Андрей Аллахвердов - Без дураков - 2014-01-18
С.КОРЗУН –Всем добрый вечер! Сергей Корзун – это я. И это программа "Без дураков", мой сегодняшний гость Андрей Аллахвердов. Здравствуйте, Андрей!
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Добрый день!
С.КОРЗУН – Не будем скрывать, что мы знакомы давно, но в эфире я предпочитаю на Вы. Тем более, что не только в личном качестве, но еще и в качестве – выяснилось, что – я даже не знал, что вы остаетесь руководителем пресс-службы «Гринпис Россия».
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Да.
С.КОРЗУН – То есть, не расстались на этой ноте.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Нет-нет, пока таких мыслей нет
С.КОРЗУН – Так что сегодня мы не только о «Гринпис Россия» говорим, потому что у Андрея долгая журналистская карьера, начавшаяся еще на «Голосе России», там же, где и некоторые люди с "Эха Москвы" начинали. И, скажем, предпоследняя – это главный редактор фонда «Независимое вещание», со всеми фестивалями «Вместе - Радио».Ну, и, вообще, жизнь такая, довольно богатая: журналист, путешественник, человек с судимостью - так?
А.АЛЛАХВЕРДОВ - Нет, не с судимостью. Я подвергался уголовному преследованию, но до судимости, слава богу, не дошло. Вот, если бы был суд, и нас бы осудили, тогда была бы судимость, да. А сейчас пока мы просто амнистированные и, слава богу - до суда.
С.КОРЗУН – Для тех, кто вдруг не знает, Андрей Аллахвердов был там, на борту «Арктик Санрайз», соответственно, и три месяца с лишним в заключении в Мурманске, потом в Питере.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Два месяца и месяц, в общем, после выхода под залог. Там продолжалось следствие, но мы уже были все на свободе. И, в общем, следствие продолжалось до самого конца декабря, так что, да.
С.КОРЗУН – Вы сознательно пошли на работу в «Гринпис Россия» или это были какие-то экономические обстоятельства: работы не было, ну, многие знают, что журналистам сейчас не особо сладко здесь живется.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Там было много разных обстоятельств. Но, конечно, в Гринпис, насколько я могу судить, люди просто так не приходят. Потому что это не та организация, куда можно просто прийти зарабатывать деньги. Там нужно иметь какую-то определенную мотивацию, что ли. То есть, что-то хотеть для защиты природы. Поэтому, конечно, нет – это было не случайно. Но я Гринпис знаю давно: мы еще в 97-98-м году с коллегой делали экологическую программу и, в общем, тогда познакомились с Гринпис, и с тех пор я довольно пристально следил за их работой, и у меня ничего, кроме уважения эта работа не вызывала. И, каким-то образом хотелось всегда участвовать.
С.КОРЗУН – Вы представляли, чем может закончиться этот круиз? Потому что Гринпис, в общем, такая не всегда миролюбивая организация. Собственно, в истории было довольно много эпизодов с судами Гринпис.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Дело в том, что, на мой взгляд, одно из, неправильных представлений о Гринписе – о том, что она не миролюбивая. Но, на самом деле абсолютно миролюбивая организация и абсолютно ненасильственная. Это как бы такая, основополагающая вещь: насилие мы не признаем, вообще, ни в каком виде. Другое дело, что иногда акции и те действия, которые предпринимает Гринпис, они взбудораживают народ – это да. Не всегда полиция, скажем, недовольна нами – это да. Но сказать, что мы не миролюбивая… – это было бы неправильно. Что касается того, предполагал ли я? Ну, конечно, того, что я окажусь в СИЗО – нет, конечно, не предполагал. Разные были ожидания, мы понимали, конечно, что по головке нас не погладят за это, но что до такой степени жесткая будет реакция – нет. Конечно, нет.
С.КОРЗУН – Многие характеризуют это деяние, как – ну, понятно, что не пиратство, естественно: на абордаж не собирались никого брать, - но хулиганство чистой воды. Вот, аналогично, допустим, мы останемся на территории Гринписа. Придет ко мне человек и наклеит на мою дверь в мою квартиру надпись: «Этот гад не разделяет мусор прежде, чем его выбрасывать!», и он будет прав, с одной стороны: я, действительно, не разделяю мусор. С другой стороны, стоит огромный контейнер и насколько бачков, куда все это и валится, включая и эти лампочки, которые надо на переработку, и батарейки, и многое чего отправлять. Если я встаю на позицию «Газпрома», его платформы, - вроде, как согласовал со всеми, живу – никому особо не мешаю. То, что мне инкриминируют, ну, вроде, как и выполнить даже не могу.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Если клеить на дверь, то это будет, наверное, административное правонарушение, за которое будет небольшой штраф
С.КОРЗУН – Типа НЕРАЗБ.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Вот, собственно, и все. И, собственно, наши действия, судя по всему, тоже в это вписывались, в это нарушение 500-метровой зоны – это как раз административное правонарушение, за что мы, кстати, заплатили штраф 20 тысяч рублей, и по идее, этим дело должно было ограничиться. Но, посчитали, что мы пираты… Дело в том, что не было же никакого намерения… Постоянно пишут: «штурмовали», «захватили», или «попытка захвата»… Никто, конечно, ничего захватывать не пытался. Поэтому вписывалось это все в рамки простого административного правонарушения. Тем более, что все-таки, не надо забывать, что это международные воды, и там имеет право плавать… ходить - прошу прощения, постоянно за это слово упрекали – там могут ходить корабли, в общем-то, любой страны.
