«Утренний разворот» / Руслан Белый
Я не очень понимаю артистов, которые столкнулись с какими-то провокациями со стороны украинских граждан и обиделись. По мне так это достаточно объяснимо. Это не такой большой негатив, не такое большое неудобство, которое точно можно как минимум понять, а как максимум перетерпеть…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
М. МАЙЕРС: А мы в эфире, кстати.
И. БАБЛОЯН: Мы в эфире. Маша Майерс, Ирина Баблоян. «Живой гвоздь». «Утренний разворот». Ставьте лайки этой трансляции. А к нам присоединяется стендап-комик Руслан Белый. Но не просто стендап-комик, да, Маш? Ты обещала нам зачитать полный титр.
М. МАЙЕРС: Это не я обещала, это ваше требование, правильно? Мы его соблюдаем. Стендап-комик, прекрасный муж, заботливый отец, отличный сын, великолепный брат, сознательный гражданин, ответственный налогоплательщик, критически мыслящий человек, иностранный агент, гражданин РФ. Здрасьте, Руслан. Очень приятно с вами познакомиться.
Р. БЕЛЫЙ: Здрасьте. Это не было мое требование. Вы спросили: «Как вас представить?», и я вам написал.
М. МАЙЕРС: Но тут все правда?
И. БАБЛОЯН: Пожелание. Мы говорим, не требование, а пожелание. Мы все честно перечислили?
Р. БЕЛЫЙ: Так, ну, по-моему, там нет никаких восхвалительных каких-то эпитетов, чтобы как-то заниматься самопиаром.
М. МАЙЕРС: Ну, кроме слов «великолепный», конечно, и «отличный», и «заботливый», и «прекрасный». В общем, больше эпитетов нет.
Р. БЕЛЫЙ: Слушайте, как говорят рэперы, все по факту. Хотя, конечно, надо у всех тех людей тоже спросить мнение. Может быть, оно у них отличное.
И. БАБЛОЯН: Руслан, как ваши дела?
Р. БЕЛЫЙ: Блин, тяжело сказать. По идее, надо сказать «нормально», потому что они нормальны, но в глобальном смысле, наверное, плохо. Я живу в неизвестной мне стране, я иноагент. И еще непонятно, чем это все в дальнейшем обернется.
М. МАЙЕРС: Когда вы уехали?
Р. БЕЛЫЙ: Ну, наверное, где-то уже с полгода. В январе, по-моему.
М. МАЙЕРС: А, ну то есть вы еще хорошо продержались – практически год. Я имею в виду год с начала войны. Ну, чуть меньше.
Р. БЕЛЫЙ: Ну да. У меня не было это в планах. Я, безусловно, хотел оставаться в России, это моя страна. И, наверное, наивно на тот момент я полагал, что в целом можно оставаться в России и говорить иное мнение. Понятно, что, может быть, не так громко, ну, где-то на каких-то площадках, на своих выступлениях и так далее. Но в итоге все сложилось так, как сложилось. Законы меняются, ужесточаются, люди выдавливаются. Вот и все.
М. МАЙЕРС: Давайте начнем назад чуть-чуть по вашей биографии, если вы не возражаете. Вы же всегда шутили про политику, насколько я помню.
Р. БЕЛЫЙ: Ну нет, это неправда. Наверное, более политически направленным я стал где-то три-четыре, ну пять лет назад.
И. БАБЛОЯН: Но это немало.
М. МАЙЕРС: Это немало. А что на вас повлияло?
Р. БЕЛЫЙ: Многое. Процессы, происходящие в моей стране, мой возраст, наверное, осознание своей роли в устройстве политической жизни страны, социальной. Я бы сказал, политической, но, наверное, по большей части социальной, потому что я являлся объектом этой политики, но в саму политику никогда не собирался и не очень там сильно в ней разбираюсь. Но как объект именно социального какого-то влияния, собственно, меня стало многое не устраивать, и мой вектор перекинулся в том числе и на это.
М. МАЙЕРС: Приведите пример. То есть это 2018 год или какой? Вы говорите, там пять-четыре. 2018, 2019, 2020 год? Приведите пример.
