Полина Дашкова - Полина Дашкова - Без дураков - 2007-12-06

СЕРГЕЙ КОРЗУН: Всем добрый вечер. С Вами генеральный продюсер радио "Бизнес ФМ" и ведущий программы "Без дураков" на "Эхе" Сергей Корзун и моя сегодняшняя гостья Полина Дашкова, добрый вечер.

ПОЛИНА ДАШКОВА: Добрый вечер, Сергей.

С. КОРЗУН: А говорить мы сегодня будем об одной, наверное, знакомой Вам девушке, которую зовут Татьяна ПоляченкО. И здесь с ударением можно перепутать.

П. ДАШКОВА: Да.

С. КОРЗУН: 10 лет, наверное, с небольшим в этой школе? 10 лет назад Полина Дашкова родилась?

П. ДАШКОВА: Да, на самом деле, ну, чуть больше уже. Чуть больше. 11 лет.

С. КОРЗУН: Как же Вы такой свободолюбивый человек по всем Вашим героям, по своей жизни согласились на такой произвол со стороны издателей, что даже нельзя было фамилию сохранить?

П. ДАШКОВА: Вы знаете, это же все происходило в какой-то безумной спешке. Это все было такое вот просто скорее, скорее, пока Вы не придумаете псевдоним, книжка не выйдет. Потому что фамилия Поляченко, она неблагозвучная, она заканчивается на "о", у автора женщины должно быть женское окончание. А для меня еще это было забавно. Я не представляла себе тогда, что я буду Полиной Дашковой, может быть, всю оставшуюся жизнь. И я всем своим друзьям, знакомым говорила: слушай, придумай мне какой-нибудь псевдоним. Это превратилось в такую игру. Это было очень забавно. А издательство меня торопило. Они тоже предлагали какие-то свои варианты, но варианты все мне не нравились.

С. КОРЗУН: Например? Как они Вас видели, просто любопытно.

П. ДАШКОВА: Ну, я сейчас не помню уже, прошло много времени. Там было такое количество звукосочетаний, не важно. Но потом в итоге возникла вот эта Полина Дашкова. Полина – от Поляченко, Дашкова – от Даши, моей младшей дочери. Я мысленно извинилась перед Екатериной Романовной только тогда уже, когда книжка вышла. Это пришло в голову, потому что в переборе вариантов уже эти фамилии существовали просто, как фонетические конструкции. Ну, и так это и осталось.

С. КОРЗУН: Домашние-то как называют уже? Полиной или Полей?

П. ДАШКОВА: Нет, домашние называют мама. Или доченька.

С. КОРЗУН: Все домашние.

П. ДАШКОВА: Ну, да, на самом деле…

С. КОРЗУН: Муж тоже мамой?

П. ДАШКОВА: Нет. Как муж называет, не скажу. Это очень интимно. Нет, на самом деле и друзья все близкие и все, это даже, Вы знаете, создает какой-то такой барьер. Может быть, сейчас призрачный, с каждым годом он все призрачнее. Между моей домашней такой вот жизнью, частной, и моей публичной жизнью.

С. КОРЗУН: А чем, на самом деле, отличается Татьяна Поличенко от Полины Дашковой?

П. ДАШКОВА: Да, ничем. Это один и тот же человек, это я.

С. КОРЗУН: Без всякого раздвоения?

П. ДАШКОВА: Нет, абсолютно, у меня нет паранойи. Слава Богу, раздвоения личности нет. Ну, на самом деле псевдоним – это вообще в литературе дело достаточно обычное. Знаете, тут есть просто свои плюсы и свои минусы, как во всем. И есть некоторое удобство. Ну, все-таки для того, чтобы найти, допустим, мой телефон, какие-то мои данные, нужно потрудиться достаточно. Ну, нужно, прежде всего, узнать мое настоящее имя, которое, впрочем, уже все знают. Оно висит в интернете. Но все-таки. Потом когда звонят, допустим, если зовут Полину, понятно, что это кто-то такой чужой, далекий.

С. КОРЗУН: Из второго круга, или из третьего.

П. ДАШКОВА: Да, Если Татьяну, то кто-то свой. Но я сейчас об этом говорю, я понимаю, что граница, она очень зыбкая. Есть неудобства в том смысле, что мне как попке приходится это столько раз объяснять, рассказывать почему. Хотя, в общем, в этой истории нет никакого глубокого смысла. В ней есть спешка, и есть элемент игры. Ну, не знаю, такого, в общем, баловства, что ли. И т.д. Ну, ничего за этим не стоит. Ну, я с этим живу. Мне очень нравится это сочетание. И не такое это большое значение имеет в моей жизни.

С. КОРЗУН: В гостях у нас сегодня сразу две очаровательные женщины Татьяна Поличенко и Полина Дашкова. И их творчество комментирует Дмитрий Быков.

ДМИТРИЙ БЫКОВ: Прежде всего, к Полине Дашковой у меня чувство величайшей корпоративной солидарности. Потому что все журналисты, которые пробились как-то в литературу, не ограничиваясь газетными делами, они, как правило, становятся лучшими писателями. Наиболее осведомленными, соблюдающими корпоративные правила и т.д. Поскольку Полина Дашкова в прошлом хороший журналист, из нее получился и хороший писатель. Ну, и, во-вторых, особенно приятно, что она не ограничивается детективом. Что в последнее время она заинтересовалась синтезом романа детективного и исторического. Что погрузилась в достаточно интересные материалы и документы. И, по крайней мере, не остановилась в своем развитии. И конечно, из всех коллег она остается самой острой и самой интеллектуальной.

С. КОРЗУН: Напомню, это мнение Дмитрия Быкова.

