Три Николая: последний российский Император Николай Второй, великие князья Николай Михайлович и Николай Николаевич-младший - Сергей Мироненко - Наше все - 2008-05-04

Е.КИСЕЛЕВ: Я приветствую всех, кто в эту минуту слушает радиостанцию «Эхо Москвы». Это программа «Наше все» и я, ее ведущий Евгений Киселев. Мы продолжаем писать историю нашего отечества в лицах. Мы идем по алфавиту от А до Я, мы дошли до буквы Н, и сегодня у нас первая из трех программ на эту букву, причем программа необычная, потому что я, пользуясь правом, предоставленным мне главным редактором и соавтором этого проекта Алексеем Венедиктовым, решил выбрать одну передачу не с одним, а сразу с тремя героями. Мы сегодня будем говорить о трех близких родственниках – об императоре Николае II и двух великих князьях – Николае Николаевиче и Николае Михайловиче. Все они жили в одну эпоху, и их судьбы оказались тесно переплетены друг с другом, особенно в последние решающие и роковые для династии, для России годы 20-го века. И, как всегда в начале программы, портрет наших трех героев в интерьере эпохи.

ПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ ЭПОХИ

Они были очень разные - три Николая. Последний русский царь – Николай II – невысокого роста, мягкий, добросердечный, интеллигентный и одновременно слабовольный. Такой, каким изобразил его на знаменитом портрете, писанном с натуры, художник Валентин Серов. По многочисленным свидетельствам современников, это был самый лучший портрет императора. Последний назначенный им главнокомандующий русской армией - великий князь Николай Николаевич, назначенный дважды – первый раз в августе 1914-го в начале Первой Мировой войны, второй раз в марте 1917-го, при отречении, - полная противоположность государю. Блиставший богом данной богатырской статью, гусар, необычной популярный в армии. Единственный из великих князей, который, опять-таки, по многочисленным свидетельствам современников, пытался играть активную политическую роль в жизни страны, мог бы при определенных обстоятельствах составить оппозицию царю. Наконец, бесконечно далекий от первых двоих и по взглядам, и по образованию, и по кругу интересов, - третий Николай – великий князь Николай Михайлович, сторонившийся военной службы и в конце концов оставивший ее ради научной карьеры, - единственный из Романовых ставший большим ученым – председателем Русского Географического и Русского Исторического общества, почетный доктор истории Московского университета. Французская академия избрала его своим членом – честь, которой почти никогда не удостаивались иностранцы. Многие мемуаристы утверждают, что Николай Николаевич, который был все-таки на 12 лет старше своего венценосного двоюродного племянника, подавлял Николая II своим ростом, зычностью голоса и авторитетом в гвардии. Императрица Александра Федоровна, жена царя ненавидела «дядю Николашу» - так называли главнокомандующего за глаза, в том числе за то, что он был одним из главных врагов боготворимого старца Григория Распутина. Роковое решение императора отправить Николая Николаевича в отставку спустя год войны и фактически сослать на Кавказ наместником современники приписывают влиянию императрицы. Сохранились свидетельства, что некоторые министры на тайных совещаниях всерьез обсуждали тогда в августе 1915-го, подчиниться ли Николай Николаевич повелению императора оставить пост главнокомандующего или пойдет на военный переворот. Николай Николаевич подчинился монаршей воле, хотя в двух других поворотных моментах русской истории повел себя совершенно иначе. Как утверждал бывший русский премьер-министр Сергей Юльевич Витте в своих воспоминаниях, в октябре 1905 года Николай II никогда бы не подписал Октябрьского манифеста, если бы на этом не настоял великий князь Николай Николаевич. Великий князей Александр Михайлович, оставивший потомкам наиподробнейшие мемуары с весьма выпуклыми характеристиками своих августейших родственников, писал: «Два важнейших акта в истории России – Манифест 17-го октября 1905-го и отречении императора Николая II 2-го марта 1917-го года – следует приписать полнейшей аберрации политического предвидения великого князя Николая Николаевича». Имеется в виду, что в начале революции великий князь присоединил свой голос к тем, кто коленопреклоненно умолял царя об отречении. Что же касается великого князя Николая Михайловича, то оценки его разнятся от превосходных до уничижительных. Начальник дворцовой канцелярии генерал Мосолов в своей книге «При дворе последнего царя» пишет о нем так: «Довольно красивый, очень умный, он был прожженным интриганом. Он всегда всех критиковал, но сам никогда ничего не делал». Когда царю уехал на фронт, Николай Михайлович остался в Петрограде, в клубе, где он всегда был в центре внимания. Его язвительные высказывания, ниспровергавшие все что можно, наносили большой вред самодержавию. Критика, исходящая из высших сфер, заражала своим ядом всех и разрушала моральный авторитет государя. Императрица ненавидела его до глубины души. Именно Николай Михайлович стал инициатором написания коллективного послания царю сразу же после убийства Распутина, которое окончательно рассорило царя и его родственников. Родной брат Николая Михайловича, упомянутый уже мемуарист Александр Михайлович пишет о нем совершенно иначе: «Я не знаю никого другого, кто мог бы с большим успехом нести обязанности русского посла во Франции или в Великобритании. Его ясный ум, европейские взгляды, врожденное благородство, его понимание миросозерцания иностранцев, широкая терпимость и искреннее миролюбие стяжали бы ему любовь и уважение в любой мировой столице. Неизменная зависть и глупые предрассудки двора не позволили занять ему выдающегося положения в рядах русской дипломатии. И вместо того, чтобы помочь России на том поприще, на котором она более всего нуждалась в его помощи, он был обречен на бездействие людьми, которые не могли ему простить его способностей, его презрения к их невежеству. С этой точки зрения, жизнь его была прожита без пользы». Будучи горячим поклонником парламентского строя и убежденным почитателем словесных дуэлей Клемансо-Жореса, он не хотел допустить того, чтобы создание в России конституционного строя по образцу III Французской Республики закончилось бы полным провалом. Истина заключалась в том, что он родился не в той стране, где ему следовало бы родиться. В гвардии ему дали прозвище «Филипп Эгалите», но авторы этого прозвища не подозревали, что их царственный однополчанин шел в своем демократизме гораздо дальше, нежели брат французского короля, который мечтал воспользоваться революцией как трамплином для достижения собственных честолюбивых планов. «Мой брат Николай обладал всеми качествами лояльнейшего президента цивилизованной республики. Это заставляло его часто забывать, что Невский проспект и Елисейские поля – далеко не одно и то же». История это подтвердила – в январе 1919-го года великий князь, приветствовавший Февральскую революцию, был расстрелян большевиками в Петропавловской крепости как заложник в ответ на убийство Карла Либкнехта и Розы Люксембург в Германии, к которому он, разумеется, ни имел ни малейшего отношения.

