Ювенальный суд как гарантия защиты детей - Александр Хавкин, Олег Зыков, Владимир Хомяков - Родительское собрание - 2009-05-03
К. ЛАРИНА: 11 часов 7 минут, добрый день ещё раз, у микрофона Ксения Ларина, мы начинаем «Родительское собрание», и сегодня оно у нас посвящено теме ювенальной юстиции, ювенальный суд, как гарантия защиты прав детей. Вот тема нашей передачи. Мы давно хотели сделать отдельную программу на ювенальную тему. Вот я Олегу Зыкову всё обещала. Давайте, наконец, приступим. Будем считать, что это первая программа, потому что наверняка ещё раз захочется встретиться, может в другом составе, и продолжить нашу дискуссию. Итак, я представлю участников сегодняшнего разговора, член общественной палаты, Олег Зыков, он здесь. Добрый день Олег, здравствуйте.
О. ЗЫКОВ: Добрый день.
К. ЛАРИНА: Александр Хавкин, заместитель президента российской правозащитной ассоциации «Отцы и дети», добрый день Александр, здравствуйте.
А. ХАВКИН: Здравствуйте.
К. ЛАРИНА: И Владимир Хомяков, сопредседатель межрегионального движения «Народный собор». Добрый день Владимир.
В. ХОМЯКОВ: Добрый день.
К. ЛАРИНА: Нашим слушателям напомню, что можно отправлять мнения на СМС или вопросы на номер: +7-985-970-45-45. Телефон напомню на всякий случай, но не обещаю, что мы успеем его включить, но будьте готовы, что вдруг нам захочется вас выслушать в эфире, и мы это сделаем, 363-36-59. По сути, чтобы упростить нашу тему, скажем так, ювенальная юстиция – за, и против. Давайте попробуем обсудить все эти аспекты. Что это такое, вопрос, который задают нам некоторые слушатели. Давайте я начну, а там может Олег дополнит по поводу терминологии. Речь идёт о создании специальных судов для несовершенно летних, которые необходимы для полноценной защиты прав детей. Если говорить коротко, то, наверное, это так. Да, Олег?
О. ЗЫКОВ: Если совсем коротко, и если говорить о сегодняшнем моменте.
К. ЛАРИНА: И ещё второй вопрос, который тоже в качестве предисловия можно озвучить. У нас уже во многих регионах введена система ювенальной юстиции, и тоже Олег наверняка знает статистику, сколько времени работают, и где, ювенальные суды.
О. ЗЫКОВ: В моих руках справка верховного суда, это не домыслы правозащитников и общественных деятелей. Это верховный суд провёл анализ в прошлом году развития ювенальных технологий. В результате получилось, что в 23-х регионах в той или иной форме появились специальные суды. Самые старые ювенальные суды у нас находятся, как известно, в Ростовской области, в городе Таганроге. Первый ювенальный суд, по формальному признаку ювенальный, хотя ювенальных судов у нас вообще нет юридически. Ювенальная практика, вот об этом мы говорим, появилась в марте 2004-го года. Вот собственно такой календарь.
К. ЛАРИНА: Если говорить о контексте, то, безусловно, стоит отметить невероятный рост, и никто его не будет отрицать, насилия над детьми, в семьях в первую очередь, мы об этом когда-то говорили, и с этой проблемой справиться наиболее сложно при существующих законах, которые мы имеем сегодня в нашей стране. Плюс к этому участились случаи так называемой делёжки детей между родителями. Тоже сейчас обсуждаем, какую неделю ситуацию с родителями маленькой девочки. С одной стороны французский папа, с другой стороны русская мама, друг у друга этого ребён4ка без конца похищают, таскают, и чем всё это кончится, неизвестно... С другой стороны, я бы напомнила историю актрисы Натальи Захаровой, у которой отсудили ребёнка именно, если я не ошибаюсь, по ювенальному суду во Франции. Так что видите, сколько всего, на что стоит обратить внимание. Давайте начнём, и я бы дала слово Владимиру Хомякову, поскольку знаю, что он как раз представляет точку зрения против ювенальной юстиции, и мне бы хотелось понять вашу аргументацию Владимир, и ваших сторонников. Я знаю, что немало людей против введения этой системы.
В. ХОМЯКОВ: Немало людей – это мягко сказано. Против уже достаточно серьёзное общественное мнение сложилось против ювенальной юстиции. И здесь не только какие-то правозащитные организации выступают, негативно оценивают множество священников это дело, негативно оценивают это дело многие педагоги. Потому что я бы предостерёг вас от такого упрощённого понимания того, что из себя будет представлять ювенальная юстиция. Дело в том, что одним созданием одних судов для несовершеннолетних преступников дело не ограничивается. И даже не только для несовершеннолетних преступников, но и для защиты от семейного насилия. По поводу того, что было сказано, я прокомментирую. Родительское насилие, да, это проблема, но не будем забывать, что колоссальный рост подростковой преступности это тоже проблема. Ювенальное законодательство, которое выводит ребёнка до 18-ти лет из юрисдикции нормального суда, исходит из того, что его можно какими-то профилактическими методами, программной реабилитацией, привести в норму. Хотя та же статистика на том же Западе говорит об обратном. Там каждый третий в течение первых 3-х лет повторяет преступление, совершает рецидив. Что касается статистики, насколько хороша ювенальная юстиция, вы знаете, в какой стране мы живём. Мы живём в стране, где в определённых Северокавказских республиках голосование за определённую партию составляет 101 процент, включая не родившихся и умерших. То есть говорить у нас о статистике в качестве аргумента, это спорный вопрос. Надо понимать, что ювенальные суды, как таковые, должны стать опорной точкой для создания вполне определённой системы, и система эта очень несимпатичная. Потому что речь идёт не только о защите ребёнка. Во-первых, даже то, что касается законов о ювенальной юстиции. Надо понимать, что окончательное решение по тому, как реабилитируют ребёнка, передаётся судебному решению. То есть судебное решение, это окончательное решение и обжалованию не подлежит. Я знаю, что господин Зыков у нас в своё время лоббировал программы наименьшего вреда, Метадон вместо героина.
О. ЗЫКОВ: Врать не надо про меня.
В. ХОМЯКОВ: И если раньше можно было…
О. ЗЫКОВ: Всё время обвиняют конкретных людей в действиях, и привязывают ювенальную юстицию. Я никогда не лоббировал метадоновую программу, и не выступал за легализацию наркотиков. Врать не надо.
