Соловки: монастырская тюрьма и советский концлагерь, ч. 1 - Юрий Бродский - Цена Революции - 2018-02-11
11.02.2018
Соловки: монастырская тюрьма и советский концлагерь, ч. 1 - Юрий Бродский - Цена Революции - 2018-02-11
Скачать
М.Соколов
―
В эфире «Эхо Москвы», программа «Цена Революции», ее ведет Михаил Соколов. И наш гость сегодня писатель, историк и фотохудожник, Юрий Бродский, автор двух больших книг. Одна вышла несколько лет назад, называется «Соловки. Двадцать лет Особого Назначения». И только что появилась вторая «Соловки. Лабиринт преображений», и посвящена она не только Соловецкому лагерю, как первое, но и природе ее архипелага, его история древней, монастырской, но и частично и современности. Добрый вечер, Юрий!
Ю.Бродский
―
Добрый вечер!
М.Соколов
―
У меня первый же вопрос. Получилось так, что книга не всем приятна, на нее написан типо такой донос что ли с обвинением в экстремизме, это связано с тем, что у вас концепция как бы расходится, ну, с той, которую сегодня дают экскурсантам, приезжающим на Соловки, те, кто распоряжаются сейчас архипелагом и монастырем, так?
Ю.Бродский
―
Я даже не знаю, можно ли сказать слово концепция, ну, просто в том, что рассказывают экскурсантам, которые приезжают на Соловки, паломникам, много ошибок. И это началось не вчера, и даже не при советской власти, гораздо раньше. Но, тем не менее, ошибки грубые, ну, вот современным монахам, не нравится, например, что я рассказываю о Крымской войне, потому что всегда преподносилась Крымская война, как великий подвиг монахов…
М.Соколов
―
Отбили штурм, так получается?
Ю.Бродский
―
Да, да, да. Да, что подошли, значит, злые англичане на огромных фрегатах 60-ти пушечных, потребовали сдачи монастыря, монахи отказались сдаваться, заняли круговую оборону там и весь мир поднялся на защиту, и чайки соловецкие летали, какали на английских артиллеристов, не давали им целиться, и Богородица защитила монастырь. В общем, это такая легенда была блестящая.
М.Соколов
―
А у вас все как-то прозаически, подошли, случайно перестрелялись…
Ю.Бродский
―
Я просто полез в английские архивы, фонд капитана в Ричмонде, и там есть отчеты капитанов, есть карта, где стояли эти корабли, как они двигались, и оказалось, что с промерами глубин, конечно, и всего прочего, и перечень боеприпасов, которые были израсходованы. И оказывается, что это совсем другая история. Англичане подошли, хотели купить мясо волов, подали сигнальные флаги, в монастыре никто не знает, значит, что вот они пишут, что хотим купить мясо волов, за все будем платить. Тогда монахи идут крестным ходом вокруг монастыря, англичане ничего не понимают, и англичане опять, значит, подают другой сигнал, 2 выстрела из сигнальной пушечки, холостой пушки носовой, значит, это значит, можно ли подойти к берегу. А фейерверкер Друшлевский, который сидел в засаде уже давно, он решил, что война началась, и влепил из засады ядро ниже ватерлинии англичанам, попал удачно, те уходят, отстреливаются. Ну, действительно присылают бумагу, что оскорблен действием английский флаг, требуем сатисфакции, требуем сдачи пушек и шпаги коменданта, на что монахи отвечают, как запорожцы султану, может быть, без мата, но по форме очень хамски, конечно, что тут военных нет, поэтому сдаваться некому, и будем обороняться. И англичане отходят на морскую милю, потому что у них никаких ресурсов нет, чтобы штормовать этот монастырь. И с расстояния более километра ведут обстрел, и пушки были у них не шестидесятипудовые, как пишется у нас во всех этих учебниках, хрониках, а тридцатидвухфунтовые. И количество пушек было не по 60 на каждом корабле, а по 14. И ядра совсем другие, и все не так вообще. И после этого обстрела, ну, и по времени там различия совсем в 2 раза, наши пишут, что это длиннее было. И потом англичане уходят, но архимандрит Александр, который в это время возглавлял монастырь, его назначили архимандритом только во время войны вообще, он до этого был полковым священником. Он оказался гениальный пиарщик, конечно, и он пишет чудесный отчет вот о том, как оборонялись, как эти бомбы падали, как их тушили там, какие-то были огромные снаряды и…
М.Соколов
―
В общем, задурил начальство.
Ю.Бродский
―
Ну, он не дурил начальство, он только в Синод написал, а так нет хорошей какой-то положительной информации по поводу Крыма, Николай Первый понимает, что война уже проиграна. И вдруг поступает такая информация, и он приказывает распечатать этот отчет во всех газетах, и еще сделать перевод для прусского короля, которого он особо уважал, и вот пошла писать губерния после этого. И изменен устав монастыря был, специальные праздники внесены по этому поводу, крестные ходы устраивали, и на стенах были нарисованы огромные черные круги, как будто это попадали ядра английский, вот следы попадания этих ядер.Ну, сейчас уже все понятно, что это не так. Я приезжаю и говорю: «Я вот, ребята, привез отчеты, привез карты, вот всё не так было», не хотят слышать об этом. И сейчас идет реставрация или ремонт, я не знаю, как назвать, в монастыре, и они опять рисуют эти огромные черные круги.
