"Диалог эпох". Выставка "Парижская школа" и "Кандинский и Синий всадник" в ГМИИ им.Пушкина - Андрей Толстой, Хельмут Фридел - Музейные палаты - 2011-10-01
К. ЛАРИНА: 10 часов 13 минут. Доброе утро. Это радиостанция «Эхо Москвы». У микрофона Ксения Ларина, у другого микрофона Тимур Олевский. Тимур, приветствую тебя.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Доброе утро.
К. ЛАРИНА: И мы начинаем программу «Музейные палаты». Сегодня мы отправляемся в Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина сразу на две выставки, убиваем сегодня двух зайцев. Но каких!
Т. ОЛЕВСКИЙ: И выставки такие, что там мостик можно будет перекинуть.
К. ЛАРИНА: Итак, одна из выставок называется «Диалог эпох», это выставка «Парижская школа», она уже открыта. А вторая выставка «Кандинский и «Синий всадник», которая откроется в Музее личных коллекций в понедельник. В нашей студии сегодня » заместитель директора ГМИИ имени Пушкина Андрей Толстой. Андрей, приветствуем вас.
А. ТОЛСТОЙ: Доброе утро.
К. ЛАРИНА: Хельмут Фридел - директор городской галереи Ленбах-хауз в Мюнхене. Добрый день.
Х. ФРИДЕЛ: Доброе утро.
К. ЛАРИНА: Пока Хельмут с нами поздоровался по-русски, но если что, нам поможет Валерий Брун-Цеховой с переводом. Валерий, приветствуем вас.
В. БРУН-ЦЕХОВОЙ: Доброе утро.
К. ЛАРИНА: С чего начнем? С вопросов, подарков?
Т. ОЛЕВСКИЙ: Да, мы можем с вопросов и подарков сразу начать. У нас два вопроса про Василия Кандинского. Они не сложные. Мы с удовольствием отдадим каталоги-приглашения на выставки. Кто был по образованию Кандинский? Имеется в виду первое образование, та профессия, которую прочили ему родители. И на каком струнном инструменте играл Кандинский? А третий вопрос, я думаю, будет чуть посложнее. Какое было изначальное предназначения «Улея», того самого знаменитого общежития на юге Парижа, в котором обитали собранные художники. Номер смс +7-985-970-4545. За правильные ответы мы отдадим каталог «Парижская школа», фундаментальное издание, отдадим каталог выставки «Кандинский и «Синий всадник», которая только открывается. И нам обещали в Пушкинском музее, что для наших слушателей специальный вездеход появится.
К. ЛАРИНА: Билеты дадут. Давайте начнем с «Парижской школы», которая уже открыта. Андрей, вам слово. Напомним, что это такое, Парижская школа.
А. ТОЛСТОЙ: Вопрос требует достаточно пространного ответа, но я постараюсь коротко. «Парижская школа» – это термин достаточно искусствоведческий, искусственный. Он придуман критиком Андре Варно, в 1925 году был впервые применен, когда Андре Варно издал книгу «Колыбель молодой живописи», с подзаголовком «Парижская школа». Это феномен уникальный в истории искусства, потому что это сообщество художников, абсолютно ничем не связанных - никакого единства стиля, никакой программы творческой, - а исключительно атмосферой Парижа и атмосферой взаимного общения, дружественного обмена мнениями.
Это сообщество образовалось в Париже, на юге столицы Франции, в районе Монпарнас. В отличие от района Монмартр, который в начале 20 века и в конце 19-го еще был художественным местом, там в основном французские художники собирались, импрессионисты. А вот Парижская школа, как-то так случилось, что все, кто приезжал в Париж из разных концов Европы, из Восточной Европы, из довольно многочисленных районов и городков Российской империи, и не только из Восточной Европы - из Италии, Испании, Голландии, Англии, потом были гости даже из-за океана, из Латинской Америки, например, и даже из Японии. Так вот все они приезжали в Париж, потому что Париж прочно получил репутацию столицы искусств, где формируются самые новые художественные течения.
К. ЛАРИНА: В художественном смысле они ничем не связаны?
А. ТОЛСТОЙ: Они очень разные. Там есть отголоски кубизма, есть отголоски фовизма, отголоски самых разных направлений.
Т. ОЛЕВСКИЙ: В некотором смысле они связаны поиском.
