NRA.lv: Пётр Авен: Мне не за что публично оправдываться
Публикация в NRA.lv о миллиардере с двойным — латвийским и российским — гражданством, находящемся под санкциями Петре Авене вызвала большой ажиотаж. Хотя в материале лишь приводилось разъяснение МИДа о сути санкций, комментарий адвокатов Авена и несколько вопросов от СМИ, на которые никто так и не дал прямого ответа.
Известно, что Авен редко соглашается на интервью. Однако нам это удалось, и в разговоре мы постарались задать те вопросы, которые в первую очередь волнуют читателей.
Небольшая справка. Пётр Авен — российский предприниматель латышского происхождения, миллиардер. Получил латвийское гражданство. Ему до сих пор ставят в вину прежние тесные связи с Кремлём, из-за чего в 2022 году после вторжения России в Украину он был внесён в санкционный список Европейского Союза.
Авен родился в 1955 году в Москве. Учился в школе с математическим уклоном, в 1977 году окончил экономический факультет МГУ, а в 1980-м защитил диссертацию кандидата экономических наук. Работал в Институте системных исследований Академии наук СССР, затем в Венском международном институте прикладного системного анализа.
С 1991 по 1992 год занимал государственные посты в России: был первым заместителем министра иностранных дел в правительстве Егора Гайдара, потом — министром внешнеэкономических связей, а также представлял президента Бориса Ельцина в совете «большой восьмёрки».
С 1994 по 2011 год Авен был президентом «Альфа-Банк», после — председателем совета директоров. Он также был совладельцем люксембургского холдинга LetterOne, объединяющего активы в энергетике, розничной торговле, телекоммуникациях и фармацевтике. В феврале 2022 года Авен покинул Россию.
— Как Вы получили латвийское гражданство?
Всё очень просто. Моего деда звали Янис Авенс. И у меня, как и у отца, в паспорте написано «латыш». И это не просто формальность — я действительно себя так ощущаю. В 2013 году Сейм принял закон, который давал право всем этническим латышам получить гражданство после сдачи экзамена по латышскому языку. Кстати, от экзамена освобождали латышей, чьи предки были репрессированы.
Формально я мог бы попасть в эту категорию: моя бабушка-латышка умерла в ссылке в Сибири, а дед был расстрелян в ГУЛАГе. Но я всё же решил сдавать экзамен. Не скрою, это было непросто: я не сдал с первого раза. В целом получение гражданства заняло у меня три года. Но это было очень важно для меня.
— За что к Вам применили санкции?
Сам до конца не понимаю. Мне кажется, такие персональные санкции противоречат самим основам Западного мира. Мои активы заморожены, я не могу ими распоряжаться. Всегда был уверен: без решения суда собственность нельзя отобрать.
Однако это организовано на политическом уровне, и это мне непонятно. Судебная власть должна быть независимой — это же краеугольный камень западной цивилизации.
А в случае персональных санкций имущество фактически изымается без суда, по решению исполнительной власти. Формально, конечно, заморозка — это не конфискация. Но какая разница, если это навсегда? Для меня это поразительно.
В моей семье все подвергались репрессиям. В СССР существовало понятие «лишенец» — человек, лишённый гражданских прав. Мне казалось, что такое возможно только в Советском Союзе, в условиях тоталитарного строя. Но сейчас происходит то же самое, и происходящее абсолютно непонятно для меня.
— Санкции против Вас введены в 2022 году. Вы обжаловали это решение в суде?
Да, у меня [сейчас] несколько судебных процессов. В одном из них я уже выиграл — в 2024 году. Я доказал, что я не имею никакого отношения к так называемой Специальной военной операции, начатой Россией.
Однако меня всё равно не исключили из санкционного списка — просто придумали новые критерии. По сути, сам факт того, что я когда-то был успешным российским бизнесменом, стал основанием для санкций. Это уже выглядело как издёвка. Решения абсолютно политически мотивированы.
До этого я был уверен, что частная собственность неприкосновенна. Я также верил, что судебная система абсолютно независима. Но оказалось, что и там доминирует политика.
— Как Вы оказались в Латвии?
Как я уже говорил, мой дед — Янис Авенс — происходил из простой крестьянской семьи неподалёку от Яунпиебалги. В семье было семеро детей. В 1915 году он ушёл на фронт, служил латышским стрелком, а после войны остался в России и женился на моей русской бабушке. В 1934 году его арестовали, а в 1937-м сослали в Магадан, где расстреляли, обвинив в троцкизме и латышском национализме.
Что осталось от того времени? Стопка писем, которые дед писал в Латвию и получал оттуда ответы, пачка фотографий, документ о закладе дома. Отец хорошо помнил деда: ему было семь лет, когда его арестовали. Вот такова история нашей семьи.
Мой отец сделал карьеру в Советском Союзе — стал членом-корреспондентом Академии наук СССР, занимался вычислительной техникой. В 1988 году, когда СССР уже трещал по швам, в Академии наук было всего два латыша — мой отец и президент Академии наук Латвии Мальмейстерс. Отца неоднократно звали в Латвию, предлагали престижные посты, но он остался в Москве.
В 1988 году к нам домой пришла женщина. Она представилась членом Народного фронта Латвии и предложила поехать в Ригу, чтобы помочь бороться за восстановление независимости. Отец ответил, что он уже достаточно пожилой человек и политикой не занимается. А меня эта идея заинтересовала.