М.Соколов
―
А говорят еще и лишайники стирают со стен?
Ю.Бродский
―
Ну, это другая история, да. Стены покрыты лишайниками разного цвета, красно-коричневого, там темный…
М.Соколов
―
Это невероятно красиво.
Ю.Бродский
―
И «Балтстрой» уже из тюрьмы, руководитель «Балтстроя» выигрывает конкурс на 230 миллионов, на уничтожение лишайников вообще. И химикатами уничтожают, делают все, как было якобы. Но ведь лишайниками покрыты стены с…стены, не стены, а Стоунхенджа все камни покрыты этими лишайниками, никто их не стирает, никому они не мешают.
М.Соколов
―
Ну, зато 200 миллионов, теперь все понятно.
Ю.Бродский
―
Ну, и не только в этом, стирается память, понимаете? Вот стена Соловецкого монастыря – это единственная память о людях, которые сидели в монастыре и до революции тоже, во времена монастырской тюрьмы. Там деньги, камни эти положены на деньги, которые дал Иван Грозный поминовению усопших, то есть это как каждый камень может иметь свое имя вообще, другой памяти нет об этих людях. Это как НРЗБ, в конце концов, это наша стена плача, стена памяти, как угодно. И вот эта память стирается, нивелируется, и потом исчезает еще художественный образ монастыря, вот этой стены. Она при видимой сохранности исчезает её эстетическое восприятие такое сильное, и это тоже плохо на мой взгляд.
М.Соколов
―
Юрий Аркадьевич, а вот по поводу мифа о святости и реальности, ну, вот у вас подробно с документами рассказывается о монастырском быте, естественно, досоветском, и там много подробностей о бесконечном пьянстве, а то и разврате в обители, ну, и борьбе, естественно, вот с этим. Это тоже вызывает некоторое раздражение, да, когда вот реальные факты, причем, кстати говоря, из доносов и бумаг борцов с нехорошими проявлениями, да, они вот публикуются?
Ю.Бродский
―
Ну, вообще надо сказать, что не борцы, а борец, это один человек написал это письмо, остальные даже книги не видели в глаза, потому что ее не было на Соловках, когда это все написано, физически не было. Вот, а, ну, конечно, это вызывает раздражение, и дело то не в том, что это было, ну, в конце концов, было, ну, и надо сказать, что это было неправильно, и покаяться и сказать, что это неправильно, и мы так больше не будем.
М.Соколов
―
Так вроде как с этим и боролись там, игумены боролись, и какие-то там другие лица там, и священноначалие, поэтому мы об этом и знаем, что кто-то там выпил, кто-то хулиганил, кто-то, значит, вел неправедный образ жизни.
Ю.Бродский
―
Общий дух монастыря был таков, понимаете? Это был стяжательский монастырь вообще. И монахи строили на Соловках, строили на Соловках рай на земле на самом деле, для себя.
М.Соколов
―
Ага, ранняя форма коммунизма?
Ю.Бродский
―
Да. И Немирович-Данченко просто говорит, что Соловецкий монастырь – это прообраз коммунистических ячеек будущего. И Карл Маркс, когда прочел работу «Соловки» Немировича-Данченко, это Владимир Иванович, брат Василия Ивановича, он просто…имел эту книгу, Карл Маркс, в своей библиотеке под номером 76, у него есть рукописный перечень этой библиотеки, он читал эту книгу. И по времени там очень любопытно совпадает, когда он говорит, что Россия именно станет лидером мирового коммунистического движения.
М.Соколов
―
То есть получилось, что иосифляне в древние времена, они стали строить рай на земле, ну, насколько я понимаю, если взять историю Соловков, то рая то не получилось, там и мятеж, и тюрьма, и бог знает, что вообще происходило…
Ю.Бродский
―
Ну, это…
М.Соколов
―
Столетия.
Ю.Бродский
―
Закономерно на самом деле, это же не возникает откуда-то, вот берут какой-то отдельный кусочек из истории, говорят, что вот это было, остальное все прекрасно, на самом деле с самого начала так было. И вот Битов, Андрей Георгиевич Битов, конечно, он создал свою хронологию ГУЛАГа, так называемую, «Империя в четырех измерениях», там есть хронология ГУЛАГа. И он составил перечень фактов, которые привели Россию в ГУЛАГ. Это, конечно, и приход Ленина к власти, и 29-ый год там, и много-много чего. Но самый первый пункт у него в этом перечне – образование Соловецкого монастыря. Вот как это ни странно звучит, и это легко все объясняется, потому что…
М.Соколов
―
А почему?
