Лион Измайлов - Без дураков - 2009-07-28

С.КОРЗУН: Всем добрый вечер, с вами Сергей Корзун. Сегодня у меня на растерзании в программе «Без дураков» Лион Измайлов, писатель-сатирик. Добрый вечер, Лион.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Здравствуйте.

С.КОРЗУН: Говорят, что у вас дома огромная коллекция оружия.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Оружия.

С.КОРЗУН: Да, это правда? Зачем сатирику оружие?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Неправда.

С.КОРЗУН: Как неправда?

Л.ИЗМАЙЛОВ: (смеется) Не знаю. Так вот, правда.

С.КОРЗУН: А что вы коллекционируете?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Да я ничего не коллекционирую.

С.КОРЗУН: Точно?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, книги в какой-то степени раньше коллекционировали, а так – нет у меня никакой коллекции.

С.КОРЗУН: А из путешествий что привозите?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Да, стараюсь ничего не привозить. Потому что эти сувениры все – они только захламляют квартиру, их и так там достаточно много в прошлые годы было навезено. Но я стараюсь от них просто избавляться, и больше ничего не добавляю.

С.КОРЗУН: Но женщин точно коллекционируете?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Нет.

С.КОРЗУН: Зачитываю: любимое занятие – чтение, общение с женщинами. Среди любимых писателей – Лесков, Бунин, Чехов, Фитцджеральд, Пушкин. Среди любимых женщин – не указано.

Л.ИЗМАЙЛОВ: А что любимых женщин?

С.КОРЗУН: Среди любимых писателей – сказали кто, любимое занятие – чтение, общение с женщинами. Вы же говорили, да? Было сказано?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Да. Но это не коллекционирование женщин, это любимое занятие – общение с женщинами. (смеется) Можно сказать, что я с женой общаюсь, с женщинами.

С.КОРЗУН: Так кто среди любимых женщин-то?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Жена. Всё!

С.КОРЗУН: Дважды женились. Как так случилось-то? Что за история?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну как? Вот, женился, понимаете? А потом развелся. А потом снова женился, на ней же.

С.КОРЗУН: И какая-то история была совершенно случайно то ли чуть ли не на спор познакомились с ней в свое время.

Л.ИЗМАЙЛОВ: А познакомился – да... Ну, почти что на спор. Не то, что на спор, я просто шел так, сентябрь был, я приехал с юга, загореленький такой, симпатичный. И мы шли с одним пародистом. Я ему говорю: «Вот я сейчас такой красивый, к кому хочешь подойду и с любой могу познакомиться». Он говорит: «Ну как? Прямо так с любой?» - «Да, говорю, запросто». Ну, вошли в магазин «Журналист», он мне говорит: «Посмотри, вон, видишь симпатичная девушка?» Он мне показал, девушка симпатичная, действительно. Я подошел к ней и сказал, так, воровато оглядываясь, сказал: «Вам Фейербаха не завозили?»

С.КОРЗУН: Ваша фраза или?.. Я где-то читал, что эта фраза была как бы задумана такая, это задание вам было такое познакомиться, начиная с этой фразы.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Не, никогда! Просто первый раз в жизни сказал эту фразу – «Фейербаха не завозили?» Ну, а что мне было еще спросить? Она испугалась и говорит: «Вы телефон запишите». Ну, она имела в виду Фейербаха, а я-то другое имел в виду.

С.КОРЗУН: Ну да. Но телефон Фейрбаха дала или свой, все-таки?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Телефон я взял, и уже стал дальше названивать. Самое главное, меня напечатали в «Юности» - знаете, тогда редко же печатали, такая радость была, праздник. И я позвонил ей, сказал: «Меня, вот, в журнале «Юность» напечатали». Ну, как-то не произвело совершенно впечатления – ну, напечатали и напечатали, ну и что? Ну, дальше там пошло уже потихонечку.

С.КОРЗУН: Чего вы только не писали, для кого вы только не писали. А чего? Чего вы не писали? Чего вам приписывают?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Чего НЕ писал?

С.КОРЗУН: Да, чего не писали. Ну, «Войну и мир», наверное, не писали.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, вы знаете, роман-то писал. Но не «Войну и мир», конечно. Знаете, я когда выступаю, я говорю, что вы знаете, мы давно знакомы с вами, говорю я зрителям, например, вы, наверное, помните все вот этот монолог учащегося кулинарного техникума? Помните? Они все кричат: «Да, помним!» И я, так, скромно опускаю голову, говорю: «Это я». Они начинают аплодировать. А потом я говорю: «А помните монолог вот этот, с которого началась актриса, популярная такая, теперь известная актриса Елена Степаненко?» Они все говорят: «Помним, помним!» Я говорю: «Это я». Потом говорю: «Войну и мир помните?» Они... (смеется) Так, скромно опускаю голову и говорю: «Тоже хороший автор написал». Вот они смеются. Ну, роман писал. Вы знаете, как ни странно, есть у меня роман один.

С.КОРЗУН: То есть совершенно серьезный, даже так, без иронии?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Нет-нет, не серьезный. Довольно странный роман. Это пародийный роман, называется «Четыре мушкетера» - это пародия. Ну, такой, пародийный прием там использован, пародия на «Три мушкетера» Дюма. Вот мы написали на советскую тему.

С.КОРЗУН: Фамилии там говорящие, похожие на оригинальных героев там.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну как? Они просто специально сделали. Вартанян, Порточенко, Арамич, там, Ришельенко – ну, все вот так. Ну, вокруг комиссионного магазина, подвески – все как следует там есть.

С.КОРЗУН: Но серьезное-то не тянет написать что-нибудь? Роман о жизни, о судьбе, там и все?