К. ЛАРИНА: В наркологию не будем уходить сегодня, у нас другая тема.
О. ЗЫКОВ: Не надо врать в эфире публично, где я такое говорил, где я написал?
В. ХОМЯКОВ: Мы не на рынке. Вы лоббировали постановление 231.
О. ЗЫКОВ: Причём здесь легализация наркотиков?
В. ХОМЯКОВ: Объясняю. Если до сих пор опорной точкой ребёнку против наркотиков, против алкоголя. Против прочего, оставалась семья и школа, то введение ювенальной юстиции, напрочь выбивает эти два общественных института.
О. ЗЫКОВ: Причём здесь постановление?
В. ХОМЯКОВ: Постановление – это был один из этапов вашей деятельности.
О. ЗЫКОВ: Мы говорим про меня, или мы говорим про ювенальную юстицию?
В. ХОМЯКОВ: Мы говорим про ювенальную юстицию. И очень странное совпадение, что те, кто лоббирует определённые вещи …
О. ЗЫКОВ: Вот чувствуете, сразу переходят на личности…
К. ЛАРИНА: Владимир, Олег, мы так не сдвинемся с места.
В. ХОМЯКОВ: Просто так, что от худого дерева не бывает доброго плода.
О. ЗЫКОВ: Перестаньте демагогией заниматься.
В. ХОМЯКОВ: Так вот ювенальная юстиция должна стать некой опорной точкой для некоторых вещей. Я просто из вашего журнала зачитаю маленькую цитату, просто специально принёс, не поленился, и выбрал. «Выстраивается целая система, которая будет заниматься детьми группы риска. К таковым буквально могут сейчас быть отнесены при нынешнем понимании все 100 процентов семей». Так вот, это из вашего журнала «Вопросы ювенальной юстиции». Вы там, по-моему, главный шеф-редактор. «Любой человек по собственной инициативе может поставить в известность социальную службу, призванную заниматься защитой детей, или полицию в случае подозрения на факты насилия над ребёнком в семье». То есть следят за семьёй, доносы соседей. Это вам ничего не напоминает в исторической перспективе. «Что касается врачей, педагогов, тренеров, воспитателей, то для них это прямая обязанность. При этом закон гарантирует доносителям конфиденциальность». Что касается ювенальных органов, они проводят расследование. «А расследование предусматривает безотлагательное врачебное психологическое освидетельствование ребёнка в условиях социального или лечебного медицинского учреждения, госпитализацию в приюте, или медицинском стационаре в качестве кратковременной защитной меры. При этом, согласия или разрешения родителей не требуется». То есть социальный работник вправе обращаться в суд, если родители не будут давать ему делать с ребёнком то, что он с ребёнком захочет делать. Уже, в том числе в пилотных регионах, есть случаи, когда инициировали отбор детей. Вы извините, но на Западе таких случаев в 100 крат больше, и я бы не сказал, что ювенальная юстиция решительно повлияла на детскую преступность. Но совершенно точно, что она поломала очень много судеб.
К. ЛАРИНА: Главное всё-таки, Владимир, резюмируя ваше выступление, что главной опасностью ювенальных судов, ювенальной юстиции – это вмешательство в дела семьи. Так я понимаю?
В. ХОМЯКОВ: Не только. Родители вообще выкидываются из процесса принятия решения по ребёнку. Ребёнок наделяется колоссальными правами и по отношению к родителям, и по отношению к учителям. Примеров уже очень много, в том числе у нас. После этого нарушается естественно иерархичность и в семье, и в школе, соответственно, процесс воспитания ни там, ни там, делается невозможным. Можно говорить о системе отбора детей, это вообще узаконенный киднеппинг.
К. ЛАРИНА: Хорошо. Я сейчас не буду давать слова пока, а то мы его потом не остановим. Давайте дадим слово Александру. Александр, пожалуйста, ваша позиция именно по отношению к этому институту.
А. ХАВКИН: Наша ассоциация, что называется в курсе темы. Мы считаем, что тут нужна середина между этими двумя мнениями. С нашей точки зрения, вопросы, связанные с интересами ребёнка, должны решаться теми, кто компетентен. Мы считаем, что обязательно те судьи, или те социальные работники, которые участвуют в разрешении ситуаций, связанных с детьми, они должны быть специальным образом подготовлены. И вот эти судьи и должны на наш взгляд, называться ювенальными судьями, и в этом смысле мы за ювенальный суд. Чтобы в районном суде был судья, который может квалифицированно разрешить дело, касающееся несовершеннолетнего в рамках существующего законодательства без каких-либо послаблений, что ах вот он какой, в 17 лет убил, ограбил, и надо его пожалеть. Конечно, мы об этом речь не ведём. Речь идёт о том, что интересы детей не всегда соблюдаются. Мы таких примеров знаем очень много, и в этом смысле мы за ювенальный суд. Что касается какой-то специальной системы ювенальных судов, то мы считаем, что это излишне бюрократическая организация будет, потому что это, в общем-то, где, в каком районе произойдёт неизвестно. Возить ребёнка через всю Москву в какой-то ювенальный суд, который будет создан, на наш взгляд, это несерьёзно, это лишняя травма для детей, и не всегда возможно для родителей, поэтому мы считаем, что создание такой системы будет излишним. Я хочу в той же связи сказать про тот же пример, связанный с бедной девочкой Лизой. Дело в том, что я по роду профессиональной деятельности, оказался в курсе событий, связанных с ней, когда её отобрали. Просто я разговаривал с этой мамой Ирой буквально на следующий день после того, как это произошло, и предлагал помощь нашей ассоциации для разрешения этого вопроса в правовом поле. К сожалению, она отказалась, и мне кажется, что этот пример, как впрочем, были и такие предложения, чтобы ребёнок, проживающий с одним из родителей, его интересы разрешал только тот родитель, с которым он проживает. Наша ассоциация выступала против этого, и вот эта ситуация, которая сложилась с этой Лизой, она фактически говорит о чём. Что ребёнок, находящийся у второго родителя, если бы это решение было принято, то этот французский папа мог бы на основании нашего же закона, если бы мы его приняли, сказать: «Ребята, а какие проблемы, вы сами отказались защищать права». Мы как раз и говорили, что вы думаете, что вы защищаете права женщин этим законом. Неправильно. Зависит от ситуации, как она повернётся. Принимая какие-то юридические нормы, нужно смотреть все варианты. В данной ситуации мне кажется, что разрешение вопроса с этой Лизой решалось не людьми, которые компетентно могли бы дать совет, потому что в прессе что проскальзывало, что она не была разведена на этот момент. Значит, видимо, на наш взгляд, надо было бы для начала определиться, она хочет остаться с мужем, или не хочет остаться с мужем, а после этого решать этот вопрос. Потому что как можно определять место жительства ребёнка, если родители не разведены. Это их право. И в этом смысле я согласен с моим предыдущим коллегой, что как без мнения родителей решать вопрос. Вы тогда разведитесь сначала, определитесь, что вы разные, что вы уже имеете совершенно разные юридические права, что вы не семья, и тогда уже могут подключаться юридические соответствующие службы. А пока есть семья, да мало ли кто-то из соседей решил, что с ребёнком там плохо поступают, он позвонил, и ребёнка без согласия родителей начали забирать. Да откуда вы знаете, может он споткнулся, упал. Придти и спросить надо, но без согласия родителей проводить какие-то экспертизы, наносить какую-то психологическую травму ребёнку.