Р. БЕЛЫЙ: Я думаю, все-таки больше три где-то. Ну нет, еще это было все до ковида, когда поправки. Наверное, с поправок. Когда захотели менять Конституцию, тогда я уже подумал, что ну да, уже, наверное, мои красные линии в этом вопросе пройдены и надо в том числе обращать на это внимание. Хотя спустя время я готов признать, что все это было очень поздно. Надо было начинать это гораздо-гораздо раньше. Гораздо раньше гражданам надо начинать участвовать в жизни страны.
И. БАБЛОЯН: Невозможно с вами в этом не согласиться. Вот вы сказали, примерно три года назад вы начали шутить вот так вот, в сторону политических шуток. А еще разрешалось? Еще можно было?
Р. БЕЛЫЙ: Ну, в целом, как ни забавно, я выпустил там два видео на YouTube, и, собственно, по их следам…
М. МАЙЕРС: И тут все закончилось.
Р. БЕЛЫЙ: Да, тут же запретили где-то выступать. Ну, «запретили», может, громкое слово. Скажем так, стали отменяться мои концерты, площадки перестали нас брать. Так что реакция была быстрая.
М. МАЙЕРС: Да. Когда вы это давление почувствовали? То есть как только выпустили и сразу, в общем, попали?
Р. БЕЛЫЙ: Да, я думаю, спустя пару месяцев. Два-три месяца. Собственно, как только мы начали искать площадки для будущих моих выступлений, собственно, сразу же почувствовали.
И. БАБЛОЯН: Оказалось, что их нет?
Р. БЕЛЫЙ: Нет, они есть, но выступать на них нельзя. Оказалось, как ни банально, в нашей стране нет независимых площадок, независимых от какого-то даже муниципального давления властей.
И. БАБЛОЯН: А поддержку от своих по цеху вы чувствовали?
Р. БЕЛЫЙ: Еще раз. Лучше сформулируйте.
И. БАБЛОЯН: Поддержку от других стендап-комиков вы чувствовали в это время, когда начали отменять концерты, или все говорили: «Руслан, ну зачем ты это делаешь, зачем ты туда лезешь вообще?»?
Р. БЕЛЫЙ: Ну, по-разному, наверное. Ну в большей части, конечно, у всех вызывало это недоумение. Но как бы понятно это было недоумение. То есть все понимали, с чем это связано, почему это. Все по большей части сводилось: «Ну, если ты так хочешь делать…».
М. МАЙЕРС: Я просто пытаюсь вспомнить, кто у вас такой самый гонимый в вашем лагере, что называется. Кто? С Идрака началось, да? Ну вот был такой громкий кейс.
И. БАБЛОЯН: Ну, Идраку запрещен въезд в Россию.
Р. БЕЛЫЙ: Ну да, Идрак в этом отношении главный провокатор.
И. БАБЛОЯН: Он главный провокатор. Хотя, в общем, с этим матрасом ничего там такого не было, положа руку на сердце, правда же? Ну, матрас и матрас, подумаешь. Это же не Путин, Руслан! Вы же, наверное, про…
Р. БЕЛЫЙ: Нет, подождите, уже на полную работал главный пропагандист – Соловьев, собственно, который и запустил всю эту историю, и в стране уже зарождалось ощущение исключительности нации. Конечно, спустя время это забавно смотрится, потому что в стране, в которой я сейчас не вспомню, сколько… Ну сколько у нас представлено национальностей, конфессий, религий и так далее. Почему-то именно взбудоражило всех…
И. БАБЛОЯН: Но это в адрес русских нельзя шутить, понимаете? В адрес других национальностей можно. И можно даже в метро осуждать и снимать всякие ролики, чтобы женщины снимали свои головные уборы, да? Это в адрес русских конкретно нельзя.
Р. БЕЛЫЙ: Посмотрим, как развернется эта история. Конечно, парня наверняка показательно накажут. Хотя опять же был бы это какой-нибудь прямо сейчас герой войны или «вагнеровец», возможно, все было бы по-другому.
М. МАЙЕРС: Ну хорошо, там Идрак был, потом был, соответственно, Данила Поперечный. Насколько я помню, Слепаков всякие разные всегда гадости писал про российскую власть, в общем, не без этого.
