Личный приём - 2021-03-01
И. Воробьева
―
21 час и 5 минут в Москве, 23:05 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Традиционно эта программа выходит из двух городов, из двух студий, но сегодня Евгений Ройзман здесь у нас в студии. Добрый вечер.
Е. Ройзман
―
Здравствуйте. Всем привет.
И. Воробьева
―
Меня зовут Ирина Воробьева. И мы будем с вами здесь до конца часа рассказывать истории личного приема Евгения Ройзмана и обсуждать последние новости самые важные.И еще в этой программе, как мы вам уже и обещали, мы будем собирать от вас ваши предложения для мерча – это сувенирная одежда или какие-то предметы от нашей программы «Личный прием». И в связи с этим просим вас подсказать нам, какие фразы, реплики Евгения Ройзмана вам больше всего нравятся из нашей программы и которые вы хотели бы поместить на футболку, толстовку или какой-нибудь другой предмет. Мы будем дальше все это разбирать. Для тех, кто пишет нам в чате, чтобы я могла эти сообщения как-то видеть, пожалуйста, пишите до этой реплики слово «МЕРЧ». Для тех, кто пишет в СМСки, можете этого не делать. В СМСках я разберусь.
Все, поехали. Смотрите нас на Ютуб-канале «Эхо Москвы». И там же пишите в чате. Про Навального поговорим. Вот сейчас мы как раз у Александра Плющева, у новостника нашего, точнее, который сегодня на новостной смене, уточняли, что ФСИН так и не сказал нам официально, что Навальный направлен именно в ту колонию, про которую сейчас все рассказывают.
Е. Ройзман
―
Если честно, я считаю, что это одна из составляющих пыток, когда человека отправляют на этап, и ни его жена, ни его адвокат, ни его родственники не знают, куда его направили, где он находится, и доходят только разные слухи по тюремной почте. Россия издавна такая каторжанская, тюремная страна. И вся эта почта действительно налажена. И у всех есть где-то знакомые. Но официального заявления ФСИН до сих пор нет. Во-первых, я считаю, что это незаконно. А во-вторых, это просто некрасиво и не по-мужски вот так вот отыгрываться на пожилых, на близких, на женщинах, на детях. Недостойное абсолютно поведение.И что меня задело. Когда слухи пошли, что Навальный будет во Владимире на ИК-2, началось: «Какие профессии может освоить Навальный? Он пекарем может стать, швеей, может там еще что-то». Послушайте, Навальный останется Алексеем Навальным. Какой бы там ни был режим, вы знаете, я хочу вам сказать, что зеки – народ такой, они понимают много больше, чем принято думать об этом. И уважение к личности, уважение к личному мужеству присутствует везде, а в тюрьме и в лагере оно присутствует особенно. Навальный он и есть Навальный. И так и будет.
И я хочу сказать, что администрация любой колонии всегда к таким зекам относится с повышенным вниманием. Да, будет множество ограничений. Но они не позволят там ни шагу в сторону никому, потому что это слишком серьезно, и за этой ситуацией наблюдает весь мир.
И. Воробьева
―
Тут еще помимо того, что все обсуждают, какую профессию может освоить Навальный в тюрьме, периодически обсуждают, например, некоторое будущее, в котором, возможно, Алексея Навального просто забудут. Это возможно?
Е. Ройзман
―
Смотрите, на самом деле, да, повестка какая-то новостная живет совсем недолго – день, два, три. Но здесь не новостная повестка. Здесь судьба человека. Здесь очень сильный человеческий поступок, который произошел на глазах у всех. Такие вещи не забываются.Ну и надо обратить внимание, как ведет себя международное сообщество. Сегодня было очень сильное выступление двух спецдокладчиков ООН. Спецдокладчик – это достаточно серьезная должность, уважаемая должность. И одна из спецдокладчиков – это специалист по внесудебным расправам, по внесудебным казням, второй – специалист по свободе слова. Спецдоклад был достаточно жесткий. Выступление их было достаточно жесткое. Это была пресс-конференция.
60 дней назад, 30 декабря, они направили в Россию официальным властям список вопросов. В частности, очень простые вопросы. Поскольку международное сообщество вправе считать, что российские власти причастны к покушению на Навального, пожалуйста, ответьте на ряд вопросов. В частности, где видео с камер наблюдения? Куда делась одежда Навального? Ну и так далее. За 60 дней ответов не было никаких, причем демонстративно. Поэтому спецдокладчики ООН сегодня собрали пресс-конференцию, сказали, что есть все основания полагать, что власть России принимала непосредственное участие в этом покушении. И рекомендовали ООН проводить расследование.
На самом деле, это идет такая очень жесткая подводка к международным санкциям. На мой взгляд, юридические обоснования готовятся. И конечно, ничего хорошего от этого не будет.
И. Воробьева
―
Да. Те, кто хочет почитать поподробнее по поводу спецдоклада… Действительно, они там назвали отравление Навального зловещим предупреждением критикам Кремля. В общем, там есть полный текст. Найдете во всех СМИ. Это правда легко найти. Нам уже присылают довольно много реплик Евгения Ройзмана. Я, честно признаться, сейчас с большим удивлением смотрю на эти фразы, потому что оказалось, что их довольно много. Это не просто фразы «все будет хорошо», а там много всего. Я все собираю.
Е. Ройзман
―
Я надеюсь, все приличные.
И. Воробьева
―
У нас в эфире – да. Мы же говорим про то, что было в эфире, а не то, что было у тебя в Твиттере. Поэтому все в порядке. Про прием давай поговорим.
Е.Ройзман: Навальный останется Алексеем Навальным. Какой бы там ни был режим
Е. Ройзман
―
Да. Слушайте, мы в этот раз что-то подбили, посмотрели. у нас за обычный пятничный прием под 400 обращений, причем обращения со всей страны. Просят из Иркутска обратить внимание на пыточную колонию в Иркутске, с Ярославля обратить внимание, что пыточная колония в Ярославле. Там с Шиеса написали: «У нас ситуация такая. 4 февраля на Шиесе разгромили форпост последний, где люди оставались». Ну, под шумок, пока вся эта история с Навальным. Думали, по-тихому пройдет, никто не заметит, потому что все отвлечены.В ответ 22 февраля на Шиесе собралось огромное количество народу, приехали отовсюду – и с Котласа, и с Сыктывкара, и с Архангельска. Восстановили все пункты, восстановили все форпосты. И люди сказали, не уйдут до тех пор, пока не будет закончена рекультивация. То есть отнеслись очень серьезно. Судя по всему, они считают, что котласская полиция прикрывала там каких-то нанятых гопников, частные охранные фирмы. И думали, что все будет по-тихому.
