Politico: «Мы знали, что стоим на краю пропасти». Высшие чиновники США о начале войны в Украине
Отрывки из подкаста, в записи которого
участвовали более 30 высших должностных лиц США
Вторжение России в Украину год назад было одновременно шокирующим и заранее предвиденным. Беспощадным бомбардировкам украинских городов, сотням тысяч солдат и армадам танков, пересекших границу 24 февраля 2022 года, предшествовали месяцы нагнетания конфликта и роста обеспокоенности. Война стала самым серьезным внешнеполитическим испытанием для администрации Байдена.
Почти за год до этого официальные лица США и Запада стали замечать первые признаки грядущего: подозрительное сосредоточение российских войск, разведданные о планах Кремля, заявления самого Владимира Путина. Западные чиновники все сильнее поднимали тревогу. Некоторые из них прибегали к новой стратегии моментального рассекречивания и обнародования разведданных почти в реальном времени. Они предпринимали отчаянные попытки предотвратить войну, даже когда становилось все очевиднее, что Путин решил воевать.
События в Восточной Европе 2021-2022 гг., совпавшие с моментом, когда мир оправлялся от пандемии, разворачивались на фоне крайне напряженной геополитической ситуации. В 2014 г. Россия захватила Крым, а ее нерегулярные части без опознавательных знаков, известные как «зеленые человечки», дестабилизировали Восточную Украину и начали там многолетний тлеющий конфликт. Летом 2021 г. США столкнулись с собственным вызовом: хаотичным и противоречивым завершением почти 20-летней войны в Афганистане.
Этот подкаст рассказывает о стратегии администрации Байдена и ее реакции на надвигающееся российское вторжение. Это была битва за переубеждение скептиков и сплочение иностранных союзников перед лицом неминуемой угрозы, которая продолжает сотрясать мир и сегодня. Все должности и воинские звания приведены на февраль 2022 года, а интервью сжаты и отредактированы для большей ясности.
<…>
ДЖЕЙК САЛЛИВАН, советник президента США по национальной безопасности: [Наращивание российских войск у границ Украины] заставило нас пойти на ряд шагов в октябре 2021 года. Первым из них стало то, что мы отправили Уильяма Бёрнса в Москву, чтобы напрямую переговорить с россиянами.
<…>
УИЛЬЯМ БЁРНС, директор ЦРУ: Мы в разведсообществе США, в том числе в ЦРУ, начали замечать однозначные признаки серьезного наращивания российской активности вдоль границ Украины, а также получать разведданные, согласно которым они планируют нечто, что похоже на новое крупное вторжение в Украину.
В начале ноября президент попросил меня поехать в Москву и рассказать о том необычайном числе фактов, которые заставляют нас беспокоиться о том, что Путин готовится к новому крупному вторжению. Я должен был очень четко обозначить, каковы будут последствия, если Путин решится на этот план. Отправляясь в ту поездку, я был полон плохих предчувствий. Это чувство лишь подкрепили разговоры, которые состоялись там.
[Пока я был в Москве], я разговаривал с [Путиным] по защищенной линии связи. Это был странный разговор, так как Путин самоизолировался в Сочи. Это был разгар очередной волны ковида, в Москве был комендантский час. Разговор был довольно прямолинейным. Я изложил ему то, что президент попросил меня сказать. Его ответ во многом повторил то, что я слышал от него и раньше про его позицию по Украине. Он дерзко заявил, что Россия способна навязать свою волю Украине. Его советники также были едины в этом вопросе. Но не все из них хорошо знали его собственные решения. Поэтому по крайней мере один или двое из них были немного удивлены тем, что я им рассказал. Настолько узким стал круг его советников.
У меня сложилось очень стойкое впечатление, что Путин вот-вот начнет войну.
ДЖОН КИРБИ, помощник министра обороны США по связям с общественностью: Та поездка во многом убедила нас, что эта [грядущая] война — не шутка.