Л.ИЗМАЙЛОВ: У меня есть опубликованная повесть, довольно серьезная такая, лирическая. Называется эта повесть «Татьяна». Да, опубликована эта повесть. Ну так, люди... Особенно Арлазорову нравилась эта повесть, он говорил: «Леня, чего ты там пишешь вот эти все миниатюрки, эти монологи? Брось ты ерундой заниматься! Посмотри, какая у тебя хорошая повесть». Тогда она, почему-то, ему жутко понравилась. Она, не знаю, видно, отвечала каким-то его чувствам скрытым, так что было... Ну, разные всякие вещи были, сейчас все как-то сузилось, к сожалению. Ну, знаете почему? Раньше была «Литературная газета» тиражом в 5 миллионов в советское время и хотелось там напечататься, и очень хотелось написать туда рассказ такой, чтобы завтра тебе все звонили, говорили «Как здорово, как замечательно!» или, наоборот, говорили «Как не здорово и не замечательно». И, в общем, какой-то был резонанс. Сейчас такой газеты нет, в которой можно было бы напечататься.

Вообще, если бы вы меня спросили, что больше всего мне нравится писать? Мне больше всего нравилось писать рассказы. Вот рассказы – я получал удовольствие от написания. Вообще, всю эстрадную работу я, в основном, всегда производил с соавторами. Вот у меня был соавтор в течение 25 лет Валерий Чудодеев, с которым мы много писали. Кому только не писали – всем артистам и так далее. А вот рассказы надо писать одному, их нельзя, вот, как-то вдвоем писать рассказ. Это как у Арканова и Горина: нельзя же писать. Пишут «Выхожу один я на дорогу» - нельзя написать «Выходим мы вдвоем на дорогу» - это уже бандитизм, разбой, когда мы вдвоем выходим на дорогу.

С.КОРЗУН: Лион Измайлов в программе «Без дураков» на «Эхе Москвы». Ну, посмотрим, что думают о том, что вы им писали, некоторые товарищи, как, например, вот этот.

В.ВИНОКУР: У меня много номеров именно Лиона Измайлова. Мы дружим больше 35 лет. Первые мои номера были Лиона Измайлова. Я считаю, что он один из немногих авторов-исполнителей. Он читает без бумажки. Я считаю, что он настоящий писатель. Он не пишет для кого-то, а дает мне – он пишет специально, он знает мою индивидуальность, и также с каждым артистом он работает.

С.КОРЗУН: Узнали товарища-то по голосу?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну как можно его не узнать, этот неповторимый голос? Вы у него специально взяли интервью для этой передачи, да?

С.КОРЗУН: Ну, как видите. Или, думаете, он на каждом углу рассказывает об этом?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Нет, я помню, что что-то подобное он говорил для, по-моему, телевизионной передачи, ну, что-то тоже брали, видно, интервью, и он там тоже что-то про меня говорил хорошее. А, нет! Это на «Серебряном дожде» была передача – все, я вспомнил. Ну, вот он правильно отметил. Знаете, вообще эстрадный автор, человек, который пишет для эстрады, для артистов – он должен обязательно уметь как-то внутренне перевоплощаться, почувствовать артиста, почувствовать характер артиста и характер того персонажа, которого ты пишешь. И мне казалось, что иногда это удавалось. Вот иногда были вещи, которые, действительно... Вот, когда пишешь и чувствуешь себя женщиной, и получается женский монолог. Чувствуешь жлобом себя, и получается монолог жлоба. (смеется) И так далее, и так далее. Но надо очень чувствовать артиста, именно под него, ощутить его фактуру.

С.КОРЗУН: Ну, послушаем.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Без этого невозможно на эстраде просто.

С.КОРЗУН: Послушаем, какого вас читать в женской шкуре.

К.НОВИКОВА: Лион в жанре в нашем – классик. Интересно – не интересно, что написал он, его исполняли лучшие актеры, за его монологами стояла очередь, его уговаривали, упрашивали. Такое количество книжек. Так мало писателей, которые про юмор что-то пишут и понимают, и он сам смеется заразительно. Что-то ему нравится больше, естественно, а что-то меньше, чем-то он гордится. Когда сегодня существует юмор, где очень все резко, очень жестко, некогда слушать, а надо сразу реагировать. Вот, казалось, будет смешно, а мы все выросли на другом, и Лион в том числе.

С.КОРЗУН: Узнали барышню?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну как можно Клару Новикову не узнать? Винокур, Клара Новикова.

С.КОРЗУН: А, между прочим, замечание такое, на мой взгляд, достаточно точное. Если раньше, в те же советские времена, времена «Литературной газеты» можно было раздумчиво шутить, то сейчас-то воспринимают, наверное, немного по-другому, ждут от вас репризы, афоризмов?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Я вообще считаю, что расходятся пути. Все, начинается такая специализация во всем. Расхождения все большие и большие. Ну, например, я не знаю, в XIX веке поэзия и песни.

С.КОРЗУН: Помните как вчера это было, «в XIX веке»?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Да нет. Просто в XIX веке поэзия и песни были совершенно одно и то же. Или близко очень, понимаете? Романс, там, «Я помню чудное мгновенье» - это было прекрасное стихотворение и прекрасный романс, это было одно и то же. Сегодня поэзия настолько далеко ушла от песни – это совершенно разные вещи, понимаете? То же самое эстрада очень далеко ушла от литературы. В эстраде жесткие репризы, как правильно сказала Клара. В литературе может быть там... Ну, это естественно, потому что книжку ты можешь 2 раза прочесть, а этот монолог ты слышишь и надо сразу среагировать. Значит, она должна быть простая и она должна быть доходчивая и очень жесткая. Ну, значит, это все большее и большее расхождение, понимаете? Это естественно. Так же, как в промышленности, в науке, в медицине, когда люди теперь занимаются, к сожалению, не доктор, который лечит все, что лечил в XIX или в начале XX века, а просто один нос лечит, другой лечит руку, третий палец с правой ноги. Понимаете, какая происходит все время специализация и отхождение одного от другого все больше и больше?

С.КОРЗУН: Ну, еще останемся тогда в этой теме. Есть у нас мнение телеобозревателя Александра Мельмана о сути юмора, и его изменении за последнее время.

