Намедни. Наша эра. 1921-1930 гг. - Леонид Парфенов - Книжное казино - 2020-12-13
А. Кузнецов
―
15 часов и 7 минут в Москве. В эфире программа «Книжное казино». Ее ведущий – Алексей Кузнецов. За звукорежиссерским пультом – Светлана Ростовцева. Никита Василенко некоторое время вынужден будет побыть на карантине. Должен вам сказать, что у нас сегодня начинается новый формат нашей передачи. Мы по-прежнему «Книжное казино», все основные элементы останутся на месте, но они поменяются местами. Мы не стоим, что называется, как вкопанные; мы стараемся находить наиболее удобные и для вас, и для нас форматы.Поэтому выглядеть это будет следующим образом. Сейчас короткое вступление – как обычно, рейтинг книжных магазинов. Затем мы раздваиваемся. Те, кто слушает нас по радио, услышат программу Майи Лазаревны Пешковой «Книги и вокруг» (раньше она была в конце, теперь она в начале передачи). А вот зрители Ютюба услышат начало разговора с Леонидом Парфеновым. Точнее, не начало разговора, а отдельный маленький разговор для слушателей Ютюба.
А затем, соответственно, мы уже включаемся с Леонидом Парфеновым в основной поток и беседуем для всех. После чего в конце у нас будет маленький сюрприз. О нем я скажу чуть позже. Розыгрыш сегодня один и всего один победитель. Но это так вот получилось. Так не будет каждый раз.
Рейтинг книжных магазинов, на этой неделе определяемый по трем крупнейшим книжным магазинам Москвы – «Библио-Глобус», «Московский Дом книги» и магазин «Москва», выглядит следующим образом. На 5-м – 8-м месте оказалось аж 4 издания: Реймонд Далио, «Принципы. Жизнь и работа»; Уолтер Тевес, «Ход Королевы» (и мы, кстати, сегодня с Леонидом Парфеновым поговорим о шахматах тоже); Максим Ильяхов, «Ясно, понятно. Как доносить мысли и убеждать людей с помощью слов». И с особой гордостью объявляю, что в этой же компании Алексей Никаноров и Алексей Дурново, «Том 1. Спасти царевича Алексея», наш дорогой графический роман.
На 4-м месте – Марина Степанова, «Сад». На 3-м месте – Дина Рубина, «Одинокий пишущий человек». На 2-м месте – Евгений Водолазкин, «Оправдание Острова». И вершину рейтинга занимает Михаил Зыгарь, «Все свободны. История о том, как в 1996 году в России закончились выборы».
Итак, делайте выбор. Если вы сейчас слушаете радио, вы сейчас услышите программу «Книги и вокруг» Майи Пешковой. Если вы смотрите нас в Ютюбе, вы услышите наш небольшой отдельный разговор с Леонидом Парфеновым.
М. Пешкова
―
Про книги и вокруг оных. Я Майя Пешкова. Всех приветствую. Главное литературное событие года случилось – объявлены имена лауреатов 15-го сезона Национальной литературной премии «Большая книга». Главным автором 2020-го члены жюри признали Александра Иличевского и его роман «Чертеж Ньютона». Обладателем 2-й премии стал Тимур Кибиров и его исторический роман «Генерал и его семья». А 3-е место занял Шамиль Идиатуллин за книгу «Бывшая Ленина». При этом разница между 1-м и 2-м местом составила всего 15 голосов, а между 2-м и 3-м – 4 голоса.Несколько ранее стали известны результаты читательского голосования. Публика отдала свой голос за Михаила Елизарова и его роман «Земля». На 2-м и 3-м месте, соответственно, Дина Рубина, «Наполеонов обоз», и Алексей Макушинский, «Предместья мысли. Философическая прогулка».
В рамках «Большой книги» была также вручена премия «Литблог» –победителем стал Сергей Лебеденко, автор блога «Книги жарь». «За вклад в литературу» награду получил руководитель недавно упраздненного Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Михаил Сеславинский, а в его лице весь коллектив Роспечати. Финалистами это года стали 13 произведений. Национальная литературная премия «Большая книга» учреждена в 2005 году. Общий премиальный фонд составляет 5,5 млн рублей, 3 из которых получает обладатель 1-го места, полтора – 2-го и 1 млн достается обладателю 3-го места.