Ничего подобного. Люди возмутились. Там 35-градусный мороз. Поставили несколько теплых палаток. Уходить не собираются. Снова все наладили, снова подъезжают люди, снова подвоз продуктов, горючего и так далее. Эта история не заканчивается. Конечно, молодцы. Свою землю надо отстаивать.
Ну и хотел сказать, конечно, что много всего происходит. Ну вот о таких вещах, которые меня задели. У нас был такой в городе старый художник Валера Можаев. Ему под 80. Он спокойный мужик, не пьющий. Но, видимо, давление высокое. Инфаркт был у него, инсульт был небольшой, говорит уже так с трудом. Он в свое время продал квартиру свою. И дочь говорить ему: «Папа, ты мне деньги отдай, а я тебя пропишу у себя. Ну и живи у меня».
Он ей все деньги и отдал. Прошло какое-то время, и она решила квартиру продать. Он даже об этом не знал. И он об этом узнал, когда его пришли выселять. Его пришли выселять. Он начал сопротивляться, вызывать полицию. Но каждый раз полиция приезжает, а злодеи, которые его пытаются выкинуть из квартиры, уже ушли. И найти их не могут.
И вот однажды он из дома вышел, пришел, а там стальная дверь. У него адвокат. Вгрузились всерьез. Начали заниматься этим. И было решение суда в его пользу. Ладно, у него есть знакомые, где-то переночевать, перекантоваться. Решение суда в его пользу есть, а в квартиру он вернуться не может – дверь стальная стоит. Но мы сейчас пробуем ему помочь, договариваемся. Я думаю, что найдем способы.
Но меня удивляет другое. Он, как Король Лир, попал в такую ситуацию. Причем мужик-то хороший. Мы его все знаем. 80 лет практически человеку. Ну, людей в принципе испортил квартирный вопрос и россиян, в частности. И в больших городах это проявляется особенно. Представьте себе. Человеку под 80. Ему осталось совсем немного. Это родная дочь. Какие угодно между ними могли быть вещи, но так поступать нельзя.
Есть старое русское слово «доупокаивать», то есть до конца быть со своими старшими, чтобы все сделать по-честному. В деревне это совсем по-другому выглядит. У нас была одна женщина. У нее мать обезножило. Дома надо было ухаживать. Она запировала. Ну и в результате у нее мать вот так померла. Дак с ней в деревне не здоровались. Говорили: «Знаешь, у тебя мать-то не в чести померла». И вот просто не здоровались в деревне из-за этого. Город, конечно, скрадывает такие вещи. Ну вот в данном случае вот такая история у нас произошла. И мы все сейчас за ней следим.
У меня еще был один случай с приема.
И. Воробьева
―
То есть есть шанс в этой истории как-то помочь?
Е. Ройзман
―
Все, суд встал на его сторону. И мы сейчас техническую часть решаем. Уже сегодня связались со всеми. Попытаемся вселить. Но насчет вселения я вам скажу. Мы однажды столкнулись. Ситуация настолько показательная. Я рассказ об этом написал когда-то. Женщина жила с мужем. У них был свой дом на улице Ярославской. Это на Уралмаше близко к лесу. Хороший дом с участком на две части разделенный. У нее было две дочери. Одна вышла замуж, уехала во Владимир. А другая дочь вышла замуж, осталась там. Муж нерусский, из другого круга, с другими понятиями.А у нее была возможность. Она работала в столовой. И ей дали комнату в общаге. И она жила в комнате в общаге, а дом уступила дочери с мужем. Они там обустроились, жили. А потом пришел момент. Ей уже за 60. Ее начали из общаги выселять и говорят: «Знаешь, у тебя дом есть. Извини, нам тут людям жить негде». Она вернулась домой и вдруг видит, что ей не рады. Родная дочь и ее муж ей не рады. Ее домой не пускают. Она пришла к нам и говорит: «Слушайте, моя родная дочь меня не пускает в дом. Мне жить негде».
Мы занялись, прошли через суды, и суд постановил ее вселить. А как вселить? Там дверь-то закрыта, не пускают. Пришли судебные приставы, договорились, срезали дверь, ее пустили. Она пришла домой, заняла какую-то комнатку в том доме, который она с мужем своим строила. А потом пошла в магазин, пришла, а там другая дверь стоит. И все, ее снова не пускают. И невозможно каждый день приводить туда судебных приставов, участковых, чтобы спиливали дверь и ее пускали обратно. Вот просто родная дочь.
Она хотя бы уехала. Дочь позвонила из Владимира: «Знаешь что, у меня нормальный муж. Приезжай ко мне. Будешь с нами жить». Но она так плакала, потому что разом осталась без дочери. Вот такая вот история.
И. Воробьева
―
То есть она уехала ко второй дочери?
Е. Ройзман
―
Она уехала ко второй дочери. Как-то решилось. Но этот вопрос по-другому не решался никак. Они не хотели с ней делить ее дом. Была у зайца избушка – вот та самая история. Но то, что это происходит в отношении родителей – это не оправдывается ничем и никак.
И. Воробьева
―
К сожалению, как я понимаю, история когда из семейной превращается в судебно даже не знаю какую – это всегда очень тяжелые истории.
Е. Ройзман
―
Это очень тяжелые истории. И я уже говорил, чаще всего, как ни странно, судятся дочери с матерями. Тоже особенно часто сестры между собой и братья с сестрами. Братья между собой судятся реже. Сыновья с отцами судятся еще реже, то есть я практически не встречал. Матери с дочерями часто, а сестры еще чаще.