А.МЕЛЬМАН: Юмор у нас в стране соответствует времени. Тот советский юмор, по которому многие люди ностальгируют, он был, прежде всего, качественным, потому что он проходил серьезный ценз. Те, кто писал юморески, должны были понимать, что нужно будет пройти сквозь эту цензуру. Юмор у нас был политическим в советское время, потому что тогда каждое чуть более свободное слово считалось очень большой смелостью. Это юмор смысловой и это зритель с совершенно иным взглядом, иными глазами.

Нынешние зрители – зрители, которые пришли поржать. И вот это состояние людей тоже чувствуется. Юмористы нынешние в условиях, когда все можно, клепают эти свои рассказики очень легко, и поэтому людям нужен простой юмор, простое телевидение. Юмор обслуживает это, нынешний юмор.

С.КОРЗУН: Александр Мельман.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Вы знаете, он как не понимал ничего в этом деле, по-моему, так и не понимает. Потому что это разговор человека, который не занимался этим сам, а со стороны все это наблюдал и критиковал. Я читаю иногда статьи под фамилией «Мельман», иногда просто удивляюсь той ерунде, которая там написана. Хотя, иногда он какие-то правильные вещи пишет, но общие... Понимаете, сказать «Все они в юморе – это все только на потребу сегодня» - ну, неправильно. Как были люди, которые смеялись простым шуткам в советское время, и как были люди, которым нужно было более какие-то там, ну, более сложные смысловые какие-то со 2-м планом, с 3-м планом шутки, так и сегодня то же самое. Все то же самое. Ну, просто есть же юмор и тот, и другой. Ну, пошел бы он на концерт Жванецкого – вот был юбилей. Сидит полный зал избранной публики, на сцене тоже избранные артисты. Он бы посмотрел, что юмор этот не на потребу, не на простую публику, а разные есть, понимаете? И у каждого юмориста есть и тот юмор, и этот юмор, понимаете? И у того же Жванецкого есть простой, а есть более сложный. Есть какой-то с философией, есть с лирикой. Ну, много граней юмора. Это все люди со стороны, понимаете? Я помню, была статья одного известного теперь писателя, которую он писал о том, что юмор, что ничего нового, ничего хорошего. Ну, там что-то какое-то, что и этот ничего нового не дает. А я понимаю, что он всю эту статью написал только потому, что смотрел телевизор. А телевизор не отражает всей палитры юмора. Потому что многие, допустим там, юмористы, артисты, тот же Жванецкий, ну, не выносят на телевидение все, что у него есть. А тогда ему не с чем будет перед публикой выступать, понимаете? А какие-то вещи просто телевидение не пропускает. Это разные вещи – вообще весь юмор и юмор телевизионный, разные вещи, понимаете?

С.КОРЗУН: А что телевидение не пропускает? Скажите как телеведущий?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, это тогда было, это было давно, много лет назад.

С.КОРЗУН: То есть сейчас все пропускает телевизор?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Нет, почему? Я думаю, вряд ли будут сегодня пропущены шутки, связанные с Путиным, с Медведевым. Вряд ли.

С.КОРЗУН: А вот ровно об этом Александр, собственно, и говорил. Ну, она была сатиро-юморной и политически вынужденной.

Л.ИЗМАЙЛОВ: И тогда это нельзя было, невозможно было, и сейчас невозможно. Хотя, понимаете, опять. Вот тоже я неправильно говорю. Вот посмотрите, когда идет программа «Прожекторперисхилтон». Чего они только там не говорят! Вот им разрешили, понимаете? Вот как-то пробил этот канал, именно вот им можно говорить все. И они все говорят, понимаете?

С.КОРЗУН: А приятно, когда разрешили? Или приятно, когда изначально можно?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, интересно, смешно, конечно, когда они могут позволить себе на таком канале говорить все, что они хотят, понимаете?

С.КОРЗУН: А вот смотрите. В советские времена разрешали или не разрешали?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Что разрешали в советские времена?

С.КОРЗУН: Ну, что-то разрешали.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Чего разрешали?

С.КОРЗУН: Хоть кому-то где-то.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Можно было что ли по телевидению сказать что-нибудь про Брежнева? Вы чего, смеетесь? А что, про Горбачева можно было сказать до восемьдесят какого-то там, шестого года или седьмого? Тогда вообще ничего нельзя было.

Вы знаете, прошло время, и мы уже не замечаем... Вы знаете, что анекдот нельзя было рассказать на телевидении в 80-е годы, 70-е? Вообще, анекдот – это было как ругательное. Вы знаете, что не было сборников анекдотов? Сейчас на каждом шагу полно этих сборников, в интернете печатают, целые программы анекдотов по радио, по телевидению. Не было вообще ни одного сборника анекдотов, ну не было – вы вспомните, просто это все уже забыли все люди. Сейчас, вроде, как-то кажется естественным, что все это есть, а тогда же этого не было. И тоже казалось естественным.

С.КОРЗУН: А «Куклы» вам не жалко, которые по НТВ шли?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Почему? Хорошая была программа.

С.КОРЗУН: А почему сейчас нет, интересно?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Это вопрос не ко мне, это вы к НТВ обратитесь с этим вопросом, почему нельзя.

С.КОРЗУН: А все-таки, в ваших программах, которые вы ведете, что-то запрещается, что-то разрешается?

Л.ИЗМАЙЛОВ: У нас, вы знаете, не запрещается, потому что, собственно говоря, нечего там запрещать. Уже такая идет самоцензура, что стараешься и не говорить то, что ты понимаешь, что не нужно говорить.

С.КОРЗУН: А откуда у вас понимание этой самоцензуры, чего можно, а чего нельзя?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, много лет уже этим занимаюсь просто.

С.КОРЗУН: Без перерыва или был перерыв какой-то?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Не было никогда перерыва.

С.КОРЗУН: То есть 90-е годы – тоже не исключение в этом смысле?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну... Вы знаете, я-то вообще никогда особо сатирой не занимался. Я всегда занимался юмором, поэтому меня это не очень касалось. Но когда были пародии на каких-то там... У меня много было пародий на государственных деятелей и каких-то монологов. Но они не были какими-то злыми пародиями и я никогда не чувствовал себя диссидентом. Всегда это были такие дружеские шаржи, я бы сказал вот так вот. Ну и с подмечанием каких-то слабых сторон, естественно – без этого юмор просто не может существовать.

