Российское высокоточное оружие - Дмитрий Коноплев - Арсенал - 2013-05-13

С. БУНТМАН – Мы начинаем наше сегодняшнее заседание, программа «Арсенал», у нас ведущие всё те же – Анатолий Ермолин, добрый вечер.

А. ЕРМОЛИН – Добрый.

С. БУНТМАН – Александр Куренной. Добрый вечер.

А. КУРЕННОЙ – Здравствуйте.

С. БУНТМАН – И Дмитрий Коноплёв, управляющий директор «Конструкторского бюро приборостроения» ОАО. Добрый вечер.

Д. КОНОПЛЁВ – Добрый вечер, уважаемые слушатели. Добрый вечер, уважаемые ведущие. Рад ответить на ваши вопросы.

С. БУНТМАН – Да. Хорошо.

А. ЕРМОЛИН – А поговорить?

С. БУНТМАН – И поговорить. Я надеюсь, что мы сегодня будем говорить о высокоточном оружии, будем говорить о вашем конструкторском бюро. И Саша начнёт как всегда сначала. Ты знаешь, мне бы прежде всего, конечно, хотелось бы, чтобы сказали о довольно печальном событии, которое есть и связанным с вашим конструкторским бюро и его жизнью, которая восстанавливалась в достаточно тяжёлых сейчас условиях.

А. КУРЕННОЙ – Да, не стало Аркадия Шипунова.

Д. КОНОПЛЁВ – Да, к сожалению. Мы скорбим. Весь коллектив нашего предприятия скорбит. 25 апреля скончался наш Аркадий Георгиевич Шипунов. Для каждого коллеги, для каждого члена нашего коллектива он многое значил, многое сделал, воспитал, был, не побоюсь это сказать, отцом. Вот, к сожалению, так случилось.

С. БУНТМАН – Сколько ему было лет?

Д. КОНОПЛЁВ – Ему было 85 лет. В ноябре мы праздновали 85-летие, праздновали в нашем музее оружия. Очень жаль. Он планировал поработать ещё с нами 3-5 лет. Было много планов совместных, было много задумок. Но что я должен сказать? Оставил он очень богатое наследство. Это наследство может предопределить развитие высокоточного оружия в ближайшие десятилетия. И мы просто обязаны, коллектив нашего предприятия, двигаться по тому вектору, который он задал, и будем это делать. Я бы хотел про него немножко рассказать.

Он родился в ноябре 1927 года в Орловской области в городе Ливны. В 1962 году пришёл работать в КБ-14, так тогда называлось КБП. Это было маленькое КБ, которое занималось разработкой стрелкового оружия. И создал многопрофильный холдинг, который занимается значительным количеством направлений – это противотанковые ракетные комплексы, это комплексы ПВО ближнего действия, это бронетанковые модули, это стрелковое оружие, это пушечное вооружение, это управляемые артиллерийские снаряды. Работает у нас более 9000 человек совместно со всеми нашими смежными предприятиями, входящими в структуру КБП.

Объём продаж в среднем за последние несколько лет по году – это порядка миллиарда долларов. Мы имеем не только в себе внутри конструкторское бюро, но ещё и производственную площадку, которая производит то, что КБ разрабатывает, непосредственно производит. 2500 конструкторов по всем этим направлениям, то есть многоплановый холдинг.

Шипунов имел 772 изобретения, 548 научных трудов. Человек разносторонне развитый. И что касательно лично меня, я очень жалею, что мне с ним довелось поработать так мало. Когда уходит такой человек, всегда жаль, что мало удалось общаться, мало удалось воспринять от него. К сожалению.

С. БУНТМАН – Ну да, вечная память. Но вот высказали, что оставлено большое наследие, на основе которого вы можете сейчас заниматься абсолютно современными и перспективными задачами. Мы сейчас об этом поговорим, и о ваших перспективных задачах, и о ваших главных направлениях, и что мы связываем. Потому что, наверное, 30-40 лет назад понимание высокоточного оружия было не такое, как уже в 2010-ых годов, и какое предстоит сформировать ещё в будущие десятилетия.

Саша начнёт с конкретных вопросов сейчас.

А. КУРЕННОЙ – Да, вопрос у меня первый конкретный. Тула вообще сильна традициями оружейными. Это главный наш оружейный город, с чего всё пошло. Что сейчас представляет собой Конструкторское бюро приборостроения? Вы уже сказали, что фактически у вас предприятие полного цикла от разработок до воплощения их в моделях и потом производства. Но какие у вас есть отделения? Из чего вы состоите? Можно чуть поподробнее.

Д. КОНОПЛЁВ – У нас несколько площадок. Во-первых, это само Конструкторское бюро приборостроения. Работает более 7000 человек непосредственно. Те направления, которыми мы занимаемся разработкой, я перечислил уже. Могу повторить. Это, соответственно, противотанковое вооружение, ракетные комплексы и штурмовое вооружение, это комплексы вооружения танков и легкобронированной техники, боевые модули, так можно их назвать. Артиллерийские ракетные комплексы управляемые. Зенитные комплексы ближнего рубежа действия. Пушечное вооружение и стрелковое оружие.