П. ДАШКОВА: Спасибо большое Диме Быкову. Ну, правда, я никогда журналистом не была. Я работала действительно в журнале "Сельская молодежь", и работала в еженедельнике "Русский курьер" российско-американском. Не путать его с нынешним "Русским курьером".

С. КОРЗУН: Это редакционная работа была? Это не журналистика?

П. ДАШКОВА: Я не занималась напрямую журналистикой. В "Русском курьере" я заведовала отделом литературы и искусства. Я писала какие-то обзорные статьи, я выстраивала там полосу и т.д.

С. КОРЗУН: Т.е. Вы это не считаете журналистикой.

П. ДАШКОВА: За свою жизнь я не взяла ни одного интервью. Вот и все, т.е. это совершенно другая. Это работа, скорее, может быть там литературного обозреватели, редактора. Но главное, что я делала, это я писала. Я писала стихи, потом я писала какие-то рассказики, эссе и т.д.

С. КОРЗУН: Значит ли это, что Вы несколько пренебрежительно относитесь к журналистике?

П. ДАШКОВА: Да, не в коем случае. Я отношусь к этому с огромным уважением, как у меня есть близкие друзья журналисты, и я считаю эту профессию очень серьезной и важной. Другое дело, что мало талантливых журналистов. И размывается понятие профессионализма в этой профессии. Потому что когда вот мне сейчас приходится сталкиваться с людьми, которые приходят брать интервью, которые не могут связать двух слов ни устно, ни письменно. При этом приходят они из весьма солидных изданий, это поразительно. Когда я даю человеку интервью, а потом мне приходится все самой переписывать, потому что это полная галиматья. Т.е. уровень грамотности, он падает катастрофически. Но все равно остаются классные журналисты, суперпрофессионалы. И дай им Бог.

С. КОРЗУН: Напомню, в гостях на "Эхе" программе "Без дураков" Полина Дашкова. А я вернусь к псевдонимам. Для многих писателей псевдоним мистификация, были игрой, каким-то способом или уйти от известности, как, ну, скажем, Ромэн Гари, Эмиль Ажиорда во Франции. И сразу там Ганкур или что-то получил. Это еще история давних годов. Да, в общем-то, примеров миллион. Вы не собираетесь никакой новый псевдоним брать из-за того, что начали некий новый пласт литературы? Или то, что Вы пишите сейчас, продолжаете, это не новый пласт литературы?

П. ДАШКОВА: Ну, во-первых, это совершено не новый пласт литературы. Просто ну, мне кажется, что невозможно существовать, пиша, повторяя все то же самое, из романа в роман. Работая строго в каких-то жанровых рамках. Я в принципе никогда особенно не соблюдала законы жанра. И то, что я пишу, в общем, довольно сложно назвать детективом в чистом виде в такой вот англоязычной, франкоязычной традиции это нечто совсем другое. Ну, я просто меняюсь. Я не считаю, что источник счастья – это некий такой серьезный такой вот уход от того, что я писала раньше. Да, нет же. Во-первых, историческая тема была у меня в призе. У меня там был третий рейх. И достаточно серьезный, тоже я очень глубоко копала. Другое дело, что там копать оказалось значительно легче, там документов больше, и белых пятен меньше, чем в нашей истории. Т.е. вот ровно с 17-го года начинается полный привет. Там проследить реальную подоплеку событий весьма и весьма сложно, потому что документы уничтожены. И архивы чистились не раз, и не два, и не три при разных властях. Мало что осталось, на самом деле. Многое переписано, фальсифицировано. Даже вплоть до того, что Вы знаете, вот в лабораториях, ну, где-то в начале 30-х уже была разработана такая бумага, которая самоуничтожалась в течение 5-7 лет. Т.е. какие-то документы, их просто не осталось вообще. А самые серьезные приказы, они отдавались устно. Подписи просто не ставились допустим. Не существует подписи Ленина и Свердлова над приказом о расстреле царской семьи. И прямого приказа, в общем, не существует. Есть только фраза "пора закрывать вопрос".

С. КОРЗУН: Насколько сильно Вы погружаетесь в материал? Вот сейчас до эфира, я не буду скрывать, Вы с таким увлечением рассказывали о периоде там вокруг 18-го года в российской истории с подробностями. Как будто нельзя было поговорить о погоде, об отдыхе, о загаре, о покупках. Вас это действительно волнует? Когда Вы пишите, Вы погружаетесь в материал на 100%?

П. ДАШКОВА: Ой, Вы знаете, я очень глубоко. На самом деле в 18-м году я сейчас живу невероятно глубоко, потому что там очень многое вот, я не люблю это слово – цепляет, но там действительно очень много цепляет. Там такое количество тайн и загадок. С одной стороны, есть вот там, ну, и мое и Ваше советское детство, юность. Когда дедушка Ленин на каждой клумбе, в каждом кабинете, в детском саду. У меня это, кстати, началось, действительно, этот интерес, болезненный достаточно и странный, совершенно нетипичный, наверное, ни для кого, когда в детском сады мне нужно было читать стихотворение на утреннике о том, что вот дедушка Ленин. Я стала серьезно объяснять, что у меня нет дедушки Ленина. Это не мой дедушка. У меня есть дедушка Леша, дедушка Вася, а дедушки Ленина у меня нет. И вот эта взрослая такая официальная, официозная ложь, обязательная ложь, обязательная к исполнению ложь, она очень глубоко как-то меня в детстве потрясла.

С. КОРЗУН: Не выгнали оттуда, из детского сада?

