Шоковая терапия Каннского фестиваля - Андрей Плахов, Юрий Гладильщиков - Культурный шок - 2009-05-30

К. ЛАРИНА: Между несколькими кинофестивалями мы сейчас зависли. Чтобы не опоздать, чтобы всё это дело не потухло, хочется поскорее обсудить итоги Каннского фестиваля. Поскольку через неделю уже наши фестивали появятся, очередной «Кинотавр» и открывается Московский международный кинофестиваль. Сегодня у нас в студии кинообозреватели и кинокритики Андрей Плахов и Юрий Гладильщиков. Их объединяет не только то, что они пишут о кино и то, что они были в Каннах, а то, что они оба в майках каннских, что один, что другой.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Это случайно.

К. ЛАРИНА: Я надеюсь, что вы не договаривались, я понимаю, что не хочется расставаться. Один в белой, другой в чёрной. Перед тем, как начать наш эфир, я хочу один долг отдать, поскольку мы должны это было сделать с Ириной Петровской в программе «Человек из телевизора». Мы должны поздравить Ирену Стефановну Лесневскую с днём рождения, поскольку Ирена Лесневская не только наш коллега, но ещё и друг, товарищ и соратник в борьбе с кровавым режимом. Я хочу поздравить Ирену Стефановну, пожелать её мужества, стойкости, здоровья прежде всего, счастья и радости в доме, в котором у неё всегда хорошо, хорошие близкие люди её окружают, хорошие друзья. Ирена Стефановна, с днём рождения!

А. ПЛАХОВ: И мы присоединяемся.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Да, с большим удовольствием.

К. ЛАРИНА: Мои гости присоединяются к этому экспромту. А теперь Канны. Почему я назвала сегодняшнюю передачу «Шоковая терапия Каннского фестиваля»? Я ничего не видела, как и большинство наших слушателей, которые только все новости про кино в Каннах потребляли из телевизора или из газет. Надо отдать должное работе кинокритиков, очень подробно освещалась вся история Каннского фестиваля, и в газетах, и по телевидению, и по радио тоже. Но главное, что мы все поняли, что это дело надо всё смотреть, поскольку действительно каждый фильм производил эффект шока на европейскую публику, особенно, конечно, потрясла реакция на фильм «Антихрист», вплоть до того, насколько я знаю, жюри объявило чуть ли не вне закона этот фильм, вручив ему антиприз за пропаганду женоненавистничества.

Там много провокаций, как всегда бывает у этого режиссёра. Давайте я не буду занимать время. Я бы очень хотела, чтобы вы нам рассказали, если не краткое содержание, то хотя бы описали немножечко все фильмы, которые вызвали такую неоднозначную реакцию публики и критики. Это кино совсем другое, оно непривычное для нашего сегодняшнего гламурного кинематографа, к нам поступает в основном продукция простенькая, на которую зритель идёт массово. На те фильмы, которые получили призы в Каннах массово зритель не пойдёт. Об этом написал Андрей Плахов в сегодняшнем «Коммерсанте».

А. ПЛАХОВ: Да, сегодня вышла статья «Страдающие в темноте». По аналогии с фильмом «Танцующие в темноте», поскольку у меня было такое впечатление, что фильмы, которые там показывались, это ильмы не для удовольствия, а скорее для страдания зрителей, настолько они были депрессивны, переполнены жестокостью, мрачными образами и шоковыми эффектами, что приходилось немножко пострадать. Но это были благородные страдания во славу искусства. Если говорить конкретнее, то фильм Ларса фон Триера был лидером и вызвал наибольший ажиотаж и наибольшую поляризацию мнений.

У него есть горячие поклонники, к которым принадлежу и я, есть просто противники, вплоть до того, что требуют привлечь Ларса фон Триера к партийной ответственности, именно так поступило экуменическое жюри. Это был не то, чтобы антиприз, это было некое заявление, которое они сочли нужным сделать, потому что не могли молчать. Немножко напоминало наше партсобрание. Картина Ханеке «Белая лента», которая получила главный приз «Золотую пальмовую ветвь», тоже картинка не простая и не весёленькая, чёрно-белая, жёсткая, тяжёлая по материалу, по теме, по философии. В общем предтече фашизма и мировых войн ХХ века – так можно кратко сформулировать её тему.