К. ЛАРИНА: Сейчас этот случай тоже у нас есть, когда мальчика, якобы избитого родителями, привели в суд, и в итоге родители отрицают факт насилия над ребёнком, а ребёнку уже попортили нервную систему.
А. ХАВКИН: На все случаи жизни рецепта не дашь, и надо смотреть в каждом индивидуальном случае. Просто нельзя принимать решение, когда хотя бы один из вариантов может быть против интересов ребёнка. Нельзя принимать такую юридическую норму, когда мы не гарантируем, что она будет 100 процентов в интересах ребёнка.
К. ЛАРИНА: Ещё раз, чтобы понять вашу позицию, Александр, вы считаете, что необходимы ювенальные судьи, которые будут заниматься проблемами, связанными с детьми?
А. ХАВКИН: Абсолютно.
К. ЛАРИНА: Давайте мы уже Олегу дадим слово, чтобы он уже высказался. Давайте Олег.
О. ЗЫКОВ: Я тут накапливаю эмоции.
К. ЛАРИНА: Только спокойно, а то если вы будете все вместе кричать, то никто ничего не поймёт.
О. ЗЫКОВ: Во-первых, разговор о том, что мы создаём ювенальную юстицию, некорректный и неправомочный. Там где есть дети, и хоть какие-то законы, есть ювенальная юстиция в широком понимании. В этом смысле понятно, что создание правового государства требует осмысления, а что собственно нужно сделать в отношении определённых групп населения, определённой судебной системы. Что мы должны сделать с точки зрения формирования правового государства, при этом, это процесс, это путь. Поэтому говорить о том, что мы там что-то одномоментно создаём, нет, это не так. Просто мы хотим понять, куда мы движемся, хотим ли мы стать правовым государством. В этом смысле я абсолютно согласен с Александром. Сегодня мы обсуждаем исключительно специализацию судей, причём в судах общей юрисдикции, это подчёркнуто нашими законопроектами. Ни о какой автономной. Которая была в Российской империи, ювенальной юстиции, сейчас речь не идёт. А идёт речь о специализации судов в судах общей юрисдикции. И понятно, что в этом контексте разговора о том, что эти суды будут кого-то отбирать, лишать права родителей выступать, это бред. Понятно, что сегодня происходит произвол в отношении семьи. Причём всегда, с самого начала, вот я профессионально занимаюсь детской наркологией, категорически заявлял: «Главный способ защиты прав ребёнка, это защита прав его семьи». Сегодня в отношении семьи происходит произвол. Мы знаем статистику по Москве. В 2001-м году суды отобрали 1300 детей, в прошлом году уже 2100 детей. То есть с каждым годом процесс отбирания детей нарастает. Вот этот пафос: «Мы боремся с насилием в семье», а это всё сводится к тому, что отбирают детей, это нарушение прав детей.
К. ЛАРИНА: Это когда лишают родительских прав родителей, и забирают детей во всякие детские учреждения?
О. ЗЫКОВ: Да. Но сейчас, слава богу, стали развиваться альтернативные механизмы жизнеустройства ребёнка. Это делается тоже некачественно. Мы сейчас наблюдаем эти ситуации, когда в приёмных семьях происходит насилие над детьми. Тоже по-разному на самом деле. И вся эта история с Глебом Агиевым, это не столько проблема, насиловали этого ребёнка или нет, сколько в несостоятельности системы, которая не смогла среагировать должным образом. Не было механизма, который бы обеспечивал и правовую защиту и семьи, и ребёнка. Пока этих родителей в суде обвиняют, но никто ещё не принял окончательного решения, что они производили эти акты насилия, и судебное решение никто не отменял. Вот очень интересно, мой оппонент говорил, что окончательным является судебное решение. Да, в правовом государстве окончательным является судебное решение, и ничто другое. Но если суд умный, если он специализированный, то он использует, безусловно, прежде всего, интересы семьи, как способ защиты прав ребёнка, а интересы семьи – это позиция родителей. И первое, что нормальный суд должен выслушать, это позицию родителей. Ситуации, безусловно, бывают разные, и очень конфликтные иногда, и жертвой этих конфликтов чаще всего являются дети. И только очень умный суд, а это и предполагает специализацию, сможет разобраться в этой ситуации. Сегодня в отношении семьи со стороны органов опеки происходит произвол, потому что органы опеки не имеют сегодня никакой системы ответственности, прежде всего, правовой, судебной ответственности. Происходят чудовищные вещи на наших глазах. И конечно эта фраза. Я понимаю, конечно, природу возражений против ювенальной юстиции. Вот пытаюсь цитировать: «Родитель с ребёнком должен делать что хочет». Это почти цитата страшная, ваша, я вас процитировал, записал за вами. Это страшная вещь, потому что сейчас мы разбираем ситуацию, когда отчим насиловал своего ребёнка с 9-ти лет, физически насиловал, и сейчас ребёнку 11 лет. Но мне не нравится, когда такой родитель такое творит. Я думаю, что в этом случае он должен быть наказан, безусловно. Но для этого недопустим произвол.
К. ЛАРИНА: А есть вообще сейчас статьи уголовного кодекса такие?
О. ЗЫКОВ: Статьи-то есть, но, к сожалению, они плохо работают. Вот главное, что мы должны здесь обсудить, и вы задали ключевой вопрос. Очень часто факты насилия доказать невозможно, потому что экспертные процессы отсутствуют. Невозможно ничего доказать в суде, когда уже всё очевидно и понятно. И для меня абсолютно трагической является ситуация, когда факты насилия известны всем, но в силу того, что нет экспертного процесса, и ничего нельзя доказать в суде, это насилие продолжается.