С.КОРЗУН – У Гринписа много защитников, но и довольно много людей, в том числе, и относительно либеральных взглядов, которые, в общем, нападают на него последнее время. Многие упрекают его в том, что если изначально идеи Гринписа защиты экологии и природы были замечательной идеей, то они подчас в такие формы преобразуются, достаточно иногда даже чудовищные. Говорят о заказах, которые поступают – вопросы по этому поводу у нас есть – то, что действуют в интересах одних мировых корпораций против других мировых корпораций.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Все эти заявления – я их… я, вообще, телевизор не смотрю, но в течение 2-х месяцев, которые я сидел в тюрьме, я регулярно смотрел телевизор, потому что там просто другого ничего делать нельзя было, кроме того, чтобы читать и смотреть телевизор. И, конечно, мне все эти обвинения знакомы.Ито, что я читал, все, что я видел, все, что я слышал, основывается на такой абстрактной формуле, что «еще неизвестно, кто им там платит», или «есть такое подозрение, что они…». Никаких фактов никто не приводит. Это такие достаточно эффективные, на мой взгляд, пропагандистские приемы, то есть, вот «ложечки нашли, а осадок остался».
С.КОРЗУН – А, как на самом деле формируется бюджет? Вот, эту экспедицию, кто оплачивал?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Бюджет всегда формируется исключительно из взносов частных людей. Есть небольшая часть, которая поступает от частных фондов, но это обязательно частный фонд - это фонды, основанные частными людьми. И все, больше никаких источников нет, ни грантов – ничего. Если один региональный офис помогает другому – это одно. Или, как-то делят между собой какие-то расходы – это одно. Но в любом региональном офисе и в «Гринпис Интернешнл» все деньги поступают всегда только от сторонников.
С.КОРЗУН –Как регионы сосуществуют с центром? Они абсолютно автономны, либо являются филиалами на территориях стран, где они находятся?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Есть национальные офисы, которые участвуют в глобальных программах, но при этом, например, российский офис ведет некоторые свои программы, например, программу защиты Байкала. Но в любом случае, это какая-то часть общемировой… у нас есть области, в которых мы действуем: энергетическая программа, лесная программа, токсическая программа и так далее, защита Арктики – это глобальные программы, в которых участвуют региональные офисы, скажем так, или региональные организации. Поэтому это такие, скажем, слаженные действия одной организации в разных регионах мира.
С.КОРЗУН – А российское отделение – оно формирует само свой бюджет, либо часть какая-то спускается сверху, а часть…? В России, вообще, собирается на Гринпис, вообще, что-то? Страна по ощущениям не с самым разным, я скажу экологическим сознанием.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Это да, я бы сказал, что да. Какая-то достаточно существенная часть собирается, но, конечно, есть над чем работать еще. На мой взгляд, именно это и объясняется тем, что не вполне люди представляют себе, собственно, что и как делается. И структуру организации не очень хорошо себе представляют; и есть стереотип такой экологической организации: раз экологическая – значит, она занимается всем. И кошечка на дерево залезла, и мусор неправильно сбросили – это тоже ее. И, в общем, все, что касается природы, животных экологии – это все. Но, экологические организации разные бывают. Бывают более жесткие, бывают менее жесткие, бывает, одни занимаются животными, другие занимаются более глобальными экосистемами, скажем так.
С.КОРЗУН – Стерхами, кстати, - что-то вспомнил сейчас.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Стерхами, да. Кто-то занимается стерхами, кто-то леопардами, да. Кто-то занимается мусором, действительно, переработкой и утилизацией мусора. И, в общем-то, мы для себя представляем, как это, а вот, широкая общественность, на мой взгляд, не очень хорошо. Кстати сказать, одна из моих задача – сделать так, что та информация, которая у нас, собственно, идет в прессу, чтобы она давала внятную картину того, что происходит.
С.КОРЗУН – Конкретный вопрос - остаемся пока на круге Гринпис – «Большинство широко известных акции Гринпис направлено на запрет или контроль чего-либо. Какова созидательная деятельность организации? Имеется в виду не посадка деревьев или уборка территорий – помощь не советом, а делом в решении крупных проблем».
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Кстати, посадка деревьев – это тоже во многих случаях конкретная вещь. Дело в том, что мы никогда не предлагаем… нас часто обвиняют, что мы все пытаемся запретить, ничего не предлагая взамен – это не так. У Гринписа очень много специалистов, которые исследуют разные возможности. То есть, если мы предлагаем от чего-то отказаться, то, что можно предложить вместо этого - всегда делается такое предложение. У нас очень много специалистов, и мы сотрудничаем с другими организациями, где работают специалисты в разных областях: там и химики, и физики, метеорологи, и биологи – разные совершенно. И всегда предлагается какая-то альтернатива. Поэтому речь не идет о том, чтобы просто запретить. Это не по нашей части. Есть много любителей, которым самое главное – запретить, но это не мы.
