Искусство памяти - Ольгерт Либкин, Наталья Мавлевич, Алла Смирнова, Мирэй Шофру - Книжное казино - 2015-01-11
11.01.2015
Искусство памяти - Ольгерт Либкин, Наталья Мавлевич, Алла Смирнова, Мирэй Шофру - Книжное казино - 2015-01-11
Скачать
К.Ларина
―
Ну что, 15 часов 12 минут, у нас просят: «Поставьте, пожалуйста, песню детей Гранта. У детей Гранта нету песни, дорогие товарищи. Там есть потрясающая музыка Исаака Дунаевского. Я могу. Конечно, вам ее пропеть, но в другой раз. Мы начинаем программу «Книжное казино». Здесь Ксения Ларина, это я. Здесь Майя Пешкова.
М.Пешкова
―
Это я, здравствуйте.
К.Ларина
―
Да, издательство «Текст». Давненько не было у нас в гостях издательства «Текст». Здравствуйте, уважаемое издательство «Текст». Это Ольгерт Либкин – директор «Текста». Ну да, я понимаю, намек понял. Мы будем чаще встречаться, очень строго смотрит Майя. В зависимости от того, что вы будете издавать.
М.Пешкова
―
В зависимости от того, привезете ли вы нобелевских лауреатов, которых вы издаете.
О.Либкин
―
Будем стараться.
К.Ларина
―
Дорогие друзья, сегодня у нас в гостях переводчики: Наталья Мавлевич, Наташ, привет.
Н.Мавлевич
―
Добрый день.
К.Ларина
―
И Алла Смирнова, Алла, приветствую, здравствуйте.
М.Пешкова
―
Алла специально приехала из Петербурга на передачу.
К.Ларина
―
К сожалению, специально из передачи уехала наша французская коллега, но мы ее прощаем. Потому что понятно, что поехала она в Париж сегодня, понятно, для чего. Потому что, конечно, она должна была присутствовать на этом марше, который мы ждем тоже все. Напомню, что в пять часов по Москве этот марш начнется в Париже. И я надеюсь, что наши федеральные каналы или хотя бы новостные каналы телевизионные будут его транслировать. Евро Ньюс уж точно. Так что обратите внимание дорогие друзья. Ну, а у нас, на самом деле мы должны были сегодня говорить именно о французской литературе, Ольгерт Маркович, пожалуйста, скажите.
О.Либкин
―
Я скажу. Наш главный герой сегодня, конечно же, Патрик Модиано, который получил совсем недавно Нобелевскую премию. Я вот только что перед началом нашей передачи моим коллегам рассказывал историю, когда в прошлый раз получил… французы стали очень часто получать Нобелевские премии. Леклезио был три года назад. И когда меня спрашивали: «Ну, почему Леклезио, ну все-таки хороший писатель, ну хорошо…», - спросили меня, по-моему, только не на «Эхе Москвы», но кто-то их журналистов меня спросил. Ну, хорошо, а кому бы вы дали из французов Нобелевскую премию? Я ответил не задумываясь - Модиано. И надо же. Попал точку. И вообще я должен сказать, что меня давно уже нужно в Нобелевский комитет ввести. Потому что издательство «Текст» угадывает третьего Нобелевского лауреата. Мы угадали. И мы издаем до того, как они становятся Нобелевскими лауреатами. Мы издали венгра Имре Кертеса, мы издали Леклезио. И теперь вот мы издали Модиано. Мы издали две его книги до того, как он удостоился. Но вообще, он достоин действительно. Это фантастический совершенно человек с моей точки зрения, писатель, я его читал еще в поздние советские времена.
К.Ларина
―
Он был у нас?
О.Либкин
―
Он был у нас. Его издавала «Радуга», я помню. Кажется, «Известия» издавали его. Какую-то одну книжку «Иностранка» издавала. Но было, было, что-то было. Понемножечку издавался он. Мы начали поздно, но уже зная о том, что это за писатель. И вот, прежде, чем мы двинемся дальше в сторону Модиано или около Модиано, и вообще. Почему французская литература сегодня так востребована в мире, потому что она у них есть. Мне кажется, что она востребована по одной простой причине, что она у них есть. В отличии от некоторых других стран. Я не буду даже уточнять, каких именно, но во Франции она существует. Слава Богу, на высоком уровне. На таком, на котором дают Нобелевскую премию. И вот в формулировке, которую дал Нобелевский комитет, за что он дал премию, там… все знают, коротко так мы анонсировали нашу собственно «За искусство памяти». Сама формулировка очень интересная. Но там есть продолжение: «Благодаря которому он сумел раскрыть самые удивительные человеческие судьбы и описать мир человека времен фашистской оккупации».
М.Пешкова
―
И самое интересное, что нобелевскую формулировку на русском языке пишет Бенгт Янгфельдт, знакомый вам. Он написал книгу о Маяковском, он написал книгу о Бродском.
О.Либкин
―
Короче говоря, российский швед.
М.Пешкова
―
И вот сейчас книгу последнюю, которая увидела свет в издательстве «Корпус», это о том человеке, кто в Венгрии спас очень многих евреев. О Рауле Валленберге.
О.Либкин
―
Да, мы в свое время тоже издавали книги, но не шведского происхождения.
