Грани недели - 2017-11-25

В.Кара-Мурза

- ровно век прошел со дня возрождения в России патриаршества;

- 54 года назад в Далласе был убит президент Кеннеди;

- 27 лет назад парламент России утвердил патриотическую песню Глинки в качестве гимна.

В ноябре 1963 года в Далласе был убит президент Кеннеди. Тактику индивидуального террора осуждает политик Владимир Рыжков:

- Дело в том, что когда люди радикально настроены против системы, но у них нет возможности свалить эту систему, то проще направить оружие против отдельных представителей этой системы. Кстати, родиной индивидуального террора является Россия. Это народовольцы, это 19 век, и потом уже с подачи нас, индивидуальный террор разошелся по всему миру. Поэтому индивидуальный террор – это не признак силы, а, скорее, признак слабости, когда ты не можешь справиться с системой, ты нападаешь на отдельных ее представителей.

В.Кара-Мурза

- Индивидуальный террор - это самая простая форма террора, когда ты не связан ни с какой организацией, и никто тебя не может заложить, и ты только в своей голове продумываешь детально ходы. Америка – страна, где легко добыть оружие. Но я не верю, что Ли Харви Освальд был одиночка. В это поверить невозможно. Хотя бы соотнося странную историю с его убийством Джеком Руби, после этого как-то странно к нему отнеслось американское правосудие. Я все-таки полагаю, что Харви Освальд – человек, который специально готовился, проходил снайперские курсы, мог убить Кеннеди, исходя из политических взглядов, потому что Освальд, возможно, был радикальным леваком, допустим, за кубинскую авантюру. Вполне он мог прийти к такому индивидуальному решению. Мы не знаем, он не оставил записи, к сожалению. Мы не знаем мотивов, по которым он стрелял. А мог быть частью целого заговора, как это показал, допустим, в своем романе сицилийский специалист, автор Марио Пьюзо – великолепный роман. Он, конечно, конспирологический. Но он как бы доказывает, что некий снайпер стрелял, а Освальд был только подставной фигурой, что было несколько выстрелов, что было несколько снайперских позиций. Я думаю, что тайна убийства Кеннеди до сих пор не раскрыта.

В.Кара-Мурза

- Ну, вспомним Герострата, в конце концов. Разве это не было индивидуальным террором, когда он поджег храм Артемиды? Зато он стал именем нарицательным. И также убийца Джона Кеннеди - Харви Освальд – тоже. В общем, пройдут годы, его будут называть с маленькой буквы, именем нарицательным. Да, эти люди остаются в истории человечества.

В.Кара-Мурза

Г.Трофимчук

В.Кара-Мурза

Г.Трофимчук

В.Кара-Мурза

- Патриаршество было возрождено в ноябре 1917 года на соборе, и одним из лозунгов этого собора было отделение церкви от государства: прекращение синодального пленения, прекращение церкви как одного из министерств пропаганды российской империи, и возрождение церкви как самостоятельного института. Но, к сожалению, руководство церкви в гражданской войне заняло сторону белого движения безоговорочно, и поэтому, конечно же, официальная церковь подверглась серьезным политическим репрессиям со стороны большевиков, которые морально, может быть, и не оправданы, но политически объяснимы. Можно говорить о реальном отделении церкви от государства. Церковь сегодня полностью не согласовывает свою политику с государственной, не является подразделением государственной пропаганды, и никакой чиновник в администрации президента не указывает патриарху, что ему делать, как это было в советское время.

В.Кара-Мурза

- Очень важное событие произошло 100 лет назад, потому что со времен Петра и до 17-го года церковь была полностью подмята властью, была фактически департаментом по делам религии при императорском дворе. И впервые церковь попыталась стать самостоятельной самоуправляемой независимой в 17-м году, когда было возрождено патриаршество. Но продолжалось это недолго, как мы знаем. Буквально через несколько лет большевики церкви свернули голову. На протяжении всего советского периода она была жертвой постоянных репрессий до последних дней Советского Союза. И только сейчас понемногу пытаются возродиться, но о полном самоуправлении и полной самостоятельности Русской православной церкви от власти до сегодняшнего дня нельзя говорить.