С.КОРЗУН – А согласитесь с Ильей из Ярославля, который считает, что «Гринпис пользуется эпатажными, абсурдными методами, чтобы привлечь внимание к проблеме», и спрашивает, все ли средства хороши для достижения цели или эффекта. Где грань?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Эпатажными – ну, возможно. Абсурдными – нет. То есть, вернее, абсурдность может быть использована для того, чтобы показать абсурдность ситуации. Такие перфомансы иногда устраиваются абсурдистские, я бы сказал, да, бывает. Грань всегда четкая: чтобы не нанести ущерба ни людям, против которых мы выступаем или против действий, которых мы выступаем, ни своим собственным работникам, сотрудникам, волонтерам и так далее. То есть грань всегда: ненасилие над людьми и непорча имущества, безусловно.
С.КОРЗУН – «Как можно вступить в Гринпис?», - спрашивает Василий из Санкт-Петербурга.
А.АЛЛАХВЕРДОВ - Ну, Гринпис – это не членская организация, поэтому туда, собственно…
С.КОРЗУН – Так. А, каков принцип формирования?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Штатные работники нанимаются, как, собственно говоря, обычно нанимаются: проходят тестирование и подают заявку – ну, как обычно люди подают заявку на работу в организацию. Я лично так поступил.
С.КОРЗУН – А дальше, а волонтеры?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – А волонтеры – это просто - можно зайти на наш сайт, там есть все нужные координаты – это приходят люди и предлагают какую-то свою помощь действием: либо участвовать в каких-то акциях – самую разную помощь. Иногда даже просто какую-то работу по офису сделать, бумажки разгрести. Это просто добрая воля, нужно просто прийти и предложить свою помощь.
С.КОРЗУН – А большой штат «Гринпис Россия», например? Сотня человек, тысяча человек?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Нет-нет – 60-70 человек. У нас есть еще офис с Петербурге. В общей сложности где-то 70 человек.
С.КОРЗУН – А волонтеров сколько привлекаете? Или здесь, вообще, сложно сосчитать.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Таких активных, насколько мне известно, где-то человек 300 работает в Москве, Петербурге, наверное, так.
С.КОРЗУН – А, чем занимаются, например? Кто-то в зоопарке, кто-то воробьев городских защищает. Я, конечно, утрирую, наверное, ни зоопарк, ни городские воробьи не входят в круг ваши интересов.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Если мы проводим какую-то акцию, очень часто в ней участвуют волонтеры. Начиная от того, чтобы раздавать листовки…, если это какое-то костюмированное мероприятие, то они выступают в роли действующих лиц. Самое разное…. Иногда помогают, действительно, с какой-то офисной работой. Когда мы собирали подписи какие-то, то работа с этими документами – это тоже огромный объем бумаг, с которыми нужно как-то разобраться, и они тоже помогают.
С.КОРЗУН – Ответим все-таки до конца на вопрос Ильи из Ярославля: «Откуда деньги у российского Гринпис?» - его четкий вопрос. Можете сказать, какая часть идет из-за рубежа, из центральной организации, а какая – собирается здесь?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Я не могу сказать, какой процент идет, но часть поступает из «Гринпис Интернешнл», но это все равно деньги сторонников, это все равно собранные пожертвования частных лиц, просто не в России, а в других станах мира. И деньги, которые собираются в России – только от частных жертвователей.
С.КОРЗУН – То есть, никакая организация, никакое учреждение, вообще, юридическое лицо…
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Ни государственные, ни коммерческие – ни в коем случае. Это просто основополагающий принцип.
С.КОРЗУН – То есть, если лично Бил Гейтс профинансирует, то это дело, а, если «Майкрософт»…
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Мы не возьмем.
С.КОРЗУН – Не возьмете, совершенно. Сколько бы ни предложили - три миллиарда, десять миллиардов?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Нет-нет, это против правил.
С.КОРЗУН – Правила лучше не нарушать – это правда. Ладно, закончили с этой частью. Я думаю, что закончили, если не будет еще вопросов. А вопросы можно, собственно, задавать. У нас на сайте есть такая возможность. Я к другому вопросу. Андрей, зная вас долгое время, всегда с удивительно тонким чувством юмора, рассказчик, интеллигент из интеллигентов – когда за таким человеком захлопывается такая большая железная – представляете? - какая она на самом деле дверь?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Железная, железная.
С.КОРЗУН – Вот, естественно ощущение, что происходит что-то совершенно несуразное. Если человек – дворовый хулиган выживет, а вот Андрей Аллахвердов – нет. Как удалось? Или это просто ощущение ложное?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Я даже не знаю, на самом деле попадаешь туда, там выясняется, что страхи – это одно, а реальность – это немножко другое. Там есть хорошие люди, с которыми всегда можно найти общий язык.
С.КОРЗУН – Но, в жизни бывали подобные ситуации?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Нет.