А. ТОЛСТОЙ: Да. Их влекла в Париж атмосфера абсолютно ничем не скованного, свободного творческого поиска. И вот этот уникальный феномен объединения людей по творческим интересам, но не работающих в одном стиле, вот это и есть феномен Парижской школы. Ее особенность в том, то это не французские художники, это художники, приехавшие в Париж, поэтому эти художники именно парижские. Французские художники, конечно, с ними общались, они встречались в одних и тех же местах, потому что «Парижская школа», тот же «Улей», такое общежитие на юге, в проезде Данциг, но это, например, кафе на бульваре Монпарнас, Сен-Жермен и Распай, это такие кафе, как «Ротонда», «Дом», «Селект», «Клозери де Лила».
К. ЛАРИНА: Я смотрю список, здесь очень много русских фамилий, очень много русских художников.
А. ТОЛСТОЙ: Да, вклад выходцев из России очень значителен. Причем художников действительно очень разного направления. Например, Наталья Гончарова, Михаил Ларионов. С другой стороны, Мария Васильева, которая не только была последовательницей кубизма в свое время, в 10-е годы, но потом основала свою собственную академию, академию Васильевой, и основала своеобразную благотворительную организацию. Во время Первой мировой войны было очень сложно, для художников настали трудные времена, и Васильева в своей мастерской на авеню дю Мэн, недалеко от бульвара Монпарнас и недалеко от вокзала Монпарнас основала благотворительную столовую. Практически все ее друзья, и не только друзья, они привозили своих друзей, просто столовались у нее, грубо говоря, потому что она имела такие возможности.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Благодаря работе академии.
К. ЛАРИНА: Я смотрю, выставка огромная получилась.
А. ТОЛСТОЙ: Выставка огромная.
К. ЛАРИНА: Сколько там залов?
А. ТОЛСТОЙ: Весь первый этаж галереи 19-20 века (если стоять лицом к главному зданию Пушкинского музея, это слева), там большой баннер висит на фасаде, первый этаж – 7 залов, третий этаж, вторая часть выставки – это еще 6 залов. Т.е. это выставка большая.
К. ЛАРИНА: Откуда работы?
А. ТОЛСТОЙ: Около 200 работ 56 художников из лучших музеев Парижа, из Центра Помпиду. Центр Помпиду дал нам более 60 работ. Это не только живопись. Это и графика, и скульптура, и фотография. Затем Городской музей современного искусства Парижа. Затем Музей Оранжери, который является филиалом Музея Орсе, в парке Тюильри находится. И очень интересная коллекция Музея искусства и истории иудаизма, который тоже в Париже существует достаточно давно.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Кого вы привезли оттуда?
А. ТОЛСТОЙ: Мы привезли оттуда таких художников, как Пинхус Кремень, Мишель Кикоин, Леопольд Сюрваж.
К. ЛАРИНА: Шагал есть?
А. ТОЛСТОЙ: Конечно. Если будет время, я про Шагала скажу.
К. ЛАРИНА: А где это, в основном здании?
А. ТОЛСТОЙ: Нет. Это Галерея искусства 19-20 века, это слева от главного здания. Все сейчас стоят в очередь на выставку Дали в центре, а это слева есть Галерея искусства 19-20 века, как выходить из метро, самое ближайшее здание зеленоватое.
К. ЛАРИНА: А туда очередь стоит уже?
А. ТОЛСТОЙ: Туда очередь пока не стоит, но там народ ходит, и мы очень рады.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Эта выставка достойна того, чтобы очередь стояла.
К. ЛАРИНА: А ты посмотрел?
Т. ОЛЕВСКИЙ: Нет еще, я только в воскресенье туда пойду.
А. ТОЛСТОЙ: Я надеюсь, то Тимуру будет интересно.
К. ЛАРИНА: А Хельмут посмотрел?
А. ТОЛСТОЙ: Хельмут уже посмотрел. Но Хельмут сейчас был очень занят, потому что происходит монтаж выставки.
К. ЛАРИНА: Сейчас мы про Кандинского скажем. Хельмут, вы посмотрели «Парижскую школу»?
Х. ФРИДЕЛ: Да.
К. ЛАРИНА: Скажите о ваших впечатлениях.