А тему Триера я бы сформулировал, как возвращение из современности в Средневековье. Он сделал псевдоготической эстетики и показывает одичание современного человека, который не может справиться с грузом павших на него проблем. И это приводит к страшным трагедиям, одичанию, жестокости и садомазохизму. Кроме этих фильмов, о которых все говорили, был ещё целый ряд картин. Характерно, что именно те картины, которые жюри наградило призами, именно эти картины были наиболее спорны, наиболее шоковые. Это было кино не для всех. Некоторые обижаются на этот термин, и совершенно напрасно. Этот термин существует .Кино бывает разное, не всякое кино для широко аудитории.

Есть кино, рассчитанное на какую-то селективную аудиторию, в данном случае это было именно так. Например, фильм Бриллианте Мендоза, филиппинского режиссёра «Резня», так мы его переводим.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Там сложно перевести.

А. ПЛАХОВ: Где показано страшно жестокое преступление очень подробно, это занимает добрую половину фильма, он получил приз за режиссуру. Хотя было очень много противников этой картины. Фильм «Весенняя лихорадка» китайский получил приз за сценарий. Тоже очень спорный, противоречивый фильм. Фильм «Жажда» корейский получил приз жюри, это такая вампирская мелодрама с невероятно жестокими сценами, но при этом сделана абсолютно в традициях киномании. Вот я вкратце рассказал.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Я в чём бы скорректировал Андрея, мне не кажется, что такое уж общее настроение фестиваля было депрессивным. На самом деле, по-настоящему, конечно шокирующими было только две картины. Это была картина Мендозы и это был «Антихрист». Я ещё до фестиваля предположил, что наверное, тут будет больше крутых эпизодов, чем обычно бывает даже на Каннском фестивале, потому что по-настоящему новых путей кинематограф пока что не нашёл.

К. ЛАРИНА: Но он ищет. И тому свидетельство – тот фестиваль, на котором вы побывали.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: После «Догмы» по-настоящему ничего нового в кино не появилось. И даже если мы посмотрим эти картины, тот же самый фильм Мендозы снят в стиле «Догмы», только уж совсем радикальным. Картина «Весенняя лихорадка», она тоже снята в стиле «Догмы». И было много фильмов, снятых в этом стиле. Когда кинематограф ищет и не может найти…

А. ПЛАХОВ: Но фильм «Жажда» снят совсем не в этом стиле.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Я согласен. Получается, что обратиться к шоку радикальному, в конце-концов мы привыкли различать большой кинематограф и видео-арт, как будто они совершенно два разных направления. Но они делаются примерно одинаковым способом и в видео-арте давно существует шок, как самоценная культурная величина. Мне кажется, что сегодня кинематограф просто стал это в большей степени использовать, чем использовал раньше.

К. ЛАРИНА: Потому что пробиться хочется. Я читала интервью. То, что делает Алексей Балабанов, похожая история была с фильмом «Груз 200», который был показан на «Кинотавре» и точно так же разделил кинематографическое сообщество пополам, там чуть ли ни билеты кидали в членов Союза кинематографистов, что если этот фильм победит, то я вообще выхожу из состава Союза. Я прочитала интервью с Ларсом фон Триером, которое было взято во время фестиваля, он сам по себе очень интересный человек, я обожаю читать и слушать его. Он как раз подтвердил лишний раз. Не по шок он говорил, а про боль, что смысл кино – причинять боль. Вот простая формула, которой человек придерживается, и он имеет на это право.

Потому что если кино боли не причиняет, по его времени, то это вообще к искусству кинематографа не имеет никакого отношения, вернее, ему не интересно заниматься другим кинематографом. Зритель должен не развлекаться, а страдать.

А. ПЛАХОВ: Тот же Триер говорит о том, что этот фильм, создание его стало для него попыткой выхода из депрессии, он пережил тяжёлую депрессию после того, как сорвался проект его трилогии, появился первый фильм «Догвиль», второй оказался гораздо менее удачным, ушла от него Николь Кидман, много других обстоятельств перемешалось, которые в итоге привели к тому, что Ларс фон Триер почувствовал себя в кризисной ситуации. Он человек сложной нервной психической организации, очень сложный и видимо, это всё сработало. Но не думаю, что благодаря этому фильму он вышел из депрессии, как он сказал, что для выхода ему надо около шести лет. В любом случае какой-то шаг сделан. Это действительно причиняет боль, но в каком-то смысле ты себя от чего-то освобождаешь.

К. ЛАРИНА: Давайте расскажем про фильм хоть что-то такое, какие-нибудь эпизоды. В чём шок этого фильма? Говорят, что даже кому-то плохо стало во время просмотра.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Зал периодически закрывал глаза и коллективно кричала: «О, ноу!»

К. ЛАРИНА: Расскажите!

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: На самом деле современная кинопублика не любит, когда рассказывают содержание. Тем более, что фильм «Антихрист» будет у нас на московском фестивале.