С.КОРЗУН – Родились-то в Ереване?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Да.
С.КОРЗУН – Сколько там…, школа там же была?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Нет-нет, меня родители перевезли, мы «понаехали тут» еще в 64-м году.
С.КОРЗУН – Ага, то есть, школа московская.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Школа московская.
С.КОРЗУН – Ну, в общем, здесь в 60-е,70-е, что бы ни говорили: застой, не застой, а «двор на двор», в общем, ходили – дрались, разное было.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Ну, бывало.
С.КОРЗУН – Какой район, кстати, московский?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Это один и тот же: тогда это был Дзержинский район, сейчас это район метро Алексеевская, раньше это была Щербаковская, проспект Мира – вот, там. Такой довольно спокойный района, не сильно хулиганский был. Но, ну, всякое бывало.
С.КОРЗУН – Ну, и армейская служба была, если я не ошибаюсь?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Армейская служба была да, но я офицером служил. Там тоже нужно было найти общий язык, потому что одно дело, ты там приходишь, мальчик такой после института – многие тебя воспринимают, как такого мажора, а там такие бывалые люди – военные, и переводчики и не переводчики, и приходилось как-то искать общий язык с людьми. В армии я понял, например, что, если ты ведешь себя порядочно и при этом знаешь свое дело, то тебя будут уважать в любом случае – вот, собственно, и все. Ну, еще я положил себе с самого начала за правило, что здесь мне никто ничего не должен. Когда строишь отношения с людьми, как-то исходишь из этого, что, в принципе, от меня тоже какой-то вклад требуется, и отношения должны быть взаимными какие-то – вот, собственно, это самое главное.
С.КОРЗУН – Как в тюрьме это происходит?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – В тюрьме – я вам хочу сказать, что я, конечно, не видел всей тюрьмы, и, конечно-же, у нас это был, я бы сказал, такой вариант «лайт» до некоторой степени. Но, все-таки в мурманской тюрьме это была тюрьма с двумя сокамерниками, которые сидят – поскольку у нас статья была особо тяжкая, - то и там сидели наши сокамерники по особо тяжким..
С.КОРЗУН – А! Вы о «пиратству» шли тогда все…
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Да-да. Поэтому там это вот: убийства, бандитизм – все такого рода статьи. Но, я попал к людям, которым, во-первых, сразу удалось объяснить…. Ну, и первый же вопрос был, естественно: зачем вы туда полезли? Этот вопрос возникал у всех и всегда. Ну, я им объяснил, и в общем, с тех пор никаких проблем не возникло. Более того, в какой-то момент мой сокамерник сказал, что «вот, выйду – организую Гринпис в Мурманске». Это было приятно слышать. Там все было как-то по-человечески. Мне сразу объяснили, что это все общее – пользуйся.Потому что нас-то туда привели – у меня, вообще, ничего кроме книжки и пачки сигарет в кармане ничего не было: ни смены одежды, ни смены белья, даже зубной щетки. Поэтому это был вопрос далеко не самый абстрактный – что делать дальше, буквально в течение следующего дня. В общем, меня, «обогрели, обобрали»…
С.КОРЗУН – А с зубной щеткой, как решилось?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Выдали. Да, там выдается вновь прибывшим небольшой гигиенический набор, состоящий из зубной щетки, маленького тюбика зубной пасты и двух или трех станков для бритья.
С.КОРЗУН – Одноразовых таких, да?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Да. Таких, знаете, которые очень напоминают, если помните, в свое время были такие лезвия «Нева», от которых такая хорошая синева оставалась после бритья – вот, примерно такой же остроты, такие кондовые были станки…
С.КОРЗУН – Ну, вам не особо много брить. Для тех, кто не видит нас по Сетевизору, объясняю, что Андрей Аллахвердов – можете посмотреть – в общем, растительность есть: и усы и борода закрывают значительную часть лица, поэтому бритвой пользоваться особо не приходилось. То есть, правила были простые, объяснили вам их не руководство тюрьмы, а объяснили те два сокамерника.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Руководство тюрьмы мне объяснило в основном, чего нельзя, а нельзя там много чего – почти ничего. А вот, уже, как жить – мне объяснили, да, соседи по камере. И выяснилось, что, если какие-то не сложные правила соблюдать, а главное, вести себя порядочно, то, в общем-то, проблем не возникнет.
С.КОРЗУН – Было ощущение, что это ненадолго, что это ошибка, что буквально кто-то через час подойдет, распахнет дверь и отпустит?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Поначалу было, по началу было, действительно, что это какая-то…. Особенно, когда нас сняли с корабля и привели. Нас же, когда везли в Мурманск, нам сказали, что «вы вернетесь максимум через 24 часа». И тут вдруг сначала на двое суток, а потом в СИЗО, и как-то было…
С.КОРЗУН – Здесь ставим многоточие и продолжение истории после выпуска новостей через 3 минуты.
НОВОСТИ.