П. ДАШКОВА: Ну, на самом деле, был разговор с бабушкой, с моей такой достаточно серьезный. Т.е. это все действительно идет откуда-то издалека. И сейчас, когда вдруг есть возможность, потому что в 90-е очень много документов было опубликовано. Сейчас, кстати, архивы стали менее доступны по одной простой причине. Что если ты хочешь узнать что-то, получить доступ к личному делу кого-то, вот из людей живущих тогда, то ты обязан иметь разрешение от родственников этого человека. От потомков этого человека. А это очень сложно. Сами понимаете.

С. КОРЗУН: Т.е. даже изучать эти документы нельзя? Не то, что публиковать? Или нельзя только публиковать без согласия.

П. ДАШКОВА: Нет, нет. Ну, я публиковать ничего не собираюсь. Я не историк. И у меня нечто совсем другое. Я просто хочу знать для того, чтобы этим апеллировать в своем сюжете, я должна знать, что было на самом деле. Вот начиная с октября 17-го года достаточно сложно докопаться до реальной подоплеки очень многих общеизвестных совершенно хрестоматийных событий, которые мы уже даже не задумываемся об этом. Вообще что такое был вот это левоэссеровский мятеж 6 июня? А что такое было убийство Вербаха? А почему это было? А что это были за два убийства и одно покушение? В одно лето, лето 18-го года. Когда убили Володарского, потом убили Урицкого, который был председателя Петроградского ЧК. Это произошло 30-го августа 18-го года утром. А вечером были вот эти знаменитые выстрелы в Ленина. Ну, сейчас уде общеизвестно, т.е. все серьезные историки знают и абсолютно уверены, что Фанни Каплан стрелять не могла. Потому что, прежде всего, это был человек слепой. Полуслепой. К тому же она была глухая, и к тому же она была ну практически сумасшедшая. Т.е. это был тяжело больной человек, инвалид. Ну, кто стрелял? И стрелял ли вообще? Т.е. то, что выстрелы прозвучали, известно. То, что он упал, известно, а вот были ли в нем эти пули, и почему их не вытащили, и почему одну вытащили в 22-м году, перед тем, как начался этот фальсифицированный процесс против правых эссеров. Вот эти все вопросы, чем глубже туда погружаешься, тем понимаешь, больше понимаешь степень вот этих совершенно феерических фальсификаций, весьма небрежных часто.

С. КОРЗУН: Так эта часть романа что не скоро выйдет? Вы огорчите, наверное, Полину, которая пишет нам. Это вопрос из интернета: "Мне как студентке медицинского университета было очень интересно читать книгу "Источник счастья". Какого было мое разочарование, когда она закончилась на самом интересном месте. Когда ждать продолжения? Не томите".

П. ДАШКОВА: Ну, я Вам скажу, что сейчас у меня уже готовы тексты, порядка 300 страниц. Это много.

С. КОРЗУН: Это с 500 контрольных, ну, примерно.

П. ДАШКОВА: Ну, примерно, т.е. там это может плюс, минус. Ну, в общем, как правило, после 250-й страницы, когда переваливаю за середину, все идет значительно быстрее и легче. Тут я завязла, почему собственно, ну, в принципе такой роман написать быстро невозможно. Ну, это физически невозможно. Но главное, что я действительно очень глубоко завязла на 18 годе. И там ну так получилось, что мне пришлось все равно для того, чтобы выстраивать свои версии событий, мне нужно было знать об этих событиях все, что возможно было узнать. Потому что мои герои в гуще этих событий. И я там апеллирую реальными персонажами. У меня там один из героев Владимир Ильич Ульянов Ленин.

С. КОРЗУН: Да, помним, помним .Вспоминаем. Был такой.

П. ДАШКОВА: Да, это человек, о котором написано тонны, мириады строчек, текстов и т.д. А правды практически не знает никто.

С. КОРЗУН: Полин, наши слушатели, двое, по крайней мере, прислали Вам, ну, поправки как бы к фотографии Вашей книги. Один даже спрашивает: консультируетесь ли Вы со специалистами? Зачитать или просто оставить Вам?

П. ДАШКОВА: Ну, зачитайте, интересно.

С. КОРЗУН: "На эту ошибку обратила внимание даже моя внучка, - пишет Василий Павлович Фолярист, - нет такого звания лейтенант СС, о котором Вы пишете в своей книге "Источник счастья". Этот чин именовался утер штурм фюрер".

П. ДАШКОВА: Ну, спасибо. Но просто унтер-штурм фюрер это по-русски понятно естественно, что слово лейтенант в немецком языке нет. Но спасибо всегда.

С. КОРЗУН: Врач Владимир: "В 1916 году не было электрических кардиостимуляторов".

П. ДАШКОВА: Были. Проверяла.

С. КОРЗУН: "Тогда же стали делать и непрямой массаж сердца, это во время Великой отечественной войны".

П. ДАШКОВА: Проверяла, были.

С. КОРЗУН: Т.е. врач ошибается в данном случае.

П. ДАШКОВА: Врач ошибается. В этих вещах я соблюдаю такую точностью и осторожность. Были, представьте себе. Они появились в первую мировую войну. Они были очень громоздкие. Вообще тогдашняя медицина электричество использовала значительно больше, чем нынешняя. И всего электрического было значительно больше. Т.е. его использовали в лечебных еще целях. Но, то, что кардиостимуляторы были, я знаю точно. Я бы просто никогда с потолка это не взяла. И я это проверила 10 раз.

С. КОРЗУН: На такой роман и такой сложный по объему, по обхвату, по фактологии, наверное, большая группа специалистов с Вами работает?