Ю.Бродский
―
Потому что монастырь начинается с истории, с чуда, ну, как и многие монастыри. Так вот чудо, которое краеугольный камень в истории Соловецкой обители, он таков. Монахи пишут, писали все время, что остров был необитаемым, это неправда, конечно, остров был обитаемым, по крайней мере, шесть тысяч семьсот лет уже. И уже наша эра когда приходит, и даже накануне образования монастыря, он не был бесхозным, просто туда приезжали люди на летний сезон, то есть вахтенным методом, были рыболовецкие тони, где добывали морского зверя, били рыбу. Это безумно богатая земля вообще, потому что вокруг Соловков сталкивается приливно-отливные течения и морские течения, и возникает слои, вода как бы вскипает. И там, где вода насыщается кислородом, появляются микроорганизмы, появляется бентос, который ползает по земле, им питается рыба, рыбой питается морской зверь, это ластоногие и белухи, безусловно. И вот добыча морского зверя, она позволяла безбедно жить жителям побережья, поморам и карелам. И вот они приезжали сюда на лето.И вот появляются 2 первых монаха, причем 2 старца, но один старец такой настоящий НРЗБ Савватий , бегущий из Валаамского монастыря, причем тайно бежал, совершил с точки зрения монастырских уставов вообще преступление. Он просил, чтобы его отпустили на Белое море, его не отпускают, и он бежит, тайно бежит ночью, в житии написан: «Вырвался я, как птица из клетки, из шумной Валаамской обители». Но он в отличие от Никона бежит не соловком, а в Соловки, и это чудо. Он приходит на берег моря и знакомится с другим старцем, которому было, ну, лет 15, может быть, вряд ли больше, потому, Герман его звали. После этой встречи он прожил еще 60 лет, 55 лет, простите, 55 лет прожил на острове. А средняя продолжительность жизни в Европе, по России нет данных, в 15-ом веке 29 лет, он итак 2 срока прожил. И вот эти, Герман рассказывает, что там богатая земля, там много леса, питьевой воды, дичи полно в лесах, и они отправляются на остров, это вполне естественно, ищет Савватий уединения, у Германа свои какие-то, видимо, интересы были. И в первое же воскресенье происходит чудо, я очень коротко, конечно же, рассказываю, происходит чудо. Герман слышит, Герман с Савватием слышат в двух с половиной верстах от того места, где они высадились, где у них стоит шалаш, вопли женщины. И Герман отправляется посмотреть, что там происходит, причем не спасать, не защищать, а посмотреть, полюбопытствовать просто. И он видит женщину в слезах, которая рассказывает, что вот появились двое юношей, похожих на ангелов, избили меня на этой Секирной горе, почему гора называется Секирная теперь, и сказали, что убирайтесь отсюда, иначе погибните злой смертью, это земля будет принадлежать теперь монахам. И все местные жители, которые приезжали на Соловки, понимая, что это великое чудо, все бегут с острова, чтобы не погибнуть злой смертью. И карелка Ховра Тойвутова, ее роду принадлежали эти земли, это была ее дедина и отчина, по наследству ей принадлежала, продает Соловки церкви, посаднику Василию, для церкви за 3 рубля, как все в России вообще всегда было.
М.Соколов
―
Лишь бы не было неприятностей.
Ю.Бродский
―
Да, причем боевой конь стоил 6 рублей, княжеский конь 10 рублей в это время, а эта за 3 рубля еще Кузова продает, которые по дороге, устье реки Выг. И вот с этой истории, с этого чуда начинается история монастыря, причем вот есть патерик Андрея Кураева, который получил благословение патриарха теперешнего, и он там пишет, что ангелы ничего не могут сделать на земле своими руками, могут только весть принести. То есть это явно неправильное толкование этого поступка. Но тоже, но было, но действительно было, но надо сказать, что это неправильно, но когда говорят, что избиение женщины, как слабого звена там, почему именно женщину выбрали, или она раздражала больше монахов, трудно сказать. Но говорить, что избиение может быть чудом – это тупик. Вот дальше вся эта история будет проецироваться на всю историю Соловецкого монастыря и продолжает проецироваться, и пока мы не скажем, что это чудо сомнительное такое, так и будет.
М.Соколов
―
Но вот монастырь ведь был не только духовным таким центром, но в значительной степени государственным учреждением, да, и, в общем, быт и нравы Московского царства, они, собственно, там привились, укрепились, отнюдь не новгородские, да, новгородцы с их свободой побеждены, а вот, собственно, Московское оно все там насаждается. И фактически монастырь стал в значительной степени тюрьмой. Вот когда он становится тюрьмой? В какое время?