С.КОРЗУН –Я напомню, что сегодня в гостях у меня Андрей Аллахвердов - руководитель пресс-службы «Гринпис Россия». Обнаружил большую группу вопросов, будут добивать вас, Андрей, наши слушатели вместе со мной, я им помогу – это честно, совершенно. Но, я должен сказать, что я согласен с ними – уходили от ответа от части вопросов. Значит, часть из них еще возобновим. Но пока к той теме, которую подвесили: ощущение человека, который находится там, внутри, в течение 2-х месяцев и не знает еще об этом, для него идет день за день. В какой момент вы поняли, что это может быть всерьез и надолго?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Ну, где-то через несколько дней. Там состоялся суд по нашей апелляции по поводу того, что нас посадили под арест на два месяца, и, когда, собственно, оставили это решение в силе, было такое решение, что да – всерьез и надолго. Но, на самом деле оно было такое в течение первых трех недель после этого. Оно довольно удручающее было, потому что там ничего не происходило просто. Вот, ты сидишь в камере, день за днем проходит и ничего не происходит.
С.КОРЗУН – А с кем общение, только с сокамерниками?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Да.
С.КОРЗУН – Либо адвокаты приходят, либо кто?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Да, адвокат тогда приходил не очень часто, раз в неделю. Ну, да – в основном с сокамерниками. Сначала их было двое, потом остался один. Да, вот только с ними, ну, и с охраной, естественно.
С.КОРЗУН – А между собой, с другими членами команды Гринпис не общались?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Нет. Смысл в том, что это изоляция, есть такое правило, что подельников вместе не сажают, поэтому все были распределены по 30 камерам, и каждый сидел со своими особо опасными преступниками.
С.КОРЗУН – Показания, допросы с пристрастием, лампа в глаза, следователь злой и добрый – что-нибудь из этого?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Нет, бог миловал. Во-первых, когда еще в изоляторе временного содержания находился, мы такие базовые показания дали: что я, кто я – такие самые общие вещи. А дальше, собственно, мы – вся команда, выбрала позицию – вот, 51 статью Конституции о том, что человек может не давать показаний, которые могут нанести ему…
С.КОРЗУН – Ущерб.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Ущерб.
С.КОРЗУН – Ну, через адвоката стало известно, естественно, что вся команда выбрала – вы же не встречались, общего собрания не было…
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Ну, да, конечно. Естественно, была там группа адвокатов, это была общая согласованная позиция, безусловно. Но, нет, таких вопросов не было. В какой-то момент ни допросов, ни, вообще, того, что называется «следственные действия» - их не было. Это в какой-то момент душу вынимает просто очень сильно. Потому что ты сидишь, и ничего не происходит: встал, поел, почитал, телевизор посмотрел, телевизор посмотрел… и спать – все. И, в какой-то момент теряется ощущение, зачем ты здесь, просто эта рутина, как болото засасывает очень.
С.КОРЗУН – Как иностранцы переносили содержание в российской тюрьме?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – По-разному. Есть люди, бывалые, которых арестовывали, - хотя не на такой срок – не один раз: на сутки, на двое после разных акций попадали в разных странах. И, кстати, многие из них говорили, что российская тюрьма далеко не самое страшное. В основном все переносили достаточно стойко. Были совсем там молоденькие девушки, для которых это, конечно, был большой стресс. Но, могу сказать, что и для меня это был стресс очень сильный. Но, в принципе, все держались. Просто все оказались немножко в разных условиях.
С.КОРЗУН – А, какой был выбор? Держаться или не держаться – если не держаться – это, что? Написать добровольную явку с повинной и признать… - были такие предложения?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Там, собственно, признавать-то нечего было особенно.
С.КОРЗУН – Я – пират, да, и поэтому прошу меня выпустить на свободу до решения суда…
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Ну, да: «я рыл тоннель до Бомбея»… Это какой-то какое-то абсурдное было бы признание.
С.КОРЗУН – Нет, ну была со стороны следствия какая-то попытка вывести на что-то, чтобы…
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Они постоянно давали понять, что они ждут от нас показаний. При каждом удобном случае, когда мы с ними встречались, что было очень редко, они, в общем, действительно, говорили, что «было бы неплохо, если бы вы дали показания». В принципе, особого давления не было. Иногда происходили действия с капитаном – его возили на корабль. Там просто корабль был еще в техническом состоянии не очень хорошим. Главного инженера, по-моему, тоже возили. А с нами, вообще, ничего не происходило. Мы просто сидели и сидели. Соответственно, когда был суд в Питере последний, когда нас отпустили под залог, мой адвокат такую интересную цифру привел: мы сидели 62 дня в общей сложности, и за это время было проведено следственный действий на 3 с половиной часа. Все остальное время – то был один из его доводов, почему надо отпустить – потому что «вы держите человека и ничего с ним не делаете, ничего с ним не происходит». Зачем тогда он должен сидеть в тюрьме.
Переносили все по-разному. Самая большая, конечно, сложность была – язык. Потому что, прямо скажем, в мурманском СИЗО персонал по-английски не очень, поэтому там, конечно…. А просить помощи у нас, как у людей, которые могут помочь – это не положено. Я видел несколько раз такие сцены. В соседней камере –я слышу – они пытаются общаться. Я им говорю: «Я могу, если нужно перевести», потому что я вижу, что там просто совершенно непонимание и человек там страдает от этого, потому что он не может добиться от охраны каких-то вещей. Они говорят: «Нет, не положено». Ну, не положено – что я могу сделать?