К.Ларина
―
Ну что, я должна уже первый вопрос задать. Поскольку у нас по традиции, мы первый вопрос задаем на смс. А второй чуть позже по телефону прямого эфира. Я забыла как всегда рейтинг продаж, сейчас мне Света поможет, чтобы мне распечатали референты. Потому что мы каждую неделю представляем рейтинг продаж по результатам продаж трех магазинов крупнейших Москвы. И эту традиции не надо нарушать. Каюсь. Забыла схватить бумажки. Через некоторое время я к этому вернусь. А вопрос такой: Марсель Бик - барон, юрист, промышленник и изобретатель задал стиль жизни по принципу «использовал-выбросил». И дал своим изобретениям свое имя. Что он изобрел? Ну, не подумайте плохого, в скобочках замечу я, это не он. Пожалуйста, +79859704545, пожалуйста, пришлите. Что это такое за вещь. И теперь уже пришла пора назвать все названия, которые у нас сегодня, их много да?
О.Либкин
―
Я буду говорить? Давайте, я сегодня буду говорить.
К.Ларина
―
Майя очки забыла.
М.Пешкова
―
Нет, я вижу.
О.Либкин
―
Я вам могу одолжить свои. Май. Я-то свои книжки наизусть помню. Значит, во-первых, две книжки Патрика Модиано. Одна из них называется «Дора Брюдер», я ставлю ударение по-французски, хотя это про австрийскую девочку. Это совершенно отдельная уникальная книга. Если потом будет минута, я потом скажу о ней отдельно. Она, кстати, в решении Нобелевского комитета, это единственная книга, которая упомянута в решении Нобелевского комитета. И там это имя связано именно с оккупацией потому что. И вторая книга «Горизонт», это более поздняя немножко книга. Это два книги Патрика Модиано.
Н.Мавлевич
―
А давайте мы будем переводчиков называть?
О.Либкин
―
Я забыл самое главное, конечно же. «Дор Брюдер», с моей точки зрения, просто очень хорошо перевела Нина Хотинская, а «Горизонт» перевела Екатерина Кожевникова. Так что, им обеим, спасибо. Почему-то женщины французов любят переводить. Мужчины тоже любят переводить. Две французские детские книжечки, которые мы тоже будем разыгрывать. Обе их написал великий французский поэт Жак Превер, он написал их для детей. Вообще, на самом деле это не для детей, это для взрослых. Но он притворялся, что это якобы для детей. Одна из них называется по-русски «Все и некто», потому что французское слово «геньель» русскому читателю ничего не скажет.
К.Ларина
―
Почему? Это жанр театральный.
О.Либкин
―
Ну, да. Но это вы, как театровед это знаете, тем более подзаголовок есть «Кукольное представление», конечно. Да. Вторая называется «Лунная опера», это как раз такая рождественская сказочка. Конечно, он писал для взрослых. Переводил Миша Яснов. Питерский
К.Ларина
―
Замечательный наш детский поэт.
О.Либкин
―
Поэт и переводчик. Вот.
Н.Мавлевич
―
У нас сегодня питерская школа широко представлена.
О.Либкин
―
Я в основном приволок французов. И чуть-чуть не французов. Марсель Эме. «Вино парижского разлива». Это сборник рассказов, его переводила целая группа. Но руководила этими людьми вот Наталья Мавлевич.
Н.Мавлевич
―
Вместе с Ниной Хотинской.
О.Либкин
―
Они там ведут семинар для того, чтобы повышать образование юных дарований. Вот, и они переводили этот сборник. Теперь книжка Пьера Байяра, мы одну книжку его издавали, она называлась «Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали». Она имела самый шумный успех. Наш бестселлер за последние времена номер один. Эта книжка называется «Искусство рассуждать о странах, в которых вы не бывали». Это продолжение. На самом деле, это все фальшивочка. Это такие тонкие, я бы сказал, филологические литературоведческие изыскания. Но читаешь с жутким интересом, с моей точки зрения опять же. Не только моей точки зрения. Перевела Алина Попова. Теперь, книга…
Н.Мавлевич
―
Опять Питер.
О.Либкин
―
Да, Питер нас забил сегодня совершено. Нет, следующая уже не совсем Питер. Это Жан Клод Болонь– это довольно известный французский исследователь, профессор. Вообще, мы печатали книги до этого исторического характера, по истории культуры. Эта книга называется «О женской стыдливости». Ну, как менялось представление о том, что стыдно, что не стыдно у женщин в разные эпох. Начиная с античности до наших дней. Но, в основном это касается наготы, хотя и не только.
К.Ларина
―
Сегодня стыдно, что ты не читал эту книгу.
О.Либкин
―
Да, абсолютно. И наконец-то, еще одна французская книжка, как-то мы много сегодня книг приволокли. Стихотворение Жана Жене, которые перевела Алла Смирнова, я, протягивая руку, поскольку вы меня не видите, в сторону Аллы Смирновой. Она замечательно перевела. Человека, романы которого я издавал много раз, романы которого я лично ненавижу. Но стихи у него замечательные. Но понимаете в чем дело, я понимаю, почему им восхищался Сартр, почему они все это делали, но, когда я читаю, я испытываю к нему ненависть.
К.Ларина
―
А почему?
О.Либкин
―
Ну, это разные вещи. Ну вот не моя литература это. Это жесткая провокативная тяжелая литература. Абсолютно, которая сегодня вообще я не знаю, как ее переиздавать я не знаю, в свете борьбы вот со всякими разными тонкостями нашей жизни, которые не дай Боже. Теперь это у нас все заклеивают непрозрачной пленкой.