Ю.Бродский
―
Монастырь стал тюрьмой в 16-ом веке. Первые заключенные, которые туда попадают – это как раз нестяжатели. И это не монастырь вообще, не монахи придумали, конечно, это царь Иван Четвертый, Иван Грозный. А монахи, они просто законопослушные, они исполняют добросовестно указание царя, и они являются экзекуторами, и кормильцами, и тюремщиками, и это продолжается до начала 20-го века. И когда уйдут большевики, белые тоже устроят в Соловках тюрьму, и туда попадет Николай Васильевич Чайковский, его привезут уже во времена бунта или мятежа капитана Чаплина в Архангельске, это был монархист, который поднял мятеж против демократического правительства в Архангельске. И Чайковского, и всех министров-социалистов тоже ссылают в Соловки. И большевики ничего не придумали, они просто увеличивают масштабы заключения на Соловках.
М.Соколов
―
Ну, а вот об этой, собственно, традиции монастырской тюрьмы можно рассказать? Вот как бы с чего все начинается? Кто первые узники Ивана, во времена Ивана Грозного?
Ю.Бродский
―
Первые, ну, считается так, Владимир Скопин, во всяком случае, это один из лучших исследователей Соловков, он считает, что первым узником был некий Сильван. Сильван - человек, который выступал против…против того, что монахи вели себя как ростовщики, скупали еще в тучные годы зерно, а потом продавали очень дорого его населению. И вот, наверное, с него начинается эта история, а потом эта тюрьма превращается еще в политическую тюрьму, и там довольно большое количество людей, не имевших отношение ни к церковным делам, ни к чему, но, тем не менее, и очень достойных людей, и даже сектанты, которые сидят, ну, условно говоря, сектанты, конечно, потому что это очень образованные люди, зачастую они имеют лучше образование, чем соловецкие монахи, и в спорах они переубеждают соловецких монахов часто, разлагают тюремщиков. И тюремщики, которые охраняли Салтыкова, это, значит, дворянин, достаточно известный человек, который занимался колдовством. И он распропагандировал монахов, они стали колдовством заниматься. Другой распропагандировал своих охранников, они себя скопили, потому что это был какой-то крупный скопец, обладавший талантом убеждения, конечно, и он тоже, значит. И это тоже разлагало монастырь изнутри, разговоры с заключенными, это не монашеское дело, конечно.И поразительно насколько это живо в России до сих пор, сейчас лдпровский какой-то человек из Думы, который раньше пропагандировал, что, значит, надо доллар запретить, теперь он придумал, что надо опять возобновить тюрьму на Соловках для этих идиловцев, вслух нельзя произносить их, да,
М.Соколов
―
Запрещенные злодеи.
Ю.Бродский
―
Да. Вот и с тем, чтобы современные монахи их перевоспитывали. Откуда это вообще вот это живет в нем…
М.Соколов
―
Ну, начитался, наверное, этих историй про…
Ю.Бродский
―
Я боюсь, что наоборот, неграмотный просто, потому что истории плохо кончаются все.
М.Соколов
―
Но условия были жуткие, я там помню, что-то в какой-то стене там какая-то келья, там за решеткой…
Ю.Бродский
―
Условия действительно жуткие, действительно были каменные ямы, каменные мешки. Петр Андреевич Толстой, сын его Иван, это родоначальники генеалогического дерева, на котором и Пушкин, и Лев Толстой, на них в течение года сгнила одежда просто в каземате. Тому же Салтыкову один из монахов дал палку, чтобы отбиваться от крыс в земляной яме, и за это монаха распяли на решетке, значит, окна, чтобы другим было неповадно помогать заключенным тоже.Ну, это все многое зависело еще от архимандрита, от игумена, потом от архимандрита, потому что были доброжелательные относительно архимандриты. Вот этот архимандрит Александр, о котором мы говорили, военный такой монах, он был, щадящий режим какой-то создавал для заключенных.
М.Соколов
―
Мы продолжим наш разговор с Юрием Бродским, автором книг о Соловецких островах и о монастыре и лагере после недолгих объявлений.НОВОСТИ
М.Соколов
―
В эфире «Эхо Москвы» программа «Цена Революции», ее ведет Михаил Соколов. У нас в гостях писатель, историк и фотохудожник Юрий Бродский. Мы говорим о Соловецких островах и о, собственно, и о тюрьме, и потом поговорим и о советском лагере.Вот все-таки еще об этой тюрьме, ведь это же 19-ый век уже, да, в 19-ом веке просвещение давно, значит, либерализм, реформы Александра, а в тюрьме все сидят.
Ю.Бродский
―
Безусловно, сидят, и вы знаете, ну, такие яркие личности, и об этом тоже, ну, это каждая личность это, ну, многие из них, это заготовка для романа будущего, причем не только русские, это…
М.Соколов
―
Иностранцы там тоже попали.