Х. ФРИДЕЛ: Я видел «Парижскую школу». Это производит невероятной силы впечатления, так как такого различия, такой разницы стилей, творческих манер художников мы еще не видели. Это очень живая выставка. Это сосуществование разных идей, разных представлений, которые тогда сосуществовали и одновременно реализовывались в Париже разными художниками. Это видно с небывалой доселе живостью.
К. ЛАРИНА: Давайте про Шагала скажем.
А. ТОЛСТОЙ: Естественно, крупнейшая фигура «Парижской школы» - это Пикассо, Шагал, Модильяни и Сутин. Шагал у нас представлен очень интересно, менее известными вещами. Это две небольшие живописные работы. Среди них «Автопортрет в зеленой мастерской» и блестящая, полученная нами из частного собрания, потому что у нас частные собрания очень сильно поучаствовали в нашей работе. Кроме парижских музеев, кроме музея Пти-Пале в Женеве, это еще наша Третьяковская галерея и частные собрания.
Из одного из частных собраний, из собрания некоммерческого фонда «Музей искусства авангарда», такой есть, мы получили роскошную вещь Марка Шагала, которая называется «Видение. Автопортрет с музой». Это работа написана уже по возвращении Шагала из Парижа, но она абсолютно дышит парижским духом. Это то, что для Шагала всегда было характерно, потому что это соединение его вечной приверженности родному Витебску, родному дому и, с другой стороны, той свободы, того парижского духа, который он черпнул полной чашей в Париже с 11 по 14 год, когда был там. Это впечатление, которое у него осталось на всю жизнь. Это соединение – суть этой работы.
К. ЛАРИНА: Андрей, а сколько всего музеев участвовало в этой выставке?
А. ТОЛСТОЙ: Четыре парижских музея, один музей Пти-Пале (Женева), частный музей, который обладает очень богатой коллекцией, Третьяковская галерея, Музей Пушкина и частные собиратели в количестве около 10 разных коллекций.
К. ЛАРИНА: Это же очень трудно – из таких разных источников собирать выставку.
А. ТОЛСТОЙ: Поэтому мы ее собирали достаточно долго. Мы ее начали готовить в 2009 году. Правда, мы ее готовили к году Россия-Франция, года России во Франции и Франции в России. Мы надеялись, что это будет именно тогда. Но нам дорогу перебежал, как я говорю, полноправный, уважаемый член Парижской школы Пабло Пикассо. Поэтому мы были вынуждены немножко передвинуться на 11 год, но Пикассо мы все равно приняли в свой круг, у нас есть работы Пикассо. Но работы Пикассо мы представили своими вещами, из Музея Пушкина. Там неплохие вещи, которые собрали Щукин и Морозов.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Простите мое невежество, у вас на выставке еще и фотографии. Что это такое?
А. ТОЛСТОЙ: Мы хотели показать Парижскую школу во всем многообразии и показать Парижскую школу как сообщество людей, которые жили в Париже. Поэтому у нас фотографии занимают важное место. Это виды Парижа, причем не последних фотографов, таких как Ман Рэй, Брассай, Андре Кертеш. Это всё винтажные фотографии, оригинальной печатки. Плюс к тому герои Парижа, такие как Моисей Кислинг. Есть Гертруда Стайн, которая была другом многих художников. Есть модели и любимые женщины парижских художников Юкки Деснос Фужита, жена художника Леонара Фужита. Есть Мари Лорансен, например. Есть знаменитая Кики, которая была натурщицей для многих художников и которая стала моделью для знаменитой работы Ман Рэя «Скрипка Энгра», когда обнаженную спину Кики превращают в деку музыкального инструмента. Здесь не сама эта работа, а подготовка к ней, подготовительные работы к ней. Сюзи Солидор, знаменитая и модель, и танцовщица, и содержательница одного из известных салонов.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Я так понимаю, что натурщицы, которые сфотографированы, они же где-то и в работах есть на этой выставке.
А. ТОЛСТОЙ: Конечно. Некоторые напрямую, некоторые скрыто. Есть работа Давида Штеренберга, нашего замечательного художника, которая называется «Натурщица». По некоторым данным, это тоже совсем молодая Кики, которая позировала ему тогда. Кики, известно, написала целую книгу воспоминаний, она была настолько откровенна, что в свое время ее даже запретили печатать в США. Она вышла только в Европе.
К. ЛАРИНА: На обложке как раз «Укротительница львов». Это что за работа такая?
А. ТОЛСТОЙ: Это Леонара Фужита, художник из Японии.