Н.Мавлевич
―
Кажется, ему бы не дали водить машину, я боюсь.
К.Ларина
―
Да, Жане. Но это еще одна сторона этой медали.
О.Либкин
―
Про поэзию Жана Жане нам Алла что-нибудь расскажет. И две книги абсолютно не французские. Полминуты на них. Ну, про одну говорить нечего. Это Бертольд Брехт «Добрый человек их Сезуана». Три пьесы его. Мы уже ждем второй сборник его пьес. До этого мы издавали, сборник его назывался «Мамаша Кураж». А это «Добрый человек из Сезуана», в который вошли, кроме «Доброго человека» «Кавказский меловой круг» и «Карьера Артура Уи».
К.Ларина
―
Переводы классические.
О.Либкин
―
Да, в переводах классических, там причем Зонги в переводах Бориса Слуцкого, ну все, как полагается. Так что, и на обложке, вот люди, ходящие по Москве и глядящие на афишные тумбы, сразу узнают, что на обложке использовано с разрешения театра, конечно, афиша театра Пушкина, где идет сейчас «Добрый человек».
К.Ларина
―
Я впервые, кстати, такое вижу. Это знаковая вещь. Вы, по-моему, первые, кто это придумал. Потому что, объясняю. Потому что у нас достаточно уже популярная история, когда книга выпускается вслед за фильмом или за сериалом. Или когда какая-нибудь классическая вещь. И на обложке мы видим артиста, который играл главную роль, какой-нибудь условный Меншиков на «Докторе Живаго».
О.Либкин
―
Мы так делали, так «Трудные люди» издавались в свое время с Гафтом.
К.Ларина
―
Да, серьезно? То есть вы по театру, ой, какие молодцы. Просто молодцы.
О.Либкин
―
И там были вся это великая четверка, которая там играет. И последняя книга китайца. Я ее назову, она называется «Жить», перевел совершенно замечательный молодой человек Роман Шапиро, который преподает китайский язык. По-моему, в РГГУ. Если у меня будет потом минутка, я о ней скажу отдельно, потому что редкий случай, когда я был редактором этой книги, которая меня очень задела. Я потом о ней скажу.
К.Ларина
―
Ну, давайте мы успеем хоть до новостей, чтобы у нас наши замечательные девушки высказались. Алл, по поводу Жана Жене, мне интересно привязаться к тому, что сказал Либкин по поводу того автора. Что, такой страшный человек?
А.Смирнова
―
Я прекрасно понимаю эту реакцию. Поль Валери, например, увидев рукопись романа «Богоматерь цветов» сказал: «Это произведение гения, но его следует сжечь».
К.Ларина
―
Даже так.
А.Смирнова
―
И это, в общем, такая довольно распространенная точка зрения. Но на самом деле даже те, кого шокируют его темы, вынуждены признать, что литература это, безусловно, настоящая. И нрзбр., например, когда познакомился с его стихами, сказал: «Мне кажется, что его стихи – единственное важное событие нашего времени». И, безусловно, воспринимать его нужно вне его скандальной тематики. Поэт потрясающий. Это невероятный сгусток боли. Невероятный трагизм. И вся красота поэзии Жане как раз заключается в этом противоречии между абсолютно классическим александрийским стихом, в который вторгается, в эту форму вторгается страшный травмирующий мир. Поэт на самом деле прекрасный. Я очень рада, что удалось ввести в литературное пространство вот это имя, которое я даже могу назвать новым именем. Потому что как поэта, Жана Жене…
К.Ларина
―
Он у нас известен, как автор «Служанок». Прежде всего.
А.Смирнова
―
И романы его издавались.
К.Ларина
―
Ну, для массовой аудитории Жан Жене «Служанки» знают все. Так или иначе.
А.Смирнова
―
И по словам Фернандеса, например он говорит, что иногда его язык звучит, как пощечина, иногда ласкает сух, но это настоящая литература. Это действительно так.
К.Ларина
―
Трудно переводить такого автора?
А.Смиронова
―
Да, невозможно переводить такого автора, но это был очень травмирующий опыт. Ну, как говорил, например, еще один писатель, все время хочется говорить цитатами, что знакомство с Жене – это само по себе травма, но каждый человек сам решает для себя, знакомиться с ней или нет.
К.Ларина
―
А вот то знакомство, с его поэзией, вы же знали его. Как автора…
А.Смирнова
―
Я переводила его еще один роман «Чудо о розе»
О.Либкин
―
Да, мы его тоже издавали в свое время.
А.Смиронова
―
И тогда же было предложено перевести эти стихи. Но когда я впервые с ними столкнулась, я совершенно была в полном ужасе, потому что я не понимала, как это делать, но они меня совершенно не отпускали. И я поняла, что автор мой, и переводить его нужно, и он меня очаровал невероятно.
К.Ларина
―
То есть впервые вы с ним столкнулись в прозе. И как дальше, как знакомство происходит с автором? Переводчику важно же все знать, как-то это, все о нем, знать все.А.СМИРНОВА Мне нужно знать его текст. Вы знаете, все, что мне нужно, находится в тексте. Ни в его биографии, ин в его уголовном деле, если я нормальный профессиональный переводчик, все, что мне нужно, я увижу в этом тексте. Тем более, вообще о писателе нельзя судить по тому, что он о себе пишет. А уж как Жане просто о себе выдумывал, просто от начала до конца. Поэтому узнавать о нем что-то бессмысленно. Он врет о себе постоянно. Он выдумывает такой невероятный мир. И про себя, и про свое окружение.