И. Воробьева
―
Я напомню нашим слушателям и зрителям, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом.
Е. Ройзман
―
А сын с матерью практически не встречал тоже ситуации.
И. Воробьева
―
Ну понятно, да. Мы ждем от вас предложений по цитатам из этой программы, чтоб мы могли сделать какую-то сувенирку приятную. И вы можете присылать ее в чат. Если присылаете, пишите сначала большими буквами слово «МЕРЧ» или в СМСках +7 985 970 45 45. Тут много уже есть. И я это все записываю, собираю. И потом мы выберем что-нибудь.
Е. Ройзман
―
Можно? У меня очень серьезная ситуация одна.
Е.Ройзман: В частности, где видео с камер наблюдения? Куда делась одежда Навального? Ну и так далее
И. Воробьева
―
Да. А можно я, прежде чем про серьезную ситуацию, расскажу одну очень короткую историю, как сегодня Евгений Ройзман приехал сюда в редакцию и перед программой прислал мне очень короткое видео, где наш Миша Бахтин, про которого вы все много знаете и которому мы все помогали, его гладят по бокам, а он немножко хихикает.
Е. Ройзман
―
А он лежит, всяко поддается под руками и гугукает. И очень довольный такой, веселый мальчик. И мы порадовались, посмотрели это видео. Мы не будем забегать вперед, потому что и родители, и мы все боимся спугнуть. Слава богу, пока все нормально. Дай бог. Всем огромное еще раз спасибо.
И. Воробьева
―
Это, конечно, очень приятно получать такие видео и фото.
Е. Ройзман
―
Да. Давайте у родителей спрошу разрешение. Если что, видео поставлю у себя, чтоб все посмотрели и улыбнулись.
И. Воробьева
―
Поехали дальше. Что там за серьезная история у вас?
Е. Ройзман
―
Слушайте, у нас очень серьезная история в Екатеринбурге. Она задела вообще всех. И она показала просто невероятный абсурд ситуации. Мы уже много раз говорили о том, что дела по педофилии зачастую бывают, на удивление, нелепыми. Мало того, если вдруг машина закрутилась, то уже все боятся человека отпустить. Ну и здесь уже просто произошел какой-то апофеоз.У нас был такой Ражев Николай Александрович. Он занимался спортивным ориентированием, занимался настольным теннисом. Причем и там, и там на высоком уровне. Чемпион Советского Союза еще был, по ветеранам очень сильно выступал. И он больше 50 лет с 67-го года работал с детьми. Работал детским тренером, преподавателем в школе. Его знает полгорода. Ему сейчас 83 года. Запомните эту цифру. Он в школе вел секцию настольного тенниса.
А там одна девочка ходила. И мама ее была против. И мама настаивала, что она не должна туда ходить. И вот пришла эта девочка во время тренировки и к тренеру подошла. Он говорит: «Знаешь, мама твоя не разрешала. Я тебя прошу, принеси записку от мамы, что тебе можно». Мама ее хотела в плавание отдать. Говорит: «Принеси записку от мамы, что тебе можно, и справку от врача». А девочке 10 лет. Она стала ходить всем мешать, ракетками кидаться. Он просто ее вывел. И все.
Девочка разозлилась, пришла домой, пожаловалась, что он к ней приставал и так далее. Его вызвали на допрос. Человеку 84-й год. Пожилой человек, который всю жизнь работал с детьми. Его вызвали на допрос. Он растерялся. Он никогда не был. И ему следователь говорит: «Знаете, формальность такая. Вы скажите, что потрогали ее. И домой идите». Он говорит: «Дак а как, если не было такого?» Он говорит: «Это формальность простая». Ну представляете, он разговаривает с человеком, которому 84-й год, который первых раз в жизни попал в милицию. Говорит: «Да формальность такая. Потому что иначе я буду вынужден вас задержать. Сейчас ремень снимайте, шнурки доставайте». Он перепугался и подписал то, что ему дали.
Следователь вызвал дежурного адвоката. Дежурный адвокат по назначению приходит, разобрался в ситуации и говорит следователю: «Вы что творите?» Этот перепугался мужик. Он говорит: «Дайте сюда. Я порву это. Я никогда бы так не сказал, если б вы меня не обманули». В это время следователь вызывает конвой, его уводят, и суд закрывает его, 83-летнего человека на 2 месяца отправляет в СИЗО. Адвокат по назначению возмутился. Чкаловский следственный комитет. Фамилия следователя – Баталов. Фамилия судьи Чкаловского суда, который принял решение – Кабанов. Человека отправляют в СИЗО.
Причем за него вступилось уже столько народу, говорят: «Вы что творите?» Родители учеников прибежали к адвокатам и говорят: «Мы готовы все поручительства писать. В жизни такого никогда не было. Вообще другой человек». Растерявшийся человек на 9-м десятке сидит в СИЗО просто так. Мало того, там уже совершенно точно понятно, что этого не было. Понятно всем. Но система обратно не отыгрывает. И сейчас это будет, конечно, огромный скандал, потому что все понимают, что человек невиноват.
Но у нас есть еще одна параллельная ситуация, которая развивается – это ситуация с аспирантом Каюмовым. Я об этом рассказывал. У него жена, тоже математик, собиралась уехать в Америку. Списалась с американцем, собиралась уехать. А у них дочка около 5 лет. И Каюмов начал спорить: «Я тебе не дам разрешение на вывоз». Тогда эта девушка, посоветовавшись, написала на него заявление, что он приставал к собственной дочери. И его закрыли. Но потом было такое давление. Там весь университет на ушах был. Его все знают. Его вынуждены были отпустить под домашний арест. И полтора года он – это было в 19-м году – не видит свою дочь. Полтора года его родители не видят свою внучку.
Но когда дело дошло до суда, в первом судебном заседании судья говорит прокуратуре: «Минуточку, это что у вас за обвинительное заключение? “В неустановленном месте неустановленное количество раз в неустановленное время”. Нет-нет, вы конкретизируйте». И прокуратуре обратно отдала. Вернули дело. Прокуратура вышла в суд, чтобы отменили это решение суда. На 16 марта назначен Областной суд. Мы следим за этой ситуацией.
