«Утренний разворот» / Николай Соболев
Я не считаю, что признание меня иноагентом – это нечто чересчур справедливое. Но всё в порядке, конечно. Ничего не изменилось в моей голове и ничего не изменится в моей деятельности, ничего не изменилось в моём желании остаться в России и продолжать свою деятельность здесь…
Л. АНИКИНА: Николай Соболев как раз к нам прямо сейчас присоединяется. Только надо видео перевернуть.
Л. ЛАЗЕРСОН: Да.
Л. АНИКИНА: Да. И включить микрофон, снять блокировку для переворачивания видео.
Л. ЛАЗЕРСОН: Да, снять блокировку, сделать горизонтально, если можно.
Л. АНИКИНА: Сколько у нас требований… Мы с утра пораньше разбудили человека и еще предъявляем ему какие-то требования.
Н. СОБОЛЕВ: Да нет, все в порядке, друзья. Я сам очень рад, на самом деле, что я вообще смог здесь оказаться, потому что я проснулся за 12 минут до эфира и был в школе оттого, что я пропустил будильник, который стоял на 9 утра. Но замечательно, что мы встретились.
Л. АНИКИНА: Мы тоже с трудом проснулись, если уж на то пошло. Да, мы тоже очень рады.
Л. ЛАЗЕРСОН: Да, мы сегодня были тоже не в кондиции. Вы красите ногти, Николай?
Н. СОБОЛЕВ: Я – нет. Я не крашу ногти ни на ногах, ни на руках, ни в честь чего-то. Не крашу принципиально.
Л. ЛАЗЕРСОН: Сине-желтых ногтей у вас не было. То есть вам не за это впаяли ваше иноагентство.
Н. СОБОЛЕВ: Красно-белых ногтей у меня тоже не было. Вы так задаете вопрос, как будто блогеры в основном только и занимаются тем, что красят ногти.
Л. АНИКИНА: Не, не, не.
Л. ЛАЗЕРСОН: Мой сын так считает.
Н. СОБОЛЕВ: Если блогер популярен, то автоматически у него эти ногти красятся. Во время сна, наверное.
Л. ЛАЗЕРСОН: Да, да, да.
Л. АНИКИНА: Они просто отрастают и покрываются сразу.
Н. СОБОЛЕВ: Вы знаете, меня могли признать иноагентом по самым разным причинам. И необязательно сразу же предполагать версию с ногтями.
Л. ЛАЗЕРСОН: А нам плашка, кстати, нужна тут? Или уже была она?
Н. СОБОЛЕВ: Плашка?
Л. ЛАЗЕРСОН: Сейчас мы сделаем. Все, уже была. Пока мы с вами выставляли кадр, была. Николай Соболев у нас в эфире. Николай, скажите, пожалуйста, как вы отреагировали на ваш статус иноагента?
Л. АНИКИНА: Нет-нет, не так нужно. А нужно, чтоб микрофон вот так: «Как вы отреагировали на ваш статус?»
Н. СОБОЛЕВ: Да. Всем привет. Меня зовут Николай Соболев. На статус иноагента я отреагировал спокойно, потому что, естественно, я предполагал один из таких вариантов развития событий. Я предполагаю гораздо худшие варианты развития событий, поэтому я не особо переживал. И это не только связано со мной, если говорить про худшие варианты развития событий. Это связано со всем, что происходит в нашей стране.
А на тему моей деятельности, ну конечно же, я ожидал, что могут признать иноагентом. Только, правда, после того как в 2022 году иноагентами признавали какие-то зоозащитные организации, которые занимаются чем-то, связанным с рыбой или чем-то подобным. Я уже подумал, что, наверное, эта участь мне не уготована, и в 2023 году меня тоже не признают иноагентом. Потому что, на самом деле, у меня есть определенная редакторская политика, которая запрещает мне – я сам себе запретил – выражаться как-либо радикально, потому что мне вообще кажется, что это не очень правильно испытывать и источать ненависть (я очень часто говорю об этом на своем канале) и выражаться радикально.