На территории Конструкторского бюро приборостроения расположен опытный завод и частично серийная площадка. Отдельно создан большой серийный завод, называется он Щегловский вал (по наименованию местности название придумано), создан был в 2001 году по решению Аркадия Георгиевича Шипунова. Когда стало понятно, что только за счёт разработок жить невозможно, нужно производить серийную продукцию и содержать конструкторское бюро, и давать новые направления разработок за счёт прибыли, получаемой от реализации серийной продукции.

С. БУНТМАН – А до этого кто производил серийную продукцию после ваших разработок?

Д. КОНОПЛЁВ – До этого большое количество заводов по территории России. Это и в Ижевске, и в Ульяновске, и так далее. Но при этом я должен сказать, что мы на самом-то деле в объёме стоимости нашей продукции наше конструкторское бюро приборостроения занимает 20% . 80% производят наши смежники. Мы производим наиболее высокотехнологичную часть и осуществляем сборку конечного изделия и его настройку.

С. БУНТМАН – То есть это наиболее высокотехнологичная часть, за которую вы берёте на себя полную ответственность – и за производство, и так далее.

Д. КОНОПЛЁВ – И на самом деле должен отметить, что такая тенденция мировая тоже. Например, фирма «Рафаэль» израильская, фирма «Мессершмидт-Бельков-Блом» немецкая. Точно так же устроена конструкция. Фактически те же самые направления работы. Примерно количество конструкторского персона схожее. И точно такое же распределение между собственным объёмом и объёмом смежных предприятий, которые привлекаются для производства конечной продукции. Но сборка и настройка непосредственно конечного изделия производится внутри холдинга, который её производит.

А. ЕРМОЛИН – А что такое вообще сверхточное оружие как концепт? Что можно отнести?

Д. КОНОПЛЁВ – Во-первых, точность поражения: более 95% вероятности поражения. Во-вторых, управление. И вообще реализация схемы «обнаружил-сопроводил-поразил с высокой точностью до 95%». Это высокоточное оружие.

С. БУНТМАН – Но здесь оно применимо к совершенно разным сферам. Когда мы говорим, например, о противотанковом оружии, где здесь главная, скажем, изюминка современная – это в обнаружении, в расстоянии, на котором можно добиться высокой и практической предельной точности, или в силе поражения? В чём сейчас в комбинации этих и каких-то других факторов сейчас состоит задача главная?

Д. КОНОПЛЁВ – Всегда вопрос целесообразности стоит. То есть, конечно, да, во-первых, это обнаружение. Чем дальше ты обнаруживаешь объект нападения, тем это правильнее, тем это безопаснее. Чем ты дальше можешь поразить, конечно, да, тоже, но при этом целесообразно… мы же видим, например, на поле боя до 8 км только, если визуально.

А. ЕРМОЛИН – Это ещё в хороших условиях. А так до километра обычно человек видит.

Д. КОНОПЛЁВ – Чем больше технических наворотов, тем дороже это оружие. Поэтому всегда важна эффективная стоимость.

А. ЕРМОЛИН – А мы сейчас говорим про эту глубину боя, до 8, скажем, километров, потому что, скажем, сверхточное оружие типа крылатых ракет – это вы этим не занимаетесь, то есть вы занимаетесь ПТОРСами.

А. КУРЕННОЙ – Почему? Занимаются в том числе.

Д. КОНОПЛЁВ – Если касательно противотанкового вооружения, то мы считаем, что в данном случае 8 км – это то, что нужно, и больше не нужно. Конкретно исходя из целесообразности ведения боя. То, что касательно вооружения самих противотанковых подразделений. Например, вертолётное вооружение не должно заходить в зону действия ПВО противника, правильно? Какова глубина зоны действия ПВО ближнего действия? На текущий момент это 12-15 км. Наши средства, которые мы же разрабатываем и производим – до 20. То есть, соответственно, вертолет должен иметь возможность, не заходя в зону ПВО, поразить противников. Это аспект высокоточного оружия в данном случае.

А так, что мы занимаемся только таким вооружением, это неправда. Мы планируем и 100 км, и 120 км у нас есть разработки.

А. КУРЕННОЙ – Это в планах есть. И вы занимаетесь и производством ракетных снарядов земля-земля, земля-воздух и воздух-земля, то есть у вас есть весь спектр практически.

Д. КОНОПЛЁВ – В такой терминологии можно сказать так, да, весь спектр.