Но у меня еще одно дело подобное. Петр Дьяченко, 34 года, парень с высшим юридическим образованием. Два мальчика: одному мальчику – 8, другому – 11. Из неблагополучной семьи. У них умерла мама. Видимо, выпивала и все такое. К ним пришли из опеки. И как-то эти мальчики начали рассказывать и дали показания на этого парня. Причем очень странные показания. Оба мальчика с трудом говорят, не до конца понимают, что говорят. Потому что когда видео допроса посмотрели, ну просто схватились за голову. Причем показания настолько противоречивые, нелепые. И опять же 5 раз, тогда-то тогда-то.
Парень разговаривает со мной и уже смеется: «Ну послушайте, у меня взрослая женщина. Я вообще не представляю, как это может быть. У меня в голове не укладывается такое. Но я понимаю, что если меня закроют, то это все, потому что дают сроки за это больше, чем за убийство». Адвокат сумел договориться – отправляли на экспертизу. И уже патопсихологи и полиграф сказали, что нет у человека ни малейших задатков ни к какой педофилии, никакой склонности.
Е.Ройзман: Россия издавна такая каторжанская, тюремная страна
И его, кстати, выпустили из-под ареста сначала под домашний арест, а потом ограничения некоторые (на 150 метров не должен приближаться к каким-то адресам). Вот такое дело у меня еще по одному – Петр Дьяченко. Это в Орджо находится. Орджоникидзевский суд будет рассматривать.
Ну и не надо забывать дело Романа Радыванюка, который сидит в Серпухове, который получил 12 лет по ситуации, где уже все сознались и сказали, что его оговорили. Но он 12 лет получил и уже, по-моему, 4 отсидел. Ну а дело Алексея Сушко, тренера по фитнесу, который просто сидел на диване. И таких дел, на самом деле, много. Я считаю, что это связано где-то с телевизором, где-то – еще с чем-то. И я считаю, что у нас сейчас дело вот этого Ражева Николая пройдет,83-летнего человека, и имеет смысл просто ревизию делать по таким делам, потому что много народу сидит не за что.
Но я хочу сказать еще одну очень серьезную вещь. Когда было дело Алексея Сушко, я звонил начальнику тюрьмы. Я говорю: «Понимаете, все знают, что парень ни в чем невиноват». Он говорит: «Мы будем смотреть, чтоб все было нормально». Мы с тобой вели передачу. После передачи нам позвонили люди и говорят: «Знаете, мы в лагере. Мы видим эту ситуацию изнутри». И поверьте, что зэки разбираются гораздо лучше, чем любой суд и любое следствие. Если бы он был виноват, это был бы другой разговор. Но все понимают, что человек сидит не за что. То есть вот такая вот история была.
И. Воробьева
―
Не применительно к этим случаям, но каждый раз, когда мы об этом говорим, нам каждый раз пишут сообщение: «Не думаете ли вы, что вы отмазываете преступников? Потому что одного отпустишь, а он потом, не дай бог, что-то сделает с каким-нибудь ребенком. Никто себе такого не простит. Может быть, в этом логика правоохранительных органов, которые вцепляются и не отпускают?»
Е. Ройзман
―
Слушай, вполне возможно. Но так можно просто всех закрыть на всякий случай.
И. Воробьева
―
Можно. Я напомню, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Мы сегодня работаем из Москвы, из московской студии, и поэтому вы слышите Евгения Ройзмана гораздо лучше, чем все прошлые разы. У нас пара минут до перерыва. Лучше какую-нибудь опять историю с личного приема. А после перерыва еще поспрашиваю по тем событиям, которые у нас происходят.
Е. Ройзман
―
Я хочу с личного приема одну историю рассказать. У меня отец в такую ситуацию попадал, и многие сейчас звонят. Появилось много фирм, которые обзванивают пожилых людей и говорят: «У вас пластиковые окна?» Они говорят: «Нет». – «Ну так мы сейчас придем и поставим. Мы завод-изготовитель. Мы сейчас сделаем со всеми скидками». И очень грамотно запутывают. А если говорят «у нас пластиковые окна», говорят: «Дак надо же профилактику делать – смотреть, резинки менять». И люди платят очень большие деньги, подписывают договоры на обслуживание. И эти уже не слезают. И очень много пенсионеров попадают в такую ситуацию. Там выплаты гораздо больше, чем у них пенсия.Я просто столкнулся сам. И мне звонят, пишут, просят предупредить людей, что вот эта окно-диагностика – это очень мутная история, и надо обязательно, чтоб кто-то присутствовал из тех, кто разбирается, если они уже пришли в дом.
И. Воробьева
―
Мы продолжим программу «Личный прием» буквально через несколько минут. Сейчас у нас будут краткие новости и небольшая реклама. Я напомню, что вы можете смотреть нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы», там же в чате писать свои вопросы, предложения, реплики и возмущения. А еще мы сегодня собираем реплики Евгения Ройзмана из этой программы для мерча. Те, кто не знает, что такое мерч, давайте будем называть это сувенирной продукцией. И еще номер +7 985 970 45 45 – это номер для ваших СМСок. А еще можно писать туда из Вотсапа и даже из Телеграма.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
И. Воробьева: 21
―
35 в Москве. Продолжается программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Традиционно эта программа идет из двух городов, из двух студий, а вот сегодня из одной студии, поскольку сегодня Евгений Ройзман здесь в Москве. Пока мы были на перерыве, как раз у нас в новостях была история о том, что все-таки не будут уголовно наказывать врачей за утерю наркотических лекарственных средств. Мы много говорили об этом, особенно когда была история с детским хосписом.
Е. Ройзман
―
«Дом с маяком».
И. Воробьева
―
«Дом с маяком», да. Но там вот эта история с «Домом с маяком» вскрыла большое количество историй, которые мы тоже, в принципе, знали, но они как-то были рассеяны по времени.