П. ДАШКОВА: Никаких специалистов. Знаете, я на самом деле, зареклась обращаться к специалистам. Как правило, это происходит так. Вот допустим, там вся медицинская сторона вопроса, когда я начинаю обращаться к специалистам. Специалисты, вот мои знакомые врачи, тут у меня была особенно трудная задача. Потому что это не нынешняя медицина, там все просто. Это медицина начала 20 века. Т.е. второго десятилетия. И что было там, и как было там, вот это искать было весьма сложно. Конечно, в медицинских институтах проходят историю медицины. Но все забывают. Вот когда я спрашивала у своих друзей, врачей: ты помнишь там то-то, то-то. Нет, не помню. Но где-то можно найти и мемуары. Существуют учебники истории медицины. Существует научно-популярная литература. Очень много я взяла, допустим, у Верисаева "Записки врача". Это достаточно серьезно и подробно. Потом в гессенском вот этом многотомном замечательном архиве русской революции, где собраны письма свидетельства и дневники реальных очевидцев эпохи, там есть достаточно большой текст. Это страницы дневника врача, который жил Москве в 16-17-18-м году. И там очень много деталей. Какие-то вещи можно уточнять по энциклопедиям, по интернету и т.д. Но бывают ситуации, когда я придумываю несколько вариантов, и тогда я обращаюсь, у меня есть несколько умных врачей. Потому что тоже врачи разные бывают. И я спрашиваю: вот это возможно или невозможно? Вот что из этих вариантов тебе кажется лучшим?

С. КОРЗУН: И всегда доверяете их ответам?

П. ДАШКОВА: Да, конечно. Но это люди, они, если они не знают, они будут проверять. Они будут что-то искать и т.д. Допустим, то, что у меня сейчас происходит. После покушения был сделан рентген Ленину дома.

С. КОРЗУН: Давайте об этом после новостей.

П. ДАШКОВА: Да, О"кей.

С. КОРЗУН: Напомню, Полина Дашкова в программе "Без дураков" на "Эхе Москвы".

НОВОСТИ

С. КОРЗУН: Я напомню, что моя сегодняшняя гостья Полина Дашкова. Сейчас закончим медицинскую тему начала прошлого, надо же, уже прошлого века. Да, уже век назад это практически было.

П. ДАШКОВА: Да, так непривычно, действительно.

С. КОРЗУН: И попробуем оторваться от романов и перейти к реальности.

П. ДАШКОВА: Да это любопытная действительно деталь. 2 сентября, после вот того, как случилось это, будем считать, покушение, инсценировка покушения, не знаю, Владимиру Ильичу сделали рентген дома. Т.е. на 3-й этаж, в его кабинет втащили рентгеновский аппарат. Об этом пишет Бонч-Бруевич. Сохранился этот снимок. Я не могла себе представить, как такое возможно, потому что, ну, что такое рентгеновский аппарат? Мы знаем, это комната целая большая. И я стала спрашивать у врачей, возможно это было или нет? Первая реакция была – да нет, это бред полный, это невозможно. А потом один умный доктор докопался до очень интересной вещи. Что тогда постольку, поскольку вреда рентгеновских лучей еще не осознавали до конца, и вот все вот эти защитные поверхности свинцовые, которые сейчас существуют в большом количестве, они были тогда значительно меньше. Поэтому да, тогда были портативные рентгеновские аппараты, действительно рентген был сделан. Вот такие вот вещи. Причем на них натыкаешься постоянно. И иногда для того, чтобы узнать какую-то мелочь, приходится перерыть ну горы и литературы, и задать кучу вопросов. Но что мне действительно очень помогло, это есть такой замечательный в казанском университете историк, профессор Литвин Алексей Львович. Он написал замечательную совершенно книжку – "Красный и белый террор в России". И я с огромным трудом достала вот эту книжку, только с помощью самого вот этого Алексея Львовича. И плюс под его редакцией вышел еще полный сборник всех документов. Вот дело о покушении, т.е. дело Каплан целиком. В том виде, в котором оно существует в архивах ФСБ нынешних. Плюс там еще дело ее по царской каторге в Акатуе, где она просидела 11 лет. Это мне колоссально помогло. Ну, и я просто говорила по телефону с Алексеем Львовичем, действительно очень умный, толковый историк. Но все мои вопросы сводятся к тому – могло быть, не могло? А как Вам кажется?

С. КОРЗУН: Полина, Вы ко всему подходите… В жизни тоже с такой тщательностью, как к написанию? Допустим, процесс, ну, не знаю, выбора блузки, или подарка для друзей на Новый год.

П. ДАШКОВА: Вы знаете, если бы я ко всему подходила с такой вот тщательностью, я бы или просто умерла, или, ну, не знаю, просто сошла бы с ума. Потому что на самом деле во всем остальном, я человек, ну, достаточно легкомысленный, рассеянный, ну, такой какие-то совершенно простые бытовые вещи иногда меня вводят в ступор, и я особенно когда я нахожусь на пике романа, у меня начинают биться чашки, мне сложно как-то справляться с какими-то элементарными бытовыми вещами.

С. КОРЗУН: Домашние не трогают уже? Муж Алексей не трогает? Говорит: мама пишет роман.

П. ДАШКОВА: Нет, ну, муж, дети, он меня просто сейчас оберегает от всего. У нас еще наш Вася, пес, он старенький, ему обязательно надо находиться рядом. Но мало того, что просто рядом, он большую часть дня проводит у меня под столом. И надо обязательно гладить его, за ухом чесать. И если я этого не делаю, он начинать гавкать. Причем он даже не гавкает, а как такая оперная старая прима, он поет. И под это, конечно, работать очень сложно. И вот Леша, если он дома, он его от меня утаскивает, выводит гулять, ну, как-то действительно. Ну, ему меня жалко. Потому что действительно роман очень тяжелый, требующий такой глубокой сосредоточенности, погружения. Это очень ответственно. Потому что вот видите, люди находят какие-то совершенно такие вот прямо вот мелочи. Я бываю очень благодарна как раз людям, которые что-то замечают по делу. Но это не всегда правильно. И я в этом очень скрупулезна, максимально. Хотя тоже я, поскольку я еще и без редактора ведь работаю, у меня только корректор, конечно, могу что-то ляпнуть, что-то пропустить.

