Михаил Касьянов - С добрым утром, ГКЧП - 2011-08-14
Да, 19 августа 91-го года я встретил в Москве, в то время я работал в министерстве экономики России, и помню, что договорился со своим начальником о том, что в этот день я возьму отгул, и я взял этот отгул, для того чтобы отремонтировать машину, провести техническое обслуживание, а вы помните, в то время это целая история была. В советское время нужно было заранее записываться на станцию техобслуживания. Я со своей «Нивой» записался и договорился заранее о…
Утром просыпаюсь, чтоб не будить семью, потихонечку на кухне пью кофе, и вдруг мне звонит телефон, звонит моя мама и говорит – ты смотришь телевизор? Ты видишь, что происходит? Я не включал ничего, чтобы не будить. Включаю… это там «Лебединое озеро» и что-то такое непонятное происходит. Я, конечно, понимаю, что что-то не в ту сторону двигается в нашем мире, в нашей стране, быстро снимаю джинсы и одеваю свой обычный, что называется, костюм с галстуком, и вперёд на работу, в центр еду. «Эхо Москвы» работает и ещё одна станция работала какая-то, не помню. Через 20 минут езды осталось только одно «Эхо Москвы», которое информирует. Я еду, вижу – идут бронетранспортёры в центр, народу на улицах нет, машин практически нет, еду уже по Набережной, по Кремлёвской набережной, одни бронетранспортёры и одна моя машина. Я думаю, что я уже куда-то попадаю, что-то неясное происходит. Но всё миролюбиво, дружелюбно, никто ничего не останавливает, никто мне не препятствует, подъезжаю, это в то время была площадь Нагина, там находилось министерство экономики России. Запарковался, в здание, народ там уже, приходящий на работу, шумит, обсуждают.
И, конечно, у нас, скажем так, что позиция сотрудников министерства экономики России была за Ельцина, в то время как наши коллеги в Госплане СССР, министерство экономики уже тогда было… прогнозирование называлось уже СССР, они были за ГКЧП в основном. И, конечно, в течение дня все дискуссии, все действия, такая нервозная обстановка – она была связана с тем, что происходит, что делать дальше. И помню, что я, будучи в то время начальником подотдела, и сотрудники, которые симпатизировали нашим позициям, то есть за защиту Советского Союза, за защиту России, то есть за Ельцина, мы распространяли по факсам, поскольку уже телетайпы были отключены. Значит, по факсу отправляли в разные регионы России тот манифест, декларацию, которая была в тот день принята. И вот так вот в течение дня шла обработка этого события.
Ну, конечно, скажу так, воздействие на меня произвело это фундаментально, поскольку я, работник Госплана, считавший, что этот ленинский орган незыблем и вообще Советский Союз – это махина, с которой никогда с ней ничего не может случиться, и когда через 4-3 дня всё это произошло в другую сторону и всё под давлением общественного мнения страна, эта тоталитарная страна, незыблемая, рухнула, конечно, у меня был такой мировоззренческий шок и вообще другой подход к жизни и к политике, хотя в то время, конечно, о политической деятельности не думал, я был, скажем так, примерным чиновником, у меня была очень удачная карьера, которую я сам строил, своим профессиональным трудом, и… но уже было очевидно, что нужно идти в сторону строительства страны с рыночной экономикой, основанной на демократических принципах функционирования государства и общества.
Вот примерно такой… это был переломный момент и в моём понимании жизни, и так я встретил этот путч. Фактически перелом, переход страны из одного качества в другое. Хочу подчеркнуть, что в то время я там был, не среди протестующих, я там был как бы недалеко, наблюдал, но я не был участником этих событий непосредственно на площади, поскольку я был на государственной службе и должен был ходить на работу и так далее, но, опять-таки, не только по этой причине, я ещё тогда недопонимал всего происходящего. Как я сказал, только через 3-4 дня я понял, что в принципе тоталитарное государство, тоталитарная машина может быть сломана общественным давлением, общественным мнением без насилия, без революций. И это, конечно, произвело на меня такой мировоззренческий структурный сдвиг, скажем так, в моём сознании.