С.КОРЗУН: А кто-то из коллег, кто занимался сатирой? Вы как смотрели? С восхищением, с опаской?

Л.ИЗМАЙЛОВ: А чего с опаской? Без опаски. Я помню, директриса Задорнова мне позвонила и говорит: «Можно Миша у вас проверит новые номера в вашей программе?» - я в Театре эстрады, у меня была программа. Приехал Миша, как начал такое читать там! Жуткое дело просто. Ну, ничего не произошло. Ну, он прочитал все это, это был у него такой монолог уголовника, что он пахан, у него общак и все такое прочее. И все государство – это общак, и сросшееся все так с этим. Ну, первые годы 90-х было вообще это как-то попроще. Но ничего не произошло – никто не арестовывал, не убирал, ничего.

С.КОРЗУН: И чтобы добить этот сюжет, еще вспомнил вещи, которые говорил Мельман – худсоветы. Их отсутствие ощущаете? То есть уровень, там, пошлости или чего повысился или нет? Вас-то цензурировали?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, понимаете, я терпеть не могу, когда ругаются матом. Я и в жизни-то не ругаюсь матом, а уж тем более на сцене, а уж тем более на телеэкране, понимаете? Вот тут не хватает худсоветов, чтобы этого не было. Или какая-нибудь похабень несется, какая-нибудь близкая к этому мату. Ну вот тут пожалеешь о том, что нет худсовета. А что касается, там, проблем каких-то политических, то тут он, на мой взгляд, не нужен, этот худсовет. Опять же, если нет ну просто ругани – ну, взять и обозвать какого-то человека плохими словами. Ну, это же не позитивная критика, понимаете, да?

С.КОРЗУН: И не юмор.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Не юмор, да. Это просто какая-то грубость. А зачем она? Вот тут тоже худсовет, наверное, нужен.

С.КОРЗУН: Лион Измайлов в программе «Без дураков» на «Эхе Москвы». Вернемся в студию через пару минут.

НОВОСТИ

С.КОРЗУН: Напомню, что мой сегодняшний гость – Лион Измайлов.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Вот вы мне напомнили как раз, а то я потом забуду. Я хочу вам книжку подарить, называется она «Дурки и придурки». Она вышла в издательстве АСТ в 2008 году. Они вообще выпустили 4 моих книги, АСТ, спасибо им большое за это. Я вам дарю, там есть рассказы всякие. Особенно обратите внимание на исторические рассказы – это моя версия разных исторических событий.

С.КОРЗУН: Спасибо огромное. Но менять название программы можно не буду?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Нет, конечно.

С.КОРЗУН: На «Без дурок и без придурок», не-не, это другой уже разговор пойдет.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Книжка называется «Дурки и придурки».

С.КОРЗУН: Лион Измайлов, «Задоринки и смехарики» - еще подзаголовок.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Это серия.

С.КОРЗУН: Это серия, «Задоринки и смехарики».

Л.ИЗМАЙЛОВ: В этой серии я составил авторов, которые в этой серии есть. И первый – Задорнов, а потом дальше еще остальные авторы, в том числе и я.

С.КОРЗУН: Начинали ж серьезным человеком, вроде, МАИ заканчивали, откуда и псевдоним, история долго рассказанная. Сначала коллективным был «Из МАИ лов», да? 4 человека писало под этим псевдонимом.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Вы знаете, когда приходят ко мне журналисты, я прошу только 2 вещи.

С.КОРЗУН: Не спрашивать про МАИ, да?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Нет. Потому что уже невозможно столько раз рассказывать.

С.КОРЗУН: Да я за вас-то рассказал – вам и не надо рассказывать. Правильно я рассказал?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, да. И еще второй – что женат на одной женщине (смеется).

С.КОРЗУН: А не успели предупредить, да. Я, может, и не спросил бы, да.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Да, все одно и то же. Я думаю: «Сколько ж я могу раз уже об этом рассказывать?»

С.КОРЗУН: А о чем вы бы хотели рассказать, а вас никогда не спрашивали журналисты?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, я не знаю. Меня иногда спрашивали, но я бы об этом мог рассказывать сколько угодно. Я бы мог рассказывать... Вот я, идя сюда, встретил в коридоре священника Александра Борисова. И я его знаю постольку, поскольку это ученик Александра Меня. А Александр Мень был моим духовным отцом, он меня, собственно говоря, крестил и вот о нем я мог бы рассказывать сколько угодно и отвечать на вопросы именно по поводу него. Но это, думаю, тема другой передачи, целой большой передачи, потому что это не уместится в оставшиеся 25 минут.

С.КОРЗУН: Вопросы веры – для вас важные вопросы?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, конечно.

С.КОРЗУН: А, скажем так, то, что сейчас делается – все правильно? Ну, как бы, проникновение церкви все глубже в общественную жизнь страны – это идет в сторону восстановления неких идеологических ценностей, морали. Мораль церковная заменяет мораль коммунистическую?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Я думаю, это только к улучшению морали в нашей стране – проникновение церкви. Потому что, ну, хотя бы пусть церковь 10 заповедей внедряет в наше сознание, в сознание людей, живущих в нашей стране, если это государству за столько лет не удалось сделать.

С.КОРЗУН: И юмористам не удалось тоже.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Юмористы не очень пытались 10 заповедей проповедовать среди публики, как раз, скорее... (смеется) много противоположного делали. Хотя, я думаю, что большинство из юмористов – люди верующие.

С.КОРЗУН: Это им помогает?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, в прошлые годы, я имею в виду, в советские – тогда, когда большинство были атеистами, то и шло от атеистического их сознания шло и творчество их, понимаете? А это неразрывно связано, без этого ничего не может быть.

С.КОРЗУН: Лион Моисеевич, давайте о чем-нибудь, вот... Хотя мы все время о серьезном говорить. А как вам живется сейчас на фоне кризиса?