СТРАНИЦА НОБЕЛИАТОВ
М. Пешкова
―
Лауреат Нобелевской премии по литературе 2020 года американская поэтесса Луиза Глюк стала первой среди обладателей награды этого года, получившей медаль и диплом у себя дома в Кембридже, штат Массачусетс, США. Литератор получила медаль и диплом в своем саду. Награда вручена Глюк с формулировкой: «За безошибочно узнаваемый поэтический голос, своей суровой красотой превращающий индивидуальное бытие во всеобщее».Нобелевская неделя 2020 года из-за пандемии стала самой необычной в истории премии. Большинство ее мероприятий, как сообщил Нобелевский фонд», проходят онлайн. В этот уникальный для Нобелевской премии год все лауреаты получают медали и дипломы в своих странах в сотрудничестве со шведскими дипломатическими миссиями. Торжественные презентации записали на видео. Они стали частью телевизионных передач 10 декабря, в день смерти Нобеля. Денежная составляющая Нобелевской премии в каждой номинации в этом году выросла на 1 млн и равна 10 млн крон, а это 1,18 млн долларов.
20 лет назад умер актер, режиссер, создатель театра «Современник» Олег Ефремов, главный режиссер МХАТа 70-х – 90-х годов. К этой дате приурочен выход серии ЖЗЛ документального романа автора пьес и эссе, писательницы Елены Черниковой «Олег Ефремов: Человек-театр». Да-да, вот так через дефис.
«Советская мифология сейчас в моде. Взрослые вспоминают каждый свое, юные – черпают сведения об СССР из телепередач и принтов на футболках. Олег Ефремов, сам уже легенда. А в юности тоже прошел через советский миф, но изнутри: он жил и творил в ХХ веке. Понять звездно-трагический путь Ефремова, ставшего одним из символов и моторов обновляемой на рубеже в 50-е и 60-е годы советской идеологии – значит приблизиться к пониманию Советского Союза и причин его распада.
Книга Черниковой для тех, кто помнит живого Ефремова и хотел бы освежить воспоминания и узнать тут что-то новое для себя – и для молодых, эту фамилию слышавших, главным образом, в связи с аварией на Садовом кольце. Здесь много о советских временах, о театре в ту пору, о жизни творческого человека в переломную эпоху».
Достоевского и Толстого назвали самыми прослушиваемыми авторами за рубежом. По данным книжного сервиса Storytel, в пятерку лидеров также вошли Михаил Булгаков, Николай Гоголь и Дмитрий Глуховский.
Федор Достоевский занял первое место в рейтинге российских писателей, переведенные произведения которых в аудиоформате чаще всего прослушивали за рубежом в 2020 году. Такие данные приводит книжный сервис Storytel по итогам проведенного исследования.
«Мы проанализировали статистику прослушивания российских авторов, переведенных на другие языки. Самым прослушиваемым российским писателем в 20 странах присутствия Storytel стал Федор Достоевский. На втором месте Лев Толстой. Третье место у зарубежных слушателей занимает Михаил Булгаков», - сказали ТАСС в пресс-службе сервиса.
Самым популярным жанром в мире в 2020 году стал детектив. На втором месте по прослушиваниям - художественная литература, на третьем - книги для детей. Самым популярным автором у российской аудитории в 2020 году, как и в прошлом году, стал Борис Акунин, на втором месте Юваль Ной Харари, на третьем - Стивен Кинг. Количество подписчиков в Storytel по всему миру составляет около 1,4 млн.
«Новая публичная библиотека на территории университета Васада в Токио, известная как Библиотека имени Харуки Мураками, откроется весной 2021-го. В новой библиотеке, официально названной Международным домом литературы Васада, разместится архив Харуки Мураками, переданный писателем в дар университету, выпускником которого он является. Архив включает в себя, в том числе, множество экземпляров романов Мураками в переводах на разные языки мира и коллекцию виниловых пластинок в количестве нескольких десятков тысяч штук, которые он собирал в течение жизни», - сообщает сайт LitHub.
Оформлением библиотеки занимается известный японский архитектор Кенго Кума. По его словам, библиотека будет представлять собой не обычное тихое место для индивидуального чтения книг, а нечто вроде культурного центра для проведения различных мероприятий, в которых, в том числе, сможет принять участие и сам Мураками. Писатель, в свою очередь, подчеркнул, что рад будет пообщаться с нынешними студентами, послушать с ними старые джазовые песни, обсудить будущее литературы и попить кофе.
