The Daily Telegraph: Я провёл с Зеленским год и видел, как война изменила его — не совсем в лучшую сторону. Отрывок из книги Саймона Шустера
Книга Саймона Шустера «Шоумен: Внутри вторжения, которое потрясло мир и сделало Владимира Зеленского лидером» выйдет 23 января в издательстве HarperCollins. В эксклюзивном отрывке журналист рассказывает, как полностью изменилась личность украинского президента — и не совсем в лучшую сторону.
Автор — корреспондент американского журнала Time в Киеве Саймон Шустер
Это было весной 2022 года, на 55-й день российского вторжения. Владимир Зеленский спросил, когда я планирую закончить книгу о нем. Я сказал, что моя цель — запечатлеть первый год войны, а затем опубликовать книгу. Его лицо вытянулось: «Думаешь, война не закончится через год?»
В следующем месяце исполнится два года со дня путинского вторжения. Война унесла сотни тысяч жизней и далека от завершения.
Если бы у ее эпицентра было физическое местоположение, набор координат, они бы вели к президентскому комплексу на улице Банковой, 11 в Киеве. Президент и его команда позволили мне проводить там большую часть времени в течение первого года вторжения и наблюдать. Временами все казалось почти что нормальным, несмотря на сирены воздушной тревоги. Мы шутили, пили кофе. Но это было еще и временем усталости и страха.
К моему разочарованию, Зеленский и его помощники не вели дневников, а текстовые сообщения, которые они показывали на своих телефонах, мало передавали эмоции. У президента была привычка отвечать на сообщения смайликом с поднятым вверх большим пальцем, который его помощникам было трудно интерпретировать.
Когда речь заходила о его внутреннем мире, он мог быть уклончивым и молчаливым, склонным к обнадеживающим шуткам или отступлениям. Но со временем он многое рассказал о себе.
И не всегда лестно. Иногда его похвальные качества, такие как храбрость, подвергали его большей опасности, чем, казалось, это необходимо. Но способность президента побеждать свой страх во многом связана с тем, как Украина пережила угрозу своему существованию.
Мы впервые встретились весной 2019 года за кулисами его комедийного шоу. Тем вечером Владимир Зеленский выглядел более испуганным, чем я видел его впоследствии. Это был не только страх перед сценой. Он выглядел почти что немым от страха, его губы сжались, взгляд был прикован к полу. Он уже три месяца как выдвинулся на пост президента, а премьера его нового шоу вот-вот начиналась.
Его медиаконсультант показала мне закулисье, где артисты уже были в костюмах. «Дайте ему минутку», — сказала она, когда увидела, что я подхожу к Зеленскому. У него было много мыслей.
Ранее в тот же день кто-то сообщил об угрозе взрыва в театре. Аноним рассказал, что здание начинено взрывчаткой. Это звучало как мистификация, и Зеленский посоветовал труппе не паниковать. Полицейские не нашли ничего подозрительного, но посоветовали отменить шоу. Зеленский посовещался с руководством площадки, они решили продолжать. Это будет его последнее большое выступление перед выборами.
Когда он вышел на сцену в начале программы, зрители катались со смеха. Комик или кандидат, не имело значения. Кажется, они любили его. Позже его друзья рассказали мне о его зависимости от аплодисментов и лести.
«Выход на сцену вызывает у меня две эмоции, — сказал он однажды. — Сначала приходит страх. И только когда ты преодолеваешь страх, появляется удовольствие. Это то, что всегда влекло меня туда».
Он гнался за этим чувством с тех пор, как в подростковом возрасте начал сниматься в комедиях. Мне показалось странным, что теперь он отказался от всего, что построил, чтобы стать тем, кого, как он утверждал, презирал — политиком.
Действительно ли он хотел этой работы? Или ему нужна была власть? Или ему было скучно?