Ю.Бродский
―
Иностранцы, у меня целая глава об иностранцах, которые там сидят, и вот представьте себе Август Турналь, это сподвижник Наполеона, крупный военный деятель, который бежит с Наполеоном с острова Эльба одновременно с Наполеоном, приезжает в 15-ом году, в начале 15-го года в Одессу с паспортом, все по закону, значит, как дипломат, его арестовывают в порту, обнаруживают у него пластинку пятисантиметрового диаметра, такую элипсообразную, и предполагают, что это штамп, чтобы печатать портреты Наполеона. Но на самом деле дело в том, что у него отбирают его рукопись, называется памфлет «Письмо парижанину». И это действительно революция, он пишет о том, что вообще Европа рано или поздно объединиться и не будет, и границы будут проходить не по границам государств, а по партиям и по мнениям люди будут только разделены. И он пишет о том, что только народ достойный свободы сможет ее получить, нужно бороться за свободу всегда. И это действительно вот, ну, там много чего любопытного.
М.Соколов
―
Какой черт его понес в Россию вот, мягко говоря, не очень свободную страну то? При государях императорах.
Ю.Бродский
―
Он надеялся, что он сможет, видимо, так думают историки, что он надеялся с Александром все-таки говорить по поводу Наполеона, он верил именно вот… И дальше он попадает в тюрьму, его везут в кандалах, никто не знает кто он, но он умеет располагать к себе людей. Он договорился с монахом Савватием, тоже не рядовым монахом, который передает на материк 3 письма императору, обер-прокурору Синода и французскому поверенному, он рассекретил свое местонахождение. В монастыре паника, бояться, что французы подойдут и освободят его на корабле, хотя это, конечно, у них и в мыслях не было, вот. Но получает архимандрит Моисей бумагу из Архангельска не освободить, а перевести этого заключенного в Архангельск теперь с вещами его. И тут выясняется, что 26 золотых, серебряных перстней, значит, драгоценными камнями, трое золотых, серебряных часов, 3 шпаги, дорогие одежды, принятые по описи, вдруг в монастыре пропали куда-то, причем…
М.Соколов
―
Своровали.
Ю.Бродский
―
Никто не думал, что он выберется живым оттуда. И он через Оренбург попадает потом опять в Россию в Петербург и уезжает. Николай Первый, придя к власти, опять затребовал его дело, причем наши историки уже не знают, что он добрался до Франции все же, и я получил из Франции теперь материалы о нем, и что во Франции опять его ставят под надзор полиции за то, что он в Страсбурге письменно оскорбил священника, значит. Сейчас 14 человек с фамилией Турналь живут во Франции, я занимаюсь этой темой тоже. И вот этот человек, и не только он, просто вот и наши тоже…
М.Соколов
―
Ну, это не типичная история, а вот типичный человек, который попал в 19-ом веке на Соловецкую тюрьму, вот что он должен был сотворить, чтобы туда отправиться?
Ю.Бродский
―
Ну, тоже самые разные ребята. Парень, Яков Потапов, который поднял на площади у Казанского собора красное знамя, первый знаменосец, поднявший знамя, он попадает в Соловки.
М.Соколов
―
И надолго?
Ю.Бродский
―
Он…я не помню, сколько он лет пробыл, достаточно долго. В конце концов, его в Якутск отправляют из Соловков, потому что он бунтует все время, он не соглашается.Другой человек, Серафим, он с…я не помню его звания церковного. Он пишет статью о том, что, о неправильном поведении церковных иерархов, и он попадает туда, его мучают, его морят голодом, ему…держат в каменном мешке, без доступа к нему врача вообще, и периодически избивают.
Еще один человек, это предниколаевские времена, двенадцатилетнего мальчишку, еврея, значит, забирают, как кантониста. Он отслужил 25 лет в армии, крещен, конечно, насильно, и он возвращается и опять принимает иудейское вероисповедание. И его за этого отправляют на Соловки, его периодически бьют, его за ноги волокут головой низ по ступенькам, значит, приставы на службу в церковь, чтобы он…чтобы заставить его опять вернуться в правильную веру. То есть самые разные, и сектанты тоже были…
М.Соколов
―
Вот место раскольников, я так понимаю, старообрядцев, занимают уже сектанты, да?
Ю.Бродский
―
Нет, старообрядцев тоже было много…
М.Соколов
―
А как же? Вроде как они уже были признаны к 19-му то веку?
Ю.Бродский
―
Нет, нет, все равно старообрядцев достаточно много, и старообрядцы всячески, вообще считается вот очень, считает большой заслугой для монаха, если ему дается старообрядца обратить в правильную веру. И там есть история с человеком, которого, который приезжает в Россию из Белой Криницы, он и крещен в старообрядчестве, и он приезжает законно с паспортом для встречи с родственниками. И его тайно похищают и тоже привозят в Соловки, и он сопротивляется, и он, наверное, единственный человек, просидев 10 лет, он принимает все-таки правильную веру московскую, то есть синодальную веру.
М.Соколов
―
И что, освободили его?
Ю.Бродский
―
Его не освободили сразу, но его перевели в послушники сначала, 30 дней он был послушником, и потом он умирает просто. Но уже почти в гробу он начинает креститься 3 пальцами, значит, 3 перстами, и его признают тогда. И это последний человек, который в Соловецком патерике признан местным чтимым святым, то есть начинается все с Савватия, а заканчивается вот им. Сейчас имя выскочило его, простите, вот.