С. БУНТМАН – Если такая терминология. Смотрите, здесь на основе чего, на основе каких разработок, в какой области? У вас главное и важнейшее направление и главная цель. Вы говорили о целесообразности. Понятно, что для каждого вида вооружений у вас своя тоже есть целесообразность. Когда нужно просто для поражения мухи на расстоянии 5 миллионов километров, это просто никто не будет строить никакой, потому что не представляет опасности. То есть, насколько я понял ещё, то есть добиться того, чтобы не дошёл вообще объект поражения до точки, опасной для наших войск и для наших объектов, для наших систем. И здесь каждый раз разная задача и разная получается целесообразность.

Д. КОНОПЛЁВ – Вы правильно говорите. Именно так, да. То есть каждый раз целесообразность, стоимость образца и соразмерение. Чем ты стреляешь и почему, и какая это стоимость. Если беспилотный летательный аппарат, который стоит несколько десятков тысяч долларов, его поражать ракетой, которая стоит миллион долларов, то это нецелесообразно абсолютно, правильно? Или, например, мы производим ракету «Корнет».

А. ЕРМОЛИН – Это всё от контекста зависит. Если он над Кремлём летит, то и за миллион…

С. БУНТМАН – Мы не будем считать вообще ничего.

Д. КОНОПЛЁВ – Надо считать в совокупном бюджете, сколько беспилотных летательных аппаратов и сколько конкретно нужно средств поражения, для того чтобы эти беспилотные летательные аппараты нейтрализовать в данном случае.

Что касательно ракеты «Корнет», то, например, соответствующий образец американцев стоит порядка сотен тысяч долларов, а наш стоит несколько десятков. То есть понятно, что эффективность поражения, допустим, беспилотного летательного аппарата, который стоит тоже несколько десятков тысяч долларов, в данном случае это правильно.

С. БУНТМАН – То есть это ещё и борьба экономик получается?

Д. КОНОПЛЁВ – Конечно. Мы же не можем тратить большое количество государственных денег на нецелесообразные вещи.

С. БУНТМАН – Здесь другая сторона целесообразности. Вот, скажите, за счёт чего возможно и за счёт чего вы пытаетесь и добиваетесь цели, можно выиграть в экономии как раз, в себестоимости продукции? За счёт чего?

Д. КОНОПЛЁВ – За счёт правильных научных решений, и только. За счёт правильного подбора материалов, правильного подбора технологического концепта производства, и только в этом. И в этом, можно сказать, что Аркадий Георгиевич Шипунов был гениален. То есть все его изделия стоят дёшево.

А. ЕРМОЛИН – Мы уже в других программах упоминали такой термин, как ансамбль технологий. То есть для того чтобы какое-то изделие было эффективным, в нём работает целый набор каких-то технологических решений. По сверхточному оружию это что?

Д. КОНОПЛЁВ – В сверхточном оружии всегда ваша терминология ансамбль технологий. И по-другому быть не может. Это сочетание в себе и оптики, и радиолокации, и баллистики, и ракетных технологий, и технологий материаловедения – всех технологий в совокупности, то есть очень сложная отрасль. Сам комплекс, который обнаруживает, сопровождает, поражает, вовлекает в себя всю ту технологическую базу, которая на текущий момент фактически известна современной науке.

А. КУРЕННОЙ – Вы сейчас больше говорили о противотанковых комплексах.

Д. КОНОПЛЁВ – Про всё я говорил.

А. КУРЕННОЙ – Вы делаете комплексы, которыми можно оснастить легкобронируемую технику и танки в том числе. Это уже как раз обратного действия вещи. И, причём, они включают в себя не только ракетные комплексы, но и стрелковое вооружение, лёгкие пушки. Можно чуть подробнее об этом? Что это такое?

Д. КОНОПЛЁВ – Танки и БМП имеют одной из своих задач – поражение себе подобных. Поэтому, соответственно, противотанковые комплексы они содержат в себе, конечно же, тоже. То есть ракетные комплексы управляемого вооружения – пушечного вооружения, системы обнаружения, это оптико-электронные станции, которые обнаруживают и сопровождают потом те изделия, те ракеты или то управляемое артиллеристское вооружение, которое, собственно, нужно для поражения цели. Поэтому это достаточно близкие вещи. Но сам комплекс сам по себе достаточно сложен. И мир идёт по пути усложнения и роботизации таких комплексов.

А. КУРЕННОЙ - Это во многом связано с тем, что предел мощности и боеприпаса орудия самого танкового – он на данный момент исчерпан. Нужны какие-то новые средства, чем можно оснастить танк, чтобы он был более эффективен против ему подобных и не только ему подобных, но и против живой силы и так далее.

Д. КОНОПЛЁВ - С нашей точки зрения, будущее за управляемым оружием.

А. ЕРМОЛИН – Роботы будут воевать вместо бойцов.

С. БУНТМАН – То есть управляемые снаряды. А это возможно в артиллерийском вооружении?

Д. КОНОПЛЁВ – Конечно. Они есть. Они разработаны, применяются, и уже не первый год.

А. ЕРМОЛИН – Ещё я был курсантом. И то нас уже учили.

С. БУНТМАН – Ну что, да я спросил, ничего плохого не имел в виду.