У Зеленского не оказалось ни умных, ни убедительных ответов, когда мы вернулись в его гримерку, чтобы поговорить. Глядя на свое отражение в голливудском зеркале, он сказал про мировых лидеров: «Они что, все снобы, что ли? <…> Никто из них не веселый?»
Это звучало как шутка, но он настаивал, что говорит серьезно. По его словам, он будет встречаться только с веселыми политиками, а к остальным отправит «профессионалов». «Я не хочу менять свою жизнь», — сказал он.
До вторжения
Когда он вступил в должность президента весной 2019 года в возрасте 41 года, то пообещал не жить в зданиях, отведенных для правительственных чиновников. Особенно не в резиденции в охраняемом поселке Конча-Заспа под Киевом, одной из самых роскошных. Там была бильярдная, домашний кинотеатр и отдельное крыло с крытым бассейном. Предыдущие главы государств обставили его безвкусной витиеватой мебелью.
Зеленский как юморист высмеивал их за это. «Ребята, а как насчет того, чтобы позволить жить в этих домах каким-нибудь детям?» — говооил он. И все же теперь он был здесь. Каждый день он возвращался домой через вход, где сидела пара вырезанных из камня львов в натуральную величину.
Пресса так и не простила ему этого. Это помогает понять, почему он не был популярным лидером в третью зиму своего президентства. Он был реформатором, обещавшим выселить политиков из их особняков.
Так или иначе, в ночь российского вторжения Зеленский находился в своем особняке, залитом мягким светом лампы.
24 февраля 2022 года: Россия атакует
Когда началась бомбежка, в доме было тихо. Немецкая овчарка встрепенулась и стала ходить взад-вперед. То же сделал и семейный попугай Кеша. Около 04:30 беспокойство достигло и спальни президента. Елене Зеленской потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это взрывы. Они звучали как фейерверк.
Она нашла мужа в соседней комнате, уже одетого в темно-серый костюм. Ее растерянный вид заставил Зеленского произнести одно слово. «Началось», — сказал он.
До самых последних часов Зеленский не верил, что это произойдет. Лишь накануне вторжения Елена записала, что нужно бы собрать чемодан. Но она так и не дошла до этого. Она делала домашнее задание с детьми. Они поужинали и смотрели телевизор. Ее муж не сказал ничего, что могло бы убедить ее, что они в опасности. Он частенько скрывал опасения за шутками и улыбками.
Теперь по выражению его глаз она поняла, что дела обстоят гораздо хуже, чем она предполагала. «Эмоционально, — говорила она позже, — он был подобен струне на гитаре», его нервы были натянуты до предела. Но она не помнит, чтобы видела страх в то утро. «Он был полностью собран, сосредоточен», — отмечает она.
Пока кортеж мчался к офису президента, на его телефон сыпались звонки. Один поступил от его друга Дениса Монастырского — министра, отвечавшего за полицию и пограничников. Тот спал в своем кабинете, ожидая примет нападения. Зеленский поинтересовался, какое направление атаки выбрал Кремль. «Все», — сказал Монастырский.
На линии возникла тишина. Тогда президент произнес фразу, которую Монастырский запомнил надолго: «Отбросьте их».
Подобная уверенность всегда была одной из сильных сторон Зеленского. Но в тот момент это казалось чем-то неуместным, граничащим с бредом. Он знал, что Украине не хватает средств, чтобы дать отпор россиянам.
Действиями перед вторжением Зеленский возложил на себя, по крайней мере, часть вины за неустойчивое состояние обороны страны. Он провел недели, преуменьшая риск полномасштабного вторжения, и отказался от совета военного командования укреплять границы.
К утру того же дня некоторые правительственные чиновники уже упаковали машины и бежали.
Наиболее серьезные дезертирства произошли в главной разведслужбе — СБУ. Несколько европейских лидеров предложили Зеленскому помочь бежать. Хотя он ценил такие предложения, но находил их и немного оскорбительными, как будто союзники списали его со счетов. «Я устал от этого», — сказал он позже.