Р. БЕЛЫЙ: Ну не гадости, не гадости.
И. БАБЛОЯН: Не гадости.
Р. БЕЛЫЙ: Семен выпускал свое творчество, в том числе пытаясь отражать в нем какое-то свое отношение к происходящему.
М. МАЙЕРС: Войну помните? Где вы были тогда? Помните этот день вашей жизни, 24 февраля?
Р. БЕЛЫЙ: В Москве я был. Да, да, да. Проснулся в Москве.
И. БАБЛОЯН: И как? И что думали, что почувствовали, что хотели делать?
М. МАЙЕРС: О чем хотели шутить?
Р. БЕЛЫЙ: Блин, ну если честно, я охренел. Ну понятно, что все охренели. Но в том числе мы, по-моему, через два дня должны были лететь в Украину. У нас там был небольшой тур по городам.
М. МАЙЕРС: Ого!
Р. БЕЛЫЙ: Да. Собственно, извечная борьба артиста и его директора, менеджера, организатора концерта. В целом там уже месяца два плюс-минус…
И. БАБЛОЯН: Было понятно, что…
Р. БЕЛЫЙ: Да. Я говорил, что нам не надо ехать. Ну а, соответственно, люди, которые продают мой концерт, они говорили: «Не переживай. Все будет хорошо. Нам надо ехать». Ну и, собственно, наверное, вот буквально речь о двух днях. Так бы нас все это застало в Киеве и непонятно, чем бы это все обернулось.
М. МАЙЕРС: Вы не поехали?
Р. БЕЛЫЙ: После начала боевых действий? Конечно же, нет. У меня был там один вариант поехать – только в форме.
М. МАЙЕРС: А, ну, в общем, да. И как вы прожили этот год? То есть действительно коснулось, и могла ли коснуться вас мобилизация? Как это повлияло на ваше творчество? Что вы делали? На что вы ели вообще, в конце концов, если вы лишены концертов и лишены возможности шутить фактически, то есть заниматься своей работой?
Р. БЕЛЫЙ: Так, ну подождите, я же не тот человек, который заработал деньги и на следующей неделе их все потратил.
М. МАЙЕРС: А откуда я знаю? Кто вас знает?
Р. БЕЛЫЙ: Моя жизнь так сильно прям от наличия концертов прям сейчас не зависит. Да не, ну как? Так же, как у всех. Первые пару месяцев это был страшнейший шок и так далее, потом такая, скажем так, адаптация внутри себя как минимум к происходящему. За первое лето написался концерт «Все еще», хотя я не хотел его делать. У меня был другой концерт, но надо было выступать. Но я уже это рассказывал. Собственно, когда ты выходишь на площадку и в тех условиях, в которых мы находились, начинаешь шутить на абсолютно темы, которые вообще не актуальны, ты чувствуешь себя немного идиотом, да и зритель в том числе. Поэтому стали какие-то вкрапляться комментарии к происходящему.
Ну и, собственно, где-то месяца за три, за лето написался концерт «Все еще». Потом была мобилизация. От мобилизации я тоже уезжал, потому что не понятно, чего ждать от нашего государства. А, соответственно, участвовать в том, что развязала наша страна, у меня нет ни малейшего желания. Поэтому, собственно, вообще не стыжусь этого, что я выезжал.
Ну а потом, соответственно, уже на опыте и на тех эмоциях, которые я ощущал, что сидишь как на пороховой бочке и исключительно в том числе из-за своего творчества тоже, и когда уже начали применяться все эти законы о «фейках», о дискредитации армии, уголовные статьи, аресты и так далее, собственно, было принято решение, что, наверное, я как минимум не Яшин, у меня нет политических каких-то амбиций, дабы иметь в своем резюме какие-то, не знаю, заключенные годы, а потом это обратить себе во благо соответственно, я принял решение, что в данной ситуации я не готов рисковать. Собственно, наверное, оно правильно, к сожалению моему большому.
И. БАБЛОЯН: Но теперь просто после признания иностранным агентом, наверное, уж точно.
Р. БЕЛЫЙ: Ну риски, безусловно, кратно увеличиваются. Более того, я думаю, что на этом власть не остановится, и какая-то будет следующая волна со всеми иностранными агентами на предмет очередных каких-то…
И. БАБЛОЯН: А понятно, за что вас признали?