Е.КИСЕЛЕВ: А теперь я представляю вам нашего сегодняшнего гостя. Сегодня со мной в студии директор Государственного архива РФ, доктор исторических наук Сергей Владимирович Мироненко, который уже не раз был в прошлом гостем нашей передачи. Сергей Владимирович, я вас от души приветствую.

С.МИРОНЕНКО: Здравствуйте, Евгений Алексеевич.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, вот скажите, пожалуйста – такая вот попытка сегодня нарисовать портрет сразу трех человек, судьбы которых действительно переплелись, особенно в последние годы Империи… я не хочу за вас это все рассказывать. Подхватите, пожалуйста, эту тему.

С.МИРОНЕНКО: Ну, это три совершенно разных человека. Одно – это Николай II, император, о котором много сейчас говорят, пишут, думают о том, что было бы, если бы императором в эту сложную и переходную эпоху оказался другой человек, наделенный другими качествами, фигура другого масштаба. Николай Николаевич – любимец армии, великий князь. Сейчас я так мысленно себе представляю – его любой, кто видел хронику последних лет Российской Империи, конечно, безошибочно его узнает – это высокая, худая фигура, не то что на голову, а на две головы выше окружающих. И уж совершенно особое место занимает в семье Романовых великий князь Николай Михайлович – замечательный историк, ученый, человек, который выбрал несколько иную стезю, выбиваясь из обыденного ряда великих князей.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну я, честно говоря, ни разу не видел в той хронике, которая уцелела и дошла до нашего времени… может, не так внимательно глядел, но не припомню, чтобы в старинной хронике попадался Николай Михайлович, но внешность у него тоже была незаурядная.

С.МИРОНЕНКО: Ну, внешность у него была незаурядная. И, прежде всего, это был незаурядный человек по тому таланту, который был отпущен ему богом. И его исторические исследования до сих пор являются классическими. Биография императора Александра I – одна из лучших биографий, которая была написана нашими с вами соотечественниками. Конечно, очень любопытно, что и представитель семьи Романовых не мог полностью откровенно публиковать свои исследования. Опубликованное его исследование об императоре Александре I содержало две секретных главы, которые были опубликованы практически совсем недавно.

Е.КИСЕЛЕВ: Две секретные главы, интересно, для кого предназначались? Для высочайшего чтения?

С.МИРОНЕНКО: Ну, во-первых, Николай Михайлович был настоящий историк. Настоящий историк пишет историю не для того, чтобы кто-то читал в тайне. Конечно, он надеялся на то, что эти главы когда-нибудь увидят свет. Но одна глава посвящена истории любви императрицы Елизаветы Алексеевны, жены императора Александра I, которая была влюблена в блестящего кавалергарда Охотникова. Известно, что жизнь молодых супругов как-то не заладилась с самого начала, и Александр имел некоторые утешения на стороне, не осталась вдалеке от этого и императрица. Она даже родила ребенка от Охотникова. Была огромная проблема для Александра, если бы родился мальчик. Об этом, кажется, мы как-то говорили. Потому что что делать? Девочку, которая родилась, он признал своей. Надо сказать, что это был очень благородный поступок со стороны Александра, а вот поди родился бы мальчик – что делать?