К. ЛАРИНА: Подождите, есть насилие, а есть совершенная родительская несостоятельность, когда ребёнка оставляют запертым в машине, и эту машину эвакуируют куда-нибудь. Это вопрос не к эвакуаторам, а к родителям.
О. ЗЫКОВ: Это вопрос не всегда насилия. Я считаю, что ювенальный суд, это, прежде всего, способ не производить произвол в отношении семьи. Что сегодня происходит. Нет судебной системы, и в семью может вломиться, кто хочет сегодня. И семья не может защитить себя, и не куда ей обратиться. Нет специализированного суда, который принял бы к рассмотрению, и оценил, что же произошло. Ключевая задача создать механизм защиты прав семьи, и родителей в отношении возможности воспитывать собственного ребёнка.
К. ЛАРИНА: Откуда же такое убеждение, я хочу процитировать ещё одного противника ювенальной юстиции, Игоря Белобородова, директора института демографических исследований. «Система ювенальной юстиции» - говорит он – «Представляет собой сильнейший удар по детско-родительским отношениям, и всему социальному укладу. Вмешательство государства, в процесс семейного воспитания, подрывает соцкультурные устои. Что недопустимо ни с юридической, ни с моральной точки зрения».
О. ЗЫКОВ: Я не знаю, откуда такое мнение, но сегодня в отношении семьи творится произвол, люди не знают азов юриспруденции. Сегодня, к сожалению, творятся ужасные вещи в отношении семьи. И когда мы говорим о фактах очевидного насилия, всё равно, должны быть правовые процедуры, которые позволили бы государству в ситуации, когда всё вроде бы очевидно, иметь правовые процедуры, с помощью которых можно было бы доказать, что да, был факт насилия, этот отчим физически сексуально насиловал этого ребёнка. И сделать это не тогда, когда прошло четыре года, ему сейчас 14 лет, даже уже 5 лет прошло, а когда есть первые признаки этого насилия, когда ребёнок начинает уходить из семьи, когда решаются проблемы с первым проявлениями. Что за этими проявлениями стоит, почему ребёнок уходит из семьи, это просто неблагополучие психологическое, и надо поддержать семью, надо решить проблемы в семье, надо помочь родителям решать те психологические проблемы, которые неизбежно возникают в любой семье. Или там происходит насилие, физическое или сексуальное, когда требуется кардинально решить проблему этой семьи, и с позиций не психологических, а чисто уголовных.
К. ЛАРИНА: Пока остановимся, слушаем новости, и через несколько минут продолжим. Владимир Хомяков будет иметь возможность ответить Олегу Зыкову.
К. ЛАРИНА: Продолжаем нашу дискуссию на тему ювенальной юстиции. Здесь в нашей студии Олег Зыков, член общественной палаты, Александр Хавкин, заместитель президента российской правозащитной ассоциации «Отцы и дети», который сегодня в нашем эфире представляет сторону родителей, и Владимир Хомяков тоже представляет сторону родителей, как я понимаю.
В. ХОМЯКОВ: Да.
К. ЛАРИНА: Сопредседатель регионального движения.
О. ЗЫКОВ: Я тоже отец, и всё с этим в порядке.
К. ЛАРИНА: Все представляют сторону родителей. Давайте, я не буду отнимать у вас время. Владимир хотел ответить.
В. ХОМЯКОВ: Я бы хотел предостеречь от некоторых стереотипов, присущих нашему СМИ, когда вытаскивается, чтобы освятить какую-то проблему, показательный пример, и вокруг него начинают строить обобщение.
О. ЗЫКОВ: Вы про Захарову Татьяну?
В. ХОМЯКОВ: Нет, про Глеба Агиева. Захарова тоже своего рода стереотип. Когда нужно было пнуть армию, вытащили Сычёва, когда нужно протолкнуть ювенальную юстицию, вытаскивают Агиева.
К. ЛАРИНА: Я тут с вами не соглашусь. Я как представитель средств массовой информации, Владимир, я категорически с вами не согласна. Мы не вытаскиваем. Слава богу, что это придаётся огласке.
В. ХОМЯКОВ: Очень хорошо, что это придаётся огласке, но плохо, когда из этого делается обобщение.
О. ЗЫКОВ: Агиев не делает обобщения никакого.
В. ХОМЯКОВ: Вот это преступление, что не освящены другие случаи.
О. ЗЫКОВ: Вот об этом говорить надо.
В. ХОМЯКОВ: Совершенно несостоятельное утверждение, что у нас будут хорошие ювенальные суды, правильные, умные, и они решат все проблемы.
О. ЗЫКОВ: Я сказал, что мы должны к этому стремиться. Это путь, это дорога, а каждый судья – это персонаж, это эволюция, это эмоции, это человек, между прочим.
К. ЛАРИНА: Но не в этой жизни.
О. ЗЫКОВ: В этой жизни есть хорошие судьи сегодня. У меня есть прекрасные примеры. Есть судья Воронова из Ростовской области, есть судья Градничева из Чувашии.
К. ЛАРИНА: Это единичные случаи.
О. ЗЫКОВ: Это примеры. Всегда в любой специальности есть хорошие специалисты, есть плохие. А мы говорим о том, чтобы создать условия к тому, чтобы хороших было больше.
К. ЛАРИНА: Профессионалов было больше.
О. ЗЫКОВ: Потому что плохие будут всегда.
В. ХОМЯКОВ: Извините, в Европе и Америке ювенальная юстиция существует достаточно давно, но умных судов что-то не видно.
О. ЗЫКОВ: Что вы прилепились к этой Европе. Они там разные тоже.
А. ХАВКИН: Вот что такое критерий умного суда?
К. ЛАРИНА: Товарищи, тихо.
Ость3: Вот русского младенца приёмный американский папа, угробил в машине. И никакая ювенальная юстиция не помешала ему это сделать.
К. ЛАРИНА: Так у нас, то же самое, сколько детей оставляют в машинах.
О. ЗЫКОВ: Я хочу говорить о произволе.
В. ХОМЯКОВ: Я хочу сказать о том, что копировать то, что явно не работает, это глупость.
О. ЗЫКОВ: Мне не нравятся американские ювенальные суды. Это публичное заявление. Граждане, мне не нравятся ювенальные суды в Америке.