К. ЛАРИНА: Ну, про что хоть получилось?

А. ПЛАХОВ: Если рассказать основу сюжета, это и в каталоге написано, речь идёт о родителях, которые потеряли ребёнка. Причём, не просто потеряли, этот ребёнок выпадает, фактически выбрасывается из окна во время того, когда родители занимаются любовью. Дальше идут интерпретации, в какой степени виноваты родители, в какой степени виновата мать, отец. Это производит, если говорить на бытовом уровне, это провоцирует психологический кризис в отношениях этой семьи, для того, чтобы это преодолеть, они уезжают в лес и пытаются вернуться к природе, в том числе и к собственной.

Но эта природа оказывается страшной. Это в каком-то смысле сатанинская природа, природа антихриста. Дальше начинаются увечья, членовредительства, садомазохизм и такие вещи, которые уже глупо рассказывать, потому что те, кто в состоянии, пусть это посмотрят. Хотя, я думаю, что фильм совершенно к этому не сводится. Портят, вредят не реальные члены, а их муляжи, так же, как в своё время в «Андалузском Псе» Бюнуэля разрезали не женский глаз бритвой, а куриное яйцо варёное.

Поэтому надо немножко отстраняться и понимать, что это не документальное кино, не хроника ужаса, которую мы часто видим по телевидению, а это художественное произведение со своей системой условностей. Надо войти в эту систему, и тогда возможно ты поймёшь то, что тебе хотел сказать Ларс фон Триер.

К. ЛАРИНА: А что возмутило так экуменическое жюри?

А. ПЛАХОВ: Оно немножко прямолинейно восприняли этот фильм, как фильм, направленный против женщины. Кстати говоря, я заметил, что скандинавы и критики и кинематографисты совершенно иначе восприняли этот фильм. Он гораздо ближе по культурной традиции. Для нас это немножко дико. Для них это более естественно, потому что это существует в их культурной традиции.

К. ЛАРИНА: Но, тем не менее, Шарлотта Гензбур получила роль за лучшую роль.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Это немножко пощёчина общественному мнению. Мы с Андреем смотрели церемонию в зале прессы, там очень интересно смотреть вместе с прессом. И что там итальянцы кричали?

А. ПЛАХОВ: «Скандал!» и чуть ли не «Путана»

К. ЛАРИНА: Это актриса, поясню слушателям, которая исполнила главную роль в фильме «Антихрист»

А. ПЛАХОВ: Это дочь Сержа Гензбура и актрисы Джейн Биркин.

К. ЛАРИНА: Кстати, актёры тоже своеобразные. Это такой подвиг. Все же понимают, кто такой Ларс фон Триер. Когда тебе поступает предложение сняться в главной роли в фильме Ларса фон Триера, человек отдаёт себе отчёт, что за этим может последовать.

А. ПЛАХОВ: Да, поэтому ей дали приз, конечно, и за смелость.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Да, потому что известно, что с Тарантино работать – чистая радость. С фон Триером, как и с Балабановым, с Германом-старшим – это радость для избранных.

К. ЛАРИНА: Но зато это потом всё воздаётся. Мы сейчас слушаем Новости, потом продолжим и про другие фильмы Каннского фестиваля поговорим. Конечно же, наши слушатели очень просят рассказать, как была встречена картина Павла Лунгина в Каннах. Я думаю, что вы тоже про это скажете несколько слов. Продолжим после Новостей.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Продолжаем нашу программу. Она сегодня посвящена итогам Каннского фестиваля. Мы пока поговорим подробно о фильме, который произвёл шок на фестивале. Это фильм Ларса фон Триера «Антихрист». И наши слушатели, я не напомнила, дорогие друзья, вы можете задавать вопросы по +7-985-970-45-45. Здесь в студии Юрий Гладильщиков и Андрей Плахов. Спрашивают, было какое-то обсуждение фильма с журналистами, пресс-конференция, и как-то высказали своё отношение к этому фильму в глаза режиссёра?

А. ПЛАХОВ: Более чем. Началось с того, что один журналист англо-американский, чернокожий человек, его всегда видно на пресс-конференциях. Не успела ещё пресс-конференция начаться, как он встал, и задал вопрос: «Господин Триер, что Вы хотели сказать своим фильмом, что Вы хотели сказать своим фильмом?» Причём, даже не содержание вопроса, а тон был очень агрессивный, на что Триер стал отвечать, что он не обязан объясняться. Есть фильм, смотрите фильм. Тогда этот гражданин продолжил. Он сказал: «Нет, извините, это Каннский фестиваль, это не просто что-то такое, Вы приехали сюда, извольте отчитаться. Мы журналисты, хотим знать. Отвечайте на вопрос».