С. КОРЗУН: Муж и дети тоже не редакторы, насколько я понимаю. Я читал об этом. Вы говорите, что читаете, и на них замечания, вроде, не особо реагируете.

П. ДАШКОВА: Нет, конкретные какие-то замечания, какие-то такие вот по делу, это я всегда благодарна. На эмоциональном уровне, когда там вот сейчас во второй части, они мне стали говорить, ну, я им читаю куски большие, хотя у них в голове каша полная получается, потому что кусок… Я начала этот роман писать с куска эвакуации из Крыма 20-го года. А сейчас этот кусок у меня уехал куда-то уже в финал. Т.е. это вот все кухня такая композиционная, она может меняться колоссально. Я им просто читаю куски, эпизоды. И в современной части у меня героиня Соня, и они мне говорят: ну, пусть у Сони будет какая-то любовь. Вот пусть у нее будет любовь. И я стала придумывать ей любовь. А вот никак у меня эта любовь не придумывалась. И я искусственно слепила некоего персонажа, который мне не нравился, но я пыталась его куда-то туда втиснуть, чтобы он там был, чтобы у нее была любовь. А потом я поняла, а что же я делаю то? Не нужно ей никакой любви. У нее вообще фаустовский вопрос перед ней стоит, драма колоссальная совершенно дилемма очень серьезная. Не до любви ей не до какой. Вот, может, в третьем томе я сделаю. Но я потратила на это много времени и сил, потом все сказала, отстаньте от меня. Не будет у Сони никакой любви. Вот не будет. Нет, на самом деле я всех слушаю, т.е. всех слышу, но никого не слушаюсь. Вот так. Хотя бывают какие-то по делу такие замечания неожиданные и полезные.

С. КОРЗУН: Напомню, Полина Дашкова в эфире "Эхо Москвы". Полина, двое детей, всего один муж. Более 25 лет совместной жизни. Секрет, наверное, какой-то есть. Встречал где-то историю, которую Вы рассказывали о том, что в начале было хуже, чем сейчас. В чем секрет?

П. ДАШКОВА: Ну, в начале всегда хуже.

С. КОРЗУН: Взаимопроникновение интересов?

П. ДАШКОВА: Понимаете, во-первых, мы были юные.

С. КОРЗУН: Это студенческий брак был?

П. ДАШКОВА: Студенческий брак. Мы были юные. Мы оба очень свободолюбивые люди. Очень независимые. И ну нам было ну просто разбежаться. Чуть-чуть любая ссора и мы могли разбежаться. Мы друг друга не держали. Не было ощущения, что вот это вот все надолго и всерьез. Но не получалось у нас. Мы разбегались, а потом опять возвращались оба. Вот так вот это все происходило до, конечно, рождения первой дочери. Вот когда Аня родилась, тут уже понятно, что ну уже мы оба несем ответственность за ребенка. Ну, как, понимаете, во-первых, надо человека очень любить. Ну, и чтоб, конечно, он любил тебя…

С. КОРЗУН: Надо. Такое слово еще получилось императивное.

П. ДАШКОВА: Понимаете, трудно любить. Трудно действительно. Но еще труднее быть любимым, принимать любовь. Это тоже надо учиться, это надо учиться этим дорожить. И надо всегда… Я говорю, как будто инструкцию. На самом деле, у всех по-своему происходит. Но есть действительно такой очень важный момент, что надо всегда, прежде чем что-то сказать человеку в запале ссоры какой-то, там конфликта. Представить себе: а вот если тебе такое сказали. Каково тебе это было обидно? А ведь ему тоже обидно. Он такой же, как ты. И вот если пытаться все-таки как-то правило соблюдать, то уже значительно легче.

С. КОРЗУН: Посуду бьете, или били в запале? Насколько Вы темпераментны?

П. ДАШКОВА: Нет, нет.

С. КОРЗУН: По-итальянски? Все летит на улицу?

П. ДАШКОВА: Нет, этого никогда не было. Я просто, во-первых, я человек, который патологически не может выяснять отношения. Ни с кем.

С. КОРЗУН: Т.е. Вам разговор не важен.

П. ДАШКОВА: Абсолютно. Вот какие-то вещи я никогда не говорю вслух. Если мне что-то не нравится, я этого в слух не говорю. Но я это все как-то вот там терплю, прощаю, в какой-то момент я просто ухожу, ничего не объясняю. Ну, или замыкаюсь в себе, перестаю, ну, даже не перестаю разговаривать, а просто замыкаюсь в себе, и человек это чувствует. А объяснять что-то я не считаю нужным. Просто я не могу объяснять.

С. КОРЗУН: А потом при выходе из конфликта? Или просто все само собой рассасывается?

П. ДАШКОВА: А просто, знаете, как у нас все всегда происходит? Вот чем дольше конфликт, тем мы больше друг по другу начинаем скучать. Поэтому просто я чувствую, что я по нему соскучилась. Я уже не помню, почему мы поссорились. Что там у нас произошло и т.д. А я просто чувствую, что я соскучилась, я просто не могу больше и все. Ну, я вообще человек неконфликтный, в принципе он тоже.

С. КОРЗУН: Дочерьми довольны?