В.Кара-Мурза

- Были разные этапы. У патриаршества, как только оно возродилось, был все-таки великий Тихон, который противостоял большевикам, и его заслуги не учесть невозможно. Но государство - это такая вещь, которой трудно сопротивляться, потому что ты внутри страны, которая правит, так или иначе, это государство. И поэтому в советские времена поначалу цель была просто уничтожена, никакой патриарх ее не спас, а потом когда началось сотрудничество, конечно, произошло разложение, которое мы чувствуем и сейчас.

В.Кара-Мурза

- Да, она была реально отделена, и даже сейчас, несмотря на распространенное мнение (особенно у части интеллигенции), что церковь влияет на государство, церковь действительно отделена от государства. Она пытается восстановить влияние, но ей удается его восстановить только в той мере, в какой это желательно государству.

В.Кара-Мурза

- Да какое же отделение церкви от государства России, когда нет ни одного серьезнейшего политического мероприятия, внутриполитического, где президент страны – глава светского государства – появился бы без патриарха. Это, во-первых. Во-вторых, главные уроки политического поведения нам сегодня дает не в меньшей степени, чем власть, этот человек.

В.Кара-Мурза

- По поводу возрождения в России поста патриарха нет главного ответа на вопрос – хорошо это в принципе или нет, сам пост Патриарха для самой русской православной церкви? Ведь сейчас активировано коленопреклоненное отношение к российским императорам и монархии как таковой. Но вот что интересно и даже можно сказать странно: при канонических столбовых царях, прославляемых сегодня, патриархов ведь не было. Об этом почему-то забывают все. И они, цари, не стремились возрождать этот основополагающий для тех времен, как кажется, институт – ни, прежде всего Петр I, который начинал реформы в этой очень важной сфере, ни Александр II – освободитель, ни Александр III – миротворец. И особенно такое поведение выглядит вызывающим для Николая II, который собственно тем и занимался, что участвовал в религиозных акциях, обрядах. Уж, казалось бы, именно ему, такой опоры, как патриарх, и должно было не хватать больше всего. Но нет, это случилось только при большевиках, когда и в самой-то церкви как таковой отпала особая надобность. Понятно, церковь в 17 году хотела найти хоть в патриархе какую-то опору, когда рушились все институты. Поэтому оттуда, из прославленных царских времен, и вытекает главный вопрос для дня сегодняшнего – вернется ли Российская Федерация к одухотворенным временам и отменит ли пост патриарха? Особенно остро этот вопрос может встать в практической плоскости, если когда-то, в обозримом уже будущем, президент страны, причем без разницы, какая у него будет при этом фамилия, вдруг не поладит с главой РПЦ. А что теоретически может произойти, мы вполне можем себе предположить, так как основная из всех традиционных конфессий у нас уже вошла в серьезную и почти самостоятельную силу. Это чувствуется по многим признакам. С этим вопросом связан основной вопрос, который мы обсуждаем – об отделении церкви от государства. Никто, даже, что называется, забожившись, не сможет соврать, в отличие от Конституции, что церковь сегодня отделена от государства и власти. Чтобы в этом плане не было вопросов, надо что-то делать с Конституцией, которая в этой части серьезно отстала от жизни или, наверное, ушла вперед.

Но на деле, я еще раз это хочу подчеркнуть, церковь, как это видится со стороны, не отделена так, как это записано в Конституции. Пресс внешних проблем, начиная с 2014 года, становится для нашей страны объективно все тяжелее. Идут сокращения всех бюджетов подряд. И рано или поздно дело, естественно, дойдет и до РПЦ, до ее финансов. И тогда все прояснится само собой. И мы сейчас уже видим определенные симптомы в этом плане, они просто налицо, что называется. И в этот момент государству, возможно, будет выгодно, исходя из всех рациональных соображений, вернуться к практике времен Петра I или еще каких-нибудь царей, и учредить какой-нибудь новый Синод, состоящий почти поголовно из чиновников, которые, кстати, и так уже по должности должны получать зарплату. Ну, и тем самым будет достигнута определенная рациональность, сокращение финансовое. По некоторым признакам чувствуется, что государство уже сейчас могло бы и даже, наверное, хотело бы вернуться к канону, к этой скрижали – Конституции Российской Федерации, где заложен дух отделения. В том числе и по той причине, что конфессии мало или, скажем, недостаточно способствуют цементированию тех разломов в пропасти между гражданами Российской Федерации. А это сейчас нужно больше всего.