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, родила Екатерина Великая мальчика, как бы сейчас сказали – от гражданского брака с Орловым, и ничего.

С.МИРОНЕНКО: Нет-нет, это все выдумки.

Е.КИСЕЛЕВ: Выдумки?

С.МИРОНЕНКО: Это все абсолютные выдумки. Причем начало этим выдумкам положила сама Екатерина по политическим соображениям. Она хотела дискредитировать своего сына. Она не хотела, чтобы Павел царствовал после ее смерти. Она готовила проект восшествия на престол минуя Павла его сына, любимца ее Александра, и так, в общем, не завершила это…

Е.КИСЕЛЕВ: То, что граф Бобринский был незаконным сыном Екатерины II, это, оказывается, легенда?

С.МИРОНЕНКО: Нет-нет, я имею в виду Павла. Ведь речь шла о том, что Павел – незаконный сын Салтыкова.

Е.КИСЕЛЕВ: Ах, об этом сейчас речь.

С.МИРОНЕНКО: Конечно. И тут вся загвоздка в том, что Екатерина жила и правила в эпоху дворцовых переворотов, когда точный порядок престолонаследия не был определен. Павел, взойдя на престол в 1797 году, обнародовал Учреждение об императорской фамилии, где все было сформулировано предельно точно – кто имеет и в какой последовательности права на русский престол, и если бы Елизавета Алексеевна родила сына, то здесь вопрос был бы очень серьезный. Потому что детей других у императорской четы не было, и по праву закона, если б Александр признал этого ребенка, он был бы наследником. Но, в общем, любовная история связи Елизаветы Алексеевны с Охотниковым была достаточно, хотя и в узких кругах, но известна, и Елизавета Алексеевна давала читать свои дневники, где описывала все перипетии этого романа. Надо понять, что это была эпоха романтизма, где зыбкая грань между литературой и жизнью – жизнь перетекала в литературу, литература становилась жизнью. Елизавета давала читать эти дневники Николаю Михайловичу Карамзину, известному писателю, не только историку, написавшему один из шедевров сентиментализма – повесть «Бедная Лиза». Так что вопрос-то бы был… А вдруг был бы мальчик, а вдруг Александр бы его признал – кто был бы на русском престоле?

Е.КИСЕЛЕВ: В общем, Николай Михайлович об этом обо всем написал…

С.МИРОНЕНКО: Николай Михайлович об этом обо всем написал, и эта глава осталась неопубликованной.

Е.КИСЕЛЕВ: Она была засекречена самим автором или это было высочайшее решение?

С.МИРОНЕНКО: Это было решение Николая II.

Е.КИСЕЛЕВ: А вторая глава?

С.МИРОНЕНКО: Вторая глава не настолько была секретной. Это глава о старце Федоре Кузьмиче. Что же произошло с императором Александром I после его кончины 19 ноября 1825 года в Таганроге? Это была инсценировка или действительно Александр умер? Появившийся в конце 30х годов в Сибири старец Федор Кузьмич – кто это был? Император Александр, ушедший, добровольно отрекшийся от престола? В общем, об этом Николай Михайлович думал, писал, публиковал, но здесь его взгляд, его отношение к этому прошло определенную эволюцию. Вначале он верил в то, что Федор Кузьмич – это Александр I, но после того, как он еще раз исследовал документы, пришел к выводу, что это все-таки красивая легенда.

Е.КИСЕЛЕВ: Но мы с вами как-то об этом уже говорили – ведь не только Николай Михайлович в это верил, а в это верили и многие другие члены дома Романовых.

С.МИРОНЕНКО: Ну, вы знаете, верить же никому не запрещено. Правда? Я уже рассказывал, что Ольга Александровна, сестра императора Николая II была уверена, что Федор Кузьмич – это Александр I, но что из этого? Вы представляете, сколько лет прошло? 75 лет. Вот представьте себе, сколько сейчас легенд, которые охватывают советскую историю. Достаточно сказать, что, по-моему, каждый, кого ни спросишь, уверен, что у Сталина были двойники. Легенд-то много.

Е.КИСЕЛЕВ: Конечно. Верят и в то, что Берия убил Сталина. Об этом сейчас просто документальные фильмы снимают и на государственном телевидении показывают. А знаете, ведь государственное телевидение – это вообще в некотором смысле в сознании многих простых граждан истина в последней инстанции.