Триер сказал: «Я совершенно не собираюсь отвечать на Ваш вопрос. Меня пригласил Каннский фестиваль, а не Вы. А кто Вы такой я не знаю». Возникла перепалка. Зал был накалён до предела, потому что это обычно не принято. Но потом постепенно ситуация разрядилась и встал некий русский журналист…

К. ЛАРИНА: А кто это?

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Это был Гуськов.

А. ПЛАХОВ: Нет, это был другой человек. Он встал и сказал: «Господин Триер, русские журналисты поняли Ваш фильм, мы с Вами, не волнуйтесь, всё в порядке».

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Вообще, надо сказать, что «Танцующие в темноте» расколола Каннскую аудиторию на таких непримиримых противников, что люди готовы были чуть ли ни бить друг другу морды. Но мне кажется, что поклонников фильма меньше, чем противником. И те оценки в двух изданиях каннских «Screen International» и «Le film francais» выставляются оценки прессы и оценки были не высокие. Как и у фильма Мендозы. И тем более важно, чтобы они получили призы.

А. ПЛАХОВ: Всех превзошёл критик Тодд Маккарти, он подтвердил реноме своей фамилии. Он в своё время обругал «Догвиль», «Танцующие в темноте», Ларса фон Триера. И сейчас, верный своей линии, он разругал новую картину Триера, назвав её «жирным артхаусным пуком». Но, поскольку этот человек имеет свою репутацию, то оставим это на его совести.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Но чтобы было понятно, тот Маккарти – это один из ведущих критиков «Variety».

А. ПЛАХОВ: Да, главной деловой газеты мира.

К. ЛАРИНА: Для тех, кто хочет это посмотреть, а это смотреть надо, как я понимаю, плохо вам будет, хорошо, это там разберётесь.

А. ПЛАХОВ: Плохо. Берите валидол с собой.

К. ЛАРИНА: В прокат это выходит в начале июля.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Прокат ограничен будет.

К. ЛАРИНА: Он будет показан на Московском международном фестивале и в июле появится в ограниченном прокате. В любом случае этот фильм надо смотреть. По поводу главного, обладателя главного приза – Ханеке и его фильм «Белая повязка».

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: «Белая ленточка». Это очень глубокая, очень интересная вещь. Это многофигурная, чёрно-белая, строгая драма без закадровой музыки. Действие происходит в немецкой деревушке с очень сильно протестантским духом. Как мы постепенно понимаем, накануне Первой мировой войны. Это совершенно идиллическая деревушка, в которой начинают происходить разные страшные события. Кто-то вдруг почему-то протянул верёвку на пути доктора, который скакал на лошади, упал и очень сильно разбился. Потом чуть не убили маленького сына барона. Всё это заканчивается очень страшной историей, когда местного блаженного мальчика увёл в лес, надели мешок на голову и чуть ли не выкололи глаза.

После фильма наедине с собой прокручиваешь это задним числом, пытаешься понять, кто же совершал эти злодеяния. Возможно, их совершали разные люди. Но суть не в этом, суть в том, что в конечном счёте понятно, что очевидно к этому имели отношения дети Пастера, местного Пастера, который их такими, несколько садистскими методами, обучает высокой морали и таком божественному духу. Белая ленточка - это такая ленточка, которую он надевает на рукава своих детей, как знак чистоты, как знак невинности.

А. ПЛАХОВ: Это ленточка, которую одевают перед конфирмацией.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Да, да.

А. ПЛАХОВ: Из этой традиции всё идёт. Но если ребёнок там совершил малейший проступок, его жестоко наказывают, а потом дают ему шанс исправиться, надевая эту белую ленточку, готовя его к какой-то светлой полосе жизни.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Да, и вероятно, в знак протеста у них изнутри прорастает это зло. И в конечном счёте, наверное, Ханеке думал об истоках фашизма, потому что это именно те люди, которые, пройдёт 20 лет, они повзрослеют, это именно те, воспитанные в духе высокой морали, которые потом будут кричать: «Зиг хайл!» Я думаю, что Ханеке это и имел в виду.

А. ПЛАХОВ: Разумеется. Это и есть главная тема картины – корни насилия, фашизма и мировых войн. Того, что стало фирменным знаком ХХ века.

К. ЛАРИНА: Все поняли эту картину?