Р. БЕЛЫЙ: Тяжело сказать.
И. БАБЛОЯН: Они какую-то бумагу вам еще не прислали?
Р. БЕЛЫЙ: Конечно, никто не присылает, да. Мне и так тут пришлось – это я не жалуюсь, а просто констатирую факт – изучать какую-то другую жизнь вообще с точки зрения каких-то переездов, обоснования на новом месте, получения документов, открытия счетов, узнавания про налоги и так далее и так далее. Теперь вот еще добавилось в кейс узнавать все, что касается деятельности иностранного агента и так далее. Мы будем, безусловно, оспаривать этот статус. И именно в этот момент, по идее, нам должны ответить, за что меня признали.
М. МАЙЕРС: А вы стали злее, как вам кажется? Творчески я имею в виду. Резче.
Р. БЕЛЫЙ: Да, есть такое, я за собой чувствую. Я еще опять же никуда это пока не воплотил, потому что в целом так совпало, что у меня была беременна супруга, потом родилась дочка, и сейчас мы превратились в обслуживающий персонал нашей дочери.
М. МАЙЕРС: Это лет на 18, я должна вам сказать. Может, дольше.
Р. БЕЛЫЙ: Это очень плохо, это очень плохо.
М. МАЙЕРС: Как есть.
И. БАБЛОЯН: Маша как мать вам говорит.
Р. БЕЛЫЙ: Ну хорошо, возможно, я чуть-чуть буду плохим отцом в этом отношении.
М. МАЙЕРС: Нет, мы вас уже представили как заботливого, так что извините, не отмажетесь.
Р. БЕЛЫЙ: Хорошо. Но это, еще раз говорю, на данный момент. То есть не воплотилась эта злость в какие-то шутки. Но мне это тоже в том числе не нравится, потому что мне нравился вектор, который менялся в последние годы. И сейчас, к сожалению, приходится… Это, собственно, главная претензия к власти, которая начала эту войну, – это то, что людей откатили к базовым настройкам.
И это очень-очень плохо. Вся та огромная работа, которая проделывалась и самостоятельно, и какими-то активистами, и людьми, и женщинами в том числе, она сейчас будет полностью обнулена, люди откатятся к заводским настройкам: к исключительности нации, к семейным традиционным ценностям и так далее и так далее. Я не говорю, что это плохо, просто они приобретут, на мой взгляд, очень-очень крайние положения.
И. БАБЛОЯН: Руслан, вы год фактически войны пробыли в России и сказали, что несколько месяцев, понятно, паника, шок, а потом происходит адаптация. А вы понимаете вообще, как этот процесс адаптации происходит? То есть что, ты уходишь во внутреннюю эмиграцию, будучи в России?
Р. БЕЛЫЙ: Слушайте, ну конечно же. Конечно же, да. Ну, опять же никто не собирается рисковать. И, к сожалению, за два года, по-моему, до этого была Белоруссия, где очень четко людям было показано, что даже многотысячные, многосотнетысячные митинги, а по отношению к населению Белоруссии это огромный процент населения, к сожалению, ни к чему не приводят. Мирные митинги. Давайте так кавычки поставим. Поэтому, конечно, еще раз говорю, люди не собираются рисковать.
Поэтому да, это внутренняя эмиграция. Я не знаю как. Знаете, мне очень понравилось. Я смотрел у Собчак Айзу. Никогда не думал, что будут цитировать Айзу, но мне очень понравилась ее мысль, как она говорит, что людям запретили даже сопереживать. То есть ты, по сути, не можешь вслух в Инстаграме, в Интернете, где бы то ни было, со сцены просто сопереживать человеческому горю.
И это, конечно, ужасно. И из-за этого люди закрываются, люди адаптируются, люди стараются начинать… Люди устают от всего этого, потому что морально это все тяжело переносить в себе. Мне один знакомый коллега по цеху спустя, по-моему, три месяца… У вас можно материться?
М. МАЙЕРС: Можно.