С.МИРОНЕНКО: Ну, о чем говорить… Такая версия имеет хотя бы какое-то право на существование, потому что убил-то он не прямо, а как бы не оказав помощи умирающему. Умирающий Сталин сутки пролежал без медицинской помощи. И на основании этого делается вывод. Но гораздо более любопытные есть сюжеты. Например: Берия был убит, никакого суда над Берией не было, полгода его никто не допрашивал, показания он не давал, застрелили его в его особняке…

Е.КИСЕЛЕВ: Там сейчас посольство Туниса.

С.МИРОНЕНКО: Точно. Находятся очевидцы…

Е.КИСЕЛЕВ: Малая Никитская.

С.МИРОНЕНКО: Совершенно справедливо. Находятся очевидцы, которые видели и пулевые отверстия, и видели, как окровавленного Берию оттуда выносят. Мало ли чего люди фантазируют. К сожалению, есть такая наука, как история. Есть документы, на которых эта история строится…

Е.КИСЕЛЕВ: Именно документы? Не воспоминания? Потому что в воспоминаниях очень часто…

С.МИРОНЕНКО: Я вам скажу честно – меня всегда очень смущает, что… Воспоминания – это такие же документы. Весь вопрос – в их анализе, в сопоставлении их с другими официальными документами, письмами. Историк, пишущий историю, использует самые разнообразные документы. И говорить, что воспоминания – это не документы, это не совсем правильно. Надо умело анализировать всю совокупность исторических источников.

Е.КИСЕЛЕВ: Вот, допустим, в воспоминаниях иногда можно отделить зерна от плевел.

С.МИРОНЕНКО: Безусловно. Ну, например, яркий тому пример – воспоминания Якова Юровского о том, как была убита царская семья. Наивно, по крайней мере, утверждать, как утверждают некоторые явные противники версии, что царская семья была похоронена не в Ганиной яме… вернее, уничтожена около Ганиной ямы, а похоронена в Поросенком логу. Говорят, что воспоминания Юровского, который был организатором и убийство царской семьи, и сокрытия этого преступления, - это фальшивка, сделанная КГБ. Вот не нравится людям, что Юровский написал это. Ну что делать? Не нравится. А вот анализируя появление этого документа, анализируя списки этого документа, непредвзятый человек, конечно, приходит к тому, что это подлинные воспоминания Юровского, это его воспоминания, никем ему не продиктованные. Масса есть примеров, которые вводят нас в лабораторию историка.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну вот, скажем, помните, наверное – есть воспоминания художника Бенуа, где он описывает свою встречу с Николаем Михайловичем. Он увидел его в одной компании, куда Николай Михайлович пришел. А тогда, в общем, было другое время, не было телевидения, газеты публиковали фотографии крайне редко, и многих высочайших особ даже люди, находившиеся, что называется, на самых высоких этажах социальной лестницы, могли не знать в лицо. И вот он увидел красивого гвардейского офицера в белом кителе, который присоединился к общему разговору, поражая его, Бенуа, своей внешностью – он чем-то напоминал, как он пишет, индийского раджу. У него действительно была немного восточная внешность – он был смугл, с крючковатым профилем орлиным. И только потом он узнал, что это великий князь Николай Михайлович. Кстати, по-моему, Витте в открытую говорит о том, что каким-то образом в жилах князей Михайловиче оказалась еврейская кровь. Да?

С.МИРОНЕНКО: Ну я, честно говоря, такого не помню, но…

Е.КИСЕЛЕВ: Пишет-пишет, что семитское было что-то такое в их матушке – в великой княгине Ольге Федоровне.

С.МИРОНЕНКО: Ну, семитское было. Это не значит, что там была еврейская кровь. Это могло быть просто в облике. Я не могу так интерпретировать слова Витте. То, что был смуглый, ну что же… В русских, как вы знаете, перемешано много кровей. И самое главное – не сколько граммов той или иной крови, а как люди себя ощущали. Николай Михайлович, конечно, был абсолютно русский человек. Вы вот сказали про воспоминания Бенуа – про белый мундир. А мне сразу вспомнились воспоминания Николая Николаевича Врангеля, известного искусствоведа, который встретил Николая Михайловича в 15-м году на фронте, и вот этот белы мундир уже был не такой белый, он уже был засаленный, он уже был грязный. Это так Николая Николаевича поразило. А мне показалось, что это очень такой живой пример… Не все так блестяще, как мы себе представляем, было в жизни великих князей.

Е.КИСЕЛЕВ: Вот давайте мы здесь поставим точку с запятой, потому что сейчас на «Эхе Москвы» новости середины часа. И потом мы продолжим разговор.