К. ЛАРИНА: Обнаженная женщина в черных чулках, она обнимает мохнатого льва.
А. ТОЛСТОЙ: Художник окончил Высшую национальную школу изящных искусств в Токио, но потом приехал в Париж и, конечно, у него башню снесло, что называется, он никак не мог представить себе, что это будет абсолютно новая для него среда. Вообще, для многих художников, в том числе приехавших из России, парижская среда - это было как попадание на другую планету. Поэтому Фужита пытался соединить национальную традицию японской гравюры, которая была в изысканном графизме, в изысканной линии, в очень утонченном эротизме, и парижский живописный тренд. Он делал поразительные по красоте, тонкие серебристо-серые гаммы обнаженные. А эта работа «Укротительница львов» немножко особняком стоит. Это дань тем балаганным увлечениям, которые некоторые из них испытывали. И они ходили в танцевальные залы «Бал Бюлье» и «Бал Табарэн», там танцевали до утра, там начали танцевать канкан в «Бал Табарэн», первое место. И ходили в цирк, конечно. Это как бы такая афиша цирковая.
К. ЛАРИНА: И они прямо обнаженные выступали с животными.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Это фантазия.
А. ТОЛСТОЙ: Это фантазия художника. Кстати, обнаженных фигур очень много на выставке. Там замечательные вещи и того же Кислинга, и того же Жюля Паскена, выходца из Болгарии, и целый ряд художников.
К. ЛАРИНА: Еще вопросы по самой выставке. А там есть какая-то информация о художниках?
А. ТОЛСТОЙ: Конечно, есть.
К. ЛАРИНА: Потому что такое обилие разнообразных работ и авторов, что хочется хоть что-нибудь схватить, хоть какую-то информацию.
А. ТОЛСТОЙ: Те, кто станут обладателями каталога, они всё это подробно смогут узнать.
К. ЛАРИНА: С каталогом же не будешь ходить по выставке.
А. ТОЛСТОЙ: Там есть экспликации, в каждом зале висят экспликации, коротко о каждом художнике сказано, там есть даты жизни, коротко характеристика каждого художника сделана. Я писал эти экспликации и могу за это поручиться.
К. ЛАРИНА: До какого числа работает выставка?
А. ТОЛСТОЙ: Выставка работает до 20 ноября.
К. ЛАРИНА: Есть время.
А. ТОЛСТОЙ: Мне кажется, всё получилось интересно. Главное, мы хотели донести именно этот феномен такого уникального сообщества свободных, творческих людей, которые никогда не задумываются о том, из какой страны кто приехал.
К. ЛАРИНА: Очень актуально.
А. ТОЛСТОЙ: Если есть какой-то урок Парижской школы, это урок толерантности и взаимопомощи. Вот эти благотворительные балы, вот эта столовая Марии Васильевой.
К. ЛАРИНА: Дорогие друзья, у нас сейчас перерыв на новости. После новостей мы ответим на вопросы, у нас есть победите, а затем перейдем к следующей нашей теме, к Кандинскому, к «Синему всаднику», подробнее об этом поговорим.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА: «Парижская школа» - об этом выставке мы говорили в первой части программы «Музейные палаты». Напомню, что эта выставка проходит в Музее имени Пушкина. Андрей Толстой еще раз скажет, где находится это здание, чтобы наши слушатели не путались.
А. ТОЛСТОЙ: С удовольствием скажу. Если лицом стоять к основному зданию, где проходит выставка Дали и где стоит длинный хвост, слева – хвост туда пока не стоит, хотя я бы надеялся, что будет стоять – здание, его официальное название Галерея искусства стран Европы и Америки 19-20 веков. Там коллекция импрессионистов находится, сейчас частично мы ее сняли, потому что нам пришлось освободить место. Эта выставка работает уже две недели. Через несколько дней, во вторник, 4-го, открывается выставка «Кандинский и «Синий всадник».
К. ЛАРИНА: Сейчас перейдем. Я еще раз представлю гостей. Сегодня в нашей студии Андрей Толстой - заместитель директора ГМИИ имени Пушкина, Хельмут Фридел - директор городской галереи Ленбах-хауз в Мюнхене, откуда и приехал Кандинский с «Синим всадником». Перед тем, как перейти к разговору об этой выставке давай мы, Тимур, назовем победителей и ответим на наши вопросы.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Кто был по образованию Кандинский? Юрист. На каком струнном инструменте играл Кандинский? Это была виолончель. Хельмут мне подсказал, что, помимо этого, фисгармония. Какое было изначальное предназначения «Улея». Андрей, расскажите в двух словах.