Библиотека имени Харуки Мураками разместится в пристройке к четвертому университетскому корпусу, где прежде находился Музей театра памяти Цубоути Сёё, японского режиссера, литератора и переводчика, основателя японского шекспироведения, впервые переложившего полный курс сочинений Шекспира на японский язык. Мураками, изучавший в университете драму, в студенческие дни много времени проводил именно в этом музее.
Университет Васада, основанный в конце XIX века, принадлежит к числу самых престижных частных высших учебных заведений Японии. Университет известен своим сильным филологическим факультетом, где, в частности, впервые в стране началось систематическое изучение русской литературы. Мураками, окончивший университет по специальности «классическая драма», в студенческие годы не помышлял о писательской карьере. Первый его роман, «Слушай песню ветра», вышел в 1979-м. На сегодняшний день его романы и рассказы переведены на 50 языков и во многих странах являются бестселлерами.
Варваре Костиной искренне признательна за поддержку. С вами была Майя Пешкова. Расстанемся на неделю.
А. Кузнецов: 15
―
18. У микрофона – Алексей Кузнецов. За звукорежиссерским пультом – Светлана Ростовцева. Мы переходим к основной, к центральной части нашего «Книжного казино». И я представляю с большим удовольствием журналиста, писателя, продюсера и, по некоторым версиям, даже основателя целого жанра в тележурналистике Леонида Парфенова. Леонид, здравствуйте.
Л. Парфенов
―
Здравствуйте еще раз. Вот потому я и не работал никогда на радио – я совершенно не понимаю правил игры, по которым сначала мы были в Ютубе и здоровались отдельно, а теперь – вот здесь. Все ли те же самые, кто нас слышали в Ютюбе, будут сейчас здесь?
А. Кузнецов
―
Нет, не те же.
Л. Парфенов
―
Нет, не те же. Значит, мы опять должны что-то с вами переговорить. Только не называйте меня писателем. Это хоть и в твердом переплете, но это, конечно, журналистика.
А. Кузнецов
―
Хорошо. Хотя я не ждал, что в «Книжном казино» гость обидится на писателя. Я шучу.
Л. Парфенов
―
Нет, я не обиделся.
А. Кузнецов
―
Я шучу, шучу, шучу.
Л. Парфенов
―
Просто зачем быть самозванцем?
А. Кузнецов
―
Конечно. Для тех, кто нас все-таки смотрит, вот я держу в руках – Леонид Парфенов показывал тоже этот том – «Намедни». Прекрасно вам, разумеется, уже известная обложка – далеко не первая книга серии выходит. «Намедни. Наша эра. 1921-1930 гг.». И вот в предисловии, Леонид, вы сразу сказали, что «1920-е – это первое десятилетие томов “Намедни”, о котором мне не досталось домашних легенд», потому что ваши родители родились в 31-м, а дедушки и бабушки почему-то не делились своими воспоминаниями. Вот скажите, насколько это осложнило вашу работу? Вообще, насколько большое значение то, что услышано в детстве, в юности, оказывало потом на ваши эти десятилетия «намеднинские»?
Л.Парфенов: Это десятилетие перехода от дореволюционной жизни, революционной, откат НЭПа, а потом год великого перелома
Л. Парфенов
―
Все-таки важен какой-то личный резонанс с эпохой, твои представления. А тут, действительно, никто ничего про это не говорил. А при этом десятилетие это ключевое – это десятилетие перехода от дореволюционной жизни, такой революционной и военной, потом откат какой-то НЭПа, а потом год великого перелома. В НЭПе можно было увидеть некоторые возвращения все-таки. Все мои предки были частниками. И как у них их частную собственность отнимали, я толком не знаю, не представляю. Думаю, потому что невеселый это был сюжет, потому как-то в семье не принято было особенно разговаривать на эти темы в советское время.Но тем важнее попытаться понять это время – вот каким образом сначала военный коммунизм потерпел все-таки крах из-за Кронштадтского восстания, из-за Тамбовского крестьянского восстания, в общем, вот этой внутренней гражданской войны внутри страны, как потом откатились к НЭПу, а как потом придушили НЭП в 29-м, вот в этом самом годе великого перелома. И уже дальше был тот сталинский социализм, который мы все застали. Никакого другого социализма, кроме сталинского не было. Он просто потом жил без Сталина по какой-то инерции вплоть до черненковских времен.