НОВОСТИ

Е.КИСЕЛЕВ: Мы продолжаем очередной выпуск программы «Наше все» на волнах радиостанции «Эхо Москвы». У микрофона ведущий программы Евгений Киселев. Сегодня первая из передач на букву Н, и у нас в ней сразу три героя – мы пытаемся нарисовать портрет императора Николая II и двух его близких родственников – великого князя Николая Николаевича, который в начале Первой Мировой войны был главнокомандующим русской армии, и его троюродного брата великого князя Николая Михайловича, который был прежде всего выдающимся русским историком, просветителем, организатором выставок. Мы ни слова не сказали об этой знаменитой выставке «Русские портреты», которая усилиями Николая Михайловича была создана…

С.МИРОНЕНКО: И издания…

Е.КИСЕЛЕВ: И издания замечательного, сопровожденного не только иллюстрациями, но и подробнейшими биографиями, причем иногда к одному портрету несколько биографий.

С.МИРОНЕНКО: Ну, обо всем-то ведь не скажешь, понимаете? Это очень сложный и трудный вопрос. Кстати, в императорской семье к Николаю Михайловичу относились с какой-то иронией.

Е.КИСЕЛЕВ: Почему?

С.МИРОНЕНКО: Видимо, занимался-то он делом…

Е.КИСЕЛЕВ: Несерьезным.

С.МИРОНЕНКО: Да. Нужно было в семье служить, быть военным, в крайнем случае флотским офицером – в общем, какая-то служба. А тут такой необычный человек – историк. И кличка, прозвище у него было очень необычное – его звали «Бимбо». Долго-долго я не мог узнать, что же такое Бимбо, почему Бимбо, откуда взялось? И историк Диляра Исмаил-Заде просветила меня, выяснив, что Бимбо – это герой известной сказки о слоненке. Вот вы сказали стройный, а уже в начале века Николай Михайлович был довольно грузный, с брюшком, судя по фотографиям, и вот это вот – Бимбо, такой слоненок. Но все равно что-то такое теплое, близкое, но не очень серьезное.

Е.КИСЕЛЕВ: А вот если говорить о воспоминаниях и о внешности наших героев, то я позволю себе процитировать маленький кусочек из «Жизни Арсеньева» Бунина, где Бунин описывает свою случайную первую в жизни встречу с великим князем Николаем Николаевичем, другим героем нашей сегодняшней программы. В самом начале совершенно справедливо мой гость Сергей Владимирович Мироненко, директор Государственного архива РФ сказал, что когда смотришь уцелевшие редкие кадры хроники, запечатлевшие царскую семью, сразу видно Николая Николаевича, потому что он выделялся ростом – он был выше всех Романовых. Так вот, что пишет Бунин. А Бунин встретил Николая Николаевича в Орле, через который проходил траурный поезд – очевидно, речь идет о поезде, который вез останки императора Александра III из Крыма, когда он умер там в 1894 году. Так вот, Иван Алексеевич Бунин, цитата из «Жизни Арсеньева»: «Из мягко и точно остановившегося поезда быстро появился и шагнул на красное сукно, заранее разостланное на платформе, молодой ярко-русый гигант-гусар в красном доломане с прямыми и резкими чертами лица, с тонкими энергично и как бы несколько презрительно изогнутыми ноздрями, с чуть-чуть выдвинутым подбородком, совершенно поразивший меня своей нечеловеческой высотой, длиной тонких ног, зоркостью царственных глаз, больше же всего гордо и легко откинутой назад головой в коротких и точно гофрированных ярко-русых волосах и крепко красиво вьющейся рыжей острой бородкой. И мог ли я думать в тот жаркий весенний день, как и где увижу я его еще один раз?» И дальше Бунин пишет о том, как в Антибе, это уже конец 20-х годов, он приходится проститься с великим князем, который лежит у себя в доме, и вот это вот огромный гроб-саркофаг, и «голова его, прежде столь яркая и нарядная, теперь старчески проста и простонародна», и «лежит он вытянутый во весь свой необыкновенный рост, до половины покрытый трехцветным знаменем», «поседевшие волосы мягки и слабы, лоб далеко обнажен – голова кажется теперь велика – так детски узки и худы стали его плечи», «лежит в старой совсем простой рыже-серой черкеске, лишенный всяких украшений, только Георгиевский крест на груди, с широкими, но не в меру короткими рукавами, так что выше кости длинно и плоско открыты его большие желтоватые руки, неловко и тяжело положенные одна на другую, тоже старческие, но еще могучие, поражающие своей деревянностью и тем, что одна из них с грозной крепостью, как меч, зажала в руке древний афонский кипарисовый крест, почерневший от времени». Николай Николаевич был одним из признанных лидеров русской эмиграции. И с его смертью, в общем, в каком-то смысле – не знаю, согласитесь вы со мною, - русская эмиграция потеряла знамя, потеряла лидера.

С.МИРОНЕНКО: Ну, вы знаете, во-первых, только часть русской эмиграции. Нельзя сводить русскую эмиграцию только к монархистам, только к монархически настроенным…

Е.КИСЕЛЕВ: Я сейчас говорю именно о монархически настроенной части эмиграции.