ЭМИЛИ ХОРН, пресс-секретарь Совета национальной безопасности при президенте США: Я не кремлевед, но одна вещь, которая поражала меня в течение всего этого процесса, в т.ч. осенью 2021 года, — это то, что Путин и Россия много раз очень прямо говорили, каковы их намерения и что они хотят сделать. Но Западу часто было очень трудно их понять и услышать.
<…>
ВИКТОРИЯ НУЛАНД, заместитель госсекретаря США по политическим вопросам: В начале все относились к нашим предупреждениям о войне довольно скептически. За исключением канадцев и британцев, которые видели то же, что и мы, потому что они входят в разведывательный альянс «Пять глаз». «Пятиглазые» знали, что Путин действительно пойдет на этот шаг.
ГЕНЕРАЛ СКОТТ БЕРРИЕР, глава разведывательного управления Минобороны США: «Пять глаз» — старейшая сеть сотрудничества разведок. У нас очень тесные отношения с Канадой, Австралией, Великобританией и Новой Зеландией. Мы также выходили на других традиционных партнеров — Францию, Германию, других членов НАТО. Наша задача заключалась в том, чтобы убедить их в правдивости наших разведданных и в наших выводах. Мы также пытались соотнести их разведданные с теми, что были у нас.
КАРЕН ПИРС, посол Великобритании в США: Мы знали, что у французов и немцев были те же разведданные, что и у нас. Но мы были удивлены их уверенностью в том, что Россия не будет вторгаться в Украину. Когда я спросила об этом немцев, они ответили, что хотят оставаться непредвзятыми. Шольц говорил так же. Но они просто ошибались, надеялись на лучшее.
ДЖОН САЛЛИВАН, посол США в России: Многие с трудом верили, что в Европе будет большая сухопутная война. «Может быть, это будет, как в 2014–2015 гг., опять «зеленые человечки», лишь небольшое вторжение», — твердили они. Но я говорил: «Нет. То, что они собираются сделать, — это совсем не то, что было в 2014-2015 гг. Это будет военная операция в стиле Второй мировой войны или вторжения войск ОВД в Чехословакию в 1968 году». Это с трудом укладывалось у них в голове.
<…>
ДЖЕЙК САЛЛИВАН: В ноябре 2021 г. мы с заместителем советника президента США по национальной безопасности Джоном Файнером вспоминали сцену из фильма «Остин Пауэрс». В дальнем конце комнаты стоит дорожный каток, а в другом конце — человек. Он поднимает руку и кричит: «Неееет!» Затем они уменьшают масштаб, и каток начинает медленно катиться. Сначала он находится очень далеко. Но человек просто стоит, замерев, и кричит, пока каток дюйм за дюймом пересекает комнату. Я твердо решил, что мы не будем тем человеком — не будем просто ждать, пока каток прокатится по Украине. Мы собирались действовать. В ситуации с Крымом они создали прецедент, после которого весь мир проснулся и понял их цели. Мы хотели убедиться, что мир не спит.
<…>
УОЛЛИ АДЕЙЕМО, заместитель министра финансов США: В конце 2021 г. состоялась встреча, на которой президент ясно дал нам понять, что нужно подумать, какие санкции использовать, чтобы привлечь Россию к ответственности за действия, которые она уже предпринимает. А также над тем, что передать россиянам о шагах, на которые мы пойдем, если они начнут войну.
Мы почти сразу же решили привлечь к подготовке санкций наших союзников и партнеров. Поэтому довольно скоро после того, как мы стали делиться с Великобританией и Европой разведданными, мы попытались поговорить с ними и о санкциях, которые готовили.
ЭМИЛИ ХОРН: Главными партнерами по тем переговорам, безусловно, были европейцы. Но по факту это были общемировые усилия. Чиновники министерства финансов США летали и в Персидский залив, и в Азию, где вели очень напряженные разговоры о необходимости быть готовыми к санкциям. Они дали понять, что одного заготовленного [санкционного] пакета будет недостаточно, поскольку Россия уже думает об ответе на то, что мы собираемся делать.