В. ХОМЯКОВ: Но вам нравится ювенальный суд в Таганроге.
О. ЗЫКОВ: Нравится, как эволюция.
В. ХОМЯКОВ: Мальчика не взяли на экскурсию за хулиганское поведение. Мальчик пошёл, посоветовался со старшими товарищами, и вкатил ей иск через ювенальный суд на 70 тысяч рублей. Его пожалели и дали ему 30 тысяч.
К. ЛАРИНА: Он выиграл?
В. ХОМЯКОВ: Естественно выиграл. Как же, ему ущемили права ребёнка, его же не взяли, ну хулиганил, ну подумаешь.
К. ЛАРИНА: Мало ли как это было, мы же не знаем.
В. ХОМЯКОВ: Естественно, учительница уволилась, это подрыв школы. А все остальные поняли, что учителю можно дать, извините меня, по физиономии, и ничего за это не будет, и ещё с учителей и деньги возьмёт.
К. ЛАРИНА: Вот вы эту историю привели в пример. Извините меня, а сколько у нас историй, когда дети кончают жизнь самоубийством из-за того, что учитель издевается над ребёнком. Ничего не происходит, никто этим не занимается.
В. ХОМЯКОВ: А в Москве отца лишили родительских прав, что он заставлял девочку бегать по утрам.
О. ЗЫКОВ: Ужасно, нет ювенального суда в Москве.
В. ХОМЯКОВ: Уже есть пилотный проект.
О. ЗЫКОВ: Да ни хрена нет в Москве, уверяю вас.
В. ХОМЯКОВ: Одной моей малолетней родственнице рассказывали, что есть уже в Подмосковье.
О. ЗЫКОВ: И в Подмосковье нет.
В. ХОМЯКОВ: Но ей уже объяснили, что до 18-ти лет она правомочна делать всё, что угодно, у неё нет никаких обязанностей, а родители ей обязаны делать всё.
О. ЗЫКОВ: Чушь собачья.
В. ХОМЯКОВ: Она это принесла.
О. ЗЫКОВ: Это родители виноваты, которые не смогли выстроить такой диалог, чтобы у ребёнка была ответственность за своё поведение.
К. ЛАРИНА: Владимир, дайте я вам вопрос задам, Олег, извините. Я понимаю прекрасно, что мы говорим о вещах вопиющих и абсурдных, те вещи. Что вы приводите в пример. Но, тем не менее, кто-то должен заниматься правами ребёнка? Он гражданин, у него уже в 14 лет паспорт есть.
В. ХОМЯКОВ: Я не считаю, что нынешняя система мешает этому.
А. ХАВКИН: Я хочу внести конструктивную составляющую в эту дискуссию, мне кажется, что дело не в названии, а дело в содержании. Если судьи будут получать, которым будут поручатся, дела с детьми, вот они будут получать при этом, кроме юридического, ещё и педагогическое образование, и психологическое… Давайте их по-другому назовём. Пусть это будет судья, но с определённым уровнем более высокого образования в отношении психологии и детства, вот и всё. Дело ведь не ставится в том, как назвать, дело ведь в содержательном процессе. И вот если мы эти вопросы будем поднимать, если ввести в нашем государственном педагогическом университете специальность, связанную с юриспруденцией подростковой юридической ответственности, то почему бы и нет. Выйдет оттуда юрист, с соответствующим образованием педагога, который будет понимать аспекты, нюансы, особенности, и будет защищать права детей, и права родителей. Он будет это понимать.
К. ЛАРИНА: У нас сейчас такой специализации нет?
А. ХАВКИН: Я не в курсе, но в принципе, в обычных судах общей юрисдикции нет такого судьи, которому можно было бы сказать, что он специально имеет определённую подготовку для решения именно этих вопросов. Кроме того, вот вы говорите, что дети юридически нигилисты такие. Есть же определённые курсы в школах. Значит, нужно их соответствующим образом изменить, и показать, что да, товарищи дорогие, вы ответственны. Конечно, нельзя ставить вопрос так, что тебе нет 16-ти лет, и поэтому ты можешь делать что угодно, это безобразие. Но если человек до 16 лет делает что угодно, это тоже безобразие, поэтому не надо этих крайностей.
О. ЗЫКОВ: Законы вообще не воспитывают, воспитывают взрослые люди, которые окружают ребёнка.
А. ХАВКИН: Ещё один момент. На самом деле законов очень много, и их можно применять. У нас был такой случай, развелись мужчина и женщина. Ребёнок был оставлен у жены по суду, и потом выясняется, возникли определённые моменты врачебные, эта женщина недостаточно занялась здоровьем этого ребёнка. Отец обращается в опеку с просьбой передать ему ребёнка, и он будет этим заниматься. А ему в опеке говорят: «Мы не имеем юридического механизма мы должны сначала ребёнка на месяц поместить в детский дом, и только потом мы, может быть, передадим его вам. Что это за бред. В милицию, когда обратились, там говорят: «Мы не имеем полномочий». Вот чем должны заниматься наши общественные организации, чтобы вот такие ситуации разрешались моментально. Когда возникает угроза жизни ребёнка, милиция должна вмешаться на юридической основе, не потому что её просят что-то, а потому что должен быть прописан в семейном кодексе момент. А там не прописан этот момент. Мне кажется, надо заниматься такими конструктивными проблемами с тем, чтобы превратить наши благие пожелания в определённую инструкцию для действий в сложных ситуациях.
О. ЗЫКОВ: Эффективный правоприменитель, вот ключевая проблема.
А. ХАВКИН: Я закончу. И главное, не бояться применить закон. Потому что иногда 4как говорят: «Ребёнку уже не поможешь, а маму или папу жалко». Почему, как мы учим, что наказание должно быть неотвратимым, а уж потом большим или маленьким. Вот эти пьяные мамы и папы должны знать, что если они неуважительно относятся к своему ребёнку, не заботятся о его здоровье, то наказание наступит. Не обязательно оно должно быть большим, но должна появиться, извините меня за нескромность, слово судимость. Пусть штраф возьмут, но взяли штраф в соответствии с уголовным кодексом. И тогда у человека уже будет соответствующая запись, и он будет понимать, что в следующий такой момент обязательно наступит более ответственное наказание. Не обязательно применять какие-то жёсткие меры, но они должны быть. А у нас как, что говорят: «Ну уже случилось, ну подумаешь».