С.МИРОНЕНКО: Безусловно, конечно, он пользовался огромной популярностью, фигура была, может, не столько незаурядная… из этих слов Бунина, которые он описывает, просто как живой встает Николай Николаевич. Но вы видите, что о каких-то интеллектуальных качествах великого князя в словах Бунина нет ничего, даже намека. Царственный облик, орлиный разлет бровей, выгнутые чувственные ноздри и все такое, но не могу сказать, что это был самый выдающийся из Романовых. Но судьба так устроила, что он был военный, пользовался очень большой популярностью в армии. То, что император Николай сместил в сентябре 15-го года великого князя Николая Николаевича и сам занял его место, было, конечно, колоссальной политической ошибкой Николая II.

Е.КИСЕЛЕВ: Ошибкой, вы считаете.

С.МИРОНЕНКО: Да, безусловно.

Е.КИСЕЛЕВ: То, что Николай II не справился с командованием армией, это, наверное, не требует особых доказательств. Но был ли Николай Николаевич достаточно подготовлен к тому, чтобы выполнять обязанности верховного?

С.МИРОНЕНКО: Я думаю, что не вина, а беда Николая Николаевича была в том, что под его предводительством русская армия терпела поражения. Россия не была готова к войне. Вот я иногда жалею, что какие-то документы, который были просто у меня в руках в 90-е годы на Сотбис, но тогда не было просто денег, чтобы их купить. Например, письмо упоминавшегося нами уже великого князя Николая Михайловича, который писал, что России еще бы 2-3 года, и Россия была бы более подготовлена к войне с Германией, письмо 12-го или 13-го года, я сейчас не помню точно. В воздухе уже пахло войной, все понимали, что мировые державы не разойдутся миром – слишком остры противоречия, которые сложились между ними, слишком большие амбиции у немецкого императора Вильгельма, и… Ну, в общем, сложная ситуация. И вот Николай Михайлович писал, что программы, которые заложены, программы подготовки артиллерии, выпуска военной продукции – нам бы еще года два, мы были бы готовы к этой войне. Он не сомневался, что эта война будет. К сожалению, были проданы эти документы.

Е.КИСЕЛЕВ: Кому достались, не помните? В частные руки?

С.МИРОНЕНКО: А вот, знаете, есть же принцип у Сотбиса – они никогда не раскрывают имя владельца, который приобрел эти документы, если он этого не хочет. И как я ни упрашивал Джонни Стюарта, тогдашнего директора Русского отдела Сотбис, чтобы он все-таки как-то свел нас, поскольку позже, уже в конце 90-х начале 2000-х годов деньги-то появились, но ответ был, что нет, неизвестно, мы не знаем, мы не можем и так далее. поэтому, возвращаясь к Николаю Николаевичу – он был действительно подготовлен к этому посту. Может быть, он не был великим стратегом или таким уж выдающимся полководцем, но Николай-то был еще хуже.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, многое зависело от того, что был рядом с Николаем Николаевичем. Начальником штаба ставки был генерал Янушкевич, которого многие современники оценивали не очень высоко.

С.МИРОНЕНКО: Все так. Я не специалист по военной истории. Знаю только одно – что удалить Николая Николаевича на Кавказ, это была действительно политическая ошибка. Во-первых, Николай настроил против себя часть армии, которая, я еще раз подчеркиваю, очень сильно поддерживала Николая Николаевича. И во-вторых, все удачи и неудачи русской армии, а неудач-то было гораздо больше, напрямую он связал своим именем. Ну и уж, о чем я не устаю говорить – ну как мог император жить месяцами в ставке? Во время войны покинуть столицу? Как это? это централизованное государство. Управление империей идет из ее сердца – из Петрограда. А его нету месяцами. И это было одним из многих условий, которое подготовило вот эту вот революционную неурядицу, которая постигла Россию с начала 17-го года.

Е.КИСЕЛЕВ: Я напомню – мы сегодня говорим об императоре Николае II и двух его братьях троюродных – великом князе Николай Николаевиче, главнокомандующем русской армией в начальный период Первой Мировой войны и историке Николае Михайловиче. У всех у них разная судьба, но все эти судьбы именно в конце правления Николая II оказались тесно переплетены друг с другом. Вот скажите – я обращаюсь к моему сегодняшнему гостю, напомню, что сегодня со мной в студии директор Российского Государственного архива Сергей Мироненко, - Сергей Владимирович, мне приходилось читать, что будто бы в ту пору ходили по рукам открытки самодельные, на которых был портрет великого князя Николая Николаевича и подпись – «Его Императорское Величество государь император Николай III». Соответствует это действительности или это легенда?