А. ПЛАХОВ: Эту картину понять несколько проще, чем фильм Ларса фон Триера, но в ней есть тоже много слоёв. И потом это художественно очень сильно. Он вроде бы снимается очень сухо, половина фильма не показана, а рассказана закадровым голосом. Повествование идёт от имени молодого учителя. И мы понимаем, что он рассказывает только какую-то часть правды, или то, что он видит, или как видит. За этим таятся ещё какие-то глубокие слои. Но даже то, что показано, мы видим какие-то вещи в кадре, они потрясающие, великолепное чёрно-белое изображение, потрясающе играют дети, я уже не говорю о взрослых актёрах, но и дети играют, как потрясающие супер-профессионалы.

К. ЛАРИНА: Большая редкость. Я хочу напомнить, что Михаэль Ханеке тоже не простой режиссёр, не для развлечения. Просто до этого работы, которые мы смотрели, они в прокате у нас были, тоже не простые. Это фильм «Скрытая» и «Пианистка», и «Забавные игры».

А. ПЛАХОВ: Фильм, который вызвал в Каннах шок больше 10 лет назад.

К. ЛАРИНА: Про Тарантино спрашивают. Что там произошло? Он получил что-нибудь?

А. ПЛАХОВ: Получил актёр Кристоф Вальц за лучшую мужскую роль, и это единственный из призов, который был встречен единодушными аплодисментами.

К. ЛАРИНА: Там тоже фашизм.

А. ПЛАХОВ: Там тоже фашизм, но игровой.

К. ЛАРИНА: Как называется? Ублюдки какие-то…

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: «Славные ублюдки».

А. ПЛАХОВ: Тарантино остаётся в этом фильме если не ребёнком, то очень молодым человеком, хулиганом, очаровательным. Мне фильм очень понравился, произвёл очень хорошее впечатление. Но конечно, его нельзя воспринимать всерьёз. Там очень многие вещи как будто серьёзно, потому что речь идёт о Второй мировой войне, о нацизме, о преследованиях евреев. Но в то же время это игра. Тарантино ухитряется соединять несостыкующие стихии, и ему это, по-моему, удаётся.

К. ЛАРИНА: Ну почему? У нас есть тоже «Гитлер капут».

А. ПЛАХОВ: Ну, как бы да. Направление то.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Только у Тарантино это сделано на высоком культурном уровне.

А. ПЛАХОВ: И вообще, это абсолютно киноманский фильм, в котором мы видим цитаты из невероятного количества фильмов. Не говоря о том, что главная цель – это контртеррористическая операция против Гитлера и все нацистские верхушки совершаются в парижском кинотеатре во время показа фильма.

К. ЛАРИНА: Что мы ещё не рассказали подробнее? Наверное, китайское кино?

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Тогда скорее про Адияра. Обычно в Канне очень трудно предсказать победителей, в отличие от «Оскара», где все победители заранее понятны. В Канне всегда идут споры до последнего момента, потом раз, неожиданное решение жюри. На сей раз более-менее всем было понятно, что два фильма будет претендовать на два главных приза – это фильм Ханеке и фильм Адияра, который называется «Пророк». И надо сказать, что их объединяет… мало того, что это обе многофигурные драмы длиной почти по 2,5 часа. Смысл обеих картин становится понятен в последней сцене. У Ханеке сразу понимаешь, что этот фильм про протестантизм. А у Адияра другое открывается в последнюю секунду. Потому что, когда смотришь, тебе кажется, что это традиционная тюремная драма.

А в последнюю секунду ты понимаешь, что это современный «Крёстный отец» арабской мафии во Франции. Фильм абсолютно без романтики, в отличие от «Крёстного отца» Копалы, на мой взгляд очень любопытный.

А. ПЛАХОВ: Очень достойный фильм, интересный, неоднозначный и очень актуальный. Он показывает социальную ситуацию во Франции, как в прошлом году фильм «Класс» Лорана Франте, показывал французское общество через призму одного класса, населённого этническими студентами, то здесь такой моделью является тюрьма, это же тоже своего рода класс, учёба проходит. И конечно, мы видим, как на смену этой традиционной устаревшей корсиканской мафии, которая заправляла всей тюрьмой, приходит новая, арабская. И к этому можно по-разному относиться. Но в любом случае понятно, что идёт борьба за выживание, борьба двух кланов, борьба двух культур даже в каком-то смысле.

К. ЛАРИНА: Из тех режиссёров, которые были представлены на Каннском фестивале. Есть ли герои книжки твоей, Андрей, новой? Поскольку книга на столе, надо о ней сказать.