Е. Ройзман
―
Смотрите, существует нелегальный оборот наркотиков, существует легальный оборот наркотиков. Существуют оперативники, которые борются с нелегальным, а есть которые сидят на легальном обороте наркотиков. Они контролируют врачей и аптеки.И на самом деле, эта история началась далеко-далеко в Советском Союзе, когда у наркоманов не было никакой возможности и кололись только тем, что выдают обезболивающее раковым больным в терминальной стадии. Искали морфин, омнопон, промедол, вот это все. Причем исхитрялись подделывать рецепты, воровать у врачей. Ну, все что угодно. И поэтому в Советском Союзе было принято такое законодательство.
Потом времена изменились. Наркотики находят совершенно другим способом уже. Потом завалили героином и никому не нужен был ни этот морфин, ничто это. Можно было пойти и купить. Потом вся торговля перешла в интернет. И это откровенный рудимент, оставшийся от советской власти, который отнимает много времени, требует для оперов писать огромное количество бумажек, какие-то палки, им все время какие-то дела надо. И все это, конечно, ложится на врачей.
Е.Ройзман: Чаще всего, как ни странно, судятся дочери с матерями
Доходит до идиотизма. Пластырь «Дюрогезик». Я столкнулся с ситуацией, когда 100 метров нужно было перенести пластырь из онкоцентра до Госпиталя ветеранов всех войн. Министру здравоохранения звонили. 100 метров разницы. Человек умирал от боли. Не могли пластырь передать – по закону не положено, его сдавать надо. Поэтому я рад буду, если этот закон отменят, потому что он действительно очень нелепый и направлен просто против людей, против врачей.
И. Воробьева
―
Пока это все в стадии правительство внесли в Думу поправки в Уголовный кодекс. Но поскольку есть ощущение, что достигнут некий консенсус у них там по этому вопросу, будем надеяться, что внесет, и Дума примет эти поправки, и освободят медиков от этой уголовной ответственности, совершенно позорной статьи.
Е. Ройзман
―
Слушайте, историю серьезную расскажу. История, которая меня задела, которая получила продолжение. Мне написали люди и говорят: «Мы с Тюменского Севера. У нас проблема. У нас одна женщина в очень тяжелой ситуации – рак поджелудочной железы 4 степени, метастазы, уже умирала, сознание теряла. Перевезли в Москву. В Москве клиника, называется “Медицина 24/7”. И они говорят мужу: “Да все нормально. Мы ее спасем, мы ее вытащим”. А ценник – 200 тысяч рублей в сутки. Она в какой-то момент ожила, желтизна ушла, что-то начала говорить. Но 200 тысяч в сутки».И люди, которые пишут, знакомые с этой ситуацией говорят: «Понимаете, у нас ощущение, что мужа зомбировали. Они ему внушают надежду. Но когда 4 стадия, уже метастазы пошли, уже никаких шансов. А 200 тысяч в день где-то надо найти. Денег таких нет у нас. И мы понимаем, что это что-то не то». А ему каждый раз внушают надежду. Но каждый день – это еще 200 тысяч рублей. Там муж и его друг.
Я написал Нюте Федермессер. Нюта говорит: «Мы сейчас посмотрим». Они договорились. И она говорит: «Понимаешь, там ситуация такая. Есть ставят допамин. А когда ставят допамин, невозможно перевозить, нужен специальный реанимобиль». Ее перевезли в Первую Градскую, а потом забрали в Первый хоспис. Ну и муж там при ней. Ситуация такая. Все понимают. Там счет идет на дни.
В это время парень, одноклассник ее, говорит: «Я не собираюсь сдаваться, потому что хоть какой-то призрачный шанс есть. Я хочу его использовать». Я ему говорю: «Как?» Он говорит: «Я поеду. Я там пойду к Козицыну в Екатеринбурге, еще к кому-то, буду просить денег. Почему так: там, где видят шанс – деньги готовы давать, а там, где не видят шанс – деньги не готовы давать?» Я говорю: «Ну ты ж сам сказал. Вот так вот». Он говорит: «Но это несправедливо. А вдруг есть шанс». А я не могу сказать, что нету. Я говорю: «Делайте, боритесь до конца, пробуйте».
В общем, они ее снова хотят отвезти в эту клинику, где 200 тысяч в сутки. Денег у них нет. Ищут возможности. Сложнейшая ситуация. И я понимаю, что когда у меня доходит до дела, я буду тратить свою энергию на те ситуации, где я вижу какой-то шанс. Но я не имею права человека отговаривать, если он считает, что вдруг есть шанс. Но тоже, когда близкие у кого-то уходят, будут цепляться за последнюю надежду. Но вот те, кто знают, что надежд нет, и пытаются внушить эту надежду близким, получая по 200 тысяч в сутки с них – это нехорошая история. Посмотрим, как будет развиваться. Каждому бог судья. И я не берусь ни за кого судить.
И. Воробьева
―
И Нюта, кстати, много рассказывала о таких деятелях. И нужно, конечно, обязательно об этом помнить. Но в этом смысле карма прилетит обратно обязательно.
Е. Ройзман
―
Да. Слушайте, интересную историю расскажу. Мне позвонила моя знакомая хорошая, она живет в другой стране, и говорит: «Знаешь, у меня была учительница. Учительница очень хорошая, очень толковая. Всегда много учеников. И мы с ней не виделись лет 20. И она мне позвонила и начала рассказывать что-то нормально. А потом перешла к делу и говорит: “У меня плохие дела. Я тут переехала в поселок небольшой около Екатеринбурга. Денег нет”». Она ей говорит: «Ну чем помочь? Вы же умеете уроки вести. Давайте я вам куплю компьютер». Она говорит: «Да, да, давайте вот компьютер». Она говорит: «Все, номер карточки давайте. Я деньги пришлю».Дали номер карты, пересылает деньги. Через несколько дней: «Здравствуйте, я вот сын Анны Ивановны. Вы переслали деньги. Но там такого компьютера нет. Есть только на 15 тысяч дороже». Ну, пожала плечами. Закинула еще 15 тысяч. Проходит несколько дней. Снова говорит: «Здравствуйте, я сын Анны Ивановны. Знаете, он сломался. Нам надо еще столько-то денег починить». Ну и девчонка эта поморщилась немножко, деньги отправила, позвонила мне и говорит: «Слушай, мне не нравится эта история. Я вижу, что что-то не то».