Поэтому да, проплывая между Сциллой и Харибдой, заставляя их каким-то образом уговорить их перестать бросаться на путешественников, меня все-таки одна из них цепанула. Поэтому я и оказался в этом списке. Ну что я могу сказать, девочки? Нервно, неожиданно.
Л. ЛАЗЕРСОН: Девочки…
Н. СОБОЛЕВ: Девушки, да. Уважаемые коллеги.
Л. ЛАЗЕРСОН: Да ладно, девочки – нормально. Подождите, а вот скажите, так, неожиданно, но как-то вы оптимистичны, веселы, бодры.
Н. СОБОЛЕВ: Я всегда оптимистичен. Все происходит как происходит в нашем мире. Он очень непредсказуемый, сложный и часто несправедливый. Я не считаю, что признание меня иноагентом – это нечто чересчур справедливое. Но все в порядке, конечно. То есть ничего не изменилось в моей голове и ничего не изменится в моей деятельности, ничего не изменилось в моем желании остаться в России и продолжать свою деятельность здесь.
Л. ЛАЗЕРСОН: Почему? Вы в России? У меня был следующий вопрос: почему вы в России до сих пор?
Н. СОБОЛЕВ: Есть разные причины. Давайте перечислим их. Первая причина – это, безусловно, если ты уезжаешь из России – ты перестаешь чувствовать социальный контекст. А моя деятельность напрямую связана с обзором социально-политических событий. Я этим занимаюсь уже несколько лет, получается.
И я прекрасно понимаю и чувствую, что когда я оказываюсь вне нашей страны, когда я перестаю общаться с разными людьми, не только с фейсбучной аудиторией, например, но и с аудиторией людей на улицах, со своими друзьями, со знакомыми, со знакомыми их знакомых, я со временем, спустя месяц-два, перестаю считывать этот социальный контекст и начинаю делать выводы, как многие делают выводы, пытаясь анализировать эту ситуацию по постам в Telegram. Вот мы заходим в Telegram или кого-то слушаем, кто-то уже анализирует настроения по постам в Telegram или по комментариям, и пытаемся построить какую-то аналитическую цепочку последовательных прогнозов.
Я считаю, что это не совсем правильно. И на протяжении последних месяцев я проводил в том числе и большое количество опросов на улицах. Мало кто этим занимается. У меня есть ведущие, которые ходят и опрашивают людей касательно того, что они думают об этой замечательной ситуации. Безусловно, это дает мне некую информацию. Ну и важно, конечно, как писатель Глуховский, например, говорил на интервью у Дудя, что когда он пишет книгу для русскоязычной аудитории, он возвращается в Россию. Вот это первая причина, почему я нахожусь в России.
Вторая причина связана с моими принципами и с моей, можно так сказать, философией и идеологией. Я считаю, что в сложной истории нашей страны было очень много кризисных моментов, каждый из которых выделен тем, что из страны уезжали люди. То есть мы часто говорим с вами, что у нас недостаточно квалифицированных кадров, что что-то происходит не так, как мы хотим.
Так вот чтобы что-то происходило так, как мы хотим, для того чтобы наша страна изменилась к лучшему, нужно избежать очередного этапа вот этой отрицательной селекции, как бы сложно ни было переживать некоторые периоды, для того чтоб остаться в этой стране и попытаться перестроить ее, построить – можно разные эпитеты подбирать, – для того чтобы что-то сделать лучше.
Нужно не сваливать и кричать из-за рубежа: «Здесь плохо, ужасно, отвратительно. Я никогда больше в эту страну не вернусь», а оставаться в этой стране и пытаться аргументированно, может быть, информационно, может быть, своими действиями в нужный момент времени повлиять на какие-либо события, для того чтобы очередного этапа отрицательной селекции просто не произошло. Вот это два ключевых пункта, наверное, которые включают в себя мою вот эту философию и идеологию.
Л. ЛАЗЕРСОН: Практический вопрос. Вот у нас один из близких нам иноагентов – это Алексей Венедиктов. Он прямо вот рассказывает, что никому не рекомендую.
Л. АНИКИНА: Дизлайк, отписка.