М.Соколов
―
А вот декабристы попали все-таки на Соловки или нет?
Ю.Бродский
―
Нет, декабристы, был один только декабрист.
М.Соколов
―
Горожанский, да?
Ю.Бродский
―
Да, был Горожанский. Сначала Николай Первый сюда собирался сослать 100 человек офицерского звания. И была составлена инструкция, комендантом Петропавловской крепости. И потом оказалось, что эта инструкция вообще слабее, чем та инструкция, которая в Соловецком монастыре. И все-таки надстроили 3-ий этаж над монастырской тюрьмой, чтобы разместить этих людей, но они не попали. В Соловке был только Горожанский, абсолютно порядочный, честный человек, которого избрали полковым священником офицеры, полковым казначеем, это значит, что очень порядочный человек. И его постоянно доводит его охранник, издевается над ним, и, в конце концов, он убивает охранника, вот, это единственная история, связанная с декабристами.Но любопытно еще, вот эта там табличка есть, которая была поставлена в годовщину, по-моему, ста двадцати пятилетия восстания, она сделана из мрамора. Я, по-моему, нигде никогда не говорил об этом, из мрамора, который был в усыпальнице кого-то из соловецких монахов, и тогдашняя директриса приказала срочно, значит, ножами для резки местный художник музейный вырезал эту табличку, но она сделана из плиты, которая на полу в усыпальнице.
М.Соколов
―
Скажите, а вот заключенные этой монастырской тюрьмы, они должны были работать? Ну, вот в лагере в советском все трудились, по-моему, за исключением части политических социалистов в начальном периоде, а тут вот их выгоняли на какие-то работы?
Ю.Бродский
―
По-разному, по-разному было. От степени заключения зависело, потому что были люди, которых не выпускали из камер вообще.
М.Соколов
―
И на цепи держали?
Ю.Бродский
―
Да, и на цепи, и в колодах, значит. Были люди, которых выпускали только зимою, они могли перемещаться относительно свободно, когда нет богомольцев, когда монастырь на 8 месяцев в году, значит, отрезан от материка. И была более легкая степень, которых отправляли на труды монастырские действительно, на тяжелых работах их использовали, они месили глину ногами в глиномялке, они месили тесто, это тяжелая работа, большая квашня огромная была. И их вынуждали еще побираться, собирать не мзду, а как сказать…
М.Соколов
―
Подаяние.
Ю.Бродский
―
Подаяние собирать, да, когда приезжали паломники туда, значит, их туда отправляли специально, но без права что-то говорить, они должны были молча все это делать. То есть еще не сложилась тогда система. И даже в советское время, когда уже пришли большевики, когда возник лагерь, можно о лагере несколько слов, да?
М.Соколов
―
Конечно.
Ю.Бродский
―
Да. Просто это же тоже были, это не первый лагерь, лагеря то с 18-го года начинаются, а в Соловках лагеря с 23-го, советская власть пришла в 23-ем году в Соловки. И возникают сразу лагеря, но это лагеря, а вот первое лагерное управление – это Соловки. И в этом лагерном управлении вырабатывается, это система лагерей, значит, вырабатываются нормы питания, сколько нужно охранников на 100 заключенных, куда стрелять во время расстрела, как избавляться от трупов, как использовать труд заключенных, это все Соловки, вот это…
М.Соколов
―
То есть бюрократия, она работает, в общем?
Ю.Бродский
―
Ну, это действительно ,ну, просто непонятно, как было по-другому, то есть как одевать заключенных, вот форма одежды, и все это, административное деление лагеря, где-то же нужно было придумать, потому что вот московские лагеря, вот Бутырский хутор, допустим, там крестьян отпускают на посевную, или ночью, они уходят ночевать домой, а работать приходят в лагерь. То есть, а тут уже система складывается, и потом до 25-го года это только Соловки, а с 1925-го года начинается, возникает лозунг «Сосна пахнет валютой» как раз, начинаются лесоразработки, лесоразработки. Лес вырубают на Соловках быстро, и создают командировки на материке, сначала это называлось командировки. Командировка в Мурманске, мурманская командировка Соловецких лагерей, в Лодейном Поле, это Ленинградская область. Шаламов сидит в Вишерском лагере, но на наворотах написано: «Соловецкие лагеря», то есть Соловки это уже с 1925-го года это не остров, а названия системы. Отправляя в Соловки, совершенно не значило, что люди попадут на остров.
М.Соколов
―
Ну, ведь до революции это тоже в каком-то смысле название системы? Ну, вот я так понимаю, что периода без тюрьмы до 17-го года практически не было или какой-то вот кусочек с 5-го по 17-ый все-таки был?
Ю.Бродский: С 5
―
го, наверное, по 17-ый формально, но людей, которые сидели в монастырской тюрьме, их просто распихали по скитам. И в Савватиевском скиту, по-моему, из 13 человек 5, пятеро это заключенные, ну, не узники, а на положении ссыльных находились.