Так что разобраться в этом мне представлялось еще более важно. К тому же это просто очень яркое время, потому что во время НЭПа все-таки было очень много частных инициатив, кроме всего государственного закручивания гаек и идеологической борьбы, обостряющейся по мере продвижения к социализму. Из-за того, что можно было в течение одного года вот так вот 5 раз издать «Аристократку» Зощенко, и с этого началась речь советского обывателя, и появился этот герой в отечественной словесности – вот это, конечно, замечательно.
Понятно же, что это частные издательства могли с такой скоростью оперативно реагировать на то, что вот этот герой заговорил: «Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место». Это вот курсивом выведено, с чего начинается «Аристократка», и с чего начинается вот этот советский обыватель и та литература, которая доказала, что нет никакого нового советского человека, есть тот же обыватель, только еще хуже, чем дореволюционный.
А. Кузнецов
―
И через несколько лет этим же языком заговорит Полиграф Полиграфович Шариков. Я сейчас выскажу одну гипотезу, Леонид, а вы меня через несколько минут поправите, насколько моя догадка близка к истине. А высказывая гипотезу, задаю единственный сегодня казиношный вопрос. Приготовьтесь, пожалуйста, потому что от вашей скорости сегодня особенно много зависит, кто тот единственный, кому достанется эта совершенно роскошная книга. Внимание. В романе «Золотой теленок» зицпредседатель Фунт, просидевший в местах лишения свободы весь период НЭПа, называет период максимального развития новой экономической политики этим модным тогда словом. Назовите его, слово. +7 985 970 45 45.Леонид, а вы, не называя, пожалуйста, пока этого слова, чтобы не подсказывать, скажите, насколько верная моя догадка, что для людей нашего поколения такое бытовое знание, заменяющее нам семейные истории, которых, действительно, в большинстве семей нету по тем причинам, о которых вы сказали, руководствуется в своем представлении об эпохе 20-х годов «12 стульями» и «Золотым теленком», которые мы знали практически наизусть?
Л. Парфенов
―
Ну конечно, «12 стульев» и «Золотой теленок». Но и Зощенко тоже. Все-таки был очень короткий период его запрета (где-то лет 10). Ясно, что «Собачье сердце» долго под спудом пролежало и «Мастер и Маргарита». Но Зощенко почти не уходил из обихода. Я думаю, что это достаточно точное представление. Здесь есть такой феномен ЖАКТ – это жилищные кооперативы, товарищества собственников жилья. И описание примерного устава, всяких кляуз, дрязг и споров имущественного и иного характера. Здесь потому что все время нужно бороться за цвет, взяли в качестве иллюстрации – она такая вневременная вещь – «Этюд» Ильи Кабакова. Конечно, он позднейший, но передает точно эту эпоху.Когда ты читаешь документальные свидетельства, ты понимаешь, что ну ничегошеньки Ильф и Петров не приукрашивали. Ну, может быть, просто свели в Воронью слободку или еще в какие-то адреса коммуналок все типы этой эпохи. Может быть, они не жили так густо, но, в принципе, ни один из них не утрирован. И здесь я тоже цитирую Ильфа и Петрова. Хотя сначала были «12 стульев» (и они в это десятилетие), а «Золотой теленок» – это 31-й год, это было в предыдущем томе (так они у меня движутся вглубь).
Л.Парфенов: Когда ты читаешь документальные свидетельства, ты понимаешь, что ничегошеньки Ильф и Петров не приукрашивали
Но там трамвайный кризис, например, который разразился в 23-м году до решения того, что уже больше не прокладывать новых путей, настолько перегружены трамвайные линии – это тоже описание Ильфа и Петрова, когда «в вагоне 28 мест для сидения, 6 мест на задней площадке – итого 245 человек в различных прихотливых позах». И вот такая тоже иллюстрация из этого времени. Нет у меня никакого ощущения, что они перебарщивали. Единственное, что они это докручивали еще такого рода словесными формулировками.
А. Кузнецов
―
Сгущали, да. Собственно говоря, я не знаю, была ли у вас в вашей юности эта книжка дома (она просто была совершенно библиографической редкостью), а у нас откуда-то боком, ветром надуло «Записные книжки» Ильи Ильфа. И когда их читаешь, то понимаешь, что действительно он записывал, прямо глядя на улицу, на коммунальную кухню и так далее.