В.Кара-Мурза

- Мне кажется, что парафраз советского гимна нам не очень подходит. Нам нужен какой-то новый гимн. Но патриотическая песня Глинки, сама мелодия, ее невозможно петь, вы же знаете, она довольно сложна оказалась. Нам надо что-то новое, мне кажется.

В.Кара-Мурза

- Мне просто отвечать на этот вопрос, потому что я был членом Государственной Думы, когда Владимир Путин вначале 2000-х, в самом начале своего первого президентства, предложил отказаться от Глинки и вернуться к сталинскому гимну Александрова. И я был одним из немногих депутатов Государственной Думы, который при голосовании голосовал против. То есть я был за то, чтобы оставить музыку Глинки, потому что мне и тогда казалось, и сейчас кажется, что гимн Александрова слишком идеологически нагружен, он слишком ассоциирован с Советским Союзом, он слишком ассоциирован со Сталиным, при котором был создан. А Глинка в этом смысле более патриотический, более нейтральный гимн, потому что он был написан задолго до ХХ века, он не нагружен всеми идеологическими конфронтациями и гражданской войной, которая была в ХХ веке. И при этом это прекрасная музыка. А то, что без слов, это необязательно. Есть масса гимнов в мире без слов. Поэтому, мне кажется, что была ошибка отказаться от Глинки, и я бы считал, что для нас Глинка наилучший вариант.

В.Кара-Мурза

- Мне кажется, что советский гимн является правильным гимном. Но, к сожалению именно советский гимн, его слова не соответствуют политической ситуации в нашей стране.

В.Кара-Мурза

- Да, мне кажется, что у Глинки вполне приличный гимн. Почему нет?! Он соответствовал вечной России – и старой, и той, которая нарождалась в те времена. Вообще, я считаю, что гимн, как и то, что является другими атрибутами - это и важно, и в то же время малозначительно, потому что ко всему можно привыкнуть. Но когда вот то, что мы сейчас наблюдаем, когда приходят гимны, которые связаны с тоталитарным режимом, так или иначе, вот к этому привыкнуть трудно. А так, в общем, я думаю, что достаточно Глинки, тем более что музыка хорошая, интересная.

В.Кара-Мурза

- Это очень важный вопрос, так как с главных государственных символов начинается собственно все. Или в противном случае, все сразу, на старте и заканчивается. Государство идет к своему быстрому концу, если символы эти важнейшие, базовые, выбраны неточно. По-настоящему новая Россия появлялась не так давно, еще при Ленине, когда то новое государство чуть ли не на первом своем заседании новой власти занялось именно эмблемами, атрибутикой новой системы. И сразу же был утвержден практически эпохальный знак – серп и молот, сразу же практически на этом первом заседании были отброшены все остальные эскизы, как мы помним, с плугом вместо серпа и так далее. Что касается новой России образца 1991 года, то по всем главным, базовым признакам, наверное, ее нельзя назвать новой. Вот именно по этим приметам. Флаг – от царей, это, безусловно. Гимн – от СССР, пусть даже с переделанными словами, что не играет принципиальной роли. Герб – тоже от царей. Ну, и надо добавить уже не раз сказанное: на практике идет движение в сторону позавчерашней монархии, а не чего-то исключительно нового и небывалого в истории России, что можно назвать новым по праву. Поэтому, кстати, идет торможение, на мой взгляд, экономики, политики – несоответствие задач по походу в яркое будущее фактически пересекается с фактическим движением назад.