С.КОРЗУН – То есть, штатных переводчиков, вообще, там не было, в принципе?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Насколько я понимаю, нет.
С.КОРЗУН – Потому что надо полагать, что иногда кто-то, не знающий русский язык может вполне себе попасть даже.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Там, по-моему, какой-то норвежец содержался в то же самое время. Но я не знаю, как решается этот вопрос, честно скажу. У нас переводчики, собственно… поиск переводчиков была большая головная боль, пока всем не нашли, потому что там языки были не только английский, но и экзотические были: турецкий и датский…
С.КОРЗУН – Но внутри-то команды все-таки на английском общались?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Да, конечно. Английский знают все, безусловно. Там, понимаете, английский опять-таки все знают в разной степени, а, когда речь идет…
С.КОРЗУН – Тюремного жаргона не знает большинство, да?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Тюремный жаргон – это первое, что они выучили и очень даже хорошо. Просто юридические документы понимать на английском – это не всякий носитель языка поймет сразу. Поэтому переводчик, конечно, нужен был. И старались найти переводчика с языка, который родной: с итальянского, датского, турецкого, испанского. Ну вот, искали там переводчиков.
С.КОРЗУН – Самый тяжелый для вас момент за эти 62 дня?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Самый тяжелый момент был для меня – ожидание перевода в Петербург, потому что, во-первых, была неизвестность, во-вторых, перспектива попасть в Кресты совершенно не радовала. Я понятия не имел, что такое Кресты; слышал и читал достаточно много про это место, и, в общем-то, мои сокамерники, которые держались в обычной жизни достаточно бодрячком, они сказали: «Ну, в общем-да…» - они сразу сникали и говорили, что по рассказам не самое лучшее место. И их отсутствие энтузиазма передавалось еще и мне. Но, главное, что это прошла неделя, в течение которой было совершенно непонятно, как нас будут везти, куда нас будут вести, как нас там распределят по камерам в самих Крестах.
В общем, это было довольно мучительно. Во-первых, неизвестность, во-вторых, ожидание еще чего-то более худшего, чем та ситуация, в которой мы оказались. Ну, и потом, незадолго до этого – нам же сказали, что переквалифицировали статью на «хулиганство» - мы, в общем, восприняли это, как добрый знак, что значит, дело скоро решится. Ну, если оно решится, тогда зачем переводить в Питер? А тут, значит, если переводят, значит все не так-то просто. И сочетание всех этих ощущений – это была самая мучительная неделя, пока нас не посадили в вагон и мы поняли, что, наверное, не так все страшно.
С.КОРЗУН – А на свободе первое ощущение абсолютно радостное? Не было этого «стокгольмского синдрома», то есть, желания остаться и поговорить еще…?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Нет, «стокгольмского синдрома» не было точно совершенно. Конечно, радостное, конечно, достаточно непривычное…. Но, вы понимаете, все-таки 2 месяца – это не 7 лет. Мы все-таки так сильно не успели отвыкнуть от обычной жизни, хотя от некоторых вещей… Ну, да - после этого подойти к электронной почте я должен был себя заставить. Тот же Фейсбук – у меня какой-то навык атрофировался на некоторое время. В общем, это требовало некоторых усилий. Но, в принципе, кроме радости я ничего не испытывал. Конечно, все это омрачалось ощущением того, что да, нас выпустили, а дело-то не закрыто. Все равно мы, как были обвиняемыми, так и остались обвиняемыми. В тюрьме меня следователь называл в официальных документах следственно-арестованным, каким-то непонятным таким термином. Соответственно арестованным я перестал быть, а вот, обвиняемым нет. И этот месяц, что нужно приезжать в Петербург… то есть, я с большим удовольствием всегда приезжаю в Петербург, но с этой целью? И, чем все это дело закончится, тоже непонятно. Поэтому такое было смешанное чувство: с одной стороны радость, с другой стороны, конечно, тревоги некоторые.
С.КОРЗУН – Ну, и в Мурманске бродить по улицам не пришлось, увеличить свои знания об этом городе? Кстати, вы были там, потому что, собственно, ФНР, не секрет, организовано в самых разные местах?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – В Мурманске – нет, не приходилось. Хотя у нас было много журналистов, которые из Мурманска приезжали. Такая есть радиостанция «Power Хит»,и мы знаем нескольких журналистов, которые – спасибо им – помогали, в частности, мне и нашими ребятам, когда мы были там. Но самому мне не приходилось бывать. Единственно, что, когда мы ехали в Киркенес, мы проезжали через Мурманск – краем глаза я увидел какую-то часть города, но, конечно, было желание, когда мы вернемся, походить по улицам, посмотреть.
