Денис Бояринов: Между землей и небом — война
Статья в рамках проекта «Иными словами» Института Кеннана
Денис Бояринов — о попытках пропаганды отправить Виктора Цоя на войну.
Недавно вышла моя первая книга. Она — о музыканте, которого знают, думаю, почти все жители России: о лидере группы «Кино» Викторе Цое. Еще два года назад я не собирался делать книгу о Цое и очень хорошо помню момент, когда меня посетила эта мысль — в один июньский день 2022-го. Я был в Москве, лихорадочно, как и многие тогда, читал ленты новостей в ожидании еще какого-нибудь ужасного события, и одно из сообщений, с виду довольно невинное, меня резануло. Российские СМИ раструбили, что 21 июня, в день рождения Виктора Цоя, некий петербургский художник Алексей Сергиенко выставил на аукцион свою новую картину. На ней лидер «Кино» изображен в военной форме, с автоматом на фоне разрушенного города, а на плече у него — шеврон с буквой Z в цветах триколора. «Я проснулся и понял: беда», — как поет Виктор Робертович в одной из своих песен. Цоя, героя моих детства и юности, хотят отправить воевать, и я должен хоть как-то воспрепятствовать этому.
«Мой» Цой, конечно, на войну бы не поехал, хоть он спел о ней немало. Но и в детстве, когда я запоем слушал песни «Кино», и по прошествии лет, когда возвращался к ним уже взрослым, мне не приходило в голову, что «война» в песнях Виктора Цоя равнозначна «боевым действиям на линии соприкосновения». «Между землей и небом — война», — пел он в каноническом альбоме «Группа крови», и мне, даже 10-летнему, только открывшему для себя песни «Кино» на кассетах старшего брата, было понятно, что это о войне в мифопоэтическом смысле — между тьмой и светом в душе каждого отдельного человека, о выборе, который ты совершаешь на жизненном пути. Впоследствии я узнал, что был прав в своих ощущениях: автор подчеркивал, что к конфликтам в горячих точках, которых в конце 1980-х было предостаточно, его песни отношения не имеют.
В дальнейшем, когда я стал погружаться в детали биографии Цоя и историю группы «Кино», в моей голове вырисовался четкий образ ее фронтмена — если не убежденного пацифиста, то уж точно человека, глубоко чуждого идеям национализма и милитаризма. В 1983-м, чтобы не идти служить в армию и не попасть в «горячую точку» в Афганистане, начинающий рок-музыкант Цой предпочел провести полтора месяца в психиатрической больнице, где его истязали препаратами и процедурами (после этого опыта карательной медицины, доведшего Цоя до физического и психического истощения, появилась песня «Транквилизатор»). Будучи уже звездой рок-андерграунда в родном Ленинграде, Цой превратил концерт «Кино» в Доме молодежи в своеобразную политическую акцию, манифестировавшую запрос на дружбу и диалог между СССР и США. Этот концерт, вошедший в историю группы под названием «Спасем мир», состоялся 19 октября 1986 года, после первого саммита на высшем уровне между лидерами государств, Михаилом Горбачевым и Рональдом Рейганом. Встреча в верхах прошла без дипломатических результатов: сказались долгие годы противостояния государств в холодной войне. Однако лидер «Кино» четко заявил свою позицию и высказался за своих ровесников, пригласив на сцену американскую подругу Джоанну Стингрей и исполнив под рев публики вместе с ней песню «Двигайся, танцуй со мной». Вообще, песен про любовь и мир у Виктора Цоя больше, чем про войну. Да и те, которые «про войну», на самом деле — о спасении в любви и мире, вспомните хотя бы, с чего начинается и чем заканчивается «Легенда» (та, где бойцы о траву вытирали мечи).
Впрочем, такие люди, как художник Сергиенко и многие другие участвующие в войне по доброй воле или по принуждению, возможно, отмахнутся от этих аргументов — и от фактов биографии Цоя, и от его высказываний, и от его песен. Со словами: «Был молодой, глупый, неопытный. Как и все, совершал ошибки и делал глупости. В любом случае он жил в этой стране, был ее патриотом. Сейчас, уже в зрелом возрасте, он, безусловно, был бы на правильной стороне». Для них ничто не важно — лишь бы заполучить еще одного союзника.
Несмотря на то что Цоя давно с нами нет, его песни по-прежнему обладают мощной силой — они могут помочь победить. Это прекрасно понимают те, кто хочет снимать мотивационные ролики по заказу минобороны под песню «Закрой за мной дверь, я ухожу», и те, кто хочет организовывать туры возродившейся группы «Кино» в городах базирования ВМС для «укрепления морального духа военных и их семей», и те, кто вписывает ремейки «Кукушки» и «Группы крови» в обязательные плейлисты патриотических концертов-митингов. Они, невидимые бойцы кремлевской пропаганды, хотят присвоить Цоя себе, как присвоили уже много чего, вплоть до победы в Великой Отечественной.
Не так давно мы беседовали о том, мог ли Виктор Цой превратиться в «турбопатриота», с известным музыкальным критиком Артемием Троицким. Он приятельствовал с лидером «Кино» и устраивал ему первые квартирники в Москве. Троицкий уверен, что это совершенно невозможно, потому что Виктор Цой, по его словам, был «абсолютно несоветским человеком» и вряд ли бы смог проникнуться идеями реванша империи, которые сейчас символизирует литера Z в цветах триколора.
При этом Цой не был ни диссидентом, ни антисоветчиком. К любым политическим программам он относился настороженно, предпочитая оставаться свободным и независимым. С советской властью — как и у Иосифа Бродского, который побывал в той же психушке на Пряжке, — у лидера «Кино» были эстетические разногласия: он, поэт, музыкант, художник, модник и западник, не смог бы с ней совпасть в стилистике, как бы ни старался. И вряд ли Цой, предпочитавший черный в одежде, белые шарфы и сценический макияж, захотел бы ходить по сцене в гимнастерке или камуфляже. В том числе об этом я написал в недавно вышедшей книге — иллюстрированной энциклопедии, адресованной как детям, так и их родителям. В ее начале, в качестве эпиграфа, я поставил цитату из интервью Цоя: «В детстве меня дразнили «японцем» — и я очень обижался. Сейчас мне в голову не придет выяснять, кто по национальности мои друзья. Есть среди них русские, украинцы, евреи, армяне… Но это не мешает нам общаться. Я думаю, вести такой учет просто глупо. Люди не делятся на хороших немцев и плохих французов».
Я подтвердил свои представления о Цое, подробно поговорив для книги с людьми, которые прекрасно его знали, — с оставшимися в живых участниками «Кино»: Юрием (Георгием) Каспаряном, Александром Титовым и Игорем Тихомировым, а также Алексеем Рыбиным, игравшим в группе в ранний период. К сожалению, мне не удалось взять интервью у Натальи Разлоговой, которая была ближе всего к Цою в его последние месяцы. Она словно взяла обет молчания: исчезла из публичного поля, не давала интервью и не участвовала в мемориальных проектах. Она нарушила это правило лишь спустя два десятка лет после гибели Цоя, сняв телефильм «Цой — Кино». В нем она делает, на мой взгляд, очень точный вывод, который дает ключ к представлению о том, что бы делал лидер «Кино» в 2023-м, будь он жив: «Песни Виктора Цоя — это музыка человека, который несовместим с толпой».
Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.