С.МИРОНЕНКО: Я таких открыток не видел…

Е.КИСЕЛЕВ: У вас в архиве нет, во всяком случае.

С.МИРОНЕНКО: Может, и есть, да мы не знаем.

Е.КИСЕЛЕВ: Вот оно как.

С.МИРОНЕНКО: Ну а как вы думаете? Неужели вы можете себе представить, что все документы архива по десять раз уже взяты в руки, отсмотрены, введены в научный оборот? Если б это было так, то не надо было бы работать в архивах. Конечно, есть огромное количество фондов, материалов, которые недостаточно введены не только в общественный, но и в научный оборот. Вполне может быть, что такие открытки и были. Это, с одной стороны, свидетельство популярности Николая Николаевича, и это, конечно, нужно еще как-то аргументировать и изучать, но мне кажется, если это так, то это могло бы быть произведением тех сил, которые действительно думали о том, что Николая II надо сменять. И мы с вами уже говорили о том, что был этот великокняжеский заговор. Другое дело – что это не был заговор с программными документами. Это были разговоры внутри императорской семьи. Ведь что таить секреты? Николай был человек слабый, оказавшийся в роковой час для России на вершине власти, не способный решать эти проблемы, которые нужно было решать.

Е.КИСЕЛЕВ: Очень молодой. Ведь Александр III, мы часто об этом забываем, умер по нынешним понятиям совсем молодым человеком – ему не было 50, а его сын, наследник, вступил на престол, когда ему было 26 – мальчишкой, по нынешним представлениям.

С.МИРОНЕНКО: Он вступил на престол, но все-таки он царствовал практически четверть века.

Е.КИСЕЛЕВ: 23 года.

С.МИРОНЕНКО: За это время можно было и набраться опыта. Но что делать? Человек есть человек. Выше головы он прыгнуть не может. Недостаток воли – это все отмечали.

Е.КИСЕЛЕВ: При том, что он был хорошим, добрым отцом, семьянином, интеллигентным, образованным человеком. О нем, кстати, кто-то из современников писал, что в некотором смысле он был по своему образу жизни, по привычкам совсем не придворным аристократом.

С.МИРОНЕНКО: Ну, во-первых, он, конечно, был аристократ. Это уж тут не надо… То, что он любил гречневую кашу и щи, это вовсе не лишало его аристократических манер.

Е.КИСЕЛЕВ: Нет, он не любил балы, он не любил вот эту парадную, помпезную часть.

С.МИРОНЕНКО: Это и да и нет. Потому что он любил военные парады, любил военную службу. Он понимал, что неотъемлемой частью имиджа русской империи является блестящий двор. Другое дело – что его жена, императрица Александра Федоровна, которую он безумно любил, действительно была очень застенчивой женщиной. У них родился сын, который был неизлечимо болен. Серия покушений, которые прошли в начале 20-го века на крупнейших политических деятелей и завершились убийством его родного дяди великого князя Сергея Александровича, московского генерал-губернатора. Заставили царскую семью сначала уединиться в Царском Селе, они редко появлялись в столице, редко жили в Зимнем Дворце. Тут масса всего. Но то, что Николай не был аристократом, с этим я просто не могу согласиться.

Е.КИСЕЛЕВ: Вот кстати, к вопросу того, о чем мы только что говорили – есть в записках Николай Михайловича уже в наши дни опубликованных такое небольшое эссе, которое озаглавлено по-французски, о том, как все они предали его. И он пишет – никогда никакой интимности ни с кем не было, и даже была определенная позиция против идеи создания кружка преданных и приближенных лиц. Это он пишет о Николае. После 23 лет царствования Николай II не оставил ни одного друга ни среди своих родных, ни в высшем обществе, ни в среде приближенных. Императрица Александра по крайней мере имела двух друзей – Вырубову, урожденную Танееву, оставившую печальную память о своей роли в дружбе с Григорием Распутиным, и свою лектрису мадмуазель Шнейдер. А у Николая не было, как утверждает Николай Михайлович, близких друзей. Это, может, преувеличение. Когда они были молоды, они дружили с братом Николая – очень близки были с Александром Михайловичем.

С.МИРОНЕНКО: Конечно. А потом - были флигель-адъютанты, Воронцов…

Е.КИСЕЛЕВ: Нет, про флигель-адъютантов Николай Михайлович пишет, что все предали, бросили, отвернулись, убежали. И Шереметьевых вспоминает, и Воронцова…

С.МИРОНЕНКО: Нет, ну то что дружили – конечно, дружили. И он дружил с будущим английским королем, двоюродным братом Джорджи, Эдуардом.