К.Ларина
―
А все-таки, если сформулировать, почему такие чувства у вас вызывает?
О.Либкин
―
Ну, вот то, что я сказал. Что Валери о нем сказал, что он гениальный, но хочется придушить.
К.Ларина
―
А за что? Что там?
О.Либкин
―
Для меня это излишне. Я воспитан немножко в другом стиле. Я воспитан на Диккенсе, на Толстом.
А.Смирнова
―
А это Достоевский, если хотите.
О.Либкин
―
А мне надо… Достоевского я, кстати, не люблю, между нами. Ну, читаю, но с некоторой ненавистью. Жене с еще большей ненавистью.
К.Ларина
―
Ну что здесь, какая-то ненависть к человеку возбуждается, к человеческой природе, что, как это?
О.Либкин
―
Потому что он пишет о том, о чем я бы предпочел не говорить и не слышать.
А. Смирнова
―
Ну, если это есть.
К.Ларина
―
Еще более загадочно.
О.Либкин
―
Ну, мы понимаем, но мы не обо всем же говорим. Понимаете, в чем дело. Ну, Анна Каренина, скажем, например, она пользовалась туалетом. Но Лев Толстой об этом не пишет. А вот Жене написал бы, вполне, запросто.
А.Смирнова
―
Но тем литература и…
О.Либкин
―
Я не против, я не против, я воспитан на другом.
А.Смирнова
―
Ну, его совершенно не нужно демонизировать, он невероятный романтик при всем при том.
К.Ларина
―
Мне нравится издатель, который ненавидит автора бешеной ненавистью.
О.Либкин
―
Нет, не бешеной, очень спокойной ненавистью. Но не в поэзии. Поэзия прекрасна.
К.Ларина
―
Вот, товарищи, учитесь. Как настоящий издатель, вот обращаюсь, министр культуры, учитесь, что такое настоящий человек культуры, который не навязывает свои вкусы.
О.Либкин
―
Я же не для себя издаю, я для других.
А.Смирнова
―
Ну, есть там персонажи, просто гротескно реалистичны. Заземлены. Но а в душе борются Бог с Дьяволом.
К.Ларина
―
Вы смогли бы влюбиться в такого человека?
А.Смирнова
―
Ой, Боже упаси.
О.Либкин
―
У него несколько другие пристрастия.
А.Смирнова
―
Он бы не обратил на меня внимания.
К.Ларина
―
И что? Это не отменяет влюбленности женщины. Никогда.
О.Либкин
―
Я забыл сказать самое главное. Всегда самое главное напоследок, перед самыми новостями. О том, что Алла Смирнова получила премию французского посольства Мориса Ваксмахера за перевод стихотворений Жене. За эту книжку она получила премию.
К.Ларина
―
Поздравляем.
А.Смирнова
―
Спасибо.
О.Либкин
―
Которую на нон-фикшн ей вручили.
К.Ларина
―
Алл, у нас сейчас будут новости, а вы там выберите стихотворение и прочтите, чтобы мы услышали.
А.Смирнова
―
Вы знаете. У него поэмы, причем поэмы с началом, с окончанием, с развитием.
К.Ларина
―
Ну кусочек, чтобы показать аудитории, чтобы люди… Ну найдите кусочек. А то я найду, будет хуже.
А.Смирнова
―
А не страшно?
К.Ларина
―
Не страшно. Давайте, мы сейчас новости случаем, вернемся.НОВОСТИ.
К.Ларина
―
Возвращаемся в программу «Книжное казино». Сегодня мы говорим о французской литературе. Вместе с нашими гостями. Это директор издательства «Текст» Ольгерт Либкин. И переводчики Наталья Мавлевич и Алла Смирнова. Перед перерывом мы Алле дали задание, чтобы она выбрала небольшой фрагмент поэтический из книги Жана Жене, которую она переводила чтобы показать нашим слушателям, что это за стихи. Давайте.
А.Смирнова
―
Сколько четверостиший, 3-5?
К.Ларина
―
Сколько хотите. 3 давайте.
А.Смирнова
―
Тогда я прочитаю самое маленькое его стихотворение, потому что самая маленькая его поэма «Смертник», я читать не буду, потому что там действительно невероятная драматургия от начала до конца. И отрывка там просто не выбрать. Я выберу одно небольшое стихотворение, где упоминается, кстати говоря, один из героев его романа «Богоматерь цветов». Вот стихотворение небольшое:Безмятежный собор шел навстречу обычному дню. Богоматерь цветов с неприветливым, сумрачным взором. За моим погребальным кортежем полночным узором Шли ночные цветы по спокойным ночным авеню.
Это медная Африка, злой благодати глоток. Хмурый рай малолеток, морской окропленный водою. Они роют колодцы любви, разминая в ладони, Как искрящийся снег, кокаиновый белый цветок.
По цепям молчанья сгибаюсь, как каторжник, я. Только спасся ныряльщик, сбежав из сети сквозь прореху. Я с трудом говорю, языком ощущая помеху: Золотой наконечник застрявшего в горле копья.
К.Ларина
―
Восхитительные стихи.
А.Смирнова
―
Вот про себя же. Золотой наконечник, застрявшего в горле копья. Вот все про него сказано.
К.Ларина
―
Восхитительно. Спасибо вам большое. Жан Жене, стихотворение, не забудьте про эту книжку. Она там на английском языке?