Р. БЕЛЫЙ: Спустя, по-моему, два или три месяца в кафе сказал: «Как же меня заебала эта война». И я подумал, что ни фига себе, она тебя даже не касается.
М. МАЙЕРС: Это в Москве было, да?
Р. БЕЛЫЙ: Да-да-да. Так что все объяснимо, все понятно. Люди думают, что если они как-то закроются в своем мире, будут делать то, что они делали… Сейчас очень популярный в творческой среде я слышу тезис: «Ну вот сантехник же чинит краны. И я делаю то же самое. Типа теория малых дел. Я ни на что не могу повлиять, я буду делать то, что я делаю». Хотя в отношении, мне кажется, людей, у которых есть аудитория, это некорректное высказывание.
М. МАЙЕРС: А как сейчас проходят ваши концерты?
Р. БЕЛЫЙ: Прямо сейчас никак, потому что я уже где-то полгода не гастролирую.
М. МАЙЕРС: А вы за рубежом еще ни разу не выступали? Ну, я имею в виду вот после вашей эмиграции.
Р. БЕЛЫЙ: Нет, еще не выступал, да. Мне надо написать новый материал. Скажем так, достать старый концерт, адаптировать его под новые реалии, написать новых шуток. Многое меняется. Сейчас, конечно, новостная повестка невероятная.
М. МАЙЕРС: Новостная повестка, эмиграционный опыт, родительский опыт. Я думаю, что у вас огромное количество контента, наверное, уже в голове.
Р. БЕЛЫЙ: Я для себя думал. Проблема в том, что я прямо сейчас даже не могу шутить про родительский опыт, потому что эта территория сейчас занята комедиантами из России, которые больше ни про что другое шутить не могут. Поэтому, мне кажется, они уже скоро закончат про своих детей шутить и начнут шутить про моих детей.
М. МАЙЕРС: Кстати, к вопросу о качестве шуток. Насколько вы здесь? Понятно, про детей пусть шутят в России. Но при этом вы же понимаете, что вы здесь тоже на минном поле в переносном смысле. Это как раз фрагмент интервью Данилы Поперечного, который пошутил про изюм. Так можно? Ну вы понимаете, о чем я говорю, да? Ир, ты понимаешь, о чем я говорю?
Р. БЕЛЫЙ: Да, я понимаю.
И. БАБЛОЯН: Я не видела, нет.
М. МАЙЕРС: Ну там какая была шутка? Ну просто процитирую, чтобы было понятно. Там что-то такое, что типа название города и так же прекрасно, как, ну, в общем, это сладко, что-то такое, что, в общем, как муравьи, значит, тянутся к изюму, так же войска тянулись к этому городу. Ну, я вольно цитирую. Если я ошиблась, поправьте меня, потому что я слышала только фрагмент.
Р. БЕЛЫЙ: Я тоже не сильно в контексте. Слушайте, не знаю. Это ответственность Данилы.
М. МАЙЕРС: Нет, здесь же я не конкретно про Данилу и про кейс, а по поводу того, насколько вы можете позволить себе шутить про войну. Я понимаю, что это такой юмор жесткий.
Р. БЕЛЫЙ: Я еще не писал, не начинал писать материал. Как выйду на сцену, буду пробовать. Соответственно, там посмотрим.
М. МАЙЕРС: Мы посмотрим, как вам достанется. Да-да-да, могу себе представить.
Р. БЕЛЫЙ: Слушайте, ну в этом ключе я, наверное, даже, может быть, чуть более в выгодном положении, потому что если я найду здесь площадки и буду выступать, то, наверное, на мои выступления придет русскоговорящая публика, а это в том числе будут представители разных стран и Украины в том числе. И, наверное, может быть, даже в каком-то тактильном общении можно будет проверить то или иное.
М. МАЙЕРС: Вы бы этого хотели, вот взаимодействия на концертах? То есть для вас это важно было бы, приятно, если бы действительно пришли украинцы, появились бы украинские флаги, например, в зале?
Р. БЕЛЫЙ: Нет, у меня нет такой задачи. У меня вообще нет такого запроса быть каким-то представителем, который поведет за собой людей и так далее. В целом я буду озвучивать то видение мира, которое у меня есть. Я и до этого не сильно ориентировался на публику с точки зрения каких-то комментариев, отзывов и всего остального. Все это делается на внутреннем ощущении, интуиции и так далее. Опять же постулат – главное, чтобы шутка была смешная. А там уже будем смотреть.