Л. Парфенов
―
Нет, я прочитал это позже, когда был пятитомник у соседей вот этот вот оранжевый, когда после недолгого тоже запрета их реабилитировали. После войны «12 стульев» и «Золотой теленок» считались пасквилем на советских людей. Так же, как и Зощенко считался таковым. По счастью для Ильфа и Петрова, они этих времен не застали, и им катком советской идеологии по грудной клетке не проехали, как Михаилу Михайловичу. Но потом реабилитация, которая произошла в оттепель. Где-то там в самом конце 50-х – в начале 60-х вышел этот оранжевый пятитомник Ильфа и Петрова, где «Записные книжки» Ильи Ильфа были напечатаны.
А. Кузнецов
―
Нет, у нас была отдельная книжечка.
Л. Парфенов
―
Да, я знаю, что она издавалась. Но это 30-х годов. Нет, это до меня не долетало.
А. Кузнецов
―
У вас есть какая-то личная гипотеза насчет того, почему при жизни вот этот каток по ним не проехал? Ведь проходит целое десятилетие до момента гибели Евгения Петрова с момента выхода «Золотого теленка». И им не рады, вот этим двум романам. Но их, действительно, не трогают. Запрет придет уже, по сути, посмертно.
Л. Парфенов
―
Да, запрет был посмертный. Это был запрет после Постановления 46-го года о журналах «Звезда» и «Ленинград», который, собственно, и закрутил все гайки и в особенности гайки в сатине и юморе советском, потому что нечего огульно охуливать и охульно огуливать стороны нашей советской действительности. Знаменитое «Мы – за смех! Но нам нужны подобрее Щедрины и такие Гоголи, чтобы нас не трогали». Тогда это было особенно под запретом. Ну что, какие-то обыватели, которые говорят вот этим страшным языком: «Такая аристократка не баба мне вовсе, а гладкое место». Строители социализма так говорить, разумеется, не могут.
В 30
―
е годы эти строгости были не столь велики. А выходили романы вообще в конце 20-х – в начале 30-х, когда вольница НЭПа в книгоиздании еще сильно задержалась. И кроме того, ничего не могли поделать с огромным успехом у читающей публики, – тогда это все еще имело значение. Напечатанные единожды и тут подхваченные тиражи провоцировали на переиздание. Ничего с этим обаянием поделать было невозможно.Вот тот же Зощенко, действительно, в 24-м году 5 изданий одной только «Аристократки», сборника рассказов, который открывался этим программным произведением зощенковского сказа. Ну что с этим можно поделать? Если вот это покупают, а не Сейфуллину какую-нибудь, производственный роман не берут, ну как ты заставишь читателя не брать Зощенко, а брать Сейфуллину?
А. Кузнецов
―
Ну, «Виринею» брали, хотя не так, конечно.
Л. Парфенов
―
Ну я условно. Вы понимаете, да.
А. Кузнецов
―
Конечно.
Л. Парфенов
―
Кто сейчас будет перечитывать Сейфуллину? А Зощенко так и остался памятником хотя бы той эпохи.
А. Кузнецов
―
У нас есть победитель. В романе «Золотой теленок» зицпредседатель Фунт, просидевший в местах лишения свободы весь период НЭПа, период максимального развития НЭПа называет этим модным словом. «И при НЭПе, и до угара НЭПа, и во время угара, и после угара. А сейчас я без работы и должен носить пасхальные брюки». Угар НЭПа. И правильно ответила Ирина, последние цифры – 5871. А сейчас новости. Оставайтесь с нами.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
А. Кузнецов: 15
―
35 в Москве. Продолжается программа «Книжное казино». У микрофона – Алексей Кузнецов. За звукорежиссерским пультом – Светлана Ростовцева. +7 985 970 45 45. Ютюб-канал «Эхо Культура». Яндекс.Эфир. Мы с Леонидом Парфеновым обсуждаем очередной том проекта «Намедни. Наша эра. 1921-1930 гг». События, люди, явления, то, без чего нас невозможно представить, еще труднее – понять.Леонид, человек, который, мне кажется, одну любую серию вашего проекта, посвященную 60-м, 70-м, 80-м смотрел, не мог не обратить внимание на то, что много спортивных событий. Я посмотрел оглавление этого тома. Здесь ровно два спортивных события и оба посвящены шахматам: «Капабланка» и «Алехин становится чемпионом мира». Почему так?