Н.Мавлевич
―
Да, это англоязычное издание. И это, я считаю, подвиг издательства «Текст», что оно продолжает серию вот эту.
К.Ларина
―
Давайте, я должна отдать долги. У меня накопилось. Во-первых, у нас есть правильные ответы по поводу господина Бика, да? Это ручка и лезвие или что-то еще было. Все? Хватит? Наши слушатели правильно ответили, они зажигалки еще называют, биковские тоже. Бик, да-да-да.
О.Либкин
―
Да? Наверное, Стали клеить марку.
К.Ларина
―
Наверное. Потому что одноразовые зажигалки, да, есть такие. Итак, наши победители. Юра телефон 177, Александр 359, Слава 692, Таня 659, Андрей 921. Я называла первые три цифры ваших телефонов. Теперь дальше. Рейтинг продаж. Сейчас посмотрим, что у нас читает народ. Напомню, что три магазина у нас участвуют в этом рейтинге. «Московский дом книги», «Библио-Глобус» и «Москва». Ну, давайте мы возьмем места с 7. Вот как раз на 7 место у нас уже опустился Захар Прилепин со своей «Обителью». Чуть выше «Русская канарейка. Блудный сын» Дины Рубинной. Чуть выше Борис Акунин «Часть Азии. История российского государства. Ордынский период». Это второй том его истории авторской. Александр Бубнов: «Спартак: 7 лет строгого режима» чуть выше. И дальше первая тройка победителей. На третьем месте держится Сергей Лукьяненко со своим новым «Шестым дозором». На втором месте Донна Тартт с романом «Щегол». И на пером месте вновь Борис Акунин, но со своими повестями «Бох и Шельма», напомню, что обычно выходит у Бориса Акунина сразу две книжки. Одна книга историческая, а другая, сопровождающая ее книга, посвященная тому же периоду, но уже в виде повести, в виде художественной литературы.
К.Ларина
―
Наташ, а ваш герой кто во французской литературе?
Н.Мавлевич
―
Ну, обычно мой герой бывает тот, которого я перевожу. Но среди этих героев и среду в честности Морселя. Вообще, я вообще люблю вот эту традицию французской литературы. И Эме, и Гари, с которым я вожусь бесконечно. Ну, вот книжка, которая у нас там присутствует, вы знаете, мне кажется, вся Франция там. Вот все, что там происходит, это Эме, это Жене, это Гари. И то, что происходит сегодня очень как-то тесно связано с этой традицией.
К.Ларина
―
Ну вот то, что вы говорили в перерыве, наши слушатели не слышали, я бы попросила еше раз к этому вернуться. К вот этому, как мы теперь, мы так его понимаем, мы так его представляем, к пророческому роману Уэльбека. «Покорность», так вы его переводите.
Н.Мавлевич
―
Ну, я надеюсь, что он не пророческий. Очень надеюсь. Пророчество господина Уэльбека мне очень не нравится. Но да, она называется «Ля су мисьон» - «Покорность», это действительно антиутопия, он изображает Францию 2022 года, когда у власти исламская партия. И, соответственно, представители европейской цивилизации вынуждены принимать норму и кодекс ислама.
К.Ларина
―
А сколько с вашей точки зрения литература способна предвосхитить события жизненные?
К.Мавлевич
―
Думаю, мы этого никогда не поймем. Даже если такие предвосхощения есть, мы их находим когда-то потом, к счастью.
К.Ларина
―
Нет, вот мы все живем по заветам Сорокина, пожалуйста. «День опричника». Просто день за днем, как день сурка.
Н.Мавлевич
―
Ну, может быть. Мне бы не хотелось, чтобы это было так.
К.Ларина
―
Ну, подождите. Если говорить о французской литературе, насколько о ней сегодня писатели эти французские, и, как говорит наш замечательный издатель, что французская литература есть, потому что она есть. На сегодняшний день, в отличии от других литератур, насколько они сегодня поражены вот этой, не знаю, бациллой актуализации, вот это важно? Писать именно про сегодня или про ближайшее завтра.
Н.Мавлевич
―
Ну, есть разные писатели, они как бы и делятся. Кто-то пишет про вчера, кто-то про 1000 лет назад. Кто-то через какое-то время. Да, есть, конечно, очень современные писатели, тот же Уэльбек. Вот он все время на острие. Но вместе с тем, не кажется, что какая-то, если можно говорить о какой-то магистральной линии, то французы всегда верны себе. Вот их цивилизация все время верна себе. Он, если смотреть ее развитие от Рабле до наших дней, вы обязательно увидите, несмотря на то, что они постоянно революционеры, они постоянно друг друга ниспровергают, но тем не менее все это происходит вот в том национальном русле.
К.Ларина
―
Для вас лично история, трагедия, которая сегодня случилась во Франции. Это трагедия чего? Я не говорю про убийство, это понятно, мы это оставим за скобками. Я имею в виду все-таки вот этот очаг, он откуда берет свое начало?
Н.Мавлевич
―
Ну, я не возьмусь найти этот очаг. Есть вещи какие-то очевидные, среди них, мне кажется, очень много вещей несправедливых, очень много вещей очень сложных для того, чтобы вот так вот о них сказать – это столкновение двух цивилизаций. Мне, кстати, так не кажется. Потому что вот тут недавно Анна Ильинична Шмаина –Великанова написала, что террор – это всегда террор. Он направлен не на карикатуры, не на литературу, он направлен на устрашение. И это вот такой вот путь к власти. Поэтому я вот не сказала бы, что это столкновение двух цивилизаций.