ДАЛИП СИНГХ, заместитель советника президента США по национальной безопасности: Я знал, что в сфере экономики мы должны вызвать у России страх и трепет. Это означало введение санкций против самых крупных российских банков и Центробанка. Мы абсолютно точно знали, что еще одна уязвимая точка России — отсутствие у нее доступа к передовым технологиям: полупроводникам, квантовым разработкам, биотехнологиям и тем новинкам, которые нужны Путину для модернизации вооруженных сил, ведения войны и диверсификации источников экономического роста. Мы и наши партнеры на Западе контролируем большую часть мирового рынка передовых технологий, это была вторая зацепка. Третий аспект заключался в том, что мы должны со временем понизить статус России как ведущего поставщика энергии. Это было непросто, потому что мы хотели минимизировать доходы РФ от экспорта энергоносителей, сохранив при этом стабильность мирового рынка нефти.
Четвертый пункт заключался в том, что в 2014 г. мы не смогли переубедить общество внутри России. Так что на этот раз давайте арестуем физические активы российских чиновников: яхты, престижные автомобили и роскошные квартиры. Не столько потому, что их владельцы будут влиять на Путина, сколько потому, что это продемонстрирует россиянам, как их обворовывали в течение очень долгого времени.
Последним пунктом было методичное исключение России из международной экономической системы. РФ пользовалась всеми преимуществами и привилегиями полноправного члена Всемирного банка и МВФ. Мы предлагали аннулировать эти привилегии, лишить Россию кредитного рейтинга и свести ее к размерам небольшой изолированной экономики-изгоя.
Идея заключалась в том, что каждый из этих пяти компонентов будет взаимно усиливать друг друга, и со временем они окажут единое мощное воздействие.
ВИКТОРИЯ НУЛАНД: Еще в декабре 2021 г. мы решили, что Большая семерка будет ядром демократического санкционного ответа на вторжение РФ.
<…>
УИЛЬЯМ БЁРНС: Я виделся с Зеленским в середине января 2022 г. и изложил ему наши последние разведданные о планах вторжения. Тогда Россия сфокусировала внимание на пересечении белорусской границы, поскольку оттуда ближе всего до Киева. План заключался в том, чтобы взять Киев, обезглавить правительство Украины и установить пророссийскую власть. Я рассказал некоторые важные подробности, например, о плане России захватить аэропорт Гостомель к северо-западу от Киева и использовать его в качестве опорного пункта для десантников, которые должны быстро захватить Киев.
ЭНТОНИ БЛИНКЕН, госсекретарь США: Но нам было важно сделать все возможное и убедиться, есть ли шанс предотвратить войну.
Я встречался с главой МИД РФ Сергеем Лавровым в Женеве в конце января 2022 года. Мы были полны решимости использовать все дипломатические возможности. В Женеве тогда было невероятно ветрено — я никогда не видел Женевское озеро таким взволнованным. Словно океан перед сильным штормом. Я сказал ему об этом: «Вы знаете, мы обязаны проверить, можем ли мы успокоить моря — тогда успокоится и озеро». Лавров тогда был нехарактерно сосредоточен только на своей повестке, не было постоянного обмена колкостями. Такое бывает с ним очень редко.
Я хотел проверить, можно ли как-то достичь прорыва, и после встречи делегаций предложил ему провести некоторое время наедине. Мы сидели на стульях примерно в 30 см друг от друга. Я сказал : «Скажи мне, что ты пытаешься сделать? Что здесь происходит на самом деле? Вы серьезно говорите о так называемых проблемах безопасности? Или речь идет о чем-то религиозном, а именно об убежденности Путина в том, что Украина не является независимым государством и должна быть включена в состав России? Если первое и, с вашей точки зрения, у России действительно проблемы с безопасностью, что ж, мы обязаны попытаться поговорить об этом. Мы сами глубоко озабочены безопасностью того, что делает Россия, нам нужно предотвратить войну. Но если речь идет о последнем, об этом глупом плане, мол Украина пока не его страна и вы решили включить ее в состав России, тогда и говорить не о чем». Он не смог или не захотел дать мне прямого ответа.