В каждой беседе он пытался направить разговор на то, что нужно Украине — на оружие — и начинал раздражаться, когда в ответ слышал новые предложения помочь бежать. «Извините, — сказал он, — но это уже просто плохие манеры».
Около полудня его охрана получила предупреждение о воздушном ударе, и Зеленский направился в бункер времен холодной войны, похожий на гигантский туннель метро, переоборудованный под офис.
Зеленский вспоминает, как подбадривал себя. «Они смотрят, — говорил он себе. — Ты символ. Нужно действовать так, как должен действовать глава государства».
Битва за аэропорт Гостомель
Зеленскому начали поступать сообщения о нападении российской авиации на аэродром, расположенный примерно в 40 км от президентского комплекса. Несколькими неделями ранее директор ЦРУ Уильям Бернс предупредил, что российская стратегия зависит от успешной высадки там войск.
Тогда Зеленского это не убедило. По его мнению, российский план не предусматривал достаточного числа войск для оккупации города с населением в 4 млн человек. Но ЦРУ оказалось право. Около 11:00 не менее 30 российских ударных вертолетов пошли на снижение.
Ответ президента застал некоторых помощников врасплох. Они никогда не видели его в такой ярости. «Он отдавал самые суровые приказы, — вспоминал один из них. — Никакой пощады. Используйте все доступное оружие, чтобы уничтожить там все российское».
Но у украинцев не было сил для защиты аэропорта, несмотря на предупреждения ЦРУ и других. Вскоре у войск кончились боеприпасы, и им ничего не оставалось, как отступить.
Тем временем проходил экстренный саммит европейских лидеров, которые должны были определить, какого наказания заслуживает Россия. Лидеры Германии, Австрии и Венгрии, в частности, не хотели разрывать связи с российской банковской системой. Некоторое время их разговор ходил по кругу. А затем вмешался Зеленский.
Бледный и усталый, с ранней щетиной будущей военной бороды, президент не очень верил, что союзники спасут его, и проявлял пессимизм. «Возможно, это последний раз, когда вы видите меня живым», — сказал им Зеленский.
Вместо того, чтобы просить о спасении, он потребовал ответа на вопрос, который Украина задавала на протяжении десятилетий: позволят ли ей когда-нибудь вступить в Евросоюз? Его выступление, продолжавшееся всего около пяти минут, имело большее воздействие, чем месяцы, если не годы разговоров о российской угрозе.
Это был президент европейской демократии, спрятавшийся в бункер и готовящийся встретить смерть и порабощение своей страны.
Месяцы в бункере
Самыми тяжелыми для Зеленского были ночи. Его кровать была такой узкой, чтобы там едва можно было повернуться. Жужжание телефона редко прекращалось. «В те первые дни я всех будил, — сказал он. — У меня не было права спать, пока я не узнавал, какие удары и где были нанесены». Затем уже в 04:50 утра Зеленский будет запрашивать обновленную информацию.
На том раннем этапе никто не поддался отчаянию. Но в конце концов все они сломались. Есть было особо нечего. На встречах раздавали сладости, на общей кухне стояли мясные консервы с черствым хлебом. Один министр рассказал мне, что несколько дней прожил на шоколаде.
Лицо Зеленского стало желтоватым. Он жаловался на недостаток солнечного света и свежего воздуха. Некоторые из его сотрудников забеспокоились. Его помощница вспоминает, что президент напоминал ходячий труп. «Живой человек не может так выглядеть», — сказала она. Однажды утром президент пробормотал ей «доброе утро». «Я даже не смогла ответить. Я никогда не видела человека в таком состоянии», — говорит она.
Со временем жизнь в бункере стала более системной и рутинной. Первую видеоконференцию перенесли на 07:00. Стало достаточно времени, чтобы позавтракать — неизменно яичницей. Сотрудникам предоставили горячее питание: отварные сосиски, картофельные кнедлики, гуляш.
У Зеленского и его команды сохранялся запас алкоголя даже после того, как правительство запретило его продажу. Время от времени он наливал вино помощникам, которые присоединялись к нему за едой.