О. ЗЫКОВ: Александр более суровый, чем я, как выяснилось. Я понимаю прекрасно, что, прежде всего, надо помогать семье решать те проблемы, с которыми семья сталкивается, но не делать это произвольно. Должно быть некое судебное решение, которое позволит социальным работникам войти в семью с целью помочь семье решать их проблемы, помочь сохранить, решать психологические проблемы, решать те проблемы, которые возникают в этой конкретной семье, а каждая семья, и каждый ребёнок уникален. Поэтому говорить произвольно, вхождение в семью, не вхождение в семью. Да бог знает, что складывается в нашей судьбе, всегда по-разному. (Неразборчиво) должен быть очень умный, он должен каждый раз учитывать все нюансы в этой семье, особенности ребёнка и родителей, понимать ресурсы этой семьи, и создавать условия к тому, чтобы специалист, которые способен эти ресурсы максимально мобилизовать, создать реабилитационное содержание внутри семьи, вот сделал бы это, а сегодня этого нет. Мы все сторонние наблюдатели, кК происходит развал семьи, это недопустимо.
К. ЛАРИНА: Что такое ответственность родителя, скажите, пожалуйста. Это должен быть страх перед законом у человека, который воспитывает ребёнка?
О. ЗЫКОВ: В том числе конечно.
А. ХАВКИН: А у ребёнка?
К. ЛАРИНА: Вот я вас спрашиваю, у родителя.
В. ХОМЯКОВ: Да, если малейшая попытка воспитывать ребёнка будет наталкиваться на судебное решение. Масса людей на прекрасном нашем Западе.
О. ЗЫКОВ: Ядрёный корень, да что вы к Западу-то прилепились.
В. ХОМЯКОВ: А почему вы считаете, что вы такой волшебник, и вы сделаете то, что у всех получается плохо, у вас получится хорошо.
О. ЗЫКОВ: Я не волшебник, я только учусь.
В. ХОМЯКОВ: Вот так часто и бывает, что один предлагает то, что у других не получалось.
О. ЗЫКОВ: Кто-то что-то должен делать. Я вот пытаюсь делать, а меня грязью обливают.
В. ХОМЯКОВ: Но пока что на Украине родителям и духовенству удалось завернуть закон о ювенальной юстиции.
О. ЗЫКОВ: Это хорошо или плохо?
В. ХОМЯКОВ: Это здорово.
А. ХАВКИН: Дело не в названии, дело в содержании.
К. ЛАРИНА: Владимир, я всё-таки от вас не отстану, как бороться с родительским беспределом, как бороться с нарушением прав ребёнка со стороны родителей? Вы же не будете отрицать, что это есть?
В. ХОМЯКОВ: Я не буду отрицать, что это есть. Но заметьте такую вещь, что каждый раз, когда пытаются, в том числе и по инициативе общественных организаций, усилить наказание за ту же педофилию, это наталкивается на непонятное сопротивление всех наших структур, депутатов. Это вызывает подозрение.
К. ЛАРИНА: Вы на мой вопрос не ответили.
В. ХОМЯКОВ: Но для этого не обязательно создавать параллельную судебную систему, ещё одну ветвь власти. Кстати, это антиконституционно.
О. ЗЫКОВ: Мы о судах не говорим, это общая юрисдикция.
В. ХОМЯКОВ: У нас не прописано самое главное, у нас не прописаны права ребёнка.
К. ЛАРИНА: Корпорация прав ребёнка существует.
В. ХОМЯКОВ: Ах уж эта хардия.
О. ЗЫКОВ: Конвенция, при чём тут хардия.
В. ХОМЯКОВ: Да, знаю, подписали.
О. ЗЫКОВ: В 1990-м году.
В. ХОМЯКОВ: Подписали, к сожалению, мы много чего подписали.
О. ЗЫКОВ: Конвенция о правах ребёнка. Вы против?
В. ХОМЯКОВ: Я не против того, чтобы у ребёнка были права, но я против того, когда эти права толкуются столь расширительно, и с попыткой…
О. ЗЫКОВ: Вот, правоприменитель. Ещё раз, здесь мы с вами абсолютно одинаково смотрим. Не надо расширительно ничего толковать. Надо сделать профессиональный процесс, тогда всё будет делаться в интересах ребёнка, а главный интерес ребёнка – это сохранение его семьи. Так вот давайте это сделаем.
В. ХОМЯКОВ: Ребёнку не дают проматывать деньги в компьютерном салоне. Это ущемление прав ребёнка. Хороший вопрос?
О. ЗЫКОВ: Я вам говорю о том, что он с ним делал сексуально с 9-ти лет, а вы - проматывают деньги.
А. ХАВКИН: Давайте так. Отец вроде бы живёт в семье, но деньги в семью не приносит. Таких вариантов намного больше. Или мать, забила на всю семью, и на сына, и на мужа, и не пойми где, проводит время. Вот таких проблем намного больше, чем те крайности, которые вы обсуждаете.
К. ЛАРИНА: Я не могу понять, почему всё так сложно. Владимир, одну секундочку. У нас существует уголовное наказание за жестокое обращение с животными. И я знаю, что по этой статье и приговаривают, и судят.
В. ХОМЯКОВ: Что мешает в нынешнем кодексе ввести такую норму.
А. ХАВКИН: Она есть. А почему она не применяется.
О. ЗЫКОВ: Потому что нет специализированных судов.
В. ХОМЯКОВ: Вы, как тот Катон старший, Карфаген надо разрушить.
О. ЗЫКОВ: Причём тут это, если нет человека, который стал бы использовать законы, нет законоприменителя.
А. ХАВКИН: Психологически не готов использовать то, что есть. Я считаю, что работа судей должна состоять именно в том, что они должны быть психологически готовы применить то, что есть. И больше на самом деле ничего не нужно.
О. ЗЫКОВ: Абсолютно точно.
А. ХАВКИН: И вот в этом смысле мы за это, чтобы судьям дали определённую информацию, подготовили их к этим делам.
О. ЗЫКОВ: Вот чтобы не судьям дали, а они сами хотели брать эту информацию.
А. ХАВКИН: Я имею в виду, что должны быть какие-то соответствующие специальности, курсы.