Л. Парфенов
―
На самом деле, есть спортобщество «Динамо», сразу навскидку могу сказать, и еще что-то есть. Есть там футбол в разделе «Советское фото». Ну, время шахматной лихорадки. Почему-то тогда сочли, что это чемпионат мира по уму или что-то там типа того. Собственно, мы говорили про «12 стульев», «Золотой теленок». Там тоже шахматная лихорадка. Это же тоже как отражение того времени – этот московский турнир и то, что Алехин становится чемпионом мира. Да, и Капабланка когда стал чемпионом мира, с этого времени есть такое понятие «шахматный гений». И он приезжает. И его даже примет Сталин. Он победит на московском турнире. Несколько раз приезжал.И то, что Алехин – эмигрант и все непросто у него. Правда, у него был не нансеновский паспорт, а французский. И то, что он ушел непобежденным. Но то, что он все-таки белогвардеец. И на банкете по случаю своего чемпионства он там что-то говорил насчет того, что это его вклад в освобождение от большевизма. В общем, это все превращало шахматы так или иначе, что называли, во фронт. Вот линия передовой борьбы.
А. Кузнецов
―
Продолжение политики иными средствами, да, перефразируя Клаузевица?
Л. Парфенов
―
Да, да, да. Я ведь не собственно про спорт, как и не собственно про шлягеры или про приход к власти Чан Кайши, или убит Войков, или скульптура «Булыжник – оружие пролетариата», а про то, как это влияет на людей, какой это имеет общественный резонанс, как это запоминается людьми, превращается в некий образ того времени. Вот все играют в шахматы, вот шахматная лихорадка. В Васюках должны были говорить любители: «Я всегда преклонялся перед вашим переходом к королевской пешке». Или еще какую-то там абракадабру такую несли в качестве приветствия и знака уважения между, по-моему, Ласкером и Капабланкой.
Л.Парфенов: Они обсуждали Ласкера так, как сейчас – Ким Кардашьян
А. Кузнецов
―
На Ласкере зеленые носочки, да.
Л. Парфенов
―
Да, да, да. И так далее. Он дошел до пошлых вещей.
А. Кузнецов
―
Обкуривает противника дешевыми сигаретами.
Л. Парфенов
―
То есть они обсуждали Ласкера так, как сейчас – Ким Кардашьян. Это же не значит, что они были увлечены шахматами. Это значит, что в этом чувствовалась современность, в этом были какие-то образцы публичного поведения звезды, что он обкуривает дешевыми сигарами соперников. Надо же, какое поведение. Вот это в горних высях этих мировых звезд какие там нравы.
А. Кузнецов
―
Ну да. И даже Остап Бендер, который, как известно, играл в шахматы второй раз в жизни, знал фамилию Ласкера, хотя он еще не приехал в СССР жить, это позже произойдет.
Л. Парфенов
―
Да.
А. Кузнецов
―
Понятно, почему много песен блатных и городских романсов, и других форм народного музыкального творчества в ваших передачах – потому что это, конечно, очень оживляет звуковой ряд и так далее. Но я смотрю, что и в книге, для которой не будет видео и звуковой картинки, у вас по-прежнему тут и «Мурка», и «С одесского кичмана», и «Гоп со смыком».
Л. Парфенов
―
Это все одно – блатота.
А. Кузнецов
―
Да.
Л. Парфенов
―
Это один раздел. Это вообще возникновение блатной песни. Она жива до сих пор. Как без этого? Надо объяснить, откуда он взялся. Конечно, лучше бы слушать. С другой стороны, все равно какой-то экспресс-анализ нужен. И формулировка (самоцитату неловко, но все равно): «Под пиликание скрипки, перебор гитары, тапёрское “ф-но”, с идишизмами и малороссийским “гэканьем” родилась русская блатная песня».И ребята в «Подписных изданиях» в Петербурге, которые всегда фотографируются сами – работники магазинов – в связи с какой-то книжкой, они предложили в ближайшей подворотне на Литейном проспекте чтобы мы изобразили гопстоповскую какую-то команду исполняющую. Вот можете увидеть в Инстаграме у них и у меня. Так что это все живо. Это понимается сегодняшними людьми.
А другой пример для объяснения НЭПа, про который мы говорили, про угар, больший или меньший угар НЭПа. В 24-м году Борис Фомин пишет два главных свои романса – они абсолютный новодел под дореволюционность, но это под НЭПовские вкусы – это «Только раз бывает в жизни встреча» и «Дорогой длинною». И они до сих пор находятся по разделу старинного русского романса. А это абсолютный фуфель. То есть это замечательные в своем виде произведения, но в смысле провенанса это, конечно, абсолютный новодел под цыганские распевы в трактирах, в кабаках дореволюционных.