Буквально через пару недель эта женщина снова появилась и рассказала, что в Латвии живут наши родственники, с которыми мы могли бы встретиться и фактически познакомиться заново. После ареста деда в 1937 году мы ничего о них не знали — так же, как они не знали о нас.
В 1990 году я прилетел в Латвию. В то время я уже работал в Вене, отец приехал из Москвы. За 150 рублей мы взяли такси и поехали в Яунпиебалгу. Там жила сестра моего деда, ей было 87 лет. От неё я узнал, что моя прабабушка тоже была сослана в Сибирь. Когда мы встретились, она сначала относилась ко мне настороженно, но это было только начало.
Я пошёл на кладбище, где похоронены мои предки, начиная с XVII века. Всё обошёл. После этого стал чаще приезжать в Латвию. Решил, что хочу провести здесь свою старость. Создал благотворительный фонд, реализовавший 150 проектов в сфере образования, здравоохранения и культуры. Решил и построил дом неподалёку от Мадоны (город в Латвии – прим.).
Когда началась война, я понял, что пришло время начать новую жизнь. И в 2022 году мы вместе с детьми переехали в Латвию.
— Отношение общества к Вам неоднозначное. Одни называют Вас «олигархом и кассиром Путина», другие отмечают Ваши благотворительные проекты. По-моему, особенно сильно общество возмутилось, когда в интернете появилось фото: Путин объявляет бизнесменам о начале войны против Украины, и Вы сидите в первом ряду в Кремле.
В то время я руководил крупнейшим российским банком, и на том совещании присутствовали практически все главы крупнейших компаний. Да, я участвовал в этих встречах — так был устроен процесс. Да, за последние двадцать лет я не раз встречался с Путиным, я этого не отрицаю. Но встречался и с западными лидерами, в том числе латвийскими.
Но у меня нет никакого желания анализировать ту конкретную встречу. Я вообще не хочу говорить о политике и обсуждать обвинения, которые выдвигают против меня — и вовсе не суды, — поскольку мне не за что публично оправдываться. Я гражданин Латвии и России. Я прожил в Москве 60 лет и, конечно, ощущаю ответственность за то, что там происходит. Но это точно не тема для публичного покаяния.
— Вы продали всё, что у Вас было в России?
Я продал все компании, которые у меня там были. Остался дом и большая коллекция картин. Но бизнеса в России у меня больше нет. Я уехал из страны 25 февраля 2022 года. Семья к тому времени уже жила в Лондоне.
— Живя в Латвии, ощущаете ли Вы отношение общества к себе?
Оно разное. В своём доме в селе я чувствую себя как дома, у меня очень тёплые отношения с соседями. Я вступил в охотничье общество. Стараюсь как могу помогать людям. Финансировал восстановление церкви в Яунпиебалге. Участвовал и в реставрации православного храма.
Что касается городской «интеллигенции» (беру это слово в кавычки), чувствую, что они меня боятся. Ситуация странная и противоречивая. Больше всего боятся именно политики — даже те, с кем у меня были хорошие отношения до введения санкций.
Могу упомянуть главу Огрского края Эгила Хелманиса: он не испугался, и сейчас не боится. Он был первым из политиков, кто встретился со мной и прорвал эту «блокаду». За это я его уважаю.
Иногда люди подходят и благодарят меня за то, что я сделал для Латвии — за поддержку медицины, музыки, восстановление храмов. Речь идёт о миллионах долларов.
В Москве я установил мемориальную доску в память о латышском театре «Скатуве», потому что мэр города не спешил это делать. Мне удалось «выбить» здание для латышского культурного центра. Я участвовал в процессе вывода советских войск.
Сейчас мне очень жаль, что, находясь под санкциями, я никак не могу помочь Латвии — ни финансово, ни как экономист. А потенциал для развития в стране я вижу огромный. Если бы только не этот толстый слой бюрократии, которая абсолютно довольна собой… Меня сильно расстраивает и разочаровывает отсутствие экономического лидерства в Латвии.
— Каково Ваше отношение к войне России против Украины?
Моё отношение выражено через мой благотворительный фонд «Пааудзе» (Поколение), с которым можно ознакомиться публично. Я не хочу повторять всё, что уже говорил. Если людям действительно интересно — пожалуйста, мне нечего скрывать.
— С Путиным Вы больше не встречались после того раза, когда он объявил о начале войны?
Конечно, нет. У меня нет никакого желания обсуждать политику, я хочу жить обычной человеческой жизнью. Я никогда не был членом компартии, и работа в комсомоле мне чужда. Я ни в коем случае не политик и никогда этим не занимался, несмотря на все слухи.
— Почему нет?
Потому что это не мой мир. Это мир, в котором люди боятся отличаться друг от друга, думая лишь о том, что скажут избиратели. А я человек, который говорит то, что думает, и ориентирован на конкретный результат.
— Значит, Вы собираетесь провести остаток жизни в Латвии?
Не только собираюсь — я проведу его здесь. Здесь похоронены все мои предки, кроме отца и деда.
— Будете продолжать учить латышский язык?
Со мной редко кто хочет говорить по-латышски! Я могу писать и читать на латышском, но слабо воспринимаю устную речь. Просто нет практики — в разговоре со мной все сразу переходят на русский. Но я каждый день узнаю что-то новое, в том числе и на латышском языке.