Д. КОНОПЛЁВ – Касательно таких комплексов. Нами разработан комплекс «Краснополь» - это 152-миллиметровый управляемый снаряд, разработан комплекс «Китолов» - это 122-миллиметровый управляемый снаряд. И разработаны они, если мне не изменяем память, порядка более 15 лет назад. И они и в российской армии состоят на вооружении, и на экспорт востребованы.

С. БУНТМАН – Задай последний вопрос, потому что сейчас перерыв будет у нас.

А. ЕРМОЛИН – Да, насколько именно сверхточное оружие с процентной точки зрения стоит на реальном вооружении? Потому что обычно смотришь, и ничего сильно отличного от того, с чем мы входили в Афган, не видишь там.

Д. КОНОПЛЁВ – Знаете, это вам кажется. На самом деле сейчас…

А. ЕРМОЛИН – Почему и спрашиваю.

Д. КОНОПЛЁВ – Какая реальная тенденция? Если 15-20 лет назад в ходе военных конфликтов всего 7% было управляемого вооружения, то последний конфликт ливийский показал, что 95% управляемого вооружения используется в ходе конфликта.

С. БУНТМАН – 95%.

Д. КОНОПЛЁВ – 95%. Поэтому реально война – это война высокоточного оружия, высокоточного управляемого оружия.

С. БУНТМАН – Мы здесь поставим отметку такую и сейчас прервёмся, потому что сразу будет…

А. ЕРМОЛИН – Управляемое оружие – это очень интересно. Какой смысл в этом вкладывать.

С. БУНТМАН – Хорошо, мы продолжим нашу программу через 3 минуты.

НОВОСТИ

С. БУНТМАН – Мы продолжаем нашу программу. Дмитрий Коноплёв у нас, управляющий директор Конструкторского бюро приборостроения, да? И, вы знаете, Дмитрий, вопрос у меня такой. Когда мы говорим, и ливийский конфликт тоже, и некоторые конфликты последних лет, последних десятилетий, скажем, очень во многих случаях было столкновение как раз высокой технологии, скажем, с технологией несколько иного уровня. Когда сейчас разрабатывается высокоточное оружие, разрабатывается и противоядие против высокоточного оружия, насколько вы закладываете в высокоточное оружие действительно то, как ему могут сопротивляться разными способами, разными системами защиты – и электронными, и другими. Здесь насколько приходится вам учитывать это и насколько быстро развивается та сторона, скажем? Сторона именно обороны, защиты, противостояния высокоточному оружию.

Д. КОНОПЛЁВ – Наше конструкторское бюро в основном занимается разработками не оружия нападения, а оружием противодействия. Поэтому, конечно же, когда мы разрабатываем новое оружие, мы закладываем изначально противодействие лучшим образцам разработанного оружия нападения на текущий момент времени. И более того, пытаемся предвидеть, какие тенденции развития, и закладываем лучшие варианты, как этим тенденция противостоять в будущем.

А. ЕРМОЛИН – У меня вопрос как от оператора. Вы говорили про управляемое вооружение. Что для меня как для оператора это означает? Я должен поймать мишень и всё время держать её в прицеле условно, или я выстрелил – забыл, то есть один раз поймал, вот, что такое управляемое вооружение, вот, для меня как человека, который должен поразить цель?

Д. КОНОПЛЁВ – На текущий момент развитие технологий, особенно оптических дошло до такой стадии, что управление, если даже используется лазерно-лучевой канал, производится не человеком, а техническим зрением, то есть которое в сотни раз быстрее, в сотни раз эффективнее, нежели чем человеческое зрение, человеческая реакция. Поэтому можно сказать, что даже при использовании лазерных каналов управления реализуется принцип «выстрелил-забыл».

А. ЕРМОЛИН – Но захватить я всё равно должен цель, или это тоже делается автоматически?

Д. КОНОПЛЁВ – Это всё делается автоматически.

А. ЕРМОЛИН – А что тогда…

Д. КОНОПЛЁВ – Садишься в БМП, включаешь кнопку автомат, и станция обнаружения сама обнаруживает цель, сама её определяет и сама потом поражает, выдавая команду…

А. ЕРМОЛИН – Просто катаешься, ждёшь, когда тебя подобьют.

Д. КОНОПЛЁВ – Человек нужен, но тенденция к тому, что он нужен всё меньше и меньше. Только в каких-то сложных условиях…

С. БУНТМАН – На уровне принятия решения.

Д. КОНОПЛЁВ – На уровне принятия решений, как действовать, вы абсолютно правы.

А. КУРЕННОЙ – У меня вопрос, отчасти продолжаю вопрос Сергея. Зенитный комплекс «Панцирь С-1» - уникальная вещь. Он способен помочь в условиях, когда частично, возможно, разрушена энергосистема стран, линии связи между, да, большие локационные станции вышли из строя. Поможет ли эта вещь и чем она ещё уникальна в принципе?