Е.КИСЕЛЕВ: Тоже ведь не помог Джорджи…

С.МИРОНЕНКО: Не путайте – дружить и помогать. Это немножко разные вещи. Вы понимаете, вот мое ощущение от Николая: вот бывает, когда мясо заморозят… когда оно свежее, парное, оно жизненное, а вот когда его разморозят, оно уже какое-то отмороженное. Может, не очень вкусный пример, но на меня Николай всегда производил впечатление вот такого отмороженного. Он, безусловно, достойный человек, но не ему надо было царствовать в это сложно время для России. Он, вы сами правильно сказали, сам не хотел царствовать. Конечно, 26 лет – что значит, когда он вступил на престол? Он был человеком, который любил физические упражнения, любил в полной солдатской амуниции сделать марш-бросок.

Е.КИСЕЛЕВ: Проверял лично. Тоже не царское дело, между прочим, в некотором смысле.

С.МИРОНЕНКО: Почему не царское дело? А Петр I мог быть плотником Михайловым? Ну если б это была фигура масштаба Петра I. Фигура-то была не та. И любил посолить. Никогда не забуду – Александр Михайлович описывает, как они с Ники сидели на диване, и что делать – пихались ногами… Ну, понимаете, он уже вроде почти император, а вот пихаться ногами – уже хорошо. Можно его за это осуждать? Да нет. Можно только его жалеть. Жалеть, что у него оказалась очень властная жена, что отношения между женой и матерью не сложились. И Николай вынужден был каким-то образом лавировать. Две достаточно властные женщины, которые претендовали на него.

Е.КИСЕЛЕВ: И трагический конец.

С.МИРОНЕНКО: Что делать? Трагический конец.

Е.КИСЕЛЕВ: Кстати, и конец Николай Михайловича был трагическим. Николай Николаевич, как мы уже сказали, умер в эмиграции в 1929 году в своем доме в Антибе. Этот дом, кстати, до сих пор цел, я там как-то был, смотрел на этот дом. Но правда, он уже как бы поделен. Это многоквартирный дом, бывший такой роскошный особняк с красивой аллеей. Его видно, кстати, на фотографиях с тех самых похорон, но там уже живет много-много разных семей. А Николай Михайлович погиб…

С.МИРОНЕНКО: …в Петропавловской крепости в начале 19-го года.

Е.КИСЕЛЕВ: В январе 19-го года. За него просили, кстати, Горький…

С.МИРОНЕНКО: Ну, это старая…

Е.КИСЕЛЕВ: Это легенда?

С.МИРОНЕНКО: Понимаете, ну как сказать… Легенда в том, что все время опаздывали. Вот злой Зиновьев хотел расстрелять великого князя Николая Михайловича, Павла Александровича. Добрый Ленин хотел по просьбе Горького его спасти. Но вот не дозвонился… Знаете, у нас ведь тоже бывают такие…

Е.КИСЕЛЕВ: А кто сказал, что революции не нужны историки? Разве не добрый Ленин? Это апокриф, конечно.

С.МИРОНЕНКО: Это все, знаете, такие фразы, которые надо подвергать сомнению. Ленин много чего говорил. Вот история сенатора Таганцева – помните, расстрел Гумилева, белогвардейская организация, по делу которой был расстрелян Николай Гумилев и Таганцев? А отец этого расстрелянного Таганцева, сенатор Таганцев когда-то защищал Александра Ульянова, и ходил слух по Петербургу, что Таганцев обратился к Ленину, нашел какие-то пути, просил Владимира Ильича, чтобы его сын не был расстрелян, Ленин хотел это сделать, но не успел. Есть дневник Таганцева, где он пишет – «господи, какая чушь! Я никогда не просил Ульянова-Ленина ни о каком помиловании сына, потому что это было бесполезно».

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, во всяком случае, осталось свидетельство в документах Петроградской ЧК, ее постановление – не делать исключение для бывшего великого князя Николая Михайловича Романова, хотя бы по ходатайствам Российской Академии наук. Правда ли, что Ленин сказал Горькому, что пролетарской революции не нужны историки, или это неправда, но вот такое постановление осталось, вынесенное накануне расстрела Николая Михайловича. Ну и есть еще один апокриф, что он перед расстрелом снял с себя сапоги, бросил солдатам из расстрельной команды и сказал – «Носите, ребята! все-таки царские». Ну что ж, наше время подошло к концу. Конечно, рассказать сразу обо всем - и об истории Николая II, и об истории жизни двух его выдающихся братьев – за короткое время, которое нам отведено, просто невозможно. Но я надеюсь, что нашими совместными усилиями – я имею в виду, прежде всего усилиями моего сегодняшнего гостя, доктора исторических наук, директора Российского Государственного архива Сергея Мироненко мы по крайней мере заронили в душу наших слушателей, части из них желание поподробнее поинтересоваться нашими героями, почитать о них. А почитать о них можно много-много-много всего. Слава богу, очень много мемуарных книг, в Интернете чего только нет. Так что читайте и слушайте нашу программу. До следующей встречи в эфире.