<…>
ЛИЗ ТРАСС, глава МИД Великобритании: Я приехала в Москву 10 февраля. Эту поездку мы заранее обсудили с нашими союзниками. Мы решили, что все попытаемся посетить Москву и сделаем все, что в наших силах, чтобы донести мысль о том, что не будет никакого компромисса при вторжении в Украину. Что Россия будет восприниматься как изгой, будет изолирована, будут наложены санкции. Мой визит был частью этой общей цели — донести информацию, которую никто не слышал.
До сих пор актуален вопрос, каковы полномочия Лаврова внутри узкого круга, принимающего решения в России. Но в тот момент мы все чувствовали, что стоит сделать все, что в наших силах, потому что цена бездействия слишком высока. До этого я встречалась с Лавровым дважды. Я знала, какие сообщения пропаганда публикует после любой встречи с ним.
Это был мой первый визит в Москву. По сравнению с Киевом, который я посетил вскоре после этого, Москва поразила меня тем, что жизнь там продолжалась своим чередом. Побывав там, вы бы и не поняли что происходит что-то неладное. В МИД РФ – то же самое. Лавров полностью отрицал наличие каких-либо захватнических планов. Они говорили стандартные слова про то, что «безопасность России под угрозой». Их я уже много раз слышала. Полная нормальность жизни была странной, учитывая тогдашние обстоятельства. Это было сюрреалистично.
<…>
УИЛЬЯМ БЁРНС: К середине февраля у нас сложилось впечатление, что решение о вторжении и его планировании принимается в узком кругу из не более чем трех или четырех людей вокруг Путина.
КОЛИН КАЛЬ, заместитель министра обороны США: У нас было довольно хорошее представление о том, что планировали россияне. На самом деле, возможно, мы были осведомлены лучше, чем некоторые российские генералы, и уж точно лучше, чем большинство российских солдат, которых отправляли на войну.
ДЖЕЙК САЛЛИВАН: К середине февраля анализ нашего разведсообщества заключался в том, что Россия очень быстро добьется значительных успехов в Украине. Киев может быстро пасть. Мы готовились не просто к началу войны, а к жестокому, беспощадному и успешному наступлению России. Во многом наше планирование исходило из худшего сценария.
ВИКТОРИЯ НУЛАНД: Мы готовились к множеству сценариев, в которых украинцы, по сути, должны были сдать Киев и всю страну. Даже, возможно, сформировать правительство в изгнании. Мы не знали, какой сценарий будет верным.
ГЕНЕРАЛ МАРК МИЛЛИ, глава Объединенного комитета начальников штабов Минобороны США: Мы видели очень крупные силы, от 100 до 200 тысяч военных, объединенных в несколько полевых армий, которые собирались атаковать Украину на нескольких направлениях.
Они планировали добиться успеха в течение примерно шести недель. Мы думаем, что они намеревались за несколько дней свергнуть правительство, захватить столицу, убить или взять в плен Зеленского. А затем в течение примерно шести недель с боями выйти к Днепру. И в мае провести парад и объявить о победе в так называемой спецоперации. Это было крупномасштабное конвенциональное вторжение, в котором участвовало огромное количество войск, а также ФСБ, которая должна была выполнять специальные задачи по всей Украине. Была и мощная авиационная составляющая, ракеты, средства радиоэлектронной борьбы и кибербезопасности. Все это вместе объединялось в масштабное вторжение. Мы видели, как все это сливалось воедино.
ДЖОН САЛЛИВАН: По-моему, россияне были слишком уверены в себе. Российские военные вложили миллиарды в вооруженные силы за предыдущие 10-12 лет. Эта «специальная военная операция» должна была привести именно к тому, чего хотел Путин в Украине. Это было бы катастрофой для Украины, украинцев и правительства Зеленского. Это должно было быть грязно, уродливо и ужасно. Я был почти уверен, что русские захватят множество территорий, включая Киев. Русские националисты, пропагандисты и российские СМИ говорили: «Мы с нетерпением ждем большого парада победы 9 мая этого года в Киеве!»