М.Соколов
―
Ага.
Ю.Бродский
―
На Голгофе это просто большинство ссыльные, там очень любопытные личности там тоже продолжали находиться. То есть…формально тюрьма была закрыта в 3-ем году, но она продолжала существовать…
М.Соколов
―
То есть в форме такого поселения?
Ю.Бродский
―
В других формах.
М.Соколов
―
Ссылка, поселение.
Ю.Бродский
―
Да. Ну, и нельзя было покинуть остров все равно. И потом в 17-ом году их освобождают вроде бы, Временное правительство освобождает, и кто-то уехал там, в Молдавию кто-то уехал, там удалось, но вот как только приходят большевики, все опять возобновляется и дух этот был всегда тюремный вот там.
М.Соколов
―
Скажите, а вот как Соловки проживают сам момент революции 17-го года? Есть какие-то сведения там, ну, вот монахи приветствовали Временное правительство как-то или потом красный флаг подняли, что там было?
Ю.Бродский
―
Нет, вы знаете, Соловки вообще это такая точка самоидентификации России в большой степени. И я когда-то об этом писал, и по-моему даже Кирилл стал повторять, этот патриарх теперешний стал повторять, что как живут люди в Соловках, так будут жить скоро в России. Вот сегодня в Соловках, завтра в России. Эта история повторяется все время, вот раскол, он такой раскол, что потом охватывают Россию. Мы не говорили об этом, но там был…
М.Соколов
―
Ну, восстание же было, да, там?
Ю.Бродский
―
Да, старообрядческое восстание, это именно сначала в Соловках, и вот, ну, много примеров там, и Хрущевская оттепель. И Горбачевская перестройка, если захотите, я расскажу об этом. Но вот дальше, точнее и…революции, и Октябрьские перевороты, и Февральский произошли на Соловках раньше тоже, потому что если в Питере сделали революцию матросы, пришедшие с фронтов Первой мировой…
М.Соколов
―
Ну, запасные полки, да.
Ю.Бродский
―
Да. То на Соловках тоже матросы, тоже братва…
М.Соколов
―
Они из Архангельска приплыли?
Ю.Бродский
―
Нет, нет, нет. Это ребята, попавшие в плен на Русско-Японской войне, довольно много, 20 тысяч только под Мукденом попало в плен. И они дают обет, видимо, были северяне, что выберемся, доживем, пойдем добровольно в Соловецкий монастырь
М.Соколов
―
Это трудниками, да, наверное?
Ю.Бродский
―
Нет, монахами.
М.Соколов
―
Монахами даже.
Ю.Бродский
―
Они готовы монахами быть.
М.Соколов
―
Как интересно.
Ю.Бродский
―
И вот 60 человек подают примерно, а японцы не знаю, что с ними делать, потому что кормить эту массу людей бессмысленно, они добираются до России, подают коллективное прошение в монастырь. Раньше надо было, коллектив присматривался к кандидатам, кандидаты примеряли на себя эту рясу, а тут архимандрит Иоанникий, ему кажется, что это очень выгодно, что много молодых людей, сильных таких, а у него уже внутри какая-то свара идет со старыми монахами, он получит себе подкрепление.
М.Соколов
―
Да просто рабочая сила, в конце концов.
Ю.Бродский
―
Да, и тоже, и политически это очень красиво звучит. Их постригают в монахи сразу. Причем разрешение дает военный министр Куропаткин, к нему обращаются, и он понимает, что они косят от армии, сейчас бы сказали, и дает команду постричь сразу, но паспорта отобрать у всех, их постригают. И вот это социально активные ребята приходят в монастырь, а там надо работать, надо строить каналы в это время, Иоанникий занялся стройкой каналов судоходных. Они отказываются, и звучит лозунг: «Мы кровь проливали, а вы тут жирели». И они отказываются работать, и начинается процесс, который современники называли «Соловецкой сварой», они пишут доносы в прокуратуру, в Синод, в прессу, в конце концов, они добиваются смены этого Иоанникия, очень талантливый, на мой взгляд, недооцененный архимандрит вообще, вот. И они добиваются его смены, его убирают. Впервые в России устраивают демократические выборы настоятели.
М.Соколов
―
Это в каком году?
Ю.Бродский
―
Это микромодель Февральской революции вообще.
М.Соколов
―
То есть это до 17-го?
Ю.Бродский
―
Это 13-ый год.
М.Соколов: 13
―
ый год.
Ю.Бродский
―
Начинается всё, да, вот. И они добиваются смены его, и вот и они отправляют депутацию монахов в Синод, требования там дурацкие, по бутылке молока на брата, навсегда закрыть вонючий птичник, но само слово «депутация монахов»…
М.Соколов
―
Хорошо не под красным флагом.