М. МАЙЕРС: Но вы готовы, да, к кетчупу, как это было с Виктором Шендеровичем, к провокациям или к хейту, как это было с Поперечным?
Р. БЕЛЫЙ: Я не думаю, что меня надо сравнивать с Виктором Шендеровичем. Он фигура более большая, более значимая, более провокационная, чем я. Поэтому посмотрим. Я не могу вам ничего сказать. Посмотрим. Как пойдет, так пойдет. У меня нет задачи провоцировать. У меня есть задача, еще раз говорю, высказать свою точку происходящего в юмористической форме. Хотя тоже, видите, моя профессия оказалась очень неудобной сейчас, потому что…
М. МАЙЕРС: Опасно.
Р. БЕЛЫЙ: Ну, потому что ты же шутишь. Но это в том числе творчество, это в том числе какое-то произведение. То есть люди сейчас охотнее пойдут на какую-то, не знаю, может быть, театральную постановку Серебренникова, которая будет переосмыслять происходящее сейчас, чем слушать все то же самое, но, например, через призму шуток. Ну, посмотрим.
М. МАЙЕРС: Ой, нет, Руслан, тут не соглашусь. Мне кажется, сейчас настолько этого не хватает.
И. БАБЛОЯН: Все-таки это психотерапия, я вам скажу.
М. МАЙЕРС: Да, это такая психотерапия. Мы при этом понимаем, насколько тонко надо здесь проходить по лезвию ножа. Может быть, вот вы не так это воспринимаете, а мы с Ирой просто… Не знаю, как Ира. Не буду говорить за тебя, коллега. Мы просто сидим в эфире и понимаем, что за каждое слово, так повернул, так повернул, тут чуть-чуть, тут чуть-чуть – и все, и дальше уже читайте комментарии к нашим эфирам, что называется.
Р. БЕЛЫЙ: Слушайте, ну это новая реальность. Мы с таким никогда не сталкивались. Не знаю, я не очень понимаю артистов в том числе, которые с чем-то подобным столкнулись и обиделись, например. То есть столкнулись с какими-то провокациями со стороны украинских граждан или еще чего-то и обиделись. То есть по мне так все это достаточно объяснимо. Я думаю, что это не такой большой негатив, не такое большое неудобство, которое точно можно как минимум понять, а как максимум перетерпеть.
И. БАБЛОЯН: Перетерпеть, да. Руслан, вы общаетесь с вашими коллегами, которые в России остались?
Р. БЕЛЫЙ: Да, безусловно. У меня там есть и друзья среди коллег, и хорошие товарищи. Ну опять же, те, с кем я общался только потому, что в течение дня я их видел, прямо сейчас мы не переписываемся, потому что мы не переписывались и до этого. А так, с людьми, с которыми у меня было налажено очень хорошее общение, близкие отношения, безусловно, мы все это делаем.
И. БАБЛОЯН: Ну, кто продолжает выступать.
Р. БЕЛЫЙ: Да, конечно-конечно.
М. МАЙЕРС: Вы знаете, у меня такой вопрос вот по музыке. Конечно, мне кажется, самый большой водораздел, раскол такой произошел по року, рок-музыке. Может быть, это просто мой информационный пузырь, потому что я подписана и дружу с Михаилом Натановичем Козыревым, с большим количеством музыкантов. И я вижу это. С одной стороны у нас – Макс Покровский и Noize MC, с другой стороны у нас там – Шахрин и Галанин, например. Или там два брата «Агата Кристи»: один с одной стороны, другой – с другой. Вот прям линия просто раскола прошла по этой музыкальной тусовке, среде. Как у вас?
Р. БЕЛЫЙ: Во-первых, почему это касается рока? Потому что рок в целом, особенно в нашей стране, всегда был из всех музыкальных направлений максимально социально или политически активным. Поэтому, собственно, именно в роке эта линия разделения произошла. Вы Noiz’а отнесли к року. Мне кажется…
М. МАЙЕРС: Ну, я имею в виду музыканты. Ну хорошо, окей.