Поселок городского типа. Я нашел главу этого поселка, позвонил. Я говорю: «Вы знаете Анну Ивановну?» Он говорит: «У нас ее все знают. Она хорошая тетка. Она приехала к нам, в школе преподавала. Все уважали». Я говорю: «Что там происходит?» – «А у нее, - говорит, - сын…что-то не в порядке. Судя по всему, игроман. Она из Екатеринбурга к нам переехала, судя по всему, потому что он все проиграл, что только можно было проиграть. Все спустил. И понятно, что она позвонила не потому, что ей надо, а потому, что он на нее насел. Ей самой неловко. Ходит от людей глаза прячет. И то, что она здесь оказалась, и то, что у нее бедственная такая ситуация – это целиком, конечно, история с ее сыном».
Но мы договорились, что он будет в курсе держать, чтоб посмотреть, где если что можно помочь. Ну вот такая история, которая меня задела. Досадная такая история. И ничего не стесняются такие люди.
И. Воробьева
―
Нас тут спрашивают про субботу. В субботу была очередная дата гибели Бориса Немцова. 6 лет. В Москве было очень много людей на мосту, очень много цветов было. И к счастью, московские власти не препятствовали, и всем удалось договориться, и все было нормально. Было бы, конечно, очень плохо, если бы как-то все иначе сложилось. И я на мосту в субботу встретила довольно много соратников Бориса Немцова и задавала им один и тот же вопрос. И этот вопрос я сейчас тоже хочу задать. Почему на мост вот уже какой год людей приходит не меньше, а с каждым годом все больше?
Е. Ройзман
―
Я думаю, что против Немцова очень сильно работала государственная пропаганда. Так же, как она работает против Навального. А потом проходит какое-то время, и дым развеивается, дым рассеивается, и люди начинают видеть яснее. И отходят на какое-то расстояние и с расстояния еще виднее становится. И многие поняли, что произошло. Немцова же просто зашельмовали. И вот этот фильм «Слишком свободны человек» – это действительно очень хороший фильм. И конечно, когда там в конце песня Макаревича, там люди плакали в зале.
Е.Ройзман: Страна меняется откровенно. Адвоката обязаны допускать с момента задержания
И. Воробьева
―
Я плакала.
Е. Ройзман
―
Да. Это очень хороший фильм. Его имеет смысл посмотреть, кто не смотрел. Но Немцова оболгали как могли и зашельмовали. Я понимаю, почему его боялись. Потому что из такой прямой совершенно оппозиции он был один из немногих, который способен был и управлять государством, и представлять Россию на международном уровне (с ним считались), ну и просто мощный, сильный, интеллигентный человек был с большим опытом. Он, кстати, был еще дипломат. Он мог объединять, мог договариваться. У него это получалось. Ну, боялись его. Но мы же с тобой еще заедем положим цветы.
И. Воробьева
―
Да, конечно. Я еще хотел обратить внимание наших слушателей и зрителей, чтобы вы потратили буквально 10 минут. В Ютубе «Новой газеты» выложили подкаст с участием Ильи Яшина. Там Илья читает отрывок из интервью Бориса Немцова, которое Немцов дал в 92-м году. И вот те вещи, которые он там проговаривает в интервью, спустя столько лет можно спокойно совершенно проговаривать про 2021 год. Это удивительная, конечно, вещь. Вот я вам очень рекомендую подкаст «Продолжение следует». Там можно посмотреть, послушать.
Е. Ройзман
―
Понимаешь, Немцов как кандидат наук, как хороший молодой ученый, автор многих работ, он физик, он понимал, что все в мире подчиняется законам физики. И эти законы остаются неизменными. И поэтому понятно, что то, что он говорил тогда, оно актуально и сейчас.
И. Воробьева
―
И мы не знаем, что случилось. Мы когда-нибудь узнаем, что случилось?
Е. Ройзман
―
Очень важный момент. «Медиазона» опубликовала расследование очень четкое, такое пошаговое, как убивали Немцова, что происходило прямо по пунктам. И сейчас же появились Bellingcat и Грозев, продемонстрировали новые возможности поисков. Я думаю, что ситуация будет уточняться и уточняться еще. Но на «Медиазоне» можно найти. И Смирнов репостил.
И. Воробьева
―
Там потрясающая хронология, просто потрясающая. Начинается с 26 февраля, то есть это не день убийства, и продолжается, продолжается, продолжается. В общем, это очень-очень крутое расследование. Пожалуйста, посмотрите хронологию на «Медиазоне». Действительно, нужно вчитаться, скажем так. К личному приему возвращаемся.
Е. Ройзман
―
Еще про ситуацию по Николаю Ражеву, этому тренеру 83-летнему. Там когда скандал поднялся, его принялись защищать. Там Сергей Колосовский, у него две девчонки – Бузуева и Афанасьева, очень сильные адвокаты. Именно то, что за него вступились женщины и всерьез взялись. Первую публикацию о нем очень серьезную сделал «Знак». Можно на «Знаке» посмотреть эту историю. Я думаю, они все-таки доведут до конца. Но это принципиально. И как только они доведут до конца, будет иметь смысл, я уже говорил, все вот эти ревизии сделать по педофильским делам, где люди сидят не за что.А я хотел рассказать одну интересную историю про адвокатов. Многие адвокаты жаловались, когда 10 тысяч человек чуть ли не единовременно после акций 23-го, после акций 31-го задержали.
И. Воробьева: И 2
―
е.
Е. Ройзман
―
Порядка 10 тысяч задержали. Да, и 2-го. Адвокаты столкнулись с тем, что их не пускали к подзащитным и говорили: «У нас план “Крепость”, мы никого пустить не можем». И я вспомнил историю про план «Крепость». Вообще что такое план «Крепость»? Это когда закрывают все окна и двери. Типа, знаете, закрывайте окна и двери, к нам летит гроб на семи колесиках. Вот ровно тот самый случай. Там смотрят в глазочек, кто пришел, и так далее.Я вспомнил историю. У нас в городе Артемовском недалеко от Екатеринбурге была мощная азербайджанская группировка. И у них там несколько местных парней на подхвате. И один там ездил водителем у самого блатного. Ездил на разборки с ними против своих же и так далее. А потом этот его шеф азербайджанец – так себя уверенно, хорошо чувствовал – он начал приставать к его жене, хватать ее за самые разные места. Ну и один раз жена пришла, а на ней все разорвано. И этот парень просто пошел и этого своего шефа из обреза застрелил. Не разговаривая, просто взял и пристрелил. Ну и пошел в милицию сдаваться.