К.Ларина
―
Ну, на ваш взгляд, художник в данном случае перешел грань допустимого, художник? Если мы говорим именно о творчестве.
Н.Мавлевич
―
Ну вот мы говорили только что о Жене. Что значит допустимая грань? Вот у нас сидит Ольгерь Маркович. Он же издает Жене, он его на костре не сжигает. Карандаш – это карандаш. А пуля – это пуля. И опять-таки, вот этот журнал, это был журнал для тех, кто его читает. В том журнале работали блестящие карикатуристы. ВолонскИ, ВолЫнски мы бы, наверное, его назвали. Они же не только в этом журнале работают, это целая школа. Это мировая школа художников. Поэтому на самом деле, как французы говорят – покушение, мы бы сказали - это покушение на культуру. И, конечно, на сам принцип свободы. Свободы слова и просто свободы личности. Видите, вот те, ну не знаю, сотни тысяч людей, которые собирались и соберутся сейчас, это ведь не толпа. А вот это принцип свободы личности, уважения личности, следствие его. То, что собирается сотни тысяч личностей. И тогда вот это людское море, оно имеет другое качество, чем просто собирается толпа, которая куда-то бежит и следует каким-то лозунгам.
К.Ларина
―
Ольгерт Маркович, дополните? Вот по этой теме?
О.Либкин
―
Вы знаете, да. По-моему, даже у нас на сайте это тоже есть. Это просто обошедшая весь мир фотография этого полицейского арабского. Которого застрелили с надписью о том, что этот мусульманин погиб за то, чтобы журнал мог печатать такие карикатуры. Вот все, этим все сказано. Понимаете, в чем дело. Действительно, законы предписывающие то или иное действие, они отличаются от законов, которыми живет на самом деле цивилизованный мир. И поэтому я считаю, что может быть все, что угодно. Наши те запреты, которые сейчас временами появляются и у нас в стране мне они кажутся абсолютно ненужными. Общество находит всегда правильный путь и правильный выход. Все, что делается насильно… я не только про выстрелы говорю. Все, что делается насильно и сверху и под большим давлением, всегда оборачивается скверными последствиями. Мы проходили все это и не один раз.
К.Ларина
―
Алл, а вы скажете что-нибудь?
А.Смирнова
―
Конечно, никакая религия тут не при чем. И вера здесь не при чем. Это абсолютно все из другой области.
К.Ларина
―
Я так понимаю, что опять же возвращаясь к этим самым карикатурам, вот Наташа произнесла имя автора Рабле, у них же тоже своя история смеховой культуры, она совсем другая. Конечно же. Вот с точки зрения какого-нибудь обывателя ханжеского это кошмар, какой ужас, безумие, непотребство и непристойность. Я вспоминаю по поводу того же Рабле, это был 16 век, когда точно так же, и то, в 16 веке его никто не посадил в тюрьму и не расстрелял, просто его книги запретили.
Н.Мавлевич
―
Смеховая культура, которая наш Бахтин изучил и нам всем преподал. Это шутовство. А вы посмотрите, как продолжается эта история, как появляются новые карикатуры и какие они трогательные, когда ангел приходит к Богу и говорит: «Там у нас новенькие, им нужны бумага и карандаши». Или на облаке сидят эти карикатуристы, рядом сидит сам господь Бог с этим треугольничком дух святой. А рядом сидит пророк Мухаммед. Бог говорит: «Это же Мухаммед». А он держит табличку (надпись на французском). Ну, вот это дух.
А.Смирнова
―
А Англию это как потрясло? Чтобы англичане в центре Лондона собрались и пели Марсельезу. А сегодня, вы знаете, там же достопримечательности Лондона расцвечены французским триколором. Тоже французы с англичанами нельзя сказать, чтобы сильно долюбливали. Вот это вот нормально. Вот это цивилизованно.
Н.Мавлевич
―
Ну и цивилизация многогранна, смотрите. Среди жертв есть и христиане и атеисты. И мусульмане. И иудеи.
К.Ларина
―
Ну что, давайте мы вернемся к литературе. У нас просил издатель дать отдельные несколько слов по поводу книжек. Давайте.
О.Либкин
―
Можно я скажу еще несколько слов? Во-первых, я хочу сказать, если можно, по поводу китайской книжки, автор корой Юй Хуа, она называется «Жить». Может быть, некоторые очень продвинутые слушатели знают ее, поскольку есть фильм, который называется «Жить». Который получил гран-при в Каннах. Это было 20 примерно лет назад. Ну, наконец, до нас доехало. Он поставил этот фильм по этой книге. Я ее почитал и, отложив в сторону, я подумал, что наконец я начал понимать, что такое Китай. Вы знаете, это удивительна история, это история одного человека, которую рассказывает глубокий старик, который был сначала богатым, потом стал бедным. Еще беднее, еще беднее, стал простым крестьянином, нормальным китайский пахарем. И дожил, ну я не знаю, ему лет 80. Он потерял всех. То начинается во время японской оккупации Китая и кончается почти в наши дни. После всех Мао Цзэдунов, культурных революций. После всего-всего-всего, вот сейчас вот его жизнь. По которой он растерял жену, детей, внуков, всех абсолютно. Он один и его буйвол, которого он спас от ножа мясника. Все никого больше у нег в мире нет. Поэтому роман называется «Жить». И у него очень простая мудрость у этого человека, надо жить, жить. Ничего другого не возможно придумать. Что делать, куда делать? Мы не задаем себе вопрос, мы живем. Иногда у меня такое ощущение, что это очень присуще именно китайскому менталитету. Судя по тому, как я читал эту книжку и вчитывался в нее, и когда ее читаешь, то начинаешь понимать, что возможно жизни и взгляды на жизнь резко отличны от тех, к которым мы привыкли. Мы все живем вот в определенной парадигме. Вот так вот, вот такой устой, вот это надо делать, так вот это надо делать так. Вот в Китае все, что мы посчитаем нужным делать, они делают совсем не так или не совсем так. И вот у них есть своя жизнь. Это, наверное, присуще не только Китаю. Я думаю, что, если бы нашелся такого класса, а это очень здорово написанная книга, такого класса, там, я не знаю, где-нибудь на Мадагаскаре или Новой Гвинее, мы бы с таким же тоже интересом читали бы про них. К сожалению.. там нет таких авторов. А это человек, которого в Китае запрещали некоторым образом. Ну, там лет, наверное, 15.