К. ЛАРИНА: А что, не ответили?
Т. ОЛЕВСКИЙ: Ответили.
А. ТОЛСТОЙ: Что касается «Улея». «Улей» – это очень странное здание, такое круглое, поэтому, действительно, похожее на пчелиный улей, там маленькие отсеки. Но изначально это был винный павильон на Всемирной выставке в Париже 1900 года. Был такой скульптор Альфред Буше, который, когда стали разбирать эту выставке в конце 1900 года, сказал: почему бы это не сделать каким-то полезным зданием? И вот он разобрал его на свои деньги, собрал на свои же деньги в проезде Данциг, на юге Парижа, даже южнее Монпарнаса. Там совсем рядом примечательное место – это парижские бойни, как раз Хаим Сутин туда ходил и писал свои знаменитые разделанные туши. Буше собрал этот дом, и он был таким домом-мастерскими. В каждом отсеке было метров 8-10 квадратных, можно было поставить кровать, мольберт и работать.
Т. ОЛЕВСКИЙ: У нас четыре победители. Евгений (телефон оканчивается на 853), Кирилл (024), Марина (066), Лидия (987).
К. ЛАРИНА: Поздравляем. Ты хотел спросить у Хельмута про связь между Парижем и Мюнхеном.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Хельмут, примерно в одно и то же время, одинаково или иначе строились отношения между художниками в Мюнхене и в Париже? Есть какая-то связь между этими двумя пространствами?
Х. ФРИДЕЛ: В начале 20 века именно Париж был центром искусств мирового значения. Но Кандинский решился поехать из Москвы именно в Мюнхен, чтобы изучать искусство. Почему так произошло? Как вы говорили, Кандинский был юристом по образованию, но, встретившись с Моне, с его «Стогом сена», с одной стороны, и встретившись, с другой стороны, с музыкой Вагнера, он сделал выбор в пользу искусства, отверг изучение права и отправился в Мюнхен. Он был уже далеко не молод, в отличие от многих начинавших обучение в академии и у него уже было высшее образование.
И по стратегическим соображениям он полагал Мюнхен наилучшим для себя местом. Париж, с его многолюдством, предполагал очень жесткую конкуренцию. Мюнхен, как город меньшего масштаба, обладал еще и давней, хорошо сохранившейся живописной и вообще художественной традицией. Поэтому много восточноевропейских иностранцев приезжали в Мюнхен, не одни только русские художники, хотя они прежде всего. Наряду с Кандинским можно упомянуть Алексея Явленского, Марианну Веревкину, Когана, те, кто были и в «Синем всаднике», и помимо него.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Ведь Василий Васильевич приехал не сохранять традиции, а ломать традиции.
Х. ФРИДЕЛ: Первый опыт Кандинского в Мюнхене состоял в том, что Академия-то ничего ему не может предложить. И он сразу же основывает собственную школу живописи, которая называется «Фаланга». И первая организованная им выставка была выставка Клода Моне, которую он устроил в своей частной квартире. А так как женщинам в Мюнхене тогда еще не разрешалось учиться в Академии, художницы приходили к нему в его школу. Это же произошло с Габи Мюнтер, с которой у него были очень тесные отношения до 1914 года.
К. ЛАРИНА: Тесные в смысле интимные?
Х. ФРИДЕЛ: Да, и это тоже. Это началось с 1904 года, мы даже знаем где. Это в Кальмюнце под Регенсбургом, в гостинице (неразборчиво) (если переводить – «На красном острове». Кандинский подарил ей картину с надписью «Ночь, которая ничего не показывает».
К. ЛАРИНА: Прекрасно. Можно еще вопрос. Информация по поводу того, что женщинам было запрещено учиться в Академии. Почему?
Х. ФРИДЕЛ: Это очень просто. В Академии надо было работать с обнаженной натурой. И нельзя было представить себе женщину, пишущей обнаженного мужчину. Вот в чем причина. Надо сказать, европейская академическая традиция показывает лишь обнаженные мужские фигуры. Женщина ню – это только 19-20 век, с начала нового столетия. Во всяком случае, где она активно присутствует, так это в Париже.