О. ЗЫКОВ: Должны быть социальные работники в суде, которые бы помогали судебному решению, которые бы вырабатывали индивидуальные решения. Разговоры о том, что ювенальная юстиция – это ослабление ответственности ребёнка, это чушь собачья. Потому что сегодня чудовищная вещь происходит. Ведь 70 процентов судебных решений – это условные наказания, которые творят произвол, потому что они не насыщены реабилитационным содержанием. Ребёнок, после того, как ему погрозили пальцем, и не создали никаких механизмов изменения ситуации в нём, и вокруг него, обречён на совершение повторного правонарушения. До 70-ти процентов рецидивы преступности.
А. ХАВКИН: Вы про правонарушения, а я про ситуацию, кода более-менее внешне всё нормально, но внутри ненормально.
О. ЗЫКОВ: Вот странно, Александр, я вообще семейным правом не пытаюсь заниматься, я занимаюсь ситуацией, когда ребёнок совершил правонарушение, вы совершенно правы. А меня всё время обвиняют в том, что я пытаюсь вмешиваться в семью.
К. ЛАРИНА: Подождите.
О. ЗЫКОВ: А мне бы хотя бы с этим разобраться, когда ребёнок уже совершил правонарушение. И ведь ювенальный суд, и на Западе так, и у нас так должно быть, это, прежде всего, ситуация, когда ребёнок совершил правонарушение. Мы не говорим о семейных судах. Нам не нужны семейные суды при сегодняшнем уровне самосознания граждан.
К. ЛАРИНА: Давайте выйдем за пределы семьи. Ещё одна чудовищная проблема на сегодняшний день – это положение дел в детских домах, в интернатах. Ведь извините, мы сейчас говорим о том, чтобы защитить ребёнка от насилия родителей. А что происходит в этих структурах, это же вообще, абсолютно такие военные заводы, куда вообще никого не пускают. И то, что там творится. Вот вы говорите, что мы вытаскиваем, вытаскивают средства массовой информации. Слава богу, что хоть какая-то информация доходит о том, что там происходит. Кто этим будет заниматься? У нас есть органы опеки, у нас есть уполномоченные по правам ребёнка. Вот эти все институты что-нибудь решают?
О. ЗЫКОВ: Судьба Голованя, уполномоченного по правам ребёнка – демонстрация всей подлости того, что происходит в нашей стране, когда нет понимания, что ребёнок – это особый правовой объект.
К. ЛАРИНА: Тогда надо объясните, в чём дело.
В. ХОМЯКОВ: Давайте мы ещё один департамент сделаем. Если не справляются 9. и вместо того, чтобы заставить 9 департаментов работать, сделаем 10-й, и он будет работать.
О. ЗЫКОВ: 9 департаментов не надо, должны быть специализированные процедуры, должна быть процедура, связанная с оценкой судьбы конкретного ребёнка в конкретной жизненной ситуации, с созданием условий реабилитации в отношении этого ребёнка. Я не закончил мысль по поводу правонарушений. Это же очень важно, чтобы первое правонарушение не привело ко второму правонарушению, чтобы первое правонарушение рассматривалось, как социальная болезнь, которую надо лечить, а не просто там иди, и убей дворника.
В. ХОМЯКОВ: Например, убей дворника таджика. 14 лет дети. Чтобы они не убили второго таджика, его надо свозить на горнолыжный курорт, и объяснить.
О. ЗЫКОВ: Что за бред вы несёте. Если он убил, значит, он будет сидеть в тюрьме. Я сейчас вам говорю о ситуации, когда его условно наказали, и ничто не изменили в его судьбе. Я говорю о ситуации, кода суд уже принял решение не наказывать ребёнка. Сегодня 70 процентов не наказывают ребёнка. Так нельзя, надо наказывать обязательно. Но это наказание должно быть сопряжено с изменением взаимоотношений вокруг ребёнка, и внутри этого ребёнка. Если ничего не меняется, а ничего ведь не меняется, он обречён на повторное правонарушение. Почему надо стимулировать повторную преступность в нашей стране, 70 процентов повторной преступности, почему всё это творится в нашей стране.
В. ХОМЯКОВ: Потому что нет ювенальной юстиции.
О. ЗЫКОВ: Да, потому что нет специализированных судов, потому что нет специалиста.
А. ХАВКИН: Ещё раз, не в ювенальной, назовите, как хотите.
О. ЗЫКОВ: Чего вы придрались к слову, прости господи.
В. ХОМЯКОВ: Речь идёт о том, что главное возражение ювенальной юстиции, в том виде, в каком вы её продвигаете, это ущемление прав родителей.
О. ЗЫКОВ: Бред и чушь.
В. ХОМЯКОВ: Вы не на митинге извините.
О. ЗЫКОВ: На митинге, у меня вся жизнь – это митинг.
В. ХОМЯКОВ: Всю жизнь поражаюсь бескультурью либералов.
О. ЗЫКОВ: Либералом я не являюсь и никогда не являлся.
К. ЛАРИНА: Я являюсь, но я культурный либерал.
В. ХОМЯКОВ: Второй момент, что нарушается право мой дом - моя крепость. Кто-то влезает в семью, и имеет право ходить там как угодно.
К. ЛАРИНА: Это что за право, и где оно зафиксировано мой дом – моя крепость?
В. ХОМЯКОВ: Секунду. Я сам, у меня двое детей, один уже взрослый, у него своя девочка, он учитель в школе. И он мне говорит: «Если будет (неразборчиво), то я увольняюсь завтра».
К. ЛАРИНА: Почему?
В. ХОМЯКОВ: Потому что он не хочет повторить судьбу той самой учительницы, которой вчинили иск, её опозорили на всю школу за то, что она хулигана не взяла на экскурсию, она ему сказала: «Иди домой». Всё.
К. ЛАРИНА: А если на её месте будет другая учительница, о преступлениях которой никто не знает.
В. ХОМЯКОВ: Другой случай, ученик ударил учительницу по лицу. Она его заперла в классе. Он вчинил ей иск, присудили в её пользу.
О. ЗЫКОВ: А почему она не пошла в ювенальный суд и не вчинила иск родителям?
В. ХОМЯКОВ: Ребёночку, да вы что, как можно.
О. ЗЫКОВ: Почему. Не можно, а нужно. Потому что суд, это обсуждение сторон.
А. ХАВКИН: Да не надо в суд, хотя бы в органы опеки, причём тут суд.
К. ЛАРИНА: Я не понимаю Владимир, почему вы против введения института уполномоченного по правам ребёнка в школе, я не очень понимаю. Что здесь нарушается? Неужели вам неизвестны превышения полномочий со стороны учителей по отношению к ребёнку.
