Сергей Пархоменко - С добрым утром, ГКЧП - 2011-08-14

События августа 91-го года для меня обернулись самым большим спортивным подвигом, который я совершил в своей жизни. Дело было так. В середине августа я поехал вместе с моими тогдашними двумя ещё всего только сыновьями и с женой, поехал в Костромскую область в дом творчества театральный, который назывался «Щелыково», это довольно глухие места в лесу. И вот 19 августа так получилось, что я остался в этом доме отдыха один стеречь своего младшего сына Лёву. В то время ему ещё не исполнилось 5 лет, а моя жена вместе со старшим сыном и большой компанией наших друзей отправилась ловить рыбу на маленькую речку довольно далеко в лес от этого самого дома отдыха. А меня оставили стеречь маленького ребёнка. Ну так выпало мне. Ну вот.

И утром я проснулся 19 августа от страшных ударов в дверь одной нашей приятельницы, которая тоже была в этом же самом доме отдыха, у которой было радио, и она слушала это радио, в отличие от нас всех, которые, наоборот, старались отключиться от московских дел. Я в то время был журналистом, был обозревателем «Независимой газеты», той самой первой «Независимой газеты», того знаменитого её, легендарного теперь уже, состава. Это было очень популярный, очень сильный и очень интересный, как теперь говорят, медийный проект. Она страшно замолотила в дверь. Сквозь дверь мне быстро-быстро всё рассказала, и я понял, что мне нужно немедленно сейчас же ехать в Москву.

Но как я могу ехать в Москву, если меня оставили стеречь ребёнка? Я поручил этого ребёнка этой самой своей приятельнице и побежал. И пробежал я 12 километров до того места, где стояли в лесу на маленькой речке разные мои друзья и моя жена, и мирно в палатках они жили и ловили рыбу. В общем, я никогда в жизни не пробегал такого расстояния, да ещё по пересечённой местность. Не знаю, быстро ли это произошло. Мне кажется, что очень быстро. В общем, я прибежал за 12 километров туда и обнаружил, что они стоят на другой стороне реки. Я выбежал на берег реки, а они стоят с той стороны. Я вижу их палатки и вижу, что они там спят, потому что время непременно, там, позднее утро, часов 11, это значит, что они утром на рассвете половили рыбку, а когда солнце пригрело, они легли спать обратно.

И я начал им орать через реку. Река довольно широкая в этом месте. Сначала я просто орал – а-а-а-а. Потом кто-то наконец выполз из палатки. Тогда я начал орать им, что случилось. Через реку я кричал – переворооооот! Они мне с той стороны реки орали – какоооой? Я кричал – военныыый! Они мне кричали – а Горбачёёёв гдеее? Я им кричал – в Форооосе, арестовалиии. Ну и так далее. Это продолжалось полчаса, до тех пор пока мы оба совершенно не охрипли. Тогда в конце проснулся ещё один человек, они сели в резиновую лодочку, перевезли меня на ту сторону, потом мы все перебрались обратно на эту сторону. Потом мы 12 километров бежали обратно всей компанией, а потом я сел в поезд и уехал в Москву. И спустя несколько часов рано утром 20-го приехал в Москву, я пришёл в Белый дом, как был, в таком довольно странном лесном одеянии, в каких-то драных штанах, кроссовках, свитере. У меня не было ничего с собой – ни карандаша, никаких документов, абсолютно ничего. И совершеннейшим чудом меня узнал охранник, который стоял на дверях и который знал меня как журналиста, который довольно часто в Белом доме появлялся в качестве корреспондента «Независимой газеты». Он меня пропустил внутрь, я вошёл в Белый дом, а вышел из него через 4 дня. И там внутри нашёл, что называется, добыл в бою всё своё журналистской оружие – и карандаши, и блокноты. Мобильных телефонов никаких тогда не было. Оттуда я передавал свои репортажи. И, собственно, путч проглядел изнутри Белого дома, где и было тогда моё рабочее место.