К. ЛАРИНА: Хельмут, что привезли в Москву?
Х. ФРИДЕЛ: Я бы сказал, это очень хорошая, очень удачная выставка с удивительными картинами и Василия Кандинского, и в целом «Синего всадника». С тем выбором, который мы привезли, можно увидеть, что Кандинский открыл в России для себя, находясь в Мюнхене. Потому что на уровне вчувствования он оставался очень тесно связан с Москвой. Мотив Святого Георгия оставался для него очень важным. Ведь «Синий всадник» - это не кто иной, как Георгий Победоносец.
С другой стороны, он был очень сильно связан с Германией. В него была бабушка из прибалтийских немцев, которая читала и рассказывала ему сказки всегда только по-немецки. Он очень хорошо владел немецким, впитал в себя и разработал немало мыслительных стереотипов, мыслительных подходов именно немецкой философии, немецкого восприятия мира. Что же особенно может показать эта выставка, это описание пути Кандинского к абстракции. Ведь если говорить о «Синем всаднике», можно упомянуть и Франца Марка, который скорее склонялся к реализму. Кандинский пишет, например, в альманахе «Синего всадника», что будущее искусство будет развиваться между великой абстракцией и большим реализмом. И в этом смысле имеет очень большое значение то обстоятельство, что «Синий всадник» не предписывает какого-то стиля, а характеризуется терпимостью к стилевому разнообразию.
К. ЛАРИНА: А в чем выражается эта терпимость?
Х. ФРИДЕЛ: В большом разнообразии формальных различий, в живости по отношению к искусству детей, детские рисунки для Кандинского очень важны, а также и для Пауля Клея.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Это, кстати, до сих пор спор в искусстве – считать ли детские рисунки искусством.
Х. ФРИДЕЛ: Речь идет не об этом, а скорее о том, наличествует ли уже у ребенка оригинальная сила. Но, конечно, надо быть художником, чтобы из этого детского наивного начинания сделать реальное искусство, картину. Ведь и дети люди. Но речь идет и о том, чтобы воспринимать идеи и представления душевнобольных. Потому что и у них есть свой изобразительный язык, который, вероятно, более непосредственный, чем язык образованного представителя имущих слоев. А возьмите художников-любителей, великого композитора Арнольда Шёнберга, который как художник именно любительствовал. Или Гартман, или Александр Николаевич Скрябин, они все были восприняты и приняты «Синим всадником». И свои идеалы они искали по всему миру, от эскимосов, от Восточной Африки до Юго-Восточной и Восточной Азии, доходя в своих поисках и до народного искусства России, до Верхней Баварии.
К. ЛАРИНА: Может быть, Андрей добавит что-то, то сказал Хельмут, именно об этой выставке. Она проходит в Музее личных коллекций.
А. ТОЛСТОЙ: Она проходит в помещении Музея личных коллекций. Опять если стоять к главному зданию лицом, то это справа. Там более 60 вещей из замечательного места Ленбах-хауз в Мюнхене, в музее, где соединены все главные работы участников «Синего всадника» и Василия Кандинского. Но я бы хотел сказать, что, действительно, можно сказать, что «Синий всадник» проявил всемирную отзывчивость, о чем в свое время говорил Федор Михайлович Достоевский. Потому что вот эта открытость самым разным творческим начинаниям, самым разным творческим проявлениям, включая искусство детей и творчество душевнобольных, опять же эта очень широкая география – это то, о чем говорил когда-то Достоевский, и то, что выявляет очень мощную русскую составляющую в этом «Синем всаднике». Потому что «Синий всадник», как ни крути, так же как Парижская школа, это феномен, который не мог бы возникнуть без большого участия художников из России и менталитета творческого из России. И в этом я тоже нахожу некоторую общность между «Парижской школой» и «Синем всадником». И то, что у нас одновременно эти две выставки происходят, это замечательное совпадение.
К. ЛАРИНА: Погружение полное.
А. ТОЛСТОЙ: У нас слева Париж, справа Мюнхен.
К. ЛАРИНА: А в середине Дали. Я показываю нашим зрителям Сетевизора каталог выставки «Кандинский и «Синий всадник», Там представлены как раз те репродукции, работы, которые можно увидеть на выставке. Хельмут, хотелось, чтобы вы немножко рассказали о своем музее, о своей галерее. Пожалуйста, расскажите, что у вас там собрано, как она возникла.