ГЕНЕРАЛ МАРК МИЛЛИ: Лишь в самом конце, примерно за две недели до начала войны, украинцы действительно начали мобилизовать страну и вооружать нацию. Они развернулись в полную силу: все мужчины и многие женщины стали учиться пользоваться оружием, минами, ручными гранатами, взрывчаткой. Затем мы увидели значительную мобилизацию украинцев в ряды резервистов. Мы видели и диспозицию украинских сил, которые начали перемещаться в места военной дислокации.
Произошла массовая эвакуация мирных жителей из предполагаемых прифронтовых районов, а затем — настоящий шквал дипломатической активности и решения международного сообщества вывести посольства из Киева. Это большое решение. Когда вы начинаете видеть подобные вещи, вы начинаете понимать, что война приближается.
<…>
ДЖОН САЛЛИВАН: 23 февраля 2022 года — среда — День защитника Отечества в России, когда чествуют военных. У посольства США в Москве была круглосуточная вахта из наших сотрудников, чтобы следить за обстановкой. Кто бы ни стоял на страже, он должен был разбудить меня, если бы началось вторжение. Было 3-4 часа ночи. Мне позвонили и сказали, что срочно нужно в посольство. Вторжение началось, Путин делает заявление. Тогда и заговорили о «спецоперации».
ДЕРЕК ШОЛЛЕ, советник Госдепа США: Помню, подумал тогда, что вторжение началось чуть позже, чем я думал. Оглядываясь назад, я понимаю, что привык к американскому способу ведения военных операций. Наша концепция заключается в том, что нужно как можно больше сделать за ночь, потому что тогда у вас будет большое преимущество. Оказывается, россияне не так хороши ночью, как мы.
МЭТЬЮ МИЛЛЕР, спецсоветник Совета национальной безопасности при президенте США: На самом деле, до последнего момента, пока ракеты не поднялись в воздух, у меня еще оставалась некоторая надежда, пусть и слабая, что все это можно предотвратить.
ГЕНЕРАЛ ПОЛ НАКАСОНЕ, директор Агентства национальной безопасности и командующий киберкомандованием США: Я почувствовал невероятное возбуждение. Первыми двумя мыслями было: «Черт возьми, как же хорошо работает наша разведка!» и «Итак, как еще мы можем помочь Украине?»
ВИКТОРИЯ НУЛАНД: В тот день пришло ужасное, гнетущее осознание того, что Путин не блефовал.
ДЕРЕК ШОЛЛЕ: Это еще одно напоминание о том, что США не могут диктовать ход истории. У нас больше влияния, чем у кого-либо в мире. Но, в конечном счете, мы не можем контролировать другие страны, если они решатся на невероятные глупости.
МЭТЬЮ МИЛЛЕР: Иногда возникает ложное ощущение, что Америка может взмахнуть волшебной палочкой и управлять миром. Это неправда. У нас нет волшебных палочек.
ДЕРЕК ШОЛЛЕ: Когда началась война, мы, как и многие другие, смотрели ее по телевизору. Это напомнило мне первые дни войны в Персидском заливе в январе 1991 года.
ДЖОН ФАЙНЕР, заместитель советника президента США по национальной безопасности: Мы были в ситуационном центре, президент вернулся в резиденцию. Мы регулярно разговаривали с ним по защищенному телефону, а [начальник штаба] Рон Клейн ходил к президенту. Он попросил поговорить с Зеленским. Мы сочли это хорошей идеей и смогли довольно быстро связать их. Учитывая, сколько разговоров у них было до и после этого, меня поразило, что диалог велся на глубоко человеческом и личном уровне.
Это был разговор двух людей, которые готовились приступить к огромному проекту, который изменит мир. Зеленский сказал что-то вроде: «Я не знаю, когда снова смогу с вами поговорить». Эта фраза буквально повисла в воздухе, потому что в тот момент мы не знали, имел ли он в виду что-то плохое, что может случиться, или просто телефонная связь может прерваться. Это показало, насколько реальным все это было. И для нас тоже, но в первую очередь для тех, кто столкнется с натиском россиян. Президент ответил: «Если вы когда-либо захотите поговорить со мной, я на связи».