Д. КОНОПЛЁВ – Панцирь как раз предназначен для того, чтобы не разрушили те объекты, о которых вы говорили. То есть ни большие станции обнаружения, ни энергоносители, большие станции, ни пункты принятия решений, ни города, то есть это как раз средство ПВО, которое охраняет, которое противодействует средствам поражения противника, причём, значительному спектру средств, для того чтобы наши объекты стратегические не были поражены.

А. КУРЕННОЙ - То есть мы наоборот решаем задачу не допустить поражение этих объектов. Принята ли она на вооружение на данный момент?

Д. КОНОПЛЁВ – Конечно, она принята на вооружение. Постановление правительства состоялось по этому поводу зимой 2012 года в декабре.

А. КУРЕННОЙ – Ну, сейчас на параде не было панциря?

Д. КОНОПЛЁВ – На параде, конечно, был. Причём, на параде присутствует уже несколько лет. Даже ещё до принятия на вооружение на параде был.

С. БУНТМАН – Я бы хотел вернуться.

Д. КОНОПЛЁВ – И Министерство обороны в значительном количестве этот комплекс закупает, потому что он реально показал свою эффективность. Серьёзный комплекс.

С. БУНТМАН – У тебя есть конкретный вопрос по вооружениям, потому что я хотел ещё спросить о том, кто это делает.

А. КУРЕННОЙ – У меня был такой, связанный с предыдущими. От наших друзей реальных и друзей заклятых есть ли интерес к вашей продукции и насколько он сильный? Сотрудничаете ли, продаете ли, может быть, совместно разрабатываете?

А. ЕРМОЛИН – Это ты в смысле сколько агентов выявить удалось на предприятии?

Д. КОНОПЛЁВ – Наша продукция чрезвычайно востребована на международном рынке и реально конкурентоспособна. Если касательно, допустим, комплекса «Корнет», то это не секрет – продано несколько десятков тысяч штук изделий на экспорт. «Панцирь» чрезвычайно востребован.

А. КУРЕННОЙ – То есть уже покупают?

Д. КОНОПЛЁВ – Конечно. Это тоже можно из прессы обычной посмотреть, что да, действительно, то контракт, то заявка, то есть востребован, чрезвычайно востребован. И достаточно большое количество комплексов за рубеж поставлено.

Востребованы комплексы управляемого артиллерийского вооружения, востребованы боевые модули для БМП, то есть в том числе это и модернизация, и новые БМП. То есть идёт сотрудничество.

А. ЕРМОЛИН – А вы не чувствуете разрыва между интеллектуальным потенциалом ваших вооружений и личным составом, который будет им пользоваться? По сути дела из всего, что мы сейчас обсуждаем, вытекает то, что бой начинается с составления компьютерных программ задолго до того, как что-то начинает происходить на поле боя, и вряд ли призывник имеет к этому какое-то отношение.

Д. КОНОПЛЁВ – Если можно, я начну издалека. В конце апреля 27 числа наше предприятие посетил Дмитрий Олегович Рогозин, и он имел возможность на себе испробовать, насколько сложна техника либо проста техника. Обучение его состояло полчаса, и через полчаса он мог стрелять противотанковым комплексом «Метис». И отметил…

С. БУНТМАН – Целеустремлённый продвинутый пользователь вообще-то так с хорошим образованием.

Д. КОНОПЛЁВ – Это так. Но он отметил простоту управления этим комплексом. И мы стремимся сделать так, чтобы каждый комплекс был прост в управлении.

С. БУНТМАН – То есть в конце концов свести всю сложность к достаточно простым действиям.

Д. КОНОПЛЁВ – Вы правы.

А. ЕРМОЛИН – Я-то больше к тому, что если нас атакуют ракеты противника, которые летят со скоростью 2 километра в секунду. То есть кто против этого…

А. КУРЕННОЙ – А там уже, я думаю, с личным составом всё в порядке будет.

Д. КОНОПЛЁВ – 2 километра в секунду… конечно же, требуется обучение персонала. Конечно же, требуется. Но при этом хочу ещё раз отметить, что мы стараемся сделать так, чтобы применение наших сложных комплексов было просто.

А. ЕРМОЛИН – А вы предполагаете их интеграцию сразу же в ту же самую систему автоматизированного управления боем в тактическом звене, то есть в концепцию единого разведывательного пространства?

Д. КОНОПЛЁВ – Да, естественно. Эта концепция на текущий момент чрезвычайно важна. То есть должно быть общее информационное пространство.

А. ЕРМОЛИН – Вы участвуете тоже со своей стороны, да?

Д. КОНОПЛЁВ – Конечно же, мы в этом вопросе, естественно, участвуем. Все наши комплексы интегрированы в это общее информационное пространство. И когда они обнаруживают цель, они выдают целеуказание, его распределяют в рамках этого общего информационного пространства и, соответственно, получают целеуказание точно так же. Поэтому это важный аспект высокоточного оружия как таковой.