С.КОРЗУН – Просто с внешней стороны.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Ну, тогда еще, вообще, речь о тюрьме не шла. А, когда мы попали в СИЗО, собственно, я один раз видел – нас повезли один раз. Это было не в автозаке, в этот день собирался какой-то очень большой этап, и все конвойные и все автозаки были задействованы там, поэтому нам вызвали спецназ, который нам быстро закрутил руки в наручники и повез нам в обычной газели. И у нас было такое совершенно двойственное чувство, когда ты смотришь в окно - такое ощущение, что ты едешь просто в маршрутке. Поворачиваешь голову налево, смотришь - лица в черных масках, наручники и вспоминаешь, что все-таки нет, не в маршрутке. Это был единственный мой шанс увидеть Мурманск.
С.КОРЗУН – Андрей Аллахвердов, напомню, в программе "Без дураков". Андрей Аллахвердов - руководитель пресс-службы «Гринпис Россия» Хотел сказать пресс-секретарь…
А.АЛЛАХВЕРДОВ – В общем, я и пресс-секретарь тоже.
С.КОРЗУН – Андрей, от вас ждут ответов на вопросы, отчета за всю деятельность «Гринпис Россия», учитывая все обвинения, которые все навешали. Собственно, Маркин и озвучивает то, что, например, естественно у нас в Следственном комитете. Выходит Маркин и говорит все, как оно есть, иногда там выступают другие ответственные лица. Вы за что отвечаете, собственно, в «Гринпис Россия»?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Я отвечаю за то, что информация о том, что делает Гринпис, доходила до прессы. Вот, собственно, обеспечить прессу информацией – это моя работа. Моя и шестерых коллег, с которыми я работаю. Собственно, мы сами, наш отдел – акций не организуем, мы не работаем, как компейнеры, то есть, люди, которые занимаются какими-то экологическими проблемами.
С.КОРЗУН – То есть, даже не принимаете участия в обсуждении?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Мы принимаем участие в обсуждении только с той точки зрения, как эту мысль, допустим, какой-то экологической компании, как эту идею наилучшим способом донести, в конечном счете, до читателей и слушателей и зрителей через прессу. Потому что там иногда бывают идеи довольно сложные. Проблема сама и описание проблемы иногда бывает очень сложная, поэтому мы пытаемся выработать какой-то внятный месседж, с которым мы обращаемся. Это, в общем, наша работа. Мы, скорее, такой, я бы сказал, реактивный отдел, то есть, что-то происходит, и мы пытаемся эту информацию довести до прессы в как можно более внятном виде.
С.КОРЗУН – Одна из самых популярных тем: откуда, все таки деньги у Гринпис. Ольга спрашивает: «Активисты получают вознаграждение и зарплату тоже из частных пожертвований?»
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Активисты ничего не получают. Активисты ¬ это волонтеры.
С.КОРЗУН – А, если вы их отправляете куда-то? Или такого не бывает – ездят только штатные сотрудники?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Я не могу вам сказать. Возможно, каким-то образом они страхуются. Я просто не знаю этого, но то, что денег они за это не получают – это точно.
С.КОРЗУН –Еще раз Л.И: «Общественная организация Гринпис получает конкретные гранты на конкретные проекты» - это утверждение. Это так, нет?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Нет. Грантов никто не получает.
С.КОРЗУН – «Кто дал грант на проект с платформой?» - вопрос, то есть, еще раз надо объяснить…
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Значит, это проект «Гринпис Интернешнл», вообще, и, соответственно, «Гринпис Интернешнл» это делал на деньги, как я уже говорил, собранные от частных пожертвований. Мы являлись частью этой программы.
С.КОРЗУН – Распорядитель тогда этого общего фонда, кто? Это руководство, собственно, «Гринпис Интернешнл». Кто принимал решение конкретно о плавание, о походе, если говорить по-морскому тогда уже, к платформе «Приразломная»?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Есть арктическая компания, которая занимается этим. У нее есть свой бюджет, на который она работает. Он точно также складывается от пожертвований. Собственно, и корабль и все мероприятия – это все идет оттуда.
С.КОРЗУН – Так что с грантами – грантов нет…
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Нет.
С.КОРЗУН – Исключительно частные пожертвования. Тогда был вопрос про то, почему вы занимаетесь северными морями, и не выступаете против других нефтедобывающих стран? Сейчас найду этот вопрос. Вот, пожалуйста, Григорий задает его: «Расскажите о действиях Гринписа против Саудовской Аравии, Ирана и других ближневосточных нефтедобывающих стран?»
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Во-первых, мы, вообще, в принципе, выступаем против добычи нефти, как таковой, потому что мы считаем, что существуют другие источники энергии, которые, в принципе, могут заменить сжигание нефти и нефтепродуктов.
С.КОРЗУН – То есть, не только на море, не только платформы, которые могут загрязнять море, но и, вообще, в принципе.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Да, в принципе, существуют другие возобновляемые источники энергии, за использование которых мы выступаем. Другой вопрос, что это часто подвергается сомнениям, и существуют спору, способны ли они возместить потребности энергии или нет, но это другой вопрос. В данном случае мы выступаем за Арктику. Арктика очень хрупкий регион, и одна из самых больших опасностей происходит от нефтедобычи. Вот, собственно, поэтому эта арктическая кампания. Мы выступаем за то, чтобы Арктика, как и Антарктика стала своего рода заповедником, где хозяйственная деятельность не происходила бы. Происходит это из-за глобального изменения климата, из-за того –мы это уже много раз говорили, - что ледяная шапка тает. Это очень сильно сказывается на климате всей планеты. Если начать добывать нефть там, то будет еще хуже.