Для своего времени, для 19 века патриотическая песня Глинки звучала достаточно инновационно, мощно, как мы можем сегодня составить впечатление свое. То есть она была предельно патетической, хотя и не была тогда, и никогда, в общем-то, официальным гимном. Во времена Ельцина уже было не совсем так, не так это воспринималось, а в значительной степени как обращение к архаике, в силу вынужденного, может быть, даже резкого намеренного отказа от всего советского. Даже в звучании одной какой-то ноты. Поэтому песнь оставалась достаточно сильной, но на бой и труд – ни на боевые, ни на трудовые подвиги, в общем-то, эта мелодия, эта музыка, эти слова не звали. В силу указанных причин. После Ельцина встала задача по соединению, сплаву всего, что только можно. И это большая, на мой взгляд, ошибка, так как это еще хуже, чем механический возврат к старине. Такая смесь в идеологии вообще очень опасна. Поэтому и возник бывший советский гимн как вариант, но с переделанными, поэтому несколько странными словами. Я приведу вам просто пример, чтобы было понятно, о чем я говорю. Вот, например, когда вы слышите в рамках какой-то игры КВН, допустим, знакомую музыку, но с новыми наложенными на нее текстами, это вызывает мгновенное неосознанное отторжение, не говоря уже о полной пропаже энергетики оригинала с оригинальными словами. То же самое и здесь абсолютно. Поэтому, если мы хотим получить действительно новую Россию, а не плохую копию со старой России, нам в обязательном порядке потребуется и новый гимн, и новый флаг, и новый герб. Ну вот, допустим, "Боже царя храни" – старый имперский герб - звучит сегодня или, по крайней мере, в советские времена звучал как пародия. Ну, вот например, в тех же "Неуловимых мстителях". То есть это уже не работало так, как тогда, когда эта музыка действительно была главным символом или одним из главных символов страны. Придумать на пустом месте такую новую великую песню нельзя. По заказу нельзя. И мы видим массу предложений по мелодии от композиторов, но ни одной нужной, все какое-то шаблонное, не дает никакой энергетики. Такая сверхвдохновляющая мелодия тогда, когда есть сверхвдохновляющая идеология. Но идеология сначала, а потом уже музыка как главный узор, орнамент, акцент. Старое в новых условиях не побеждает никогда.

В.Кара-Мурза

- Партия вообще была идеологическим монополистом. И кино, которое я не считал главным, важнейшим искусством, конечно, было под особым прицелом. Но надо сказать, тем не менее, что в кино советском было не так мало фильмов, которые и сейчас хорошо бы посмотреть. Я уже не говорю про начальные этапы Эйзенштейна, Пудовкина и многих других. Я говорю и о Гайдае, и Тарковском, я говорю о тех людях, которые тоже были частью советского кино уже в поздние времена. Поэтому я могу сказать, что кино каким-то образом, питаясь деньгами государства, смогло вести себя лучше, чем литература. В литературе очень трудно было что-то сделать независимое.

В.Кара-Мурза

- Мы видим, что когда партия контролировала массовое искусство - искусство создавало шедевры. Создавались такие фильмы, как в 30-е-40-е-50-е-60-е-70-е гг., которые изучаются сегодня в институтах кинематографии и входят во все учебники. Вообще, это удивительное такое явление, равно, как мы знаем, что великое итальянское кино было создано Муссолини в тоталитарном государстве. И вот мы живем в демократической России, где кино свободно. Ну, кроме фильмов Балабанова и пары фильмов Рогожкина, я бы шедевров так и не припомнил, честно скажу. Поэтому, может быть, когда государство дает художнику высокую рамку некую эстетическую, может быть, художник как бы концентрируется. Мы знаем, например, что величайшие шедевры живописи или скульптуры делались по жесткому заказу Ватикана, например, или каких-то правителей, королей или графов. Может, вообще госзаказ является одной из мотивации создания по-настоящему значимого большого произведения искусства, мотивирует художника.