С. БУНТМАН – Всё-таки я хотел сказать, как формируется у вас персонал ваших предприятий, ваших конструкторских бюро. У вас здесь есть достаточно много проблем и общих. Какой у вас средний возраст, какая у вас квалификация, достаточная ли? Кто вам поставляет именно специалистов. Как вы их отбираете? Для всех этапов, включая и производство.

Д. КОНОПЛЁВ – Средний возраст у нас 45 лет. Как конструкторского персонала, производственного персонала, так и персонала ИТР. Должен отметить, что в последнее время достаточно серьёзно изменилась тенденция, и в военную отрасль пошли молодые люди. То есть у нас есть конструктора, причём, реально продвинутые ребята, которые делают современные разработки, современное оружие, которым по 26-30 лет.

С. БУНТМАН – Это вот этот возраст от окончания вуза до 30 примерно, да? Вот эта молодёжь идёт.

Д. КОНОПЛЁВ – То есть они пошли, и их тенденция к увеличению количества таких людей.

С. БУНТМАН – А скажите, средний как раз возраст во многих разговорах и в этой передаче, это уже идёт проблема как раз специалистов среднего возраста, вот таких 35-40-45. То есть есть зубры такие достаточно пожилые и есть молодёжь, которая подрастёт через некоторое время. А действующие такие люди 35-40 лет – вот это представляет проблему. А у вас как?

Д. КОНОПЛЁВ – У нас они есть. Что должен отметить? Что в Туле своя своеобразная атмосфера. То есть там сконцентрировано достаточно большое количество военных предприятий, предприятий, которые делают продукцию нашего военно-промышленного комплекса и делали её достаточно длительное количество времени, то есть более 200 лет в Туле производится оружие.

И создана вот эта правильная атмосфера, и есть университет, собственно, Тульский университет. Значительное количество кадров для наших военных предприятий готовит именно он. Более того, предприятия тульские патронируют этот университет. Люди, которые работают на наших предприятиях, руководят кафедрами, составляют научными программы. И выпускники с удовольствием идут работать на наши же предприятия.

С. БУНТМАН – То есть здесь получается такой…

А. ЕРМОЛИН – Это очень редкая для страны получается на самом деле такая…

Д. КОНОПЛЁВ – Да, поразительно замкнутая система. Исходя из этого, на самом деле должен отметить, и сохранилась военная наука именно в Туле, исходя из этого правильного взаимоотношения.

А. ЕРМОЛИН – А как вы думаете, почему ни у кого не получается, а в Туле получилось. Мы видим огромные деньги государства, всё равно сделать не могут. У вас что, есть гарантированные рынки, которые уже всё определяют? Невидимая рука Адама Смита дальше уже всё это замыкает в единую систему.

С. БУНТМАН – Потому что во многих отраслях так не получилось.

А. ЕРМОЛИН – Нигде не получилось.

Д. КОНОПЛЁВ – Вопрос сложный. Я могу ответить касательно нашего предприятия. Во многом это талант Аркадия Георгиевича. Вот, возникает человек, который в состоянии осмыслить, понять, как правильно действовать, понять то, что не просто надо КБ, нужно ещё и серийное производство, нужно самому и продавать, нужно готовить кадры и поддерживать университет. Грязев у нас. Почти все разработки Шипунов-Грязев. То есть, допустим, пушки ГШ. Вся наша российская армия вооружена пушками ГШ. Такой же известный человек, как Шипунов. К сожалению, тоже ушёл несколько лет назад.

Его сын руководит университетом сейчас. Та же самая история. Он также создал свою школу и также правильно понимал, как должна выглядеть сама концепция воспроизводства – как людей, так и собственно самого производства.

А. ЕРМОЛИН – А был у вас провал? Вот, все жалуются на лихие девяностые и так далее. С какого момента вы почувствовали, что жизнь наладилась и что система заработала, продавать стали на миллиарды?

С. БУНТМАН – Насколько он был принципиален, если была такая просадка?

Д. КОНОПЛЁВ – Провал был. Конечно же, был. Но при этом, исходя из того, что конструкторскому бюро было разрешено продавать на экспорт, нас спас на тот момент экспорт и безумная энергия Аркадия Георгиевича, который лично ездил и продавал лично. Не только разрабатывал, не только организовывал производство, но ещё и продавал на рынках.

С. БУНТМАН – На самом деле действительно всё держится, когда ты задавал вопрос, почему получается, а почему не получается. То есть во многом действительно от понимания и от энергии, от понимания задачи и от энергии знаний здесь получается. Потому что действительно, когда сохраняется, именно так получается делать.

А, скажите, я понимаю, вот, университет вам помогает не прерывать и помогал всё время получать специалистов, знакомых конкретно с тем, что делается и в Туле, и на тульских предприятиях, и в КБ. А рабочие, а квалифицированные действительно изготовители того, что разрабатывается в КБ? Как здесь? Здесь же тоже много было очень провалов.