Л.ИЗМАЙЛОВ: На фоне кризиса концертов меньше, заработков меньше. Чего? Как у всех. Все как у всех. Знаете, гастролей меньше. Приезжаешь – вот я выступал там на Кавминводах: народу мало ходит, нет денег платить за билеты. Билеты, допустим, 500 рублей – 2 человека тысяча рублей. А если у него зарплата вся 15 или 20? Ну, это уже тяжело.

С.КОРЗУН: Публика меняется со временем? Сейчас в кризис она изменилась? Ну, не по количественному составу, а по качественному.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, она определяется вот этим цензом, понимаете, рублевым. Приходит та, которая может заплатить 2 раза по 500.

С.КОРЗУН: А где лучшая публика? В Кавминводах, в Москве? В Новосибирске?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Я считаю, что чем южнее, тем лучше публика. Ну, в больших городах она, естественно, более подготовлена, более продвинутая. Но люди смеются полегче, где легче условия жизни, а на юге, все-таки, знаете, солнце, фрукты, еда, море или, там, река во всяком случае. Поэтому как-то там получше смеются. Но в городах, я имею в виду в городах...

С.КОРЗУН: Не жалеете, что избрали эту стезю? Не хотелось бы вернуться на какие-то другие рельсы?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ни одной минуты, ни одной минуты! У меня были где-то в 80-х годах вообще такие, ну вот, я и пытался выяснять эти вопросы с Александром Менем, приходил к нему с этими вопросами. Потому что каждый более или менее задумывающийся юморист или сатирик обязательно приходил к этому: «А имею ли я право вообще высмеивать, смеяться?» Эти вопросы мучили и Салтыкова-Щедрина, и Зощенко. И, действительно, а что ты вдруг, чего ты смеешься над людьми? Ты имеешь на это право? Ну, поскольку лучше всего смеяться, конечно, над собой, тогда и людям будет как-то веселее, и, может быть, кто-то себя во мне увидит. Но мне Александр Владимирович говорил, что это очень важное, нужное дело смешить людей, разрядку давать им, веселить их. Это помогает им жить, понимаете? Он сам был очень веселый и жизнерадостный человек с очень хорошим юмором, просто с высочайшим чувством юмора.

С.КОРЗУН: Что для вас абсолютное табу? Над чем шутить не будете никогда?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, я вам сказал уже, что я терпеть не могу мат, и не переношу это.

С.КОРЗУН: Ну, это, скорее, форма выражения языковая некая.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Но мне не нравится вот эта форма, матерное выражение.

С.КОРЗУН: Мы уже поняли, да. (все смеются)

Л.ИЗМАЙЛОВ: Понимаете, она противоречит всему моему существу. Но мне бы, я считаю, что совершенно недопустимо смеяться над какими-нибудь увечьями, над болезнями. Вот это табу, понимаете?

С.КОРЗУН: В жизни вы легкий человек? Вы когда-то, по-моему, вспоминали в каком-то из интервью о Зощенко, там, по воспоминаниям, когда он приходил и все вокруг мрачнели. Потому что при признанном...

Л.ИЗМАЙЛОВ: Нет, у меня другая история. Я веселый, на мой взгляд... Ну, конечно, с годами более грустный становлюсь, но, вообще-то я всегда во всех компаниях, в общем, как-то веселю людей, и самому мне весело. Да и друзья мои тоже, в общем, довольно веселые люди, с которыми мы можем подурачиться, посмеяться. И хохот, когда мы собираемся там, стоит, конечно, такой, и не только наш, но и окружающих людей. Нет, я думаю, что я оживляю любую компанию. Если я сам не зажимаюсь в какой-то компании, где люди, допустим, стараются, там «Ах, ты юморист? Ну, я сейчас тебе покажу». Вот, понимаете, такие тоже категории людей есть.

С.КОРЗУН: А чего с годами грустнеется?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, грустнеется, потому что с годами-то, вообще-то, она, жизнь не проще становится, а сложнее. Понимаете, уходят друзья какие-то, кто-то отпадает, в смысле уже несовместимыми становимся, кто-то в мир иной ушел. Потом, я опять говорю, сложнее становится писать. Сложнее, потому что эта извилинка – она, вообще-то, эстрада – это дело молодых людей, молодое оно. Поэтому это уже немножечко как-то сложнее все становится.

С.КОРЗУН: Чем увлекаетесь, на самом деле? Я начал – ну, не точная была информация в интернете по поводу коллекции оружия. Путешествуете.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Да не, ну, это ерунда, какая коллекция? Ну, у меня есть там ружье...

С.КОРЗУН: А, все-таки есть!

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, это же не коллекция. Сказать, что это коллекция, это невозможно.

С.КОРЗУН: А ружье для чего? Охота?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, мне вообще нравятся просто ружья. Ружья, ножи – просто какой-то есть... Ну вот, хочется потрогать, подержать в руках.

С.КОРЗУН: Ну, используете? В тир ходите, там, или ножи в стенку кидаете?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Нет, сейчас нет. Раньше ходил в тир, там, пострелять мне нравилось. Но давно уже не ходил.

С.КОРЗУН: Но человек вы, судя по всему, абсолютно миролюбивый, то есть оружие в ход, наверное, не пустили бы ни при каких обстоятельствах?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, кто это знает? Кто может сказать? Что значит «ни при каких»?

С.КОРЗУН: То есть не было таких обстоятельств, при которых пришлось бы пустить в ход?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, слава Богу, не было, нет. Слава Богу, дай Бог, чтобы и дальше не было – совсем ни к чему.

С.КОРЗУН: А по вопросу о свободном ношении огнестрельного оружия? За, против? В российской действительности.

Л.ИЗМАЙЛОВ: В российской действительности – против.