Там также были гантели и штанга, заниматься с которыми Зеленский взял за привычку, часто по ночам. Позже поставили стол для пинг-понга. Мало что могло его сломить.
Время от времени он приглашал сотрудников посмотреть фильм, чаще всего новую голливудскую премьеру. Зеленский больше не мог переваривать советские комедии. «Они вызывают у меня отвращение», — сказал он. Вместо радости и ностальгии, которые они когда-то вызывали, теперь он чувствовал пустоту.
Тем временем жена и двое детей Зеленского продолжали прятаться. Елена скучала по мужу, но хотела оградить детей от войны, особенно когда увидела, что их сын Кирилл все больше напряженно думает о ней. Танцы и фортепиано его больше не интересовали. Он хотел заниматься стрельбой и боевыми искусствами.
Во время созвонов он начал давать отцу военные советы, предлагая системы вооружения, которые должна приобрести Украина. «Он все изучает… Он разговаривает с охранниками», — сказал мне Зеленский с явной гордостью. Но Елена хотела, чтобы мальчику вернули детство.
Президент принимает гостя
Утром 8 апреля председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен прибыла поездом из Брюсселя, чтобы продвинуть вперед процесс подачи заявки Украины на вступление в ЕС. Утром того же дня в Донбассе произошел ракетный обстрел. Две ракеты попали в железнодорожный вокзал прифронтового города Краматорск, погибли 60 человек.
Эта новость дошла до Зеленского, когда он готовился ко встрече с фон дер Ляйен. Это стало переломным моментом. После кадров из Краматорска ему стало трудно сосредоточиться.
Это ужаснуло его. Лужи крови на тротуаре. Отрубленные руки и ноги среди игрушек и чемоданов. На одной из фотографий Зеленский увидел обезглавленную взрывом женщину. «Она была одета в яркую запоминающуюся одежду», — сказал он мне позже.
Ближе к вечеру того дня он все еще не мог избавиться от тех картинок. Когда настал момент встречи с фон дер Ляйен, его лицо было зеленым.
На трибуне привычный ораторский дар Зеленского подвел его. «Это был один из тех случаев, когда твои руки и ноги делают одно, а голова не слушается, — сказал мне Зеленский. — Потому что твоя голова там, на вокзале».
«Вы чувствуете ненависть?» — спросил его в тот день репортер. «Да, я чувствую ненависть к российским войскам…» — ответил он. Однако даже тогда Зеленский не позволил себе выразить ненависть к Путину. Он даже утверждал, что российский лидер, возможно, не до конца осознает все причиненные страдания. «Я не уверен, что он понимает, что происходит», — сказал Зеленский.
Удивительно, но он, похоже, верил, что если бы мог взять Путина на экскурсию по зоне боевых действий, если бы мог дать ему взглянуть на трупы, война могла бы закончиться.
Новая фаза войны
Примерно на 55-й день вторжения началась битва за Донбасс, и Зеленский пригласил меня в свой кабинет поговорить. Его помощники предупредили, что его график нестабилен. В последнее время, по их словам, у него такое же настроение.
Президентский комплекс казался пустынным и немного жутким. Затем голос из военной рации сообщил, что он идет. Все отступили, чтобы освободить место: сотрудники, военные, старшие помощники. Было любопытно видеть, как они стояли по стойке смирно, не боясь его, но напрягаясь.
Его окружение не всегда вело себя так. Вначале коллеги часто называли его Володя и оставались на местах, когда он входил в комнату. Но к тому моменту они уже перешли на официальное Владимир Александрович.
Это изменение напомнило мне слова, которые он сказал во время предвыборной кампании: «Самое страшное — это потерять людей, которые тебя окружают… тех, кто тебя поддерживает, и подсказывает, когда ты ошибаешься», — говорил он. Теперь уже было неясно, исполняет ли кто-либо еще эту роль.