А там уже банда азербайджанцев в сборе. Милиции не дают его завести. И один из них умудрился там через толпу ему нож в шею воткнуть. Ну и вот милиция забаррикадировалась и объявила план «Крепость». И вот план «Крепость», который я наблюдал в натуральную величину, это был действительно план «Крепость». Просто спрятались. Страшно же. Там люди вооруженные с ножами злые.
Но наш адвокат там тогда работала Настя Удеревская. Мы как-то этого парня отстояли. 4 года ему дали. Вышел он. Причем вышел очень интересно. Его хозяин пригласил. Ну, понимали, за что сидит и как сидит. Хозяин пригласил и говорит: «Слушай, сделай мне пасеку на зоне. Я тебя на УДО отпущу». И он ему сделал на зоне пасеку. И он его отпустил на УДО. И этот парень потом приехал меду привез. Он говорит: «Как отблагодарить?» Я говорю: «Помоги нам пасеку сделать». И он нам тоже пасеку сделал. Вот я видел план «Крепость» в натуральную величину.
Но адвокаты столкнулись с очень серьезной вещью. Страна меняется откровенно. Адвоката обязаны допускать с момента задержания. Мало того, что адвокатов не допускают. Адвокатов начали задерживать вместе с клиентами, адвокатов начали бить. То есть были и такие случаи. Я считаю, что адвокатское сообщество, на самом деле, они достаточно централизованы, они многие друг друга знают. И если адвокаты примут когда-то решение просто в ответ не защищать сотрудников правоохранительных органов, какой-то демарш такой за недопуски, за неуважительное отношение к адвокатам, оно может сработать. Мне так кажется.
И. Воробьева
―
Но что-то мне подсказывает, что сотрудники рядовые вообще тут ни при чем. План «Крепость» – это же явно политическое решение.
Е. Ройзман
―
План «Крепость» – это политическое решение. Но бьют адвокатов, укладывают на пол не майоры, не полковники, а совершенно рядовой состав.
И. Воробьева
―
Нет, когда насилие в отношении адвокатов – тут разумеется. Я исключительно про План «Крепость», про который все адвокаты сказали после 23-го, 31-го и 2-го. И «ОВД-Инфо» запустило большую кампанию и петицию против плана «Крепость». И все это мы наблюдаем. Просто я к тому, что не защищать сотрудников полиции, которые могут быть тут совершенно ни при чем, мне кажется, это слишком дико.
Е. Ройзман
―
Я не знаю. Я считаю, что совершенно нормально. Просто принять общее решение и сказать: «Если вы не будете, мы отказываемся вас защищать». Но как-то надо отстаивать свои права и права своих клиентов.
И. Воробьева
―
Не знаю.
Е. Ройзман
―
У меня вот первое, что в голову пришло.
Е.Ройзман: Нам много раз удавалось получать жилье для сирот. Просто мы уже знаем алгоритм
И. Воробьева
―
Тут нам наша слушательница постоянная и зрительница тоже спрашивает: «Отправила в Фейсбуке и в СМСке просьбу о помощи Михаилу Рябухину – круглый сирота, которому больше 4 лет отдел опеки и попечительства Чкаловского района города Екатеринбурга отказывает в получении законного жилья».
Е. Ройзман
―
Я, наверное, смотрел. У меня к вам просьба. Снова подтвердите мне это, напишите. Посмотрим, что можно сделать. И я хочу сказать, что нам много раз удавалось получать жилье для сирот. Просто мы уже знаем алгоритм, как надо действовать. Там беда заключается в другом: по закону, положено, суд принимает решение, а у района может не быть денег. Такое тоже бывает. Или может не быть жилья – такое тоже бывает. Поэтому киньте мне еще раз. Я посмотрю. Прямо с контактом кидайте. Кто-от из юристов отзвонится.
И. Воробьева:
―
«Как вам финт ушами с Дзержинским и Лубянской площадью и Собяниным?»
Е. Ройзман
―
Слушайте, это действительно финт ушами. Разные совершенно мысли есть по этому поводу. Но хотя бы этого не произошло, и уже хорошо. Но надо понимать, что есть определенная группа людей, для которых наличие Дзержинского на этой площади – это как флаг над Рейхстагом. То есть именно вот так. Они будут за него рубиться. И им бесполезно говорить, что это был кровавый палач, что это истребитель русской интеллигенции и русского офицерства, что это человек, который руководил внесудебными казнями и расправами. И этот символ для страны… Он просто убивает будущее страны. Это ход прямой в Северную Корею.Этим людям бесполезно говорить. У них выпучены глаза. Для них это флаг над Рейхстагом. Они будут за это рубиться до конца. Но это зависит от гражданского общества. Они сейчас пошли в прокуратуру, попытаются доказать, что снос памятника был незаконным. Но понятно, что в ответ им много могут сказать. Посмотрим, как это будет выглядеть. Но надо понимать, что есть группа людей, которым это необходимо.
И. Воробьева
―
Да, я надеюсь, что если даже прокуратура постановит, что снос памятника был незаконным, это не вернет нам памятник Дзержинского на Лубянскую площадь.
Е. Ройзман
―
Да. Потому что, на самом деле, это символ легитимности внесудебных расправ, это прямой путь в Северную Корею.
И. Воробьева
―
Дмитрий просит прокомментировать ситуацию с вот этим фейком, вброшенным про Юлю Навальную и ее пост-ответ.
Е. Ройзман
―
Слушайте, даже неохота мне ничего комментировать.
И. Воробьева
―
Скорее про пост Юли спрашивают.