В.Кара-Мурза

- Дело в том, что это было тоталитарное государство, и Советский Союз стремился контролировать в принципе все. Писатели были загнаны в свой Союз, художники были загнаны в свой Союз, кинематографисты были загнаны в свой Союз, композиторы были загнаны в свой Союз, колхозники в свой союз, потребкооперация в свой союз. Все жители Советского Союза были встроены в жесткие корпоративные структуры, рычаги управления которых находились в ЦК КПСС на Старой площади в Москве. Поэтому, тем более, это относится к писателям и кинематографистам, потому что это люди творческих профессий, которые разговаривают с миллионами на своем языке, либо на языке текстов, либо на языке изображения. И, конечно, большевики как очень идеологизированная партия понимали, что им нужно транслировать свою идеологию каждый день, и для этого им нужны более пролетарские писатели, пролетарские кинематографисты, их надо было контролировать. Поэтому все творческие люди Советского Союза были загнаны в эти корпорации. А те, кто отказывался, как Бродский, тех объявляли тунеядцами. А те, кто были членами Союза писателей, как Солженицын, но выступали против советской власти, их выгоняли и изгоняли из страны. А при Сталине те, кто даже был в Союзе писателей, но писал не так, как указывала партия, они либо не печатались годами, как Пастернак, Ахматова или Михаил Зощенко, либо уничтожались.

В.Кара-Мурза

- Партия прекрасно понимала важность искусств, особенно искусств визуальных. Они действительно более эффективны, скажем, чем просто печатное слово.

В.Кара-Мурза

НОВОСТИ

В.Кара-Мурза

- Вынужден обратить внимание на соответствующую шаблонную цитату Ленина о кино, которую сейчас тиражируют, о том, что кино для нас является важнейшим из искусств. Не только при Ленине, но и после него, как раз в 1965 году, когда и был основан Союз кинематографистов, а работа, как мы знаем, велась еще с 50-х годов по созданию такой структуры; кино продолжало оставаться мощным инструментом психологического воздействия на массы. Причем именно с помощью художественных приемов, которые, если ими владеет профессионал, способны усилить, донести до нужных голов любую нужную власти эмоцию. Лучше, гораздо лучше, чем официальный документ. И надо сказать, что появление этого Союза сыграло свою великую роль, это абсолютно однозначно. Именно в конце 60-х годов, по крайней мере, во второй половине, когда уже был создан этот Союз, полностью в 70-е годы, и немного в 80-х, в самом начале, вышли наши лучшие отечественные фильмы. Сегодня кино, и уж тем более с такой старообрядческой приставкой, как в термине "кинематограф", или еще не хватало вернуться к синематографу, не играет такой роли, как при создании Союза кинематографистов в 1965 году. Сейчас важнейшим из искусств, наверное, является интернет. А поэтому художественное кино, пусть пока и собирает деньги по всему миру, особенно западные какие-то кинокартины, тоже такой устаревший термин, но себя уже изживает. Уже ничто здесь не может ни удивить, ни порадовать, ни растрогать зрителя. Этот жанр, в общем-то, надоел по большому счету как вид массового развлечения. И пока он держится только потому, что не изобретено чего-то абсолютно нового именно в качестве развлечения всемирного, главного. Но во времена СССР, и особенно Брежнева с 1964 по 1982 год, советское кино оказало огромное влияние не только на всю многонациональную нашу страну, но и буквально на весь мир. То есть, роль здесь была сыграна достаточно серьезная нашим Союзом советских кинематографистов. Интересно, что, начиная с перестройки, все величие, даже наших самых выдающихся мастеров, как обрубило. Ну, вот буквально смотрим прямо по списку: Рязанов, Гайдай, Данелия, Михалков, - вот буквально все остальные наши великие или, скажем, большие советские режиссеры. Как только стало все можно, то сразу ушло самое главное – тайная эмоция, сила воздействия, противостояние, может быть, тоже это работало, иносказание и так далее. Вот когда все это ушло, мы сразу увидели другого качества работы. И, наверное, мы должны признать, что в Союзе кинематографистов образца 1965 года в этом что-то понимали, раз при ослаблении такого контроля пропало все. Ну, вот пример того же Эльдара Рязанова, юбилей которого отмечался недавно – это действительно великий мастер. И последний из его мощнейших канонических фильмов, сделанных в СССР, при тех еще правилах, порядках – это "Жестокий романс". А уже прямо следующий за ним в очередь, вошедший в перестройку фильм – это "Дорогая Елена Сергеевна". Это как ученики, просто напомню, хотели изнасиловать свою учительницу. И, в общем-то, "Жестокий романс" и близко не стоит с "Дорогой Еленой Сергеевной". То есть, "Жестокий романс" пересматривают с удовольствием постоянно, а "Дорогую Елену Сергеевну", наверное, какие-то единицы только пересматривают, любители синематографа. А потом у него же пошли фильмы про бомжей и все остальное. То есть в кино идет здесь четкий водораздел – там, где был Союз имени 65-го года, был знак качества, естественно, с незначительными исключениями, просто я беру вопрос проблемы в целом. Надо сказать, что большую роль сыграл, как известно, и сам Леонид Брежнев (об этом сейчас много вспоминают), который лично давал "добро" на выход многих сверхпопулярных потом фильмов. Кино доходило тогда до каждой деревни, как мы знаем, до каждого двора, внутри, например, какого-нибудь многоэтажного района, сектора, устраивались вечерние просмотры на агитплощадках. И этот механизм, начиная с создания самой киноленты, кинокартины, работал бесперебойно. Кино было самым простым и понятным для масс жанром. И руководство страны очень четко это понимало, отдавая именно ему, кино, приоритет. Кино, как к опере, например, приучать народ было абсолютно ненужно.