К середине весны Зеленский и его команда стали проводить большую часть времени над землей. Отступление россиян из пригородов Киева сделало осаду города маловероятной. Он снова сосредоточил внимание на своей политической повестке.
Деятельность 10 политических партий была приостановлена на время войны из-за предполагаемых связей с Россией. Зеленский также свел счеты с бывшим покровителем, медиа- и банковским магнатом Игорем Коломойским, которого государство лишило украинского гражданства. То же произошло с Геннадием Корбаном, крупным политическим воротилой.
Когда Корбан попытался въехать в страну, пограничники отобрали у него паспорт. На просьбу объяснить ситуацию президент ответил ухмылкой: «Мы даем гражданство, мы же его отнимаем».
К лету ведущим политическим кланам надоело своеволие Зеленского. Законодатели начали задаваться вопросом, сможет ли он справиться с полномочиями, возложенными на него военным положением, и сможет ли когда-нибудь с ними расстаться.
«Эти полномочия следует использовать с осторожностью, — сказал депутат парламента из Мариуполя Сергей Тарута. — Их не следует использовать для борьбы с политическими оппонентами».
Появился и еще один своего рода оппонент: главнокомандующий ВСУ генерал Валерий Залужный. С самого начала войны Зеленского считали героем Украины. Но теперь фан-страницы, посвященные генералу, стали набирать сотни тысяч подписчиков. Газеты называли его «железным генералом». Люди печатали его изображение на футболках. Некоторые чиновники в администрации президента заподозрили генерала в жажде власти.
Когда я говорил с Залужным, тот ясно дал понять, что политики и генералы — неудобные партнеры. Их отношения были лучше всего, когда Зеленский старался убедить союзников предоставить оружие. «Ему не нужно разбираться в военном деле больше, чем знать о медицине или строительстве мостов», — сказал Залужный.
Но когда россияне начали отступать, Зеленский стал более уверен в себе. Он сформировал собственные военные приоритеты, и они не всегда совпадали с генеральскими. Вскоре раскол стал нарастать.
Старый друг президента Юрий Тыра узнал об этом от солдат, которых встретил при доставке припасов на фронт. «Меня там постоянно спрашивают: ты с президентом или с Залужным? — сказал он. — Тут либо одно, либо другое».
По словам Тыры, на фронте генерал пользовался таким уровнем восхищения, которого не мог достичь ни один политик… И офис президента мало что мог с этим сделать.
Секретная поездка в Херсон
Приглашение от офиса президента пришло в текстовом сообщении: собирайтесь в поездку и возьмите с собой зубную щетку. Подробностей о пункте назначения не сообщалось, но догадаться было несложно: только что был освобожден портовый город Херсон.
Россияне разрушили его инфраструктуру. В правительственных зданиях были минные растяжки. Россиян подозревали и в том, что они оставили после себя агентов, которые могли попытаться убить Зеленского. Он также находился в пределах досягаемости российской артиллерии.
Вплоть до самого отъезда охрана убеждала его повременить. «Моя служба безопасности была на 100% против этого, — сказал мне президент. — С моей стороны это немного безрассудно».
Тогда зачем это делать? «Это люди, — сказал мне Зеленский. — Девять месяцев они находились под оккупацией. Да, у них было два дня эйфории. Но скоро они впадут в депрессию».
Когда мы добрались до города, первой остановкой стала площадь. В течение двух дней там была толпа, которая праздновала освобождение. У одной из помощниц Зеленского, Даши Заривны, которая там выросла, стояли слезы в глазах. «Я боялась, что никогда больше не увижу это место», — сказала она мне.
Вскоре раздался первый взрыв. Все замерли, глядя в небо в поисках снаряда. Затем последовал новый бум. Взрывы продолжались, но Зеленский, стоявший рядом со своим «Ленд Крузером», не выглядел обеспокоенным. Он, как обычно, отказался надеть шлем или бронежилет.