И без непредставим угар НЭПа, когда угарать они хотят по-дореволюционному под вот эти все шлягеры того же времени Фомина. Они здесь упоминаются: «Твои глаза зеленые, слова твои обманные и эти песни звонкие свели меня с ума». Совершенно им не хотелось петь комсомольского поэта Безыменского, а уж тем более Демьяна Бедного. Это же тоже дух времени. Ну как без него передать эту эпоху?
А. Кузнецов
―
Ну вот комсомольского поэта Светлова вы упоминаете здесь.
Л. Парфенов
―
Ну потому что «Гренада» была так обаятельна, что тоже в том же году уже была положена на музыку (это 26-й). И после этого несколько десятков версий даже существует. Тот который нам известен, он КСПшный 60-х годов.
А. Кузнецов
―
Да. Ну это уже Берковский, конечно.
Л. Парфенов
―
Да. Но это тоже важная вещь. Уже мировой революции явно не будет в 26-м году. И на спор написанное стихотворение, что можно написать романтическую поэзию, что комсомольский поэт может быть романтиком. Вот в доказательство. Это тоже какая-то игра. – «Я хату покинул и пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать»
А. Кузнецов
―
Но, вы знаете, вот я помню, как меня в свое время – это было лет 15-20 назад – поразило, когда я впервые осознал, что эта песня написана в середине 20-х. Я-то был уверен, что это испанская война, что это вторая половина 30-х.
Л. Парфенов
―
Нет, нет, нет.
А. Кузнецов
―
Вот.
Л. Парфенов
―
Потом это дополнительно подхватится, конечно, в войну гражданскую, где мы, понятно, были на стороне республиканцев. И всякие советские добровольцы, вплоть до маршала будущего Малиновского и прочее-прочее. Но тогда бредили все пролетарским интернационализмом.
А. Кузнецов
―
И мировой революцией, конечно.
Л. Парфенов
―
Да. – «И Гренадская волость в Испании есть». А потом, когда вот эта и романтика революции, и отзывчивость будет в моде в 60-е годы, когда последний раз наши родители полюбят социализм вполне себе искренне, в результате «мы ехали шагом, мы мчались в боях» Берковским будет положено так, чтобы звучало у костров у походных.
Л.Парфенов: С того времени Тутанхамон в русском языке – нарицательное понятие
А. Кузнецов
―
Вот принцип отбора ваших тем, то, без чего нас невозможно представить, еще труднее – понять, – прямо даже передо мной лежит оглавление этого тома, – мне кажется безупречным. Да, вот без этого нельзя понять, без этого, вот это очень важно, вот это сдетонирует в 60-е, в 70-е. Но несколько, буквально по пальцам одной руки вещей меня приводят в ступор. Скажите, пожалуйста, вот для примера два сюжета – 22-й год, раскопки гробницы Тутанхамона, и в 29-м Варшавская авиаконвенция – почему они в этом томе?
Л. Парфенов
―
Снова Тутанхамон войдет в советский язык, когда сокровища гробницы Тутанхамона привезут – это самые большие гастроли иностранных художественных ценностей в нашей стране. Полтора года в Москве, в Ленинграде и в Киеве – это 73-й – 74-й, по-моему, получилось в результате – был Тутанхамон. С того времени Тутанхамон в русском языке – это нарицательное понятие. Тутанхамон у нас даже более известен, чем Хеопс. И вообще вот эта роскошь этого золота, этих каких-то несусветных саркофагов, этих гигантских тиад - даже не знаю, как это назвать – эта нагрудная пластина огромная. В общем, все то, что есть.Ну и еще плюс в советское время Нефертити была в Берлинском музее, который остался на территории ГДР – она тоже у нас очень много репродуцировалась.
Но Тутанхамон… Как без этого? Это очень важно. И это пошло с того времени. Но она для всего мира самая цельная гробница, которая была когда-либо раскопана. И вообще представление о древней роскоши.
И Варшавская конвенция 29-го года. Я понимаю, что все с электронными билетами летают теперь. Но вот распечатайте тот электронный билет, который вам приходит, полностью, и вы увидите ссылку на Варшавскую конвенцию 29-го года. Мы до сих пор летаем по этим правилам, когда перевозчик ответственен. Вы, условно говоря, летите из Москвы со остановкой на островах Зеленого мыса, а потом приземляетесь в Буэнос-Айресе – и «Аэрофлот» или «KLM» ответственны вплоть до того, как вы получите багаж. Это ответственность перевозчика. Вот это очень важно, что авиакомпания приняла. И нечего рассказывать: «Знаете, там такой был страшный аэродром». Нет, отвечает авиакомпания. Авиабилет куплен у ней.
