! Нет! Никаких палочек волшебных, все убираем.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Действительно. Люблю.

С. БУНТМАН: Сергей из Тюмени: «Можно ли с помощью неподконтрольных власти радиостанций, доступных на всей территории страны сформировать из народонаслеления России граждан России?»

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да.

С. БУНТМАН: (Смеется)

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Приходят такие смс-ки. Ответ – да!

С. БУНТМАН: Мне это очень напоминает вопрос корреспондента газеты «Правда» товарищу Сталину. Там такой же по сочетанию и объему.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В чем смысл жизни.

С. БУНТМАН: Алекс спрашивает: «А если бы Вы были Богом?» - это все про прощение, это очень как-то задело многих.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я даже думать не хочу об этом, потому, что я человек.

С. БУНТМАН: Володя раскрыл, какая твоя фамилия. «Сайт «Одноклассники» - зло». Ты так считаешь?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я не считаю, что сайт «Одноклассники» зло, потому, что он для многих людей оказался очень полезен. Я там бываю достаточно редко, но бываю.

С. БУНТМАН: Я тоже так считаю. Я с тобой согласен. «Познавшему Бога, - пишет нам Стивен, - Гарри Потер омерзителен». Вот скажите это дьякону Андрею Кураеву. Когда ему задали вопрос про Гарри Потера, он сказал: «Если кто-нибудь мне скажет, что в седьмой книжке, встану и уйду!»

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, споллеры – это страшная вещь.

С. БУНТМАН: А «познавшему Бога» - пафос омерзительный. Как ты относишься к пафосу?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот это я не люблю. Вы знаете, что меня больше всего раздражало в предыдущих программах «Сотрудники»? То, что каждый почти сотрудник сказал слово «мэтр». Вот честно, меня подташнивает от слова «мэтр», потому, что от него разит пафосом.

С. БУНТМАН: Мээээтр.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это же ужасно!

С. БУНТМАН: Да… Милимээээтр. Правильно Марк вспомнил… Сантимэээтр. Да…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Пафос – это ужасно. От этого надо избавляться. Бывает такое. Я за собой замечала. Иногда ты пишешь какой-то материал и на тебя накатывает такая волна, сейчас я распишусь! Потому думаешь, чего это меня… «Остапа понесло». Всё. В корне всё убивать! Никакого пафоса. Это потому, что это ужасно. И абсолютно не к лицу ни журналистам, да никому! Ну что это… Это несерьёзно. Кроме пафоса, это ж так, оболочка, тьфу, и нет ее.

С. БУНТМАН: А есть журналисты, которые тебе по-настоящему нравятся? Я тоже, честно говоря, больше читаю в Интернете.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я Панюшкина люблю. Я его очень люблю! Я люблю его слушать, несмотря на то, что у него небольшие проблемы с дикцией, он слегка заикается.

С. БУНТМАН: Ну и что?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Его совершенно прекрасно можно приглашать в эфир, потому, что это человек, который захватывает тебя и не отпускает! Я обожаю его читать, слушать, в общем, Панюшкин – форева!

С. БУНТМАН: Панюшкин замечательный. «Таня, а почему «Бренд» закрыли?» - Светлана.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С «Брендом» вышла достаточно сложная история. Это была программа очень милая моему сердцу, очень близкая мне. Поэтому для меня было очень сложно принять это решение. Мы с Мишей Кедровским долго думали, думали, думали и в итоге решили, что программу надо закрывать. Она не может быть бесконечной. Это изначально задумывалось, как цикл передач. Мы и так провели больше передач, чем мы рассчитывали.

С. БУНТМАН: Хотя брендов много на свете.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, много. Но, опять же, программа пошла вверх, она достигла пика, она была классная! На самом деле, она была очень хорошей. И для меня это было волшебно, например, сидеть в студии с практически всеми топ-менеджерами дома «Шанель», которые приехали из Парижа открывать выставку. И они все вот здесь и мы с ними говорим об истории величайшего бренда. И вот они все рядом! Это же замечательно! Это так интересно! И так жаль, что всего час! Хочется говорить об этом бесконечно! Не хотелось, чтобы программа катилась вниз и медленно умирала. Это неправильно, это было бы некрасиво по отношению к слушателям, которые привыкли получать качественный продукт. Мы исчерпали отчасти свои возможности, потому, что были некоторые проблемы с приглашением гостей. Не все хотели идти. Где-то споуксмены, они там, где-нибудь, например, компания Сваровски в Австрии. Один споуксмен и он в Вене. И всё. Никак его не выцепишь в Москву. Это очень грустно, но без гостя – это уже не то. Потому, что он представляет эту историю. Так что, долго думали, думали, но, все-таки, решили, что наверное, проект закончен. Ну, вот… Мне было очень хорошо с этой программой, я надеюсь, что слушателям она тоже очень нравилась.

С. БУНТМАН: Ну, никто не помешает, если появится похожая идея, сделать что-нибудь подобное.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, конечно.

С. БУНТМАН: Сейчас что делаешь? «Каковы Ваши творческие планы?»

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Помимо того, что я корреспондент и периодически выпускающий редактор, я веду «Разворот» по воскресеньем и мы с Ашотом Насибовым делаем программу «Назад в будущее». Она идет месяц всего, но мне кажется, что это достаточно успешная программа, по-моему, она нравится слушателям, как мне кажется, мы с Ашотом сработались. Миллион интересных тем, миллион интересных гостей и я надеюсь, что мы сейчас только-только разгоняемся. Мы сейчас будем всё шлифовать, шлифовать, что-то там дорабатывать, что-то придумывать и я надеюсь, что всё будет здорово с этой программой. Она ещё проживёт долго и счастливо. Вместе с нами.

С. БУНТМАН: Только не надо говорить «и умрет в один день с нами».

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Умрет она, наверняка, в один день, но без нас.

С. БУНТМАН: Нам намекают уже, я думаю, что видят, что пришла Марина Королёва, уже намекает. Знаешь, как «заведение закрывается». Смотрит на часы. Всё. Вы это видите. Скажи что-нибудь хорошее слушателям, если можешь.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Счастья вам, дорогие мои. И будьте добрее.

С. БУНТМАН: Хорошо. Это Таня Фельгенгауэр. Это программа «Сотрудники», которая у нас возобновилась, возродилась. И следующий сотрудник у нас Андрей Гаврилов. Через неделю вы с ним познакомитесь. Счастливо всем!