К.Ларина
―
Это маленькая книжечка. А рассказываете так, как будто это толстенный роман.
О.Либкин
―
Вы знаете, она стоит толстенного романа. Вот. «Вечерний ветер донес до меня щемящий хриплую песню. Это конец самый книги. Молодой туда, где радость, пожилой туда, где деньги. А старик туда, где Будда». Вот и вся библейская философия. Так что я очень рекомендую, ребята, дорогие мои, молодые и старые, если вы хотите хоть что-то понять, как живет полуторамиллиардный народ, возьмите эту книжку. И вы получите мало того, что удовольствие, вы кое-что поймете. Что ваш образ жизни не единственно возможный.
К.Ларина
―
Ну что, еще один вопрос я еще задам нашим слушателям, Майя. А потом тебе дам слово. Итак, внимание. Вопрос. За ответ вы получаете все, что здесь есть. Итак, внимание. Среди этих танцев один не является народным. Внимательно слушайте эту цепочку. Тарантелла, сиртаки, краковяк. Какой их этих танцев не народный? Пожалуйста. Это уже по телефону +74953633659. Сейчас попробуем найти правильный ответ. Так, смотрим. Але, здравствуйте.
Слушатель
―
Ало, здравствуйте. Я думаю, это сиртаки. Его изобрел Никас Тадараки по-моему.
К.Ларина
―
Да, браво, отлично!. Как вас зовут?
Слушатель
―
Арием, Ксения, с новым годом.
К.Ларина
―
Спасибо, дорогой Артем. Ответ совершенно верный. Это кино, 64 год. Молодцы, надо же, молодцы. На такой сложный вопрос. Итак, Майя.
М.Пешкова
―
Да, Наташа, я знаю, что вы сейчас занимаетесь переводом книги Модиано. Что это за книга, что это за перевод?
Н.Мавлевич
―
Ну, я уже этим отзанималась. И эта история немножечко другая.
К.Ларина
―
Это не из нашего издательства?
Н.Мавлевич
―
Нет, не из нашего.
К.Ларина
―
Из чужих?
Н.Мавлевич
―
Из чужих, из чужих.
К.Ларина
―
Конкуренты.
Н.Мавлевич
―
Ну, это книжка отлежала лет, наверное, 12. Мы ее переводили тоже семинаром, вот также, как «Вино парижского разлива». Но это был уже другой набор этого семинара. Все, кто там работал, уже давно выросли. Называется эта книжка «Катрин Карамболь». Эта книжка тоже заявлена, как детская. И там есть второй автор. Это иллюстратор Семпе. Один из классиков французской книжной иллюстрации. Его, наверное, знают по «Маленькому Николя». Известен по тем рисункам. Это история девочки, которая вышла в Париже. Но эта девочка, это, конечно, тоже Модиано. И это тоже путешествие во времени. И это, мне кажется, просто восхитительная книжка. Но переводчиком там стоит некий Роман Семинарский. Потому что, когда, знаете, на 20 страниц 9 переводчиков, то несколько многовато.
К.Ларина
―
Ну, тогда уж, Ольгерт нам пусть расскажет про свой портфель ближайший.
О.Либкин
―
А можно прежде чем рассказать о портфеле, я возьму книжечку «Дора Брюдер» и прочту из нее один абзац, я не могу.
К.Ларина
―
Хорошо, Патрик Модиано.