И вот все эти способы смены авиабилета, разных тарифов и так далее и так далее – все заложено тогда. И, кстати сказать, ответственность за причинение вреда и ответственность за гибель пассажира – они тоже исчисляются по Варшавской конвенции 29-го года. Мы живем сейчас в авиационную эпоху. И вот на заре в 29-м году были приняты такие универсальные правила, которые живы до сих пор. Хотя тогдашние самолеты и нынешние, и тогдашние пассажиры и нынешние – вроде нет ничего общего. А вот, пожалуйста, есть.
А. Кузнецов
―
На протяжении многих десятилетий, даже столетий в основном изучалась история царей и диктаторов. Потом стала изучаться история классовой борьбы. Вот у вас учебник Покровского здесь тоже упоминается. После Второй мировой войны в 60-е – 70-е годы на Западе, а потом и у нас последние пару десятилетий все больше внимания уделяется так называемой истории повседневности.Вот давайте пофантазируем и на секунду представим в конце нашей передачи. Хорошо закончить радужно и оптимистично сказкой. Убираются из школы нынешней по-прежнему вполне такие кондовые и пропагандистские учебники истории, и собираемся мы преподавать детям историю повседневности, историю их прадедушек и прабабушек. Вот ваши книги могли бы стать учебниками или хрестоматиями по такой истории?
Л. Парфенов
―
Нет, ну ради бога. Это почему вот эти всякие комиссии, которые у нас периодически создаются по поводу исторической правды…
А. Кузнецов
―
Борьбы с фальсификациями.
Л. Парфенов
―
Да, да, фальсификации в ущерб интересов России. То есть фальсифицировать в пользу интересов России – это пожалуйста.
А. Кузнецов
―
Конечно.
Л.Парфенов: Они почему-то полагают, что как напишут в учебниках, так люди и будут думать
Л. Парфенов
―
Они почему-то полагают, что как напишут в учебниках, так люди и будут думать. Люди все равно живут в том числе рассказами дедушек и бабушек или то, как они видели в киноэпопее «Освобождение», что Жуков – это Михаил Ульянов в среднем возрасте. А люди постарше прекрасно знают, что Наполеон – это Стржельчик в экранизации «Войны и мира» Сергеем Бондарчуком.Вот если это будет учебником, то так и будут поэтому знать… Когда в таких случаях говорят, я всегда спрашиваю: «Скажите, пожалуйста, вы помните дату, когда была Жакерия?» Никто обычно не помнит даже, что это за крестьянская война такая была во Франции. Между прочим, жирным шрифтом была выделена в учебнике. Надо было знать, выучить наизусть. Наверное, тоже этот учебник предполагал, что люди так всю жизнь будут помнить дату Жакерии. Нет. Поэтому ради бога. Я только не считаю, что счастье для книжки оказаться учебником. Я вовсе бы этого не хотел.
Кроме того, здесь есть все. Есть и Муссолини. Конечно, должен быть Муссолини. И вообще, начало фашизма в этом десятилетии – это важная вещь. И выбрать вот такую иллюстрацию, вот такая патетика. Ведь потом еще и такой тип популиста политического – это ведь тоже родилось тогда. Это тоже очень важно объяснить.
И вот такая фотография, когда он воздевает палец, а от пальца идет надпись «Муссолини»; и вот эта фотография, когда он позирует для своего бюста – явно косит под Цезаря, абсолютно, совершенно очевидно; и вообще он был убежден, что он восстанавливает Римскую империю – это тоже способ почувствовать стиль этого времени: а что это был за диктатор, что это была смесь чего-то страшного и вместе с тем даже комичного до опереточности. То, что передано в речи этого Варлама в «Покаянии», когда он так патетично выступает с балкона, что даже не видит, что на него уже давно хлещет водопровод. Так что и так, и так.
А. Кузнецов
―
Извините, Леонид. Просто время у нас подходит к концу, к сожалению. Это был автор проекта журналист Леонид Парфенов с очередным десятилетием, очередным томом «Намедни. Наша эра. 1921-1930 гг.». А мы представляем сюрприз, который у нас для вас заготовлен, по крайней мере, на несколько передач, а там посмотрим. Людмила Петрушевская будет сама лично читать для вас свои сказки и рассказы. И я передаю микрофон Людмиле Петрушевской. «Кошкин городок».