А. ХАВКИН: Этот же уполномоченный по правам ребёнка в школе не должен заниматься вопросами защиты учителей.
В. ХОМЯКОВ: Хоть один случай приведите мне такой.
К. ЛАРИНА: У нас этого нет, к сожалению.
О. ЗЫКОВ: Вы не читали доклада Голованя. Огромное количество ситуаций, когда он защищал и права и учителей, родителей это само собой, и так далее. Потому, что каждый раз возникает непонимание, что идёт речь о правах всех участников процесса. Просто ребёнок имеет специальный правовой статус.
В. ХОМЯКОВ: Ложь. Ребёнок роднее других. Мы не понимаем, что бывает, что когда кто-то роднее других.
О. ЗЫКОВ: Вы хотите сказать, что ребёнок в 6 лет имеет те же самые права, что и человек в 20 лет. Разные права. И вот об этом я и пытаюсь сказать, что в силу возраста, надеюсь, что вы возраст не будете отменять.
А. ХАВКИН: Речь идёт о чём, что надо учитывать психологию детства, вот и всё.
О. ЗЫКОВ: Психология определяет правовой статус.
А. ХАВКИН: И судьи должны быть готовы это учесть, они должны получить соответствующее образование, и быть психологически готовыми встать на защиту, как прав детей, так прав и родителей, так прав учителей, и так далее, чтобы общество было нормальным.
О. ЗЫКОВ: Границы между этими правами отсутствуют, потому что права ребёнка – это, прежде всего, права родителя. И каждый раз, разбирая конкретную ситуацию, человек со специальными знаниями, используя понимание ситуации, должен выбирать уникальное решение в интересах всех участников конфликта. А конфликты есть, куда от них деваться, мы люди, мы склонны к тому, чтобы конфликтовать, в том числе и с ближними своими.
К. ЛАРИНА: Я просто думаю, что Владимир ссылается на опыт благополучных семей, и понятно, что когда речь идёт о вмешательстве в частную жизнь.
О. ЗЫКОВ: Да никто не собирается.
К. ЛАРИНА: Думаю, что там не будет повода.
О. ЗЫКОВ: Да кому это нужно.
К. ЛАРИНА: Вы же сами ходите по улицам.
В. ХОМЯКОВ: А вы не продумали такой вопрос, что ювенальная система. Плюс ювенальные суды плюс социальные работники могут стать не только колоссальным источником коррупции, но и колоссальным источником управления обществом, перед которым любая мать будет отдыхать, потому что дети есть у всех.
О. ЗЫКОВ: К конспирологии я не готов.
В. ХОМЯКОВ: Это не конспирология. Это элементарно.
К. ЛАРИНА: Тогда, по-вашему, кто должен заниматься детьми. Ведь это чудовищная ситуация, это стыдно иметь такую державу, проводить парад на Красной площади, гордиться своей историей, и иметь здесь таких брошенных детей, абсолютно никому не нужных. Вот пройдите по улице, и вы увидите, сколько там брошенных детей, сколько детей принимают участие в этих нищенских разборках, дети-младенцы на руках у подозрительных личностей. Что это за дети, кто к ним подойдёт, кто спросит, кто эти люди, кто продаёт своих детей за бутылку водки на улице на вокзалах. Это родные родители, не приёмные родители американские, а родные российские родители. Кто этим будет заниматься, про что мы говорим. А вы предлагаете защитить семью от вмешательства государства. Мы же говорим о том, что происходит в семьях, где над детьми просто надругаются. Никто этим не занимается, частная жизнь. Всё.
В. ХОМЯКОВ: Почему вы считаете меня чудовищем, что я хочу сделать, что не надо вмешиваться туда, где над ребёнком надругались.
А. ХАВКИН: А как это сделать?
В. ХОМЯКОВ: Система тотального доносительства, через систему, позволяющую влезать. Да, это Павлик Морозов.
О. ЗЫКОВ: Чушь какая-то, бред. При этом, Павликов Морозовых воспитывают взрослые люди, а не отвлечённые законы, как вы этого не понимаете. Если ты так воспитал собственного ребёнка, так посмотри в зеркало. Чего на зеркало пенять, коли рожа кривая.
В. ХОМЯКОВ: Извините, в определённом возрасте ребёнок начинает себя противопоставлять родителям, это чисто физиологическая вещь.
О. ЗЫКОВ: Именно поэтому должны быть психологи, которые помогают.
В. ХОМЯКОВ: Должен быть человек, который помогает ему в этом, противопоставить себя родителям.
О. ЗЫКОВ: Наоборот.
В. ХОМЯКОВ: Родители – дискриминированное меньшинство в семье, а учителя – дискриминированное меньшинство в школе.
О. ЗЫКОВ: Наоборот.
К. ЛАРИНА: Что вы предлагаете вместо амбутсмена, вместо ювенального судьи?
В. ХОМЯКОВ: Я предлагаю заставить работать то, что есть.
О. ЗЫКОВ, А. ХАВКИН: И мы также.
В. ХОМЯКОВ: Нам мало было опыта Советского Союза, когда мы говорили: «Всё плохо, не работает. Давайте всё до основания разрушим, а затем построим хорошо». Не построили же.
К. ЛАРИНА: Почему не работает?
В. ХОМЯКОВ: А потому что не разбирались, почему не работает.
О. ЗЫКОВ: Потому что специалистов нет.
А. ХАВКИН: Моя точка зрения, что психологически не готовы суды судьи, и социальные работники реализовывать те законодательные нормы, которые существуют, вот и всё. В какой-то передаче, когда мы у вас были, там задали вопрос, готовы ли женщины передать возможность воспитывать детей своим мужьям. Какой был ответ. 53 процента не готовы, а 47 процентов готовы. То есть была почти половина. А 30 лет назад, там был бы совершенно другой процент, многие были бы не готовы. И сейчас ситуация существенным образом изменилась, и нужно просто психологические эти юридические структуры, которые уже есть, просто им помочь защищать права и детей, и семьи, и так далее.
К. ЛАРИНА: Спасибо, мы на этом заканчиваем эту передачу, но, безусловно, считаю, что это начало очень серьёзного разговора. Мы обязательно продолжим эту тему. Извините, что мы сегодня так немного нервно разговаривали. Главное, чтобы наши слушатели поняли, в чём суть нашей дискуссии. Надеюсь, что это получилось. Итак, Олег Зыков, Александр Хавкин, Владимир Хомяков, спасибо вам большое.