Х. ФРИДЕЛ: Ленбах-хауз - это дом Ленбаха, это музей, изначально вилла художника и князя Франца фон Ленбаха. Своими портретами он в свое время был в высшей степени прославлен. Он писал портреты практически всех знаменитостей и серьезно зарабатывал. Он смог поэтому построить почти в центре города этот большой дом. Это совсем близко от Пинакотеки и Глиптотеки. В наших дни Ленбах-хауз знаменит работами Василия Кандинского.
К. ЛАРИНА: Т.е. начинался он как частная коллекция своих собственных работ? Или он собирал что-то еще?
Х. ФРИДЕЛ: Город Мюнхен купил эту виллу у Ленбаха в 20-е годы. И он должен был собирать только небольшие этюды мюнхенцев. А затем этот счастливый случай, когда Габи Мюнтер все работы Кандинского, которыми она владела, подарила городу Мюнхену на свое 80-летие. Ведь та, которая делает такой подарок, это не просто женщина, это действительно большая художница. И эти многочисленные работы, оставленные Кандинским в Мюнхене, были сохранены, потому что Кандинский все время обещал на ней жениться. Но так никогда и не женился. А она сказала ему: «Ты был моим сокровищем. Теперь твои картины – сокровище мое».
Она бережно и заботливо сохранила все эти работы до момента дарения, благодаря чему дом Ленбаха и стал центром собирания работ Василия Кандинского. Затем последовало дарение других участников «Синего всадника», как Франца Марка, Августа Маке. А также были приобретены работы самой Мюнтер и еще других художников. Таким образом Ленбах-хауз стал центром собирания и изучения «Синего всадника». Мы собираем и актуальное, современное искусство, чтобы двигаться вперед вместе с ним, не отказываясь никоим образом от масштабов, завещанных и оставленных «Синим всадником». А теперь дом Ленбаха переоборудуется, перестраивается и частично достраивается, делает это английский архитектор Норман Фостер.
К. ЛАРИНА: Хорошо нам знакомый.
Х. ФРИДЕЛ: Поэтому мы смогли послать в Москву немало очень важных элементов нашего собрания, как раз потому что музей сейчас закрыт и будет открыт только в следующем году.
К. ЛАРИНА: А работы Габи привезли сюда? Есть что-нибудь?
Х. ФРИДЕЛ: Да, есть ее работы. У нас большое собрание работ Габриэль Мюнтер, которые были переданы после ее смерти фонду, включая здание в Мурнау, в котором Кандинский и Мюнтер жили вместе. И дом в Мурнау, у него есть прозвище «Русский дом».
К. ЛАРИНА: Понятно.
Х. ФРИДЕЛ: Или скорее, может быть, «Дом русских». Потому что там бывали и Явленский, и Веревкина, и немало других гостей из России и просто русских художников, живших в Германии. В этой деревушке в Мурнау они – как та же Марианна Веревкина, – одевались в соответствии с русскими традициями, это были такие…
К. ЛАРИНА: Перформансы.
Х. ФРИДЕЛ: Да, можно назвать это перформансами.
К. ЛАРИНА: Андрей, вы хотели добавить.
А. ТОЛСТОЙ: Я хотел добавить, что, действительно, Василий Васильевич Кандинский связан неразрывно с Мюнхеном, но он связан также и с Парижем. Когда наступили тяжелые времена, пришли нацисты к власти, Василий Васильевич, который жил в Германии, был одним из лидеров «Баухауза», был вынужден уехать во Францию. И во Франции он встречался с некоторыми молодыми русскими художниками-эмигрантами, такими как Андрей Ланской. И Василий Васильевич Кандинский вдохновил Ланского на то, чтобы отойти от очень яркого и очень красивого декоративного, немножко примитивистского стиля, перейти к абстракции. Благодаря Кандинскому Андрей Ланской стал тем, кем он стал.
К. ЛАРИНА: Нам остается только еще раз напомнить, что выставка «Парижская школа», уже проходит в Музее Пушкина, а «Кандинский» открывается во вторник. Спасибо большое нашим гостям. Это Андрей Толстой - заместитель директора ГМИИ имени Пушкина, Хельмут Фридел - директор городской галереи Ленбах-хауз в Мюнхене. Помогал нам с переводом Валерий Брун-Цеховой.