Р. БЕЛЫЙ: Не-не-не, я понимаю, о чем вы говорите.
М. МАЙЕРС: Ну, Noize, просто Noize, да?
Р. БЕЛЫЙ: Так, а что у нас? Вы имеете в виду представителей комедийного жанра?
М. МАЙЕРС: Ну как внутри? Как война разделила вас, не разделила? Как люди, договорились с собой, я не знаю, продолжают зарабатывать деньги или что?
Р. БЕЛЫЙ: Я из комедиантов никого не знаю, кто открыто поддержал все происходящее. Поэтому я в глубине души надеюсь, что все так или иначе сидят с фигой в кармане и так далее. У нас этот водораздел гораздо…
М. МАЙЕРС: Менее заметный. Но при этом мы видим исчезновение с телеэкрана, я не знаю, можно ли отнести это к вашему жанру, но мы слышали высказывания Урганта, Галкина, упомянутого Поперечного, Слепакова. Кто там еще?
Р. БЕЛЫЙ: По сути, да. Слушайте, а что тут? Тут ничего нового. Все, кто несогласны, как минимум молчат. Тут же, понимаете, еще все свелось к тому, что если ты говоришь слово «война» – тебя сажают в тюрьму, если тот, кто ее поддерживает, говорит слово «война» – его хвалят. И в этой связи представляете, насколько тяжело и невозможно прямо сейчас не молчать, даже так. То есть не обязательно там что-то осуждать, вести какую-то целенаправленную кампанию и так далее. Все крутится вокруг исключительно слова «война». То есть если ты говоришь его с другой стороны, ты просто не можешь его говорить, потому что тебя посадят в тюрьму на какие-то невероятные сроки. Да вообще не важно, даже если на 4 часа тебя посадят, это в целом бред какой-то. Поэтому не знаю, все, кто высказался, вы их всех знаете, всех слышали.
М. МАЙЕРС: Да, мы много цитировали, мы много об этом говорили.
Р. БЕЛЫЙ: Ну, комедийный жанр всегда уступал музыкальному. В музыке это просто громче, ярче проявляется. Вот и все.
М. МАЙЕРС: Но спросят с вас так же, вы же понимаете, да?
Р. БЕЛЫЙ: Нет, это безусловно. Это я говорю о водоразделе и о том, насколько яркий произошел перелом на тех, кто за, на тех, кто против, и так далее. Опять же, судя по Максу Покровскому, видите, как быстро пишутся песни на вдохновении. К сожалению, концерты юмористические так быстро не пишутся. Для этого нужно время.
М. МАЙЕРС: Но я бы сказала, что мы ждем. Вы знаете, я никогда не была на ваших концертах, поэтому для меня особенное удовольствие с вами общаться вот так впервые в интервью.
Р. БЕЛЫЙ: Мне кажется, я два разных человека в интервью и на концерте.
М. МАЙЕРС: Да? Ну ладно. Я смогу сравнить.
Р. БЕЛЫЙ: Я имею в виду в былую бытность даже существовали какие-то шутки, что творчество мое многих бесило, но потом все смотрели со мной интервью и говорили: «О, да он отличный парень».
И. БАБЛОЯН: Вы знаете, вы тут в этом смысле такой, к сожалению, не один. Про Максима Каца так говорят: «Максим Кац в Твиттере один, Максим Кац в интервью другой». Вот такой водораздел проходит. Но вы приезжайте в Берлин.
Р. БЕЛЫЙ: Но тут свои законы. У Твиттера, мне кажется, они очень жестко определены, поэтому там быть просто искренним невозможно, там нужно постоянно быть каким-то, не знаю, с подвыпердом. Поэтому, наверное, с этим все и связано.
И. БАБЛОЯН: Руслан, это факт, что нельзя сейчас внутри России шутить, если ты хоть как-то касаешься повестки?
Р. БЕЛЫЙ: Если ты против нее, то, конечно, да. Ну, вы же это видите. Возьмите любое комедийное творчество, созданное за последние полтора года. Вы ничего там не найдете, никаких шуток не найдете, которые хоть как-то осуждают или не согласны с тем, что происходит. Например, шутки, которые, наоборот, скажем так, в поддержку всего происходящего или в оправдание всего происходящего, они, конечно, я думаю, даже, наверное, поощряются.