С.КОРЗУН: Почему?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, потому что действительность такая, что начнут стрелять друг в друга все, перестреляют. Ну, если милиционер пострелял людей, то что же говорить про других? Сколько людей не совсем нормальных. А вы знаете, при нашей системе получить это разрешение у приятеля ничего не будет стоить, понимаете? Я сегодня слышал по радио как говорят «Вот, надо рекомендовать, что должен быть рекомендатор у людей, которые занимают высокие посты». Слышали, да? Ну, это просто абсурд какой-то! Какой рекомендатор! Что это за рекомендатор? Ну, я возьму и порекомендую человека на место, там, «Вот мой кореш, мы с ним выпиваем», и я его на место начальника отделения милиции рекомендую. Ну и что? А он там, значит, пошел, пострелял людей, и что я? Что моя рекомендация стоит вообще? Ах, ты его рекомендовал! Да кто вспомнит, что я его рекомендовал? Да это абсурд какой-то! Какая рекомендация? Самое главное, что может удержать вот этих каких-то людей от подобных поступков только одно – четкое выполнение закона. Если бы эти люди не думали о том, что их отмажут, они бы никогда в жизни не пошли бы на это.

Я читаю каждый день вот эти все – того избили, того избили. Чего-то я прочел сегодня в газете, в каком-то 2 мента, значит, кипятком ошпарили человека просто так от скуки. Его били-били, устали, взяли его кипятком облили. Почему? Просто они понимают, что их отмажут, понимаете? Что их не будут судить. Но в данном случае их будут судить и не отмажут.

С.КОРЗУН: А почему у нас такое отношение к милиции? В общем, отношение к полиции гораздо более уважительное, практически во всех странах.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну как «такое отношение к милиции»? Какая милиция, такое и отношение. А какой народ, такая и милиция, понимаете? Вот, все одно другому соответствует.

С.КОРЗУН: А-а, то есть исправлять надо народ сначала. А как народ исправлять?

Л.ИЗМАЙЛОВ: А вот так, как мы с вами начали, с чего вы начали. Вы говорите «Проникновение церкви в жизнь – оно как? Положительное или отрицательное?» - вы спросили. Вот оно и есть, это проникновение. Понимаете, когда люди будут бояться Бога, тогда, может быть, что-то такое сдвинется, когда будут люди верить, когда будут исполнять заповедь, тогда, может быть, что-нибудь в этой жизни поменяется. А вы знаете, ведь сейчас много в церквях людей, да? Вот вы придите в воскресенье, увидите там полная церковь. А я прочитал, что там, оказывается, что-то такое, верующих в стране 5-7%. Меня это поразило просто. Я думаю: «Как же так это может быть?» А потом подумал, ну, ходит в церкви тысяча человек, а район – 30 тысяч. Так это так и получается каких-то 5% на страну, понимаете?

С.КОРЗУН: Лион Измайлов в программе «Без дураков» на радио «Эхо Москвы». А развлекаетесь вы как? Или для вас работа, собственно, развлечение? Отдыхаете где-то? Грязь, грядки, кулинария, готовка, что там? Может, брюки гладите или там, я не знаю?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Да нет, ну что вы! Вообще, любимое занятие – конечно, чтение, много времени уходит на чтение всяких разных книг и газет. Ну, второе – наверное, все-таки, я люблю попутешествовать. Если есть возможность, сразу же я куда-нибудь там уезжаю, если есть возможность – не всегда она есть, конечно. Вы просто все хотите добиться, чем я занимаюсь кроме этой работы, да?

С.КОРЗУН: Ну, в общем, да. Страну подобрали для себя наиболее удобную для жизни, наиболее комфортную для вас?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Наиболее удобная для моей жизни – Россия. (смеется) Вот я уже подобрал ее, у меня другой страны нет и быть не может. (все смеются)

С.КОРЗУН: И не было мысли?

Л.ИЗМАЙЛОВ: И не было мысли.

С.КОРЗУН: А, ну, скажем, страна, в которой любите отдыхать, в которой чувствовали бы себя комфортно.

Л.ИЗМАЙЛОВ: А разные, разные! Вот мне последнее время очень нравится Черногория. Ну, я ездил по разным странам. Во многих очень, был еще в советское время был, от Союза писателей там ездили. Но, вот, допустим, такая простая страна Черногория –она мне почему-то так мила и симпатична, потому что, знаете, там красиво очень, чисто, красиво. Мы каждый километр – это церковь, монастыри там. Очень приветливый народ. Приветливый именно к россиянам. Потому что, по-моему, они до сих пор в состоянии войны с Японией находятся. Потому что они в 1904-м году, когда началась эта русско-японская война, встали на сторону России, объявили Японии тоже войну. Так вот, они до сих пор мирного договора с Японией не заключили. Представляете? Из солидарности с Россией. Вы можете себе представить другую такую страну, где бы так относились к России?

С.КОРЗУН: То есть там что? Японской техники нет и японских машин? Наверняка есть.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, автомобили-то есть, но я думаю, они не в Японии их покупают.

С.КОРЗУН: А Соединенные Штаты? Были же там многократно.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Был 3 раза. Да, я был один раз – просто мы приезжали по приглашению, с женой мы ездили туда. А потом 2 раза ездил выступать. Ну, я не рвусь туда, честно.

С.КОРЗУН: Нет очарования перед самой сильной экономикой мира, пока, на этом этапе, пока Китай не превзошел?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Меня не интересует, честно говоря, экономика-то. Самая сильная, не самая сильная. Меня просто другие вещи интересуют. Я от экономики удовольствия не получаю. И думаю, вряд ли кто другой получает. Я получаю удовольствие от вида реки, от гор, понимаете? От общения с людьми. Вот это удовольствие я получаю. Ну, посмотреть на все это – очень интересно. Но так, чтобы меня, вот, прямо тянуло в Америку – ну, нет такого совсем.

С.КОРЗУН: А подданным империи ощущаете себя? Ну, Советский Союз – расхожее выражение, все-таки, был, наверное, империей, то есть большой величественной страной.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Да именно империей он и был, конечно.

С.КОРЗУН: А сейчас ностальгия есть по этому периоду?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Не, у меня нет ностальгии по советской жизни. Хотя, я могу сказать, что я жил там совсем неплохо. Я всегда привожу такой пример, что году в 1984-м, допустим, я получал авторские только отчисления, поскольку я был автор очень исполняемый и популярный, я получал, допустим, ну, тысячу рублей в месяц. Можете себе представить, что такое тысяча рублей в месяц в 1983-1984 году, да?