Е. Ройзман
―
Юля написала. Она умеет отвечать. В свое время, когда Алексей сидел, и Золотов вызывал ее на дуэль, она очень хорошо ответила Золотову. Точно так же хорошо она ответила этому фейкомету, назвала вещи своими именами. Кто-то должен это делать. Молодец. То есть она держится достойно, ведет себя хорошо. И пользуясь случаем, я хочу сказать, что, Юля, мы тебя любим и уважаем. Мы на твоей стороне. Когда-нибудь все равно все будет хорошо.
И. Воробьева
―
А тут сразу возникает вопрос: почему при каждом удобном случае – меня, кстати, тут спрашивали даже об этом – Евгений Ройзман открыто поддерживает Навального и все время это подчеркивает? В чем здесь смысл?
Е. Ройзман
―
Я очень много видел людей, которые симпатизируют, которые понимают. Но все это симпатизирование и понимание не приводит ни к каким результатам. Я же считаю, что если я хочу человека поддержать, я должен делать это публично. Если я делаю это публично, то это хоть какая-то поддержка. А если я буду молчать в душе, жалеть, переживать – это совсем другая история. Я в свое время получил свой урок в жизни и понимаю, что если ты хочешь поддержать человека, то надо делать это публично.
И. Воробьева
―
Это вот про пост в Фейсбуке, да?
Е. Ройзман
―
Да, я об этом написал. У меня история была своя очень тяжелая, сложная для меня. Я был тогда молодой, многого не понимал в жизни. На меня самый откровенный донос написала совершенно искренняя девочка 17-летняя на первом курсе. То есть ей показалось, что я так себе комсомолец, ненастоящий и чужеродный элемент. Она об этом написала.И меня начали исключать из комсомола в университете. У нас в УрГУ на истфаке исключение из комсомола – сразу же автоматом исключение из университета. У нас две позиции. Первая: если человека выгоняют из колхоза – сразу же исключение из университета. Вторая: исключение из комсомола – сразу исключение из университета. И все.
И меня начали исключать из университета. От меня шарахаться начали, как от прокаженного. И я старался ни с кем не здороваться первым. И вдруг идет парень, Юрка Шерстюгов, и что-то задумался. И я прохожу мимо него аккуратно. Он меня остановил и говорит: «Ты что, Жень?» Я говорю: «Юр, я не хочу ни с кем первым здороваться. Ты же мою ситуацию знаешь». Он мне пожал руку и говорит: «Женя, я не такой. Я не боюсь здороваться. Ты не думай плохо обо мне». Так эта история была 36 лет назад. Я до сих пор думаю, что человек просто шел, подал мне руку в сложной ситуации. И я ему настолько благодарен. И с тех пор я понимаю, что если ты хочешь поддержать, надо поддерживать публично.
И. Воробьева
―
Еще есть время на две или одну историю с личного приема.
Е. Ройзман
―
Очень интересная ситуация у меня по Ульяновску. Помните, я рассказывал, пожилой врач Михаил Четин был на смене, с ним случился инфаркт, ему коллеги оказали первую помощь, повезли в реабилитационный центр для кардиологических больных «Радуга», а там говорят: «Нет, сначала анализы на ковид, сначала КТ». Им говорят: «Вы что, не видите, человек умирает?» Они говорят: «Нет». Отправили на другой конец города. Человек умер.
И. Воробьева
―
Это в прошлый раз ты рассказывал.
Е. Ройзман
―
Да, в прошлый раз мы говорили. Врач умер прямо в одежде. Как врач был на дежурстве, так и умер. Дак нам начали писать. Там за последнее время, говорят, 4 было таких случая: 4 января, 8 января. Точно такой же случай. Привезли человека с инфарктом. Говорят: «Нет, сначала К». И человек умер прямо там. То есть несколько случаев в Ульяновске. Реабилитационный центр «Радуга». Посмотрите. Просто жалобы посыпались. Я могу их обобщить.
И. Воробьева
―
Какая чудовищная история. Не очень понятно, с чем это вообще связано.
Е. Ройзман
―
Связано с ковидом.
И. Воробьева
―
Нет, это понятно.
Е. Ройзман
―
Боятся. Не хотят брать на себя. Отделение пытаются сохранить чистым. Но когда это касается впрямую помощи человеку, у которого инсульт или инфаркт…
И. Воробьева
―
Ну да, это же экстренная помощь. В общем, я не врач, но, конечно, история серьезная. И еще успеем одну буквально.
Е. Ройзман
―
У меня серьезная история. У нас ДЭУ Ленинского района. А ДЭУ (дорожно-эксплуатационный участок) – это те, кто занимаются уборкой улиц и так далее. Им перестали платить премии, им начали укорачивать отпуска, переработки сплошные. Они начали ругаться с начальством. В результате записали, как сливают солярку, бензин, как технику используют в личных целях, как воруют материалы, и отправили все материалы в прокуратуру. Ну и все. Я с ними на контакте. Я их поддержу где только можно, потому что это серьезная история.Город стал убираться очень плохо. Связано это с тем, что уехали таджики, уехали гастарбайтеры. Свои на такую работу не идут. Те, кто свои работает, они вынуждены работать гораздо больше, не справляются. Ну и залихорадило многие города-миллионники. Но и мы не исключение. Ну и начинают выползать вот такие ситуации. Запомните, ДЭУ Ленинского района. Написали обращение в прокуратуру в Екатеринбурге.
И. Воробьева
―
Ну вот теперь осталось полминуты буквально. И все эти полминуты ваши, Евгений Вадимович.
Е. Ройзман
―
Я хочу родителям Алексея Навального пожелать доброго здоровья, мужества и стойкости. И Юле Навальной, и детям его. И Алексею, конечно, стойкости и мужества. В конце концов все равно темные времена не навсегда и все будет хорошо. И всем хочу пожелать доброго здоровья и сказать, что, как бы то ни было, все равно в конце концов все будет хорошо. Добра и удачи.
И. Воробьева
―
Это была программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Далее в эфире «Эха Москвы» в программе «Разбор полета» – Владимир Кара-Мурза младший, председатель Фонда Бориса Немцова. После 23 часов – программа «Футбольный клуб». Ну а после полуночи – «Битловский час».