П. ДАШКОВА: Ну, как же? Естественно. Ну, какими-то вещами недовольна. Какими-то довольна. Ну, я их просто, это мои дети. Вот такие, какие они есть, это мои дети.

С. КОРЗУН: Да, я даже по-другому сформулирую, я имел в виду несколько другое. Довольны ли Вы тем, как складывается их судьба?

П. ДАШКОВА: Ну, пока да. Ну, трудно говорить о судьбе. Старшей 21. Она сейчас на 5 курсе МГУ Истфака. Она с удовольствием учится, она действительно получает от этого удовольствие, чего не было в школе. Т.е. она поняла вот этот кайф узнавать что-то новое. Вот этот азарт вот такой. Совершенно ни с чем не сравнимый. И это мне очень нравится. Она абсолютно взрослый, зрелый, разумный человек в каких-то вещах. Она просто для меня ну как там очень близкий друг. И есть вещи, о которых я могу говорить только с ней. И вообще больше ни с кем, она меня понимает с полуслова. А младшей 14, она учится в 8 классе. Но пока что там о судьбе говорить сложно. Она у нас ангел. Очень тонкая, очень добрая девочка. Очень талантливая в самых разных областях. Т.е. она и рисует, она и танцует, и она много всего умеет и может. и все делает ярко и талантливо. Это в будущем может сложиться в некую проблему, потому что когда ребенок такой вот одаренный, довольно сложно выбрать что-то одно.

С. КОРЗУН: В молодежных движениях участвуют?

П. ДАШКОВА: Нет.

С. КОРЗУН: В политической жизни принимают участие?

П. ДАШКОВА: Знаете, старшая пишет диплом по поводу этих самых молодежных движений экстремистских. Ее глубоко потрясла история, когда ее сокурсница, девочка с истфака дала пощечину Фурсенко, министру образования. Ее настолько глубоко потрясла эта история, что она пытается понять, вот тема ее диплома, современная история, по супер современной, это молодежные экстремистские движения нашего времени. Она категорически… Ну, понимаете, мои дети и дети моего мужа ну никак не могут участвовать в общественных движениях. Мы люди настолько ну, т.е. я толпы любой боюсь. Мне не интересна толпа. Она меня пугает. А движение вот такое вот общественное движение, это, конечно, толпа, организация, это дисциплина, это какая-то большая степень внутренней несвободы.

С. КОРЗУН: Вы хотите сказать, что ни Ваш муж не Вы не были комсомольцами…

П. ДАШКОВА: Были. Но это же все было абсолютно, я помню, как нас принимали в комсомол. Когда у нас в школе надо было ходить в сменной обуви, и школьный комитет комсомола надо было заходить непременно в смененной обуви. И тапочки стояли. И все по очереди эти тапочки на себя надевали. А в райкоме меня спросили: кто такой Луис Корвалан? Я сказала – кто-то там в Чили. Это все, нет, ну, это смешно. То что теперь действительно, да, когда они там маршируют, когда они выходят с плакатами. Когда они собираются в такие вот общественные, политические, политизированные стаи весьма агрессивные и опасные, это, на самом деле, страшно, но это в основном все-таки недолюбленные дети, на мой взгляд. Это дети с очень глубокими личностями, психологическими проблемами. Это дети, которые мало внимания получали от родителей, с огромными комплексами. Потому что для подростка стая – это способ адаптации. И осознание себя. Он боится высказать собственное мнение, он боится остаться один. И чем меньше его любили, чем меньше в него закладывали родители, чем меньше он читал книжек, смотрел хороших фильмов и т.д., тем больше он боится самого себя.

С. КОРЗУН: Вы только к экстремистским движениям это относите, или к мэйнстримовским тоже. И к спсовским молодым, молодые яблочники. Да, много движений на самом деле околополитическим.

П. ДАШКОВА: Не знаю. Это все такая пошлость. Честно Вам скажу. Это все пошло и скучно. Для меня лично, я никому эту точку зрения не навязываю. Но все, что я вижу, все, что связано с политическим пиаром с любой стороны, всплеск, такой выплеск огромный всего этого произошел у нас перед выборами. Иногда я попадала, очень редко включаю сейчас телевизор. Иногда я попадала на эти блоки, дебаты и т.д. Ну, это все так скучно, бездарно и пошло, что мне даже не хочется это все обсуждать со всех сторон абсолютно. И справа, и слева.

С. КОРЗУН: Полин, о Ваших родителях расскажите два слова. Встречал упоминание, что отец математик.

П. ДАШКОВА: Да, папа работал в вычислительном центре академии наук.

С. КОРЗУН: Вы по этой стезе совсем не пошли.

П. ДАШКОВА: Нет, совсем не пошла.

С. КОРЗУН: И лавры Софьи Ковалевской Вам не приглянулись.

П. ДАШКОВА: Нет, мне вообще лавры никакие не нужны. И постольку поскольку…

С. КОРЗУН: Даже Анны Ахматовой не нужны лавры?

П. ДАШКОВА: Ну, как у нее какие-то свои лавры. У меня какие-то. Ничьи чужие мне не нужны. Если будут у меня свои, то очень хорошо. Потом лавровый венок, он же такой, колючий.

С. КОРЗУН: Жестковатый.

П. ДАШКОВА: Жестковатый. Лучше не надо. Вот какой-нибудь потом когда-нибудь поставят бюст, и пусть на него, чего хотят, одевают. На железо, или на камень.

С. КОРЗУН: Так Ваше диссидентство с родителями было связано?