Д. КОНОПЛЁВ – Провалы, конечно, были. Но куда идти работать в то время людям? Только на военные предприятия, опять же. Не будут же они из Тулы уезжать. Это во-первых.

С. БУНТМАН – Кстати, не уезжали? Оттока не было из Тулы?

Д. КОНОПЛЁВ – Конечно же, отток в Москву был как всегда, потому что Москва – это центр. Но тем не менее значительное количество людей в Туле остаётся, и они работают. У нас количество людей, работающих на нашем предприятии, только увеличилось в последние 10 лет. То есть оно не уменьшилось. У нас есть собственная организованная подготовка производственных рабочих. Надо отметить, что серийное производство сборочное большое стало у нас работать только с 2001 года. И мы сумели рабочих привлечь, их обучить и удержать.

А. ЕРМОЛИН – А рабочие суперквалификации, всё время фильм вспоминается «Москва слезам не верит», там типа… тоже, от которого зависит и конструктор, и учёный, такая рабочая аристократия та самая, и они тогда получали иногда выше, чем инженерно-технический состав. Вот такого типа специалисты – они в принципе нужны сейчас? Может, они в принципе как класс уже и не нужны, может быть? Вы как-то по-другому это решаете?

Д. КОНОПЛЁВ – Мы производим высокотехнологичную продукцию наукоёмкую, и поэтому у нас каждый рабочий – штучный товар. Поэтому изначально ситуация не такая, как в шахте или на металлургическом заводе, хотя это тоже важное производство. Каждый рабочий – это чрезвычайно подготовленный профессиональный сотрудник.

А. ЕРМОЛИН – Такой, может быть, в быту не очень корректный вопрос, но для нашей программы, по-моему, нормальный – а сколько у вас в среднем зарабатывают те же конструктора, рабочие, учёные, то есть какой диапазон? Не секрет, что, в общем-то, сейчас увеличили офицерам денежное довольствие, и сильно увеличился престиж вооружённых сил, офицерского корпуса.

Д. КОНОПЛЁВ – Как вы понимаете, при таком коллективе разноплановом, когда есть и конструктора, и конструктора очень высокого уровня, и рабочие, и ИТР, да, то есть достаточно профессиональные, технологи профессиональные, у нас достаточно большой разброс заработной платы. Поэтому средняя зарплата соответствует уровню региона, она достаточно сильно выше. Но при этом, конечно же, не оставались бы у нас работать конструктора, если бы им платили меньше, чем на других предприятиях Тульской области, правильно?

Но мы при этом ведём работу по увеличению оплаты труда, потому что понятно, что конструктор должен получать много, особенно конструктор таких сложных комплексов.

С. БУНТМАН – Здесь ещё есть ли шкала поощрений? То есть плохо, когда человек, занятый важным делом, вынужден, для того чтобы зарабатывать больше, должен разбрасываться и где-то ещё что-то искать, каким образом ему лучше семью.

Когда он у себя на работе имеет перспективы и знает, что при определённом повышении качества своей работы и разнообразии своей работы у себя он будет и больше получать за это. У вас есть система поощрений?

Д. КОНОПЛЁВ – У нас на текущий момент система, конечно, имеется, но мы пытаемся её совершенствовать. При этом, как известный факт, что все текущие мировые системы поощрения, которые выстроены – они скопированы в значительной степени с Советского Союза. То есть как было в Советском Союзе? План выполнил – получай денежку. План не выполнил – денежку не получаешь. Соответственно, точно так же. Пытаемся планировать, разрабатываем систему планирования как научно-конструкторских работ, так и производства, и выплачиваем премии за выполнение плана. Самая простая понятная система. При этом достаточно эффективная.

С. БУНТМАН – План плюс реализация ещё, потому что это можно произвести много, как это было и в советские времена, много всего, что никому не нужно. Но это другая история, это реализация.

Д. КОНОПЛЁВ – Но мы же не производим на склад, мы же производим только то, что востребовано. Поэтому…

А. ЕРМОЛИН – Сейчас очень модно говорить про инновационный бизнес, про старт-апы, ну, по сути дела, раз у вас такое количество разработчиков и конструкторов, изобретателей, вот, как у вас обстоят дела с интеллектуальной собственностью? Есть какие-нибудь примеры коммерциализации, да, чтобы я что-то уникальное изобрёл, да, что в своё время у того же Калашникова не получилось, да, то есть весь мир пользуется – ни страна ничего с этого не получает, ни сам Калашников.

С. БУНТМАН – То есть не защищённый…

А. ЕРМОЛИН – Могут ли ваши конструктора рассчитывать на то, что если он изобрёл какую-то деталь, да, то в процессе её внедрения и увеличения продаж он будет иметь какие-то доли от прибыли, или вы просто покупаете у него, или даже не покупаете, поскольку он ваш сотрудник, это просто вашей собственностью становится?