Ю.Бродский
―
Совет монашеских депутатов едет в Питер вообще жаловаться на Иоанникия, и вот это такая микромодель Февральской революции, это тоже крайне любопытно. Я пишу об этом, пишу не очень подробно, может быть, я больше знаю, чем вошло в книгу, но мне этого было достаточно тогда, а теперь не знаю, чего делать.
М.Соколов
―
А вот эти ребята, они что красный флаг стали поднимать?
Ю.Бродский
―
Нет, они не поднимали красного флага, но когда пришли большевики, монах Вячеслав от имени этой молодой братии написал письмо представителю Соловецкой советской власти, вот «Власть Соловецкая», фильм, это как раз оттуда пошло власть…
М.Соколов
―
Это уже 20-ый год, да, наверное?
Ю.Бродский
―
Это 20-ый год, да, именно 20-ый. Вот, и он пишет о том, что мы давно боремся, но мало преуспели в борьбе с плутни старых архимандритов, мы хотим жить по законам советской власти, которые нам дали наши отцы-основатели, и Зосима, Савватий, Герман, и игумен Филипп, борец за интересы трудящихся, это человек, которого задушил Малюта Скуратов, значит. И вот и они получают, идут служить в лагерь инструкторами. Десятилетие советской власти, 27-ой год, 112 человек получают особую монашескую пайку, 60 рублей, это меньше, чем получали вольнонаемные сотрудники другие, потому что они не члены профсоюза, но это достаточно большие деньги. Получают форму первого срока, неношеную, значит, форму, и они служат в лагере. И у меня есть фотография, есть документы этого времени, свидетельства заключенных священников, которых они подавляли там, это продолжается до начала 30-ых годов, когда начались перестройки уже, только их убирают с острова. И судьбы их трагичны тоже, но они служат и богу, и ОГПУ, и вот они получают 2 раза в месяц по 60 рублей, и 60 рублей в месяц, то есть по 30 рублей, жалование и аванс. До 29-го года это серебряные рубли, 30 серебряников 2 раза в месяц. Это нельзя придумать нарочно, это вот, то есть я ничего не придумываю, я просто выбираю факты, которые известны, и обращаю на них внимание.
М.Соколов
―
А скажите, вот мы начали разговора о строительстве царства божия на земле, да, иосифлянами, а вот к 17-му году что из себя, собственно, представлял Соловецкий монастырь, как такое хозяйственное предприятие?
Ю.Бродский
―
Это было достаточно успешное предприятие.
М.Соколов
―
Монастырский комбинат.
Ю.Бродский
―
Да, деньги были в банках, главная прибыль была вот, проценты в банках получали. И эксплуатировали территории, которые принадлежали монастырю, достаточно много было земель.
М.Соколов
―
И на материке тоже?
Ю.Бродский
―
Да, да, да, подворье во многих городах. И вот, ну, как, вполне налаженное хозяйство, в котором какая-то производственная работа, это были там 2%, может быть, а в основном это была торговля, торговля, которая приносила большие прибыли, торговля свечами, торговля нематериальными услугами, это молебны всевозможные. Немирович-Данченко описывает, как там по 500 молебнов за утро отслуживают, значит, и там прейскурант висит на эти молебны. Было достаточно успешное хозяйство, но внутри все время зрел бунт какой-то, и вот эти молодые монахи, они как раз начали борьбу за перераспределение этих денег внутри монастыря. И к чему это привело, тоже мне понятно совершенно. И дело не в том, что вот еще раз я хочу сказать, не в том, что, это все было, и я готов доказать это документами, просто в книге не делаю сносок, потому что это была бы еще одна книга, если делать сноски, это все-таки не научная работа, а эссе у меня.
М.Соколов
―
Ну, да, тут итак почти там 450 страниц.
Ю.Бродский
―
И в электронном виде можно, да, просто издатель, издатели всегда пугаются моей книги, ее размеров, вот. Но…это все правда, но нужно просто, наверное, сказать, что это были ошибки на пути, и мы пойдем другим путем просто, но, к сожалению, не получается. И патриарх Кирилл прилетел на Соловки на вертолете, конечно, на Голгофу, на Муксалму. И там ребята из Подольска сидят, которые оборону держат, и им там привозят продукты, они следят, чтобы там никто не ходил туда же в этот скит Муксалминский. И Кирилл им обещает, что мы восстановим всё, как было, и восстановим этот птичник на Муксалме, из-за которого сыр-бор вообще начался в монастыре, ну, один из предметов спора. Он не знает истории просто, потому что, зная, он бы не сказал этого вслух хотя бы. И вот я пытаюсь рассказать об этом, и никому не навязываю своего мнения, а просто дать людям возможность получать информацию другую, если они хотят этого. Я вижу свою задачу только в просвещении людей, вот. И то, что сейчас премию дали, называется «Просветитель», я очень горжусь названием премии.
М.Соколов
―
Ну, что ж, Юрий Бродский, писатель, историк в студии «Эхо Москвы», и мы продолжим разговор уже о советском периоде Соловков в следующем выпуске программы «Цена Революции», ведет ее Михаил Соколов.