П. ДАШКОВА: В общем да, на самом деле. У нас семья была наполненная этим. И я очень хорошо помню. Вот "Архипелаг ГУЛАГ", мне было лет, наверное, 16. Нам принесли на ночь, ну, может быть, на сутки ксерокс, мутный ксерокс на отдельных страничках "Архипелага". И к нам пришли близкие друзья родителей. И вот это все было разложено в квартире на полу. И все ползали и по очереди эти листочки все читали. Нет, это было все, конечно, в семье. И в таком близком окружении родителей. Ну, вообще московская, интеллигентская среда, она была этим пропитана, так же, как и питерская. Невозможно было, это даже было не диссидентство, это было в общем ну какое-т о собственное осознание реальности. Были вещи, которые не видеть было невозможно. Более того, даже в среде номенклатурной все тоже все прекрасно понимали.

С. КОРЗУН: Полина Дашкова в программе "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Вернусь к своим обязанностям. Так увлекся разговором, что забыл о каких-то вещах, которые планировал еще до разговора. Пару мнений о Вас. Михаил Веллер сначала.

МИХАИЛ ВЕЛЛЕР: Среди авторов современных русских женских романов Полину Дашкову отличают, я бы сказал, повышенное литературное образование, литературный вкус и литературное мастерство. Таким образом, ели подходить по европейским меркам, то это никакие не дюдики. Это не детективы. И строго говоря, никакие это даже не женские романы. А это нормальные полновесные романы, которые для большей читаемости условно натянуты на несколько детективный каркас. И главные герои которых женщины, что совершенно естественно.

С. КОРЗУН: Михаил Веллер. Вы так немножко напряглись на женский роман там…

П. ДАШКОВА: Мишенька, спасибо. Я напряглась, потому что довольно плохо слышно. Нет, я совершенно не напряглась на женские романы. Я прекрасно знаю Мишу. И он сам потом это клише разбил. Он человек умный. И я его давно знаю и очень люблю.

С. КОРЗУН: Полина Дашкова в эфире "Эхо Москвы". И Юлия Латынина.

ЮЛИЯ ЛАТЫНИНА: Я Дашкову люблю и читаю. Потому что у нас как-то в последний век, я бы сказала, в последнее… стало странно так. Что литература – это то, что нельзя читать, а можно только комментировать. И вот те люди, которые пишут свою литературу, которую нельзя читать, а можно только комментировать, и выдают свое неумение строить сюжет и изображение бессмысленности жизни (НЕ РАЗБОРЧИВО) и объясняют, что читатели идиоты. Я, как простой читатель, и как простой писатель, никак не могу понять, а почему читатели, они же зрители, не были идиотами, скажем, во времена Аристофана или Шекспира, или даже во времена Достоевского, а резко поглупели и стали идиотами в тот момент, когда литература потеряла сюжет, героев, и характер. Поэтому мне гораздо больше нравится читать Дашкову, чем огромное количество книг, которые получают литературные премии. Но читать их, к сожалению, совершенно нельзя.

С. КОРЗУН: Напомню, это была Юлия Латынина.

П. ДАШКОВА: Ой, Юленька, спасибо большое. Мне просто сегодня такое… У нас же еще новый год не наступил, а Вы мне уже такие подарки дарите. Спасибо большое.

С. КОРЗУН: 30 миллионов, а на этот момент даже больше, наверное…

П. ДАШКОВА: Ой, больше.

С. КОРЗУН: Общий тираж. Грузят Вас? Груз ответственности ощущаете?

П. ДАШКОВА: Ответственность, конечно, ощущаю. Дело же, знаете, еще не в цифрах тиража. Дело в количестве переизданий. Дело в том, что, допустим, писателю, у которого написано за ну 7-8 лет 50 романов, тираж может быть очень большой. Но из этих 50 романов переиздаются, может быть, ну, там уже совсем другие идут цифры. И самое главное, это как книжка написана, допустим, там 10 лет назад. Там первых романы, первые там 2-3 романа. До сих пор востребованы они или нет. И что дальше происходит? Потому что новинка, она действительно она выходит большим тиражом, очень большим тиражом. Она исчезает очень быстро. Ну, там 100-150 тысяч, они уходят за две недели, как правило, со склада. Т.е. это очень большие цифры. Но она на то и есть новинка. На самом деле рынок то книжный при обилии литературы очень голодный. Т.е. писателей по-настоящему любимых, востребованных, ожидаемых у нас раз, два и обчелся. Из них буккера только, может быть, двое получили. Это Дима Быков и Люся Улицкая. Вот за Люсю я очень рада. И за Диму тоже. Он за свой труд о Пастернаке замечательный совершенно получил Буккера вполне заслуженно.

С. КОРЗУН: А Вы в Германии, если не ошибаюсь, премию получили.

П. ДАШКОВА: Я в Германии… А Вы знаете, я здесь получила две премии замечательные, которые мне ужасно нравятся одну премию мне сеть салонов красоты "Манэ", вот я никогда в жизни не хожу в салоны красоты. А вот мне вдруг сеть салонов красоты "Манэ"…

С. КОРЗУН: Тем более "Манэ".

П. ДАШКОВА: Ну, не знаю. Я вообще в них ничего не понимаю. Вдруг они мне вручили такую красивую бронзовую девушку с крыльями. Очень большую, тяжелую. Это премия, то ли она краса России, то ли муза России, называется. Там были разные номинации – литература, кино, музыка и т.д. Вот я по номинации литературы получила вот эту замечательную премию. Что очень мило и симпатично. Я этому очень рада. И плюс еще вот ассоциация книготорговцев, по-моему, меня признала на сентябрьской московской ярмарке писателем года. Тоже, но они подарили не девушку, а такого глиняного первопечатника Ивана Федорова, у которого, правда, голова отваливается. И у меня вот это все стоит. Вот это мои такие премии. А немцы просто денег дали. Ну, и цветочки подарили.