ДАЛИП СИНГХ: Я помню, как получал электронные письма и телефонные звонки от знакомых в Украине. В большинстве случаев они были дома, со своими семьями, очень напуганы. Я никогда не забуду их голоса.
<…>
ДАЛИП СИНГХ: Европейцы принимали активное участие в разработке санкций. Но когда я беседовал с коллегами из Европы (Бьорном Зайбертом из Еврокомиссии, Джонатаном Блэком из команды Бориса Джонсона и другими), они всегда подчеркивали, что для них будет иметь значение картинка. Другими словами, это вторжение должно стать чем-то, что политические лидеры смогут увидеть на экране. Тем, что создало бы эмоциональную окраску, необходимую для реализации таких амбициозных пакетов санкций, как те, что мы готовили.
Я помню, как встал в 3 ночи и связался с Бьорном. Он сразу же сказал: «Да, хорошо, я вижу картинку». Это было жестокое вторжение, превосходящее все ожидания. Европейские лидеры увидели, как бомбят школы, детские дома и больницы. И я сказал: «Итак, пора!» И все изменилось. Несколько месяцев мы толкали в гору этот валун, и вот он начал катиться вниз. Импульс для введения санкций был очень сильным. Это был настоящий перелом, когда картины войны впечатались в сердца лидеров Европы.
Еще не было до конца ясно, что это полномасштабное вторжение, поэтому в первый день мы достали пакет [санкций], который был самым суровым из всех, что мы когда-либо представляли. Но это еще не был тот план «Страх и трепет», который мы приготовили. Мы полностью заблокировали активы ВТБ, второго по величине российского банка. Мы применили нечто подобное и к Сбербанку. Мы ввели экспортный контроль и санкции в отношении 13 государственных предприятий. Но мне казалось, что это все еще неадекватная реакция с учетом масштаба и дикости вторжения.
В тот день я разговаривал со своим начальством и партнерами в Европе. «Если не сейчас, то когда мы собираемся применить весь наш санкционный арсенал?» – спрашивал я. К вечеру пятницы, 25 февраля, я набросал заявление Большой семерки, описывающее наш план «Страх и трепет» в очень простом тексте на одну страницу. Это был пакет, который отрезал от SWIFT крупнейшие российские банки. Самой важной частью стал удар по российскому Центробанку. За предыдущие восемь лет Россия накопила финансовые резервы на войну за рубежом. Поэтому единственным способом нанести России по-настоящему сокрушительный удар с точки зрения ее экономики было заблокировать эти резервы. Для этого требовалось, чтобы все основные центробанки мира согласились не заключать сделки с Центробанком РФ.
ЭМИЛИ ХОРН: Европейцы, казалось, пытались превзойти друг друга в том, что они могли сделать против России. Настоящим поворотным моментом стало заявление Шольца о том, что «Северный поток — 2» будет поставлен на паузу. Скорость и сила этого заявления немцев стала сигналом для остальной Европы о том, что мы открыли новую главу. Пришло время всем заняться санкциями.
ДЕРЕК ШОЛЛЕ: Я всегда считал, что европейцев недооценивают с точки зрения их готовности ввести санкции против России. Здесь в Вашингтоне существует стереотип, который я наблюдал 20 с лишним лет, будто европейцы всегда будут отступать. Я никогда в это не верил.
Тем не менее я думаю, что даже их самих удивили собственная стойкость и сила. Но я не был удивлен тем, что немцы в первые дни войны приняли смелое решение поставлять оружие Украине и увеличить оборонный бюджет.
ЛИЗ ТРАСС: Путин допустил огромный просчет. Он неправильно понял, насколько единым будет свободный мир. Санкции вводили не только американцы и Евросоюз. Это были Япония, Сингапур, Австралия, Южная Корея и даже такие страны, как Швейцария, которые никогда не делали этого раньше. Это был гораздо более масштабный и всеобъемлющий пакет санкций, чем он мог себе представить.