С.КОРЗУН: 2 зарплаты академика.

Л.ИЗМАЙЛОВ: А вот Березовский получал как доктор наук – он получал 400 рублей.

С.КОРЗУН: Да-да-да.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Понимаете, насколько богаче я был чем Березовский? Ну вот, где теперь? Разница в другую сторону. (все смеются) Поэтому я в советское время был довольно благополучный человек. Но совершенно не исключаю по тем временам.

С.КОРЗУН: То, что можно было вот так просто впрыгнуть в самолет и полететь, что в Алма-Ату, что в Самарканд, что в Тбилиси, не побоюсь этого слова, что в Ереван.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Да я туда и ездил все время, и мы выступали очень много.

С.КОРЗУН: А сейчас?

Л.ИЗМАЙЛОВ: А сейчас – нет.

С.КОРЗУН: А почему?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Не зовут. Позовут – поехал бы. Не зовут, понимаете? И у них интерес к этому закончился. Вот я вам на примере Азербайджана. Я в последний раз был в Азербайджане – ну, я ездил на день рождения Магомаева, царство ему небесное. Но я приехал в другую страну, в чужую страну. Она ориентирована совсем не на юмор наш, не на песни наши – там турецкие песни, там турецкие артисты приезжают и артисты из других стран. Но наши дела там уже не очень интересны, понимаете?

С.КОРЗУН: А чего так? 70 лет жили вместе и вроде дружили.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Сильно пошли в другую сторону, в отрыв.

С.КОРЗУН: Почему?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, почему? Потому что хотят так вот жить, по-другому. Понимаете, какая штука? Ведь это искусственное было объединение людей. Те им ближе – ну, Иран им ближе, наверное, Турция ближе. Ну, как? И единоверцы там.

С.КОРЗУН: А Украину не жалко, которая дрейфует?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Жалко. Вот за Украину, конечно, жалко. Столько вообще было связано с Украиной. Дело в том, что я свое детство провел в Киеве. Я жил на Паньковской улице около Ботанического сада. И каждое лето туда ездил. И, конечно, для меня сам Киев – просто родной город. А сейчас тоже особо не зовут.

С.КОРЗУН: Сами-то ездите туда, на Украину, в эти места?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Нет. А зачем? По какому поводу?

С.КОРЗУН: Ну, не знаю, детство прошло – посмотреть хотя бы.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Я могу поехать только... Ну, как на гастроли. Ну что я поеду просто так в Киев? Вот я в Ярославль 5 дней назад просто так поехал, понимаете? И получил огромное удовольствие от этого прекрасного города. Вы когда-нибудь были в Ярославле?

С.КОРЗУН: В Ярославле проездом был.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Вы проездом, а я туда ездил все время на гастроли, а потом просто приезжал, потому что я получаю удовольствие от этого города. Красивые дома на набережной, просто по-настоящему красивые. Потрясающие музеи. Там такой зал икон в музее, что, ну, на уровне Третьяковской галерее, понимаете?

С.КОРЗУН: Как путешествуете? Поезд, самолет, машина, сами за рулем?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Да, по-разному, как придется. Вот в Ярославль на машине ездил.

С.КОРЗУН: Сами за рулем?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Сам за рулем.

С.КОРЗУН: А машина какая? Похвастаетесь?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Да, а чего тут хвастаться? Самая простая машина – Kia Sportage.

С.КОРЗУН: А чего так? Не хочется более...

Л.ИЗМАЙЛОВ: А какая должна быть?

С.КОРЗУН: Ну, я думаю, что какая-нибудь более крутая.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Не, не хочется.

С.КОРЗУН: RangeRover какой-нибудь.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Не-не-не, никакого желания. Я, вообще, всегда так беру, ну, по-минимуму, чтобы было удобно. Вообще, меня этот престиж не колышет совершенно. Вот, знаете, я когда на «Оке» поехал – мне во «Властелине» «Оку» тогда дали, помните «Властелина» была, да?

С.КОРЗУН: Помним-помним. Помним, что с ней случилось.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Вот «Оку» мне там что-то за 750 долларов дали. И я на ней поехал, и приезжаю на заправку, подъезжаю. Какие-то мужики собрались, говорят: «Ну что ты? Слушай, ты чего на ней ездишь? Тебе как-то не солидно ехать на Оке-то? Ты чего? Ты ж, вроде как, писатель, выступаешь». Ну, я даже не думал, что это мне неудобно-то. Ну, я приехал на «Оке» - и приехал.

С.КОРЗУН: Шутка такая.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Но когда я подъехал к телевидению, а с телевидения выходил Дибров, и я увидел, что у него глаза полезли на лоб, когда он увидел, что я в этой «Оке» приехал, тогда я эту «Оку» быстро продал, потому что, ну уж, действительно, наверное это как-то, не знаю, нехорошо, наверное. Хотя, я этого не ощущал, понимаете? Ну, «Ока» - мне так удобно было. Она, кстати, заводилась лучше «Жигулей» зимой, эта «Ока».

С.КОРЗУН: Не, ну «Ока» - замечательная машина, сам года 2,5 отъездил на ней.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну, она просто неудобная, понимаете? Вот должно быть удобно в машине. А вот в ней – конечно, она уродливая и неудобная. А так-то, в принципе...

С.КОРЗУН: Но по соотношению «цена-качество» она была, наверное, одной из самых лучших.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Она заводилась зимой, в самый лютый мороз. «Жигули» не заводились, а она заводилась – вот это было основное ее достоинство.

С.КОРЗУН: И по картофельным полям тоже замечательно скакала, то есть сверхпроходимая машина.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Вы, видно, пробовали ездить на «Оке»?

С.КОРЗУН: Я ж говорю, что я года 2,5, наверное, или 3 отъездил на ней.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ах, так? Мы с вами однополчане.

С.КОРЗУН: «Оководы», как сейчас сказали бы, наверное. Давно за рулем-то?

Л.ИЗМАЙЛОВ: С 1979-го года.

С.КОРЗУН: С 1979-го? Ну да, стаж такой.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Это получается сколько? 30 лет.