А. ПЛАХОВ: Она называется «Режиссёры будущего». Это продолжение серии книг, которые я начал делать некоторое время назад. То были режиссёры сегодняшнего дня, такие классики, как Копала, Дэвид Линч, Педро Альмадовар и т.д., фильмы некоторых из них были тоже на этом фестивале, например, Педро Альмадовар. Но следующий том, который сейчас вышел, называется «Режиссёры будущего», там речь идёт о следующем поколении кинематографистов, которые в основном уже работают в новом, в 21 веке. Среди них Эгли самый старший, ему уже 55 лет, остальные значительно моложе. Но я его тоже считаю по своим причинам режиссёром будущего.

Именно его картина «Взятие Вудстока» тоже в конкурсе Каннского фестиваля участвовала.

К. ЛАРИНА: Это про знаменитый фестиваль?

А. ПЛАХОВ: Про знаменитый фестиваль в Вудстоке, да. Кто ещё был из этих режиссёров… Нет, по-моему, не было никого на этот раз. Но в любом случае это те режиссёры, фильмы которых составляют костяк главных фестивальных программ. Мишеля Гондри был ещё новый фильм.

К. ЛАРИНА: Если говорить о будущем кинематографа, насколько этот кинофестиваль в Каннах эту картину нам нарисовал? Что нас ожидает, эти все тенденции, которые сегодня популярны, которые сегодня востребованы? Хотя, судя по реакции публики, они не очень востребованы. Что-то внутри гложет, как я понимаю, художника, если всё по сути получается монотемной программа фестиваля. Это я понимаю из ваших рассказов. Это исследование природы зла. Нет?

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Нет, там было много разных картин. Не знаю, Андрей потом точнее скажет про тенденции. У меня есть странное ощущение, я с ним ехал на фестиваль, и ещё с большим вернулся. Мне кажется, что мы находимся на пороге совершенно неожиданного киновзрыва. Причём, он произойдёт именно…

К. ЛАРИНА: Это ты Союз кинематографистов имеешь в виду?

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Нет. Его уже ничего не спасёт, к сожалению. Мне кажется, что что-то абсолютно назрело. И это видно даже по Каннскому фестивалю, потому что с одной стороны программа была очень сильная, а с другой, всё-таки, у меня было ощущение, что я нахожусь на фестивале 2004 года, который точно так же делал огромную ставку, как и этот, на азиатское кино, или что я нахожусь на фестивале 1999 года, который точно так же выстраивался вокруг очень сильных фирменных каннских режиссёрских имён.

В мире что-то назревает. Как это всё произойдёт? Мне кажется, что этот взрыв буквально завтра совершится и именно в среде каннского кино.

А. ПЛАХОВ: Я могу сказать, что в 1999 году, который ты упомянул, это был самый сильный фестиваль за долгое время, когда все лучшие режиссёры были представлены, никто почти ничего не получил, никаких наград, а вышли совершенно новые режиссёры, братья Дарденны, которые теперь классики и Брюно Дюмон. Сейчас такого не произошло на этом фестивале. Да, появился Мендоза, которого очень тянет руководство фестиваля в звёзды, ещё какие-то представители восточного кинематографа, но какого-то прорыва не произошло.

А все те великие, которые были собраны в программе, они находятся в кризисе. Но в слово «кризис» я совершенно не вкладываю негативного смысла. Я понимаю, что кризис – это некий момент, точка перегиба, это какой-то пик, который надо пройти для того, чтобы придти к чему-то другому. И в этом смысле кино порадовало нас настоящими шедеврами, потому что многие фильмы, о которых мы сегодня говорили, это настоящие произведения искусства, которые останутся в истории кино несомненно.

Кстати, фильм «Жажда» тоже останется в истории кино, как очень интересный образец современного жанрового вампирского жанра мелодрамы. Но конечно, что-то должно произойти, безусловно. Надежда на то, что сделают это те же самые люди, всё-таки, мала. Конечно, хочется ожидать, что придёт новое поколение.

К. ЛАРИНА: Насколько русское кино вписывается в эту программу?

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Я считаю….

К. ЛАРИНА: Там было показано два фильма, если говорить о тех фильмах, которые были показаны в рамках «Особый взгляд». Это фильм Лунгина «Царь» и фильм Хамерики «Сказка про темноту».

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Я бы сказал, что не вполне вписываются, потому что фильм Хамерики – это достаточно умная, достаточно милая, и что приятно, короткая зарисовка, потому что фильмы проходили по 3 часа. Страдать так страдать. А тут час, двенадцать минут. Конечно, очень любопытная картина про женщину, которая достаточно красивая, но которая при этом по условии жизни не имеет никаких возможностей и никаких перспектив на счастье.