В.Кара-Мурза

- Ну, потому что, если бы они признали Учредительное собрание, просто их бы не было в России.

В.Кара-Мурза

- Да, не признали, потому что результаты выборов их не устроили. Если бы они получили нужный для себя результат выборов, они бы его, конечно, признали и даже сочли бы источником своей легитимности.

В.Кара-Мурза

- Дело в том, что Ленин был в принципе категорическим противником того, что называл буржуазным парламентаризмом. Ленин не хотел парламентаризма в том смысле, чтобы в политической власти были представлены такие слои, как буржуазия, он считал их врагами. Крестьянство – он считал их врагами. Капиталисты, лица свободных профессий – это все были враги пролетариата. Это все были враги пролетарской власти. Ленин еще сначала ХХ века, в этом смысле он был очень последователен, он вычитал у Маркса небольшой фрагмент про то, что после революции будет диктатура пролетариата. Он уверовал в эту концепцию диктатуры пролетариата. Он за нее ухватился. И на протяжении почти 20 лет, будучи в эмиграции, он продвигал эту идею, что никакого буржуазного парламентаризма – это все обман, это все эксплуатация масс, мы делаем революцию, потом устанавливаем диктатуру пролетариата. А Учредительное собрание – это было что? Там были эсеры - представители крестьян, там были кадеты – представители интеллигенции и буржуазии, там были меньшевики, которые были против диктатуры пролетариата. А большевики Учредительного собрания получили только четверть мест. То есть они бы были там партией меньшинства и не могли бы возглавить новую власть. Поэтому Ленин и Учредительное собрание были смертельные враги. Либо взяли бы верх те, кто получил голоса и места в Учредительном собрании, либо взял верх Ленин. У Ленина было больше воли к власти и больше вооруженных людей под рукой, и поэтому он разогнал Учредительное собрание, захватил власть и установил диктатуру пролетариата, как он и собирался с начала ХХ века.

В.Кара-Мурза

- Потому что это был никакой не парламент, во-первых, раз. Потому что сами эти выборы проходили в ситуации абсолютной дискредитации Временного правительства и полной дезинтеграции политического и военного управления. И вообще, если бы 25 октября II Съезд советов не передал бы полноту власти в руки народных комиссаров, то я думаю, что Россия не дотянула бы до 1918 года как целостное государство в целом. Поэтому большевистский переворот, то, что большевики взяли власть в свои руки, и в этом двоевластии между западнически ориентированным Временным правительством и готовящимся Учредительным собранием, победили Советы. Мне кажется, это и было сутью гражданской войны. Ведь гражданская война шла между сторонниками Учредительного собрания, между сторонниками Советов. Это и были 2 стороны гражданской войны. Красные - за Советы, белые - за Учредиловку, по большому счету. Победили красные, на сторону которых встало большая часть народа. И мне кажется, что эта победа, и то, что Белая армия еле-еле набирала 70 тысяч, а Красная армия 2 млн человек насчитывала к 20-у году, это лучше всяких псевдодемократических голосований о выборе русского народа.