С.КОРЗУН: Да.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Посчитайте – я уже посчитал, 30 лет.

С.КОРЗУН: Да, 30 лет.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Вы какой институт закончили?

С.КОРЗУН: Я Иняз заканчивал.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну вот, а я авиационный, я быстрее считаю. (все смеются)

С.КОРЗУН: Чего хотите в ближайшее время получить от жизни?

Л.ИЗМАЙЛОВ: А вы знаете, вы – иняз заканчивали, а я имею диплом переводчика японского языка. Это не было написано там?

С.КОРЗУН: Знаем-знаем мы вашу шутку, которая позволяет вам раскрывать японский зонтик без всяких проблем.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Ну я, честно говоря, ничего не помню, потому что я... Ну, вы же как изучавший язык, понимаете, что если не занимаешься им, то совершенно он выпадает. Вот, он у меня совершенно выпал, но когда я закончил эти курсы – я был отличником и очень прилично.

С.КОРЗУН: Я знаю еще, что изучаемый язык часто влияет на поведение, на мышление, даже на привычки человека. В вас что-то японское есть?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Знаете, я ни разу не пожалел о том, что я 3 года изучал японский язык, хотя переводчиком потом не работал. Но вы знаете, это такая тренировка памяти была. Я просто выучивал за час 50 иероглифов – а это же несколько значений. Есть японское верхнее значение, нижнее значение и по 2, по 3. И все это я выучивал за час. Память была такая, что я мог утром послушать в «Добром утре» какой-то рассказ, и дня 2 помнить его слово в слово, представляете, да? Сейчас этого просто нет у меня, и абсолютно отшибло. И, кроме того, я с таким удовольствием изучал эту Японию, все эти обычаи, там, всякие их разные странности. Они же народ-то странный, совершенно инопланетяне на этой земле. И поэтому когда я потом приехал в Японию и вдруг я почувствовал, что у меня какие-то формы вдруг вылезают. Вдруг у меня вылезают из памяти какие-то фразы японские. И когда я посмотрел на всю эту Японию, ну, думаю «Не зря изучал 3 года этот японский язык. Хотя бы ради того, чтобы увидеть эту Японию, посмотреть и послушать, как они живут».

С.КОРЗУН: А понимали, как общаются, хотя бы на улице, в кафе где-нибудь, в уличном?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Когда приехал?

С.КОРЗУН: Да.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Не, уже ничего не помнил. Я приехал-то... Я закончил в 1974 году японский язык или в 1973-м, я не помню в каком уже. А в Японию в 1988-м только приехал. Ну что там? 15 лет прошло, ничего не помню, конечно.

С.КОРЗУН: Есть что-нибудь нереализованное в жизни? Мечта какая-то? Потому что человек вы такой, судя по всему, не материальной культуры, престиж вас особо не заботит, машина у вас простая.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Я вам скажу, вот, что у меня не реализованное. Я написал штук 10 пьес, и у меня только одна пьеса идет, которую пьесой-то толком нельзя назвать. Она – детская пьеса, она идет уже лет 30 в разных театрах страны. Но она детская пьеса, мы ее написали вместе с Валерием Чудодеевым и с Михаилом Таничем – тот песни написал, царство ему небесное. И она идет до сих пор в разных театрах. Но, вот, пьесу такую, взрослую, которых я написал штук 10 – ну, ни одна не поставлена. Ну, одна была по телевидению – один раз прошла, одна актовка. Вот, не могу понять, в чем дело. Ну, может быть, просто нет таланта в этом деле. Потому что, вроде, я смотрю, люди читают, говорят «Хорошая пьеса», а ставить – чего-то никто не ставит. Ну вот, не знаю. Вот, не реализовал я это.

С.КОРЗУН: Работа на телевидении внутренне более интересна, чем работа на сцене, или нет?

Л.ИЗМАЙЛОВ: Работа на телевидении – она и есть для меня работа на сцене, в принципе, одно и то же, почти. Я вам вообще хочу сказать, что за многие годы работы на телевидении я понял, что это в очень малой степени творческая работа. В очень малой. А в большей степени это организационная работа, вот просто организация, понимаете? Поэтому, ну, она – эта работа, она же вообще расхолаживает человека, она его, в общем, как-то отводит от творчества. Потому что, ну, вот, ты появляешься на экране, ничего особенного не делаешь, а тебя потом узнают, говорят «Ой, вот мы вас видели, то-сё». Ну, видели и видели – и что?

А это слава такая, она простая, понимаете? Она – не литературная слава. Вот я там печатался 10 лет в «Литературной газете», и только через 10 лет, наверное, меня стали знать как писателя, который в «Литературной газете» печатал рассказы, и некоторые из них были хорошие рассказы, как будто кто-то отмечал, нравилось, там, вспоминают до сих пор, кто-то говорит: «А я читал вас».

А это другая слава. Какая-то она, знаете, ну, простая очень, чтобы не сказать другого слова. А работа, в основном, организационная, понимаете? Ну, вы же сами работали на телевидении, и, наверное, с этим столкнулись.

С.КОРЗУН: Так вы слушателям расскажите. Там в еженедельном режиме – это же надо гостей собирать, сценарий программы писать и все остальное, вписываться в хронометражи.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Да мне тоже приходится писать сценарии, мне приходится уговаривать артистов, чтобы они приняли участие в моей программе. Потом это все готовится очень долго и кто-то отпадает, чего-то не получается, потом на час задерживается начало. Все это, конечно, морока жуткая, но она не творческая морока, понимаете? Только организация. И потом ты стоишь на сцене, вот чего-то говоришь и что-то уже специально выучил для этого – опять, это уже не творческая. Ну, можешь лучше сказать, хуже можешь сказать. Но это все не творчество.

С.КОРЗУН: Человек на своем месте, писатель-сатирик Лион Измайлов был гостем программы «Без дураков». Спасибо вам огромное.

Л.ИЗМАЙЛОВ: И вам спасибо.

С.КОРЗУН: За то, что пришли. И удачи.

Л.ИЗМАЙЛОВ: Спасибо, и вам того же.