С.КОРЗУН – По поводу принципа ненанесения ущерба Анатолий пишет: «Может, краска, которой на «Найденове» надпись писали, экологически чистая. Перекраска денег не стоит?» Это к вопросу о стикерах на двери.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – По поводу краски, я не знаю, но, вообще, на самом деле при подготовке акции мы всегда думаем, чтобы, собственно, сам процесс – и не только акции, кстати – и, когда мы печатаем свои материалы, мы тоже думаем о том, чтобы это наносило наименьший ущерб. Краску, допустим, в которой будет содержаться ртуть, например, мы использовать не будем, потому что она экологически грязная. Или в результате акции останется какой-то совершенно неперерабатываемый мусор, то мы, конечно, тоже такие вещи использовать не будем. Мы думаем об этом всегда. Насчет перекраски не знаю, не готов ответить.
С.КОРЗУН – Но, в общем, денег стоит, наверное, и немалых.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Стоит, да.
С.КОРЗУН – «80% загрязнений на земле производит автопром. Как обстоят дела здесь? Спасибо», - вопрос от Вечного из Самарской области.
А.АЛЛАХВЕРДОВ – А, что значит «как дела здесь?». Это ровно то же самое…
С.КОРЗУН – Гринпис, скажем, против выбросов вредных выступает?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Естественно, это, собственно, и относится к вопросам энергетики и использование нефтепродуктов в качестве топлива, в том числе, и в автотранспорте, безусловно. Конечно, и какие-то источники топлива, которые заменяют нефтепродукты, мы приветствуем и внедрению их всячески способствуем.
С.КОРЗУН – Денис настаивает, и я вслед за ним спрашиваю: «Не уходите от вопроса про Саудовскую Аравию. Возможные ли акции подобные этой последней акции «Арктик Санрайз» в отношении Саудовской Аравии?»
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Я еще раз говорю, что против Саудовской Аравии – я не знаю – акции проводит региональный офис. Я не готов сейчас сказать, что затее региональный офис в районе Саудовской Аравии. Это, в общем, не моя компетенция. Вопрос был, почему мы занимаемся северными морями? Вот, я ответил почему. Потому что это хрупкие регионы. Кроме всего прочего, у России огромное северное побережье, и, если что-нибудь произойдет, то у России будут очень большие неприятности в этом отношении.
С.КОРЗУН – Тогда вопрос от Ильи из Рыбинска: «Вы повторили свой подвиг еще раз?» Пойдете сейчас на подобное?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Какой подвиг? Сесть в тюрьму или какой?
С.КОРЗУН – До того, как была тюрьма, был поход, собственно, корабля «Арктик Санрайз» с протестом против добычи нефти на платформе «Приразломная».
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Я сразу хочу сказать, что, если имеется в виду, готов ли я плыть на корабле…
С.КОРЗУН – Да, если будет аналогичная экспедиция, и вы будете знать о ее целях, поедите еще раз?
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Скорей всего, да, но единственно, что корабль еще не отпущен, поэтому говорить о каких-то акциях пока невозможно в этой области. Что же касается акций, вообще, против, скажем, бурения в Арктике или добычи нефти в Арктике, то поход корабля, это не единственное, что делается. Это целый огромный комплекс разной деятельности, в том числе, и мониторинг разливов, который бывает на суше, и другого рода акции, и подготовка каких-то документов, подача в суд. Недавно был – там Лукойл должен будет выплатить за разливы нефти какую-то огромную сумму. И там наша роль была в том, что мы выявляли эти разливы. То есть, в этой деятельности, конечно, я буду принимать участие. Что касается там, плыть на корабле – я готов. Что дальше будет, я не знаю.
С.КОРЗУН – Меньше минуты у нас остается. Последний вопрос: к Олимпиаде что-нибудь будет приурочено? Олимпиада, в общем, мощный такой медийный повод, что-то устроить или это секрет? Там смотрите на меня подозрительно. Я никому не выдам, только между нами останется!
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Честно сказать, я просто… это опять-таки не моя компетенция – определять, что будет происходить. Событиями занимаются компейнеры. Моя задача, если что-то произойдет, об этом рассказать, поэтому я просто сейчас не готов ответить на этот вопрос, просто не знаю.
С.КОРЗУН – Ну, что ж, Андрей, спасибо за то, что пришли лично. Очень рад видеть тебя на свободе, и всегда рад тебе. Есть много вопросов и Гринпису, не все они, понятно, что могут быть заданы тебе, но вопросы есть и, соответственно, обсуждение этих проблем и любых других продолжится. Это была программа "Без дураков". Гостем ее был Андрей Аллахвердов. Всем счастливо, пока!
А.АЛЛАХВЕРДОВ – Всего доброго!