Д. КОНОПЛЁВ – Естественно, так как деньги платит предприятие, то это собственность предприятия. Но при этом есть авторское право. Конечно же, то, что мы используем авторские права людей, у нас достаточно много патентов, мы стараемся по мере наших возможностей. Возможности у нас, хоть предприятие и успешное, но не безграничные. Выплачивать за эти изобретения.

Более того, на текущий момент, опять же, хотим эту систему значительно усовершенствовать, хотим сделать так, чтобы люди имели мотивацию, получали за то, что они разрабатывают, большее количество денежных средств.

С. БУНТМАН – То есть разрабатывают. То, что внедрено, пошло и имеет спрос.

А. ЕРМОЛИН – Просто обидно, даже в Институте стали и сплавов человек изобретатель литиевых батареек, это же миллиардер бы сейчас был по нынешним временам.

А. КУРЕННОЙ – Я бы хотел немножко к продукции. Вопрос такой. Возвращаемся к танковой тематике. Обновлять парк можно двумя способами. Можно модернизировать то, что есть сейчас, стоит на вооружении, можно разрабатывать то, что новое, допустим, платформа «Армата», которая сейчас разрабатывается. Вы на чём больше сосредоточены – на создании комплексов, которые можно модернизировать то, что состоит сейчас на вооружении, или вы участвуете столь же равнозначно и активно в создании вот этих новых и перспективных платформ?

Д. КОНОПЛЁВ – Мы и участвуем в модернизации, и участвуем в создании перспективных платформ. И в принципе мы участвуем в той программе, в выполнении тех приказаний президента майских о том, что это должно быть 70% новой техники к 2020 году. И понимаем необходимость этой задачи, её ответственность. Военно-промышленная комиссия этому вопросу уделяет значительное количество времени. Большое внимание уделяет всем промышленным предприятиям, которые на текущий момент работают на производстве военной продукции. Именно выполнение конкретной этой поставленной задачи.

Поэтому конечно. На «Армате» будет стоять наш боевой модуль.

А. ЕРМОЛИН – У вас есть конкуренты на внутренних рынках?

Д. КОНОПЛЁВ – Как видите, у нас большое количество направлений. И фактически по каждому есть конкурент. По ПВО «Алмаз-Антей», можно сказать, конкуренты. Но, по большому счёту, опять же, хотел бы что отметить? Что и Министерство обороны, и военно-промышленная комиссия на текущий момент времени, может быть, в отличие от предыдущих времен уделяет значительное внимание тому, чтобы сохранить школы конструкторские, производственные, и чтоб в каждом направлении всё-таки была какая-то здравая конкуренция выстроена, которая позволяет создавать новое и идти вперёд.

А. ЕРМОЛИН – А вот как это? Как принимаются решения по поводу двух изделий, которые заказаны под одну и ту же задачу?

Д. КОНОПЛЁВ – Например, холдинг «Вертолёты России» есть два вертолёта примерно с одинаковым техническим заданием – Ми-28 и К-52. Но один причём для одних действий на поле боя – Ми-28, а другой для антитеррористических операций – К-52.

С. БУНТМАН – То есть здесь есть достаточная гибкость, то есть можно проявлять…

Д. КОНОПЛЁВ – Надо отдать должное текущему руководству военно-промышленной комиссии и министерству обороны.

С. БУНТМАН – То есть это не всегда тот выбор такой, что если мы выбираем что-то одно, другое уже никому не нужно?

Д. КОНОПЛЁВ – Ну, понимаете, ещё в чём вопрос? Например, сегодня наше предприятие сделало лучший комплекс ПВО, а завтра… и вдруг, например, приняли решение – ну раз комплекс ПВО у нас лучше, то давайте какое-нибудь другое предприятие закроем, которое на текущий момент сделало хуже. А через некоторое время бы, например, возникла обратная ситуация. То есть мы свою собственную безопасность рушим просто такими принятиями решений, поэтому нужно поддерживать и то, и другое, и вот такая политика правильная.

С. БУНТМАН – И выявляете конкретные ниши, конкретные качества, в которых может быть вот это взаимное продуктивное опережение.

Д. КОНОПЛЁВ – Мы в основном конкурируем, конечно, с лучшими западными, скажем так, иностранными производителями.

А. ЕРМОЛИН – А как вы видите их действия? На выставках? Или как-то просто из технической литературы за этим следите?

А. КУРЕННОЙ – На практике.

Д. КОНОПЛЁВ – Вы сами ответили на вопрос.

С. БУНТМАН – Хорошо, спасибо, Дмитрий, большое. И успехов вам и вашим сотрудникам и Туле в целом, потому что уникальность Тулы, конечно, подтверждена уже несколькими столетиями. И, я так думаю, будет подтверждаться дальше. Поэтому в этом есть абсолютная уверенность. Спасибо большое, что вы к нам пришли. И успехов вам.

Д. КОНОПЛЁВ – Спасибо большое.

С. БУНТМАН – Спасибо, всего доброго.

А. ЕРМОЛИН – Удачи.