В какой-то момент раздалось: «Слава Украине!» Зеленский, к разочарованию своей охраны, пошел приветствовать толпу, которая хлынула вперед. Репортеры бросились туда же, заперев президента в толпе, которую не смогли удержать охранники. В глазах одного из них был ужас, когда он осматривал толпу в поисках угроз. Зеленский улыбнулся и помахал рукой. «Как ваши дела? — обратился он к своим сторонникам. — Вы в порядке?»
С площади мы под конвоем доехали до подземного командного пункта, где Зеленский должен был встретиться с офицерами, командующими Южным фронтом. Никто не встал по стойке смирно и не приветствовал его. Большинство остались в своих комнатах. Один продолжил дремать, затем натянул униформу поверх брюк и вернулся к работе.
Позже Зеленский сказал мне, что всегда предпочел бы, чтобы его встречали как равного солдатам, и отсутствие зрелищности не показалось ему признаком неуважения.
Когда мы вернулись к президентскому поезду, солнце уже садилось. В его личном автомобиле я сел напротив него. Он взял книгу о Гитлере и Сталине, исследование двух тиранов. По его словам, у него не было времени прочитать ее.
После начала вторжения он читал о жизни Уинстона Черчилля — того, с кем его чаще всего сравнивали. «Люди говорят о нем разное», — сухо заметил Зеленский, дав понять, что не восхищается послужным списком Черчилля как империалиста. Он предпочел бы, чтобы его ассоциировали с Джорджем Оруэллом или Чарли Чаплином, высмеявшим Гитлера.
«Эти художники помогли обществу, — сказал он. — И их влияние часто было сильнее артиллерии».
За те несколько лет, когда я возвращался домой из командировок в Киев, меня спрашивали: а какой он, Зеленский? Мои ответы со временем менялись, как и его характер.
В ходе предвыборной кампании он казался мне наивным и обаятельным, готовящимся войти в мир циников, олигархов и головорезов, которые не без причины приняли его за легкую добычу. К концу 2019 года он растерял большую часть своей невинности. Но власть еще не ожесточила его.
Наибольшие изменения произошли в первые месяцы российского вторжения. Упрямый, уверенный в себе, мстительный, аполитичный, храбрый до безрассудства и беспощадный по отношению к тем, кто стоит на его пути, он направлял гнев и стойкость своего народа и целенаправленно выражал их миру.
Но именно зрелищность, которую он оттачивал в течение более чем 20 лет работы актером, сделала Зеленского столь эффективным в ведении этой войны.
На публике его друзья и сотрудники говорят, что у него всегда были качества, позволяющие сделать это. Но в частном порядке они признались, что шокированы его новым «я». Большинство украинцев не верили, что в нем это есть. Я тоже.
Время, проведенное с ним, не позволило мне рассмотреть все аспекты его характера. Некоторые остались неясны. Другие беспокоят меня, особенно представляя его руководство страной после войны.
Не знаю, как Зеленский справится с этим трудным переходным периодом, хватит ли у него мудрости и сдержанности, чтобы расстаться с чрезвычайными полномочиями, предоставленными ему военным положением, или же эта власть покажется ему слишком соблазнительной.
В следующий раз я увидел его за несколько дней до Рождества 2022 года в Вашингтоне. Это была его первая зарубежная поездка с начала вторжения. Белый дом направил самолет ВВС США, чтобы забрать Зеленского. Он появился в Овальном кабинете вместе с Джо Байденом перед выступлением в Конгрессе.
Мы ненадолго пересеклись, когда он мчался по Капитолию. Может быть, где-то в этих чертах, скорее всего, вокруг глаз, и продолжал виднеться молодой Зеленский из комедий. Но я не мог разглядеть его следов. Легкое покачивание его тела не пережило вторжения. Его походка стала свинцовой и неподвижной в плечах, как у идущего в бой бульдога.
Война еще не закончилась, даже близко. Но человек, находящийся в центре всего, завершил перерождение в лидера военного времени.