В целом, если кто-то захочет, я думаю, сможет прямо сейчас сделать очень яркую карьеру на примере того же Шамана, который делает ее в музыке. Я думаю, если появится комик, который примет для себя то решение, что вот я буду четко это поддерживать и шутить шутки на эту тему, я думаю, как минимум ему будут доступны все возможные площадки на всех ресурсах в этой стране.
М. МАЙЕРС: А шутки будут говно, извините.
И. БАБЛОЯН: Но мы такого не видим пока.
Р. БЕЛЫЙ: Ну, пока я так сильно такого не наблюдал.
М. МАЙЕРС: Как и песни Шамана, да, шутки будут отстойные, простите за грубое слово. Руслан, последний, наверное, вопрос у меня. Как вы понимаете свою миссию сейчас? Вот в сложившейся ситуации у вас есть какая какая-то задача, цель?
Р. БЕЛЫЙ: Цель, наверное, если вспоминать песню Фрэнка Синатры «My Way», цель – достойно пройти свой путь. Вот у меня свой путь. И он начался. И теперь главная задача – достойно его пройти, не сломаться, не пожалеть. Хотя, безусловно, все это присутствует в каких-то моих чертогах разума в те редкие моменты, когда мне прямо сейчас удается побыть одному. Безусловно, все это присутствует. Это буря эмоций. Все я их переживаю. Озвучивать я их не могу, потому что я еще сам не принял для себя решение, каким эмоциям я поддамся и какие эмоции будут двигать мною вперед, но они очень-очень разные.
Это прям десятибалльный шторм от какой-то ненависти, осуждения, требования люстраций и всего остального до какого-то человеколюбия, понимания, не знаю, оправдания даже, наверное. И по сути, я думаю, все будет сводиться к тому, что, к сожалению, у меня началась новая жизнь, мне придется делать творчество по-другому, как я до этого его видел. Посмотрим, что из этого получится. Пока я настроен неоптимистично.
И. БАБЛОЯН: А наши зрители шлют вам просто тут сотни комментариев в чате поддержки и добрых слов.
Р. БЕЛЫЙ: Спасибо. Это все здорово, но, как это сказать…
И. БАБЛОЯН: Возлагают на вас большие надежды.
Р. БЕЛЫЙ: Да, хорошо.
М. МАЙЕРС: Тем более, что я неслучайно задала вам вопрос про злость. Потому что злость можно очень неплохо конвертировать в творчество.
Р. БЕЛЫЙ: Нет, я бы не хотел на этом фоне стать злым человеком. Этого я точно бы не хотел.
М. МАЙЕРС: Человеком – нет. Вы станете злым комиком, а человеком можете оставаться таким, как в интервью.
Р. БЕЛЫЙ: Ой, посмотрим. Знаете, это сейчас, еще раз говорю, дополнительные требования, дополнительные рамки в рамках того, что ты можешь. Ну понятно, что я могу все что угодно шутить и на любые темы, но относительно того, что я хочу шутить и так далее. То есть, знаете, странно выступить против всего этого, уехать и в какой-то момент начать делать комедию наблюдений: а вы замечали, что странного… То есть тут я уже сам заложник своего решения. То есть придется как минимум следующий концерт точно этому посвятить. Ну, посмотрим, посмотрим, что из этого выйдет.
М. МАЙЕРС: Ждем.
И. БАБЛОЯН: Спасибо большое.
М. МАЙЕРС: Руслан Белый, ждем. Стендап-комик, прекрасный муж, заботливый отец, отличный сын, великолепный брат, сознательный гражданин, ответственный налогоплательщик, критически мыслящий человек, иностранный агент, гражданин РФ. Спасибо вам. И гость нашей программы «Живой гвоздь».
И. БАБЛОЯН: Спасибо, Руслан.
Р. БЕЛЫЙ: Спасибо вам большое.
М. МАЙЕРС: Да, мы прощаемся. Хорошего дня. Берегите себя.
И. БАБЛОЯН: Спасибо.
М. МАЙЕРС: До свидания.