С. КОРЗУН: В денежном эквиваленте было с цветочками.

П. ДАШКОВА: Да, ну, и вот просто перевели на счет некую сумму. Но там да, там серьезная литературная премия. Ну, на самом деле что, это просто суета сует и всяческая суета.

С. КОРЗУН: Но ведь приятно, когда дают-то. Книгоиздатели, коллеги профессиональные, читатели, в конце концов.

П. ДАШКОВА: Ну, приятно, конечно. Когда это происходит, приятно. Но когда это не происходит, никаких эмоций, в общем, не вызывает.

С. КОРЗУН: Стихи будете свои публиковать?

П. ДАШКОВА: Уже опубликовала сборник "Качели".

С. КОРЗУН: А под каким именем интересно?

П. ДАШКОВА: Естественно Полина Дашкова. Но там есть посвящение папе моему - Поляченко Виктору Васильевичу это посвящается. Не важно. Да нет, ну, я совершенно себя уже никак не разделяю. Ну, у католиков там по два имени. Ну, что ж теперь делать.

С. КОРЗУН: А отбирали как? Тщательно?

П. ДАШКОВА: Очень тщательно.

С. КОРЗУН: Вот меня, например, очень грузило то, что Бродского ранние, которые еще в списках ходили когда-то в годы моей юности, вот стихотворение не мог найти в его вот изданиях, которые он контролировал. Что-то было, а какие-то просто мимо. Ну, вот не включал и не включал.

П. ДАШКОВА: А Вы знаете, это очень тонкий момент на самом деле. С одной стороны, допустим, когда сейчас печатаются какие-то вещи того же Довлатова, которые он сам печатать не хотел, ну, это было то, что для денег. Или что-то, что написано, допустим, там в 18 лет. Потом вдруг ты это читаешь, и кажется, какая чушь. И ни за что не хочешь это публиковать. Для нормального писателя, поэта, не графомана, это очень естественно. Потому что только графоман каждую свою строчку считает шедевром, достойным публикации. А для человека такого вот разумного и ответственно относящегося к своему творчеству, для него, ну, наверное, не знаю, 70-80% написанного в какой-то момент может показаться ну не достойными публикации. Это так бывает. И со стихами у меня произошло действительно, может быть, я опубликовала одну сотую из написанного. Но то, что я писала там и в 7, и в 10, и в 16 лет мне кажется только детским лепетом, который интересен только моей маме, моему мужу, ну, вот каким-то моим близким людям.

С. КОРЗУН: Сейчас балуетесь еще стишками?

П. ДАШКОВА: А что значит… Я никогда не баловалась…

С. КОРЗУН: Друзьям, скажем, на юбилей, или что-то еще.

П. ДАШКОВА: А Вы знаете, у меня друзья мои близкие, с которыми я дружу уже очень много, много лет, один раз устроили специально вечер чтения стихов, заставили, чтобы я на даче там вот мы собрались, и весь вечер заставили меня читать мои стихи. Ну, это друзья, это очень близкие люди. А так, в общем, нет, у меня, если кто-то из героев…

С. КОРЗУН: Ну, Пушкин тоже писал в дневники там девушкам некоторым просто легким росчерком пера.

П. ДАШКОВА: Ну, он далеко не ко всем стихам относился как к чему-то такому, ну, это знаете, вот это очень нехороший признак, когда все тобой написанное кажется тебе шедевром. Да, и вообще к этому надо легко относиться действительно. Но просто если у меня кто-то из моих персонажей пишет стихи, то это будут, как правило, мои стихи. Если, допустим, вот я писала роман "Вечная ночь", мне нужно было придумать такой абсолютно такой попсовый клип с песенкой. И я с большим удовольствием придумала такой пародийный, такие стишки. Ну, в общем, это бывает действительно, но не знаю, сейчас проза настолько она полностью меня захватила, и больше ни на что не хватает.

С. КОРЗУН: Сбылось пророчество Льва Ошанина, одного из Ваших учителей, который сказал, что Вы повзрослеете и будете серьезным, хорошим писателем.

П. ДАШКОВА: И будешь, да, известным прозаиком. И я обиделась тогда, кстати, очень на него.

С. КОРЗУН: Последний вопрос, наверное, Полина. Время тает, к сожалению. Хотели бы что-нибудь изменить в своей жизни? Ну, скажем, начать писать не во второй половине 90-х, а во второй половине 80-х?

П. ДАШКОВА: А меня бы фиг печатали бы в 80-е. Меня бы просто, ну, при советской власти меня вообще бы категорически не печатали в том виде, в котором я сейчас существую. Даже вот первые романы. У меня стихи-то с большим трудом печатали. У меня до сих пор лежат рецензии, где написано, что я занимаюсь чернительством советской действительности. Но нет, ничего не хочу. Вот как Бог дал, так пускай оно и происходит.

С. КОРЗУН: И о судьбе не хотели бы знать наперед?

П. ДАШКОВА: Нет. Нет, что будет, то и будет. Делай, что можешь, и будь, что будет.

С. КОРЗУН: Полина Дашкова была гостей программы "Без дураков" на "Эхе Москвы", Полина, спасибо Вам огромное за то, что пришли…

П. ДАШКОВА: Спасибо Вам, Сергей.

С. КОРЗУН: В этот эфир.

П. ДАШКОВА: Спасибо.

С. КОРЗУН: И ответили на те вопросы, которые нас и слушателей интересовали.

П. ДАШКОВА: Спасибо.

С. КОРЗУН: Всего доброго.

П. ДАШКОВА: До свидания.