О.Либкин
―
Патрик Модиано. Я прочту совсем чуть-чуть. Маленький совершенно кусочек. Речь идет о девочке родом из Австрии. Еврейская семья. Девочка 15 лет, пропала. И он пытается через, уже в 80-ых годах пытается найти ее следы по публикациям. Он идет по ее следам. Выдуманная девочка. Выдуманные следы, выдуманные места в Париже. Все выдумано. И он пытается понять, что с ней было. А она исчезла. Он знает про нее все. Он знает, что она попала в лагерь и что там она и ее родители были убиты. Это он знает точно. Он знает, что они были в Париже, потому что он нашел объявление в газете, где они ищут свою дочь. Где она была, что она была последние дни своей жизни, он не знает. И Модиано докапывается до конца во всех своих историях. Здесь он заканчивает этот роман, маленький роман заканчивается так: «Сегодня в том Париже, в котором я пытаюсь отыскать ее следы, также пусто и тихо, как было в тот день. Я иду по безлюдным улицам. Для меня они пусты даже вечерами в час пик, когда люди спешат в метро. Я не могу не думать о ней. Я слышу звук ее шагов то в одном квартале, то в другом. На днях это было возле Северного вокзала. Я никогда не узнаю, как она проводила дни, где скрывалась, с кем была в те зимние месяцы, в свой первый побег и несколько весенних недель, когда сбежала снова. Это ее секрет. Маленький бесценный секрет. И ни палачам, ни предписаниям, ни, так называемым, оккупационным властям, ни тюрьмам, казармам, лагерям, истории, времени, всему, что оскверняет нас и убивает, его у него не отнять». Вот это совершенно, с моей точки зрения, великое гениальное такое понимание ситуации. Что у этой бедной девочки пятнадцатилетней, погибшей ни за что, у нее должно быть что-то, что должно быть у нее. Что осталось при ней. И не надо дальше ковыряться, и не надо дальше копаться. И Модиано, которого все хвалят за «Искусство памяти», по-моему, здесь сделал самый свой гениальный ход. Поэтому все и отмечают эту книгу. Искусство памяти должно оборваться в какой-то момент и сказать - все, стоп ребята. Давайте оставим человека наедине с его судьбой. Хватит ковыряться, хватит лезть в его душу.
К.Ларина
―
В отличии от Жене, как я понимаю. Который не признает этих границ. Этого стоп у него нет.
О.Либкин
―
А вот у него стоп, остановились. Вот пускай это останется с ней, с этой девочкой. С моей точки зрения, это просто гениальная концовка для романа. Который именно роман-воспоминание. А что еще, что собираемся издавать. Ну, раз вот тут Наташа рядом сидит, ну, она не в очень ближайшее, но будет тем не менее скоро еще один Марсель Эме, конечно же, да. Который уже переведен и практически готов. Это книга, которая называется «Проходящий сквозь стены». Это знаменитая его повесть. И целый набор разных рассказов. Что будет гораздо раньше, это в переводе Веры Мильчиной роман классика замечательного французского Шарля Нодье. Эта книга называется «Сказки здравомыслящего насмешника». Но это надо быть, с моей точки зрения, человеком с большой силой воли, чтобы переводить. Ну, это очень интересно, вы знаете, в наше время во Франции, это, конечно, абсолютный гений. В России переводить, ну, я не знаю, я не специалист во французской литературе. Ну, конечно, имя я знаю, но я не глубоко знаком с творчеством. Это прекрасная книжка.
К.Ларина
―
А что вас смущает?
Н.Мавлевич
―
Он живет в 19 веке.
О.Либкин
―
Ну, во-первых, книжка, надо, чтобы кто-то ее купил. А вот мы издавали до этого… эта серия, у нас такая серия «Квадрат», где неизданные произведения мировой классики. Когда мы издаем Бальзака или Флобера, все понятно. С Модье несколько тяжелее. Теперь Ирен Немировски, моя любимая Ирен Немировски, еще одна книжка.
М.Пешкова
―
И моя любимая.
О.Либкин
―
И ваша любимая. Ну, общелюбимая. Которая даже в американский списках бестселлеров была в десятке много месяцев. В России мы еле продали там 3 тысячи экземпляров. Ну, что делать. Эта книга называется «Вино одиночества». Это ну, Немировски есть Немировски. Это русская, киевская, русская, еврейская девушка, писавшая по-французски всегда. И. Миша Яснов, упоминавшийся здесь в связи с Превером, перевел нам уже и мы готовим это к выпуску. Столь же титанический труд, как и Алла, он перевел Блеза Сандрара поэзию. Мы печатали его прозу до этого, теперь он перевел большой сборник двуязычный поэзии, швейцарско - французского такого классика. Ну…
К.Ларина
―
Ну хватит уже, остановитесь.
О.Либкин
―
Ну, я хочу о двух еще сказать не французах. Вот-вот, что вот-вот выходит. Биография Корчака у нас выходит большая, толстая полькой написана.
К.Ларина
―
Это новая?
О.Либкин
―
Да, новая. Она называется «Корчак. Опыт биографии». Но мы издавали биографию Корчака, написанную американцами. Все это хорошо, но не совеем то. Это польская его биография. И еще книжка, которую я хотел назвать. Это сатирические рассказы Генриха Белля. Называется «Молчание доктора Мурки». Ну, он писал очень веселые рассказы. Не только такие трагические, к каким мы привыкли.
К.Ларина
―
Мы должны заканчивать уже, Ольгерт Маркович, уже все. Есть такая прекрасная телеграмма из Петербурга: «Всем успеха. Алла Смирнова пишет прекрасные стихию». Елена из Санкт-Петербурга.
А.Смирнова
―
Я не пишу стихи.
К.Ларина
―
Да? Правда? Вы их переводите. Лена из Санкт-Петербурга. Вы ошибочно приняли Смирнову за поэта. Она всего лишь переводчик. Прекрасный переводчик.
Н.Мавлевич
―
Что значит всего лишь?
О.Либкин
―
Тут была потрясающая чья-то эпиграмма: « Вы любите ль стихи?» - спросили раз ханжу? Тот отвечал: «Я их перевожу».
К.Ларина
―
Давайте, мы на этом завершаем нашу сегодняшнюю программу. Огромное спасибо нашим гостям за прекрасный рассказ о книжках. И ткой страстный рассказ, что конечно, хочется все схватить и прочитать все, что мы сегодня представили. Чего я всем и желаю. Спасибо.