ДАЛИП СИНГХ: Помню, меня спросили: «А это точно сработает?» Я ответил: «Давайте просто дождемся Новой Зеландии». Новая Зеландия — первый валютный рынок, начинающий работу после выходных. Я ожидал катастрофического открытия торгов российским рублем, потому что ни один крупный центробанк никогда не подвергался таким санкциям. Все, у кого есть рубли, постараются сразу сбросить их.
ДЖОН САЛЛИВАН: Рубль рухнул.
ЛИЗ ТРАСС: Мы видели, как российская экономика отбрасывалась на десятилетия назад из-за санкций.
ДЖОН САЛЛИВАН: Элитные магазины в Москве закрылись почти сразу. Это происходило в дилерском центре Lamborghini, в магазинах Gucci. Они оставили свет включенным и прикрепили к входной двери записку: «Временно закрыто». Москва становилась сюрреалистичной, а в посольстве все было тихо и мирно.
<…>
АДАМ ШИФФ, член Палаты представителей: Это был еще один просчет Путина. Он думал, что Зеленский окажется слабым лидером и сбежит из страны. Я не знаю, могли ли мы предсказать, какие выдающиеся лидерские качества он проявит во время войны. Он великолепен.
США просчитались в оценке военного потенциала России. Но лишь немногим меньше, чем просчитался сам Путин.
СЕЛЕСТА ВАЛЛАНДЕР, помощник министра обороны США по международной безопасности: Россияне оказались гораздо менее способными к войне, их план был очень непоследовательным. В российских вооруженных силах было гораздо больше проблем, чем они видели на учениях. Россияне были самонадеянны из-за того, насколько легко им удалось вторжение в Сирию. Но, на самом дело, оно не было хорошей проверкой их возможностей.
ГЕНЕРАЛ МАРК МИЛЛИ: Россияне думали, что у них эффективная и компетентная армия, способная выполнять общевойсковые маневры. А это очень специфическая вещь. Армия США делает это очень хорошо, некоторые другие армии тоже. Это означает, что они могут координировать и синхронизировать пехоту с мотопехотой, мотопехоту с танками, минометами, артиллерией, непосредственной авиационной поддержкой, специалистами РЭБ, медицинским обеспечением. Для достижения желаемого эффекта вы объединяете все это во времени и пространстве. Как оказалось, они не могут этого сделать. Они постоянно спотыкались и не могли собраться вместе.
Россияне так никогда и не добились превосходства в воздухе. Поскольку они не достигли его, у них не было непосредственной авиационной поддержки сухопутных войск. Еще одна вещь, которую все ждали, но они ее не сделали, — это эффективное использование РЭБ: глушить и отключать электронику. Мы пока не знаем, почему они этого не сделали. Во-первых, российские и украинские радиоприемники были, по сути, одними и теми же аппаратами старой советской сборки, использовавшими тот же спектр и диапазон частот. То есть, если вы закрываете украинские радиостанции, то, возможно, вы перекроете и свою связь.
Другая причина могла заключаться в том, что россияне рассчитывали захватить коммерческий эфир, теле- и радиостанции, чтобы запустить свою пропаганду. Эту задачу поставили российскому спецназу и спецслужбам, но они не справились. У них много спецслужб, и обычно мы думаем, что они хороши. Но их спецслужбы, насколько я могу судить, не сыграли значительной роли в военных операциях. Все думали, что они будут намного эффективнее. Их десантники также были далеко не так эффективны, как мы думали.
ГЕНЕРАЛ СКОТТ БЕРРИЕР: Всегда в истории российская армия — это армия, которая учится. Кажется, что они пока не усваивают много уроков. Или, быть может, им слишком сложно применять на практике уроки, которые они усваивают. Во время Второй мировой войны они действительно становились все лучше по мере того, как шла война. Мы не видим, чтобы они в значительной степени применяли выученные уроки в ходе сегодняшнего конфликта. Им потребуются годы, чтобы восстановить свою армию, независимо от того, как продолжится война.