А. ПЛАХОВ: А женщина – милиционер.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Может поэтому. Огромное количество мата в картине, который, по-моему, совершенно излишний. Я не совсем это понимаю, потому что когда он нужен, то он нужен. Когда он не вполне нужен и ничего не добавляет для раскрытия характеров, но при этом понятно, что это создаст огромные проблемы для фильма в прокате, то так ли уж надо его включать? Можно было обойтись немножко другими словами. Что касается «Царя», то этот фильм очень резко выпадал из программы Каннского фестиваля, потому что это очень и очень традиционное для Канн кино. Фильм про взаимоотношения власти и церкви в эпоху Ивана Грозного, фильм про то, что абсолютная власть губительна для народа, и что единственной совестью в наше стране остаётся церковь.

Но я не знаю, возможно, Павел Лунгин хотел дать некоторый урок нашей современной церкви, сказав, что она должна чуточку отстраниться от власти, и с той же смелостью, как герой Олега Янковского в этом фильме, царям правду в лицо говорить. Надо сказать, что совершенно потрясающая роль Янковского. Это, пожалуй, лучшее, что есть в этой картине.

А. ПЛАХОВ: Мне кажется, что в этой картине и роль Мамонова тоже достаточно сильная, который играет Ивана Грозного. Мне кажется, что этот фильм с одной стороны вписывается в Каннскую программу, потому что в нём очень много жестокости, в нём достаточно мрачный общий колорит, естественно, понятно, о какой эпохе идёт речь. Но, с другой стороны, не вписывается тоже по-своему потому, что ей было место, этой картине, больше в конкурсе, чем в «Особом взгляде». Это не особый взгляд, В «Особом взгляде» собираются такие картины, типа Хамерики, скорее. Более маргинальные, менее мейнстримовские. А это абсолютно артмейнстрим.

Я считаю, что это вполне достойная картина, хотя у меня есть к ней свои претензии. Но насчёт того, вписывается или не вписывается, есть один момент, по которому она явно не вписывается в общую концепцию современного европейского кинематографа. Всё-таки, этот кинематограф преимущественно антиклерикальный и то, что мы видим у Ханаке, роль церкви отнюдь не только не идеализируется, но просто разоблачается в каком-то смысле. А в этом случае наоборот, она представлена очень идеалистически. Может быть действительно, во времена Ивана Грозного не было другой альтернативы насилию.

Но в сегодняшнем контексте это по меньшей мере спорно.

К. ЛАРИНА: Как нас там вообще воспринимают? В этот раз что было? Там был русский павильон? Какая-то русская тема звучала?

А. ПЛАХОВ: Русский павильон был, русская тема… русской было больше, чем обычно. У нас же всегда, когда кризис, мы все в Канне, всё замечательно. Но, к сожалению, на самом деле у нас есть ещё только остатки кино, есть хорошие фильмы, которые по разным причинам не попали в программу Каннского фестиваля.

К. ЛАРИНА: Но могли бы конкурировать?

А. ПЛАХОВ: Я видел фильм «Волчок», я считаю, что это очень интересный дебют режиссёра Сигарева, известного театрального драматурга, который был гораздо сильнее многих Каннских фильмов, участвующих в конкурсе. Но, к сожалению, это всё остатки былой роскоши. Что будет в следующем году мы не знаем, в российское кино в этом году практически не запускают ни одного проекта под эгидой государства. Это довольно драматически.

К. ЛАРИНА: Не волнуйтесь, запустят скоро, мало не покажется. Юра, а ты что скажешь про русский след в Каннах?

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Я думаю, если говорить…

К. ЛАРИНА: Там чиновники какие-то были? Что там происходило, в русском павильоне? Кормили икрой?

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Вы знаете, я жуть скажу. Я туда зашёл один раз на две минуты.

К. ЛАРИНА: А чего выбежал, как ошпаренный? Что там такое?

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Я зашёл, посмотрел, что большой павильон, в отличие от прошлого года, где павильон был… Всё-таки, была там насыщенная программа. Честно сказать, приехать в Канн и смотреть русский павильон, мне кажется, что это неправильное поведение для человека, который интересуется кинематографом.

К. ЛАРИНА: Ты же представляешь страну.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Я представляю интересы мировых киноманов, которых у нас тоже много. Интересы людей, которые любят хорошее кино, вне зависимости от того, какой страной оно произведено.