В.Кара-Мурза

- Это было связано с самого начала с тактикой Ленина, который считал, что он и только он, и еще маленькая кучка людей, имеет право на истину. Он не признавал даже истинного рабочего класса, а уж тем более Учредительное собрание. Все было в логике большевиков, которые захватили власть, удивляться не приходится, можно только сожалеть.

В.Кара-Мурза

- Большевики изначально нацеливались на Учредительное собрание, так как им казалось не совсем реальным, и в момент прихода к власти, до прихода к власти, руководить страной безо всякого мандата на власть от населения в принципе. Поэтому они шли по дороге, накатанной еще до них, когда новую власть в России и после царя должно было установить, учредить, усилить вот это самое Учредительное собрание, которое считалось максимально представительным и единственно легитимным источником в принципе. Но в ходе взятия власти в октябре 1917 года, и особенно в ходе первых месяцев по удержанию этой власти, Ленин, очевидно, сделал для себя вывод, что в такой сложной обстановке, когда решения надо было не только мгновенно принимать, но и молниеносно их выполнять, реализовывать межпартийными голосованиями, и ничего решить абсолютно было нельзя. Даже более того, в любой момент можно было потерять с таким трудом завоеванную власть. Я думаю, он это очень четко осознавал. Те же самые проблемы были у большевиков, например, с национализацией земли или заключением мирного договора – все эти проблемы надо было максимально легитимизировать через то же самое Всероссийское Учредительное собрание. То есть что-то новое, что-то придумывать, городить было сложно. Тем более что это Учредительное собрание уже было запущено в головы, в массы еще до октября 1917 года. И, кстати, Всероссийское Учредительное собрание как раз вот эти основополагающие пункты и отвергло – о национализации земли, о заключении мирного договора. Одна из ключевых проблем в ходе самого собрания, в начале 1918 года, состояло в том, что оно отказалось также наделять Советы рабочих и крестьянских депутатов государственной властью. Это был второй тяжелый, тяжелейший звонок, я думаю, для большевиков, с учетом того, что и сами выборы как таковые прошли для них не совсем гладко. Там была просто дикая смесь из самых разных партий, организаций, которые, казалось бы, совсем не желали замечать и учитывать тот простой очевидный факт, что это именно большевики взяли власть в октябре, а совсем, скажем, не левые эсеры или ПСР – партия социалистов-революционеров в целом – тогда еще не расколовшаяся. Поэтому в ходе самого собрания видно было, что положение стремительно ухудшается, и большевики пошли вот на такой резкий, рискованный шаг, и одним ударом закрыли весь вопрос легитимностью по всем направлениям. То есть под себя все было сделано ими. Тем более что они были на тот момент не просто вооружены, но и достаточно сильны. Потому что пошло уже несколько месяцев чисто по календарю, начиная с конца октября. Именно тогда РСДРП(б), этой партии стало ясно: она должна быть только одна, и управлять только одна страной. Ленин с самого начала был против этой Учредилки, но опасался, есть у него достаточно силы, хватит ли ее, чтобы пойти на такую отсечку - на разгон Учредительного собрания. Тем более что в ходе выборов в это собрание доминировала все та же самая партия эсеров. Складывалось так, что в случае рискованного шага могли убить и самого Ленина, просто персонально. И слова о "пуле для него" (для Ленина) звучали в ходе собрания, историкам это известно. Поэтому большевики не просто не признали решений Учредительного собрания, а использовали его как новый этап для укрепления собственной власти. Это был самый опасный момент после взятия большевиками власти в октябре, первый опасный после октября. Потом уже в ходе 1918-1919 гг., в ходе гражданской войны было еще тяжелее во многих отношениях, во многих моментах, но уже несколько в другом плане. То есть большевики поднялись на эти сложные уровни и решали уже совершенно другие задачи. И у большевиков тогда отпали последние сомнения в собственном единоличном праве на власть, и это было самое главное после разгона Учредительного собрания.

В.Кара-Мурза