А. ПЛАХОВ: Мы с Гладильщиковым очень умеренные патриоты, придерживаемся мнения Франсуа Трюфф, который говорил о том, что восхваление критиками фильмов своей страны – это верный путь к шовинизму.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Я просто считаю, что хорошее кино не имеет национальности. И что болеть за кино, как за футбол – это достаточно глупо. Если страна производит плохие картины, то их не надо показывать. И наоборот то, что в последние годы наш покат был забит огромным количеством паршивейшей отечественной кинопродукции, когда из 10 фильмов наших, которые выходят на экраны, 8 – это просто очень плохое кино, но при этом их проталкивают, потому что это наше кино, мне кажется это совершенно неправильным.

А. ПЛАХОВ: С другой стороны надо сказать, что в павильоне были презентации российских новых проектов, была какая-то публика, какой-то интерес. Поскольку у нас отсутствуют структуры по пропаганде отечественного кино, то свою работу павильон, наверное, делал.

К. ЛАРИНА: Какие работы мы увидим в российском прокате, из тех, что были показаны в Каннах.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Будет фильм Альмодовара, который у нас переводят то ли как «Разомкнутые объятия», то ли «Разорванные объятия».

К. ЛАРИНА: С Пенелопой Круус. Хороший фильм?

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Хороший, но немножко усталый. Всё-таки, у Альмодовара было четыре подряд очень сильных картины – «Всё моей матери», «Поговори с ней», «Дурное воспитание» и «Возвращение». Немножечко усталая картина.

А. ПЛАХОВ: Мне тоже так показалось. Хороший фильм, но в нём больше грусти, даже какого-то прощания, чем того юмора, которым славится Альмодовар.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: «Жажда» у нас будет?

А. ПЛАХОВ: «Жажда» будет показана Пак Чхан Ука.

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Тарантино будет.

К. ЛАРИНА: И будет фильм Ханеке. Фильм этот куплен и будет в нашем прокате, будет на Московском фестивале показан.

К. ЛАРИНА: Если говорить о Московском кинофестивале, вы уже знаете какую-то программу? Что там представляется? Насколько разнятся вообще эмоциональный фон кинофестиваля Каннского и Московского, это разные фестивали?

А. ПЛАХОВ: Официальная конференция будет 2-го числа и мы решили не объявлять официально названия фильмов конкурсных. Но могу сказать, что общий тон фильмов не будет столь мрачным, как в Канне, но не намного отличаться. К сожалению, или к счастью, но мировое кино идёт в определённом направлении. И я знаю, для отборочной комиссии была большая проблема найти хоть парочку более-менее фильмов с оптимистическим звучанием. Я уж не говорю, что если бы найти комедию – это было бы счастьем, хорошую, классную комедию.

К. ЛАРИНА: Но это что-то странное. Такой общий настрой мрачноватый. Я посмотрела программу «Кинотавра», там тоже достаточно мрачные картины.

А. ПЛАХОВ: В этом смысле наше кино отлично вписывается в мировой кинопроцесс.

К. ЛАРИНА: Я лично это воспринимаю, как некий отрадный факт. Для меня в этом есть какой-то оптимизм при взгляде на развитие кино. Кино должно пробуждать какие-то струны, которые давно никто не трогает в человеке. И наверное правда, что единственное, что осталось – это какой-то элемент шока и провокации, который заставит общество как-то встряхнуться. Тут очень важный момент, я слушателям хочу сказать. Вы поймите, это не то, что у нас так всё плохо, вот мы привыкли, мы такие мрачные, в России всё плохо, и кино такое снимают мрачное. Нет, вот вам люди сейчас подтвердили эту общую тенденцию. Это очень важный момент. С чем он связан? С таким общим апокалипсисом? Или пришло время задуматься о чём-то?

Ю. ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Связано с тем, что если режиссёр считает себя серьёзным, даже начинающий режиссёр европейский какой-нибудь, он снимает картину про маргиналов, про людей с трудной судьбой. И когда бываешь на фестивалях первого ряда, но немножечко ниже, чем Каннский фестиваль, то там просто 99% программ – это фильмы «Так жить нельзя». В Англии жить нельзя, в Корее жить нельзя, в Польше жить нельзя, в Аргентине жить нельзя. Нигде жить нельзя! Вообще нигде!

А. ПЛАХОВ: А там, где жить можно, там кино не снимают.

К. ЛАРИНА: Ну что же, большое спасибо. На этом мы заканчиваем нашу творческую встречу. Юрий Гладильщиков и Андрей Плахов. Продолжим следить за новинками кино. Все фильмы, которые мы сегодня перечисляли, постарайтесь увидеть, если не в прокате, я думаю, где-нибудь на DVD появится рано или поздно, кино, которое в Каннах победило. И дальше будем следить, потому что, впереди, повторюсь, Московский международный и фестиваль «Кинотавр». Спасибо вам.