Л. ЛАЗЕРСОН: Да. Кошмар с любыми оплатами. В том числе канал наш. Тоже есть некие ограничения в связи с рекламой, например, потому что иноагент.
Л. АНИКИНА: Не, не, не. У нас ограничения с оплатой были из-за того, что мы не получаем донаты, которые могут быть истолкованы как иностранное финансирование.
Л. ЛАЗЕРСОН: Вот.
Л. АНИКИНА: Это не связано с Венедиктовым.
Л. ЛАЗЕРСОН: В том числе это. Венедиктов просто в частном порядке говорил, объяснял, почему есть некие сложности с рекламой. Мы тоже видим, что у некоторых блогеров, которых признали иноагентами, тоже есть проблемы. Вот как вы будете решать вопрос с интеграциями? Вдруг у вас уйдут ваши?
Н. СОБОЛЕВ: Ну кошмар какой. Что же делать?
Л. ЛАЗЕРСОН: Так монетизации нет на YouTube. Куда вы будете сливать свои миллионы просмотров-то?
Н. СОБОЛЕВ: Слушайте, как-то, наверное, проживу. Мне, на самом деле, для жизни, как бы это ни было странно, наверное, слышать от популярного блогера, нужно не так много. Я давно перестал стремиться к исключительно личному обогащению либо к популярности. Есть какие-то более высокие цели, которые, мне кажется, не только я должен ставить перед собой, но и разные люди, кто опять же хотят повлиять на ситуацию в стране и что-то изменить в своей жизни.
Когда ты ориентирован на внешнее, на внешние изменчивые факторы (такие как деньги, слава, известность), ты не чувствуешь себя счастливым. Вот я вот эти этапы прошел.
Л. ЛАЗЕРСОН: Слушайте, курс Соболева можно открывать. И вот как раз там и заработаете.
Н. СОБОЛЕВ: Нет, знаете, что самое удивительное, я не говорю ничего того, что принадлежит исключительно мне. Это не вещи, которые я вдруг выдумал, сочинил. Даже не могу сказать, что это мое мнение или моя позиция. Это общая позиция. Это наше общее место, в котором мы желательно должны были бы сойтись. Я в это искренне верю.
Л. АНИКИНА: Николай, напомните, за что именно вас иноагентом признали, по версии Минюста?
Н. СОБОЛЕВ: Так, по версии Минюста… Кстати говоря, примечательно, что Минюст начал подробнее расшифровывать.
Л. АНИКИНА: Он в принципе начал расшифровывать, начнем с этого.
Н. СОБОЛЕВ: Да. Я прям удивился, когда прочитал в каком-то паблике – я узнал из паблика, естественно, в Telegram о том, что меня признали иноагентом, – что там есть какая-то конкретная причина. Меня признали за то, что я – первый пункт мне очень понравился, я попытался его расшифровывать – высказывался против граждан Российской Федерации. Знаю я одного гражданина, против которого я высказывался. Может быть, ему лично что-то не понравилось.
Л. АНИКИНА: По существу-то, верно, на самом деле.
Л. ЛАЗЕРСОН: Моргенштерн?
Н. СОБОЛЕВ: Я вот высказывался против граждан Российской Федерации. Я не знаю, что я конкретно высказывал.
Л. ЛАЗЕРСОН: Я говорю, против Моргенштерна просто. Они, видимо, листали и дошли до той истории.
Н. СОБОЛЕВ: Я хотел бы дополнить, что да, я высказывался и против граждан не только Российской Федерации, я вообще высказываюсь и за, и против разных людей в зависимости от того, что эти люди делают. Но да, такая формулировка была: «Высказывался против граждан Российской Федерации».
Второй пункт был: я поддерживал, соответственно, государство Украина. Тут Минюст снова попал не туда, потому что я поддерживаю только мирных жителей Украины, безусловно. И я считал, что это тоже опять же наше общее место – поддерживать мирных жителей Украины.
Л. ЛАЗЕРСОН: Вообще-то, да. Мы же освобождаем.
Н. СОБОЛЕВ: Да. Ведь как сказал наш верховный главнокомандующий, это наш братский народ. Поэтому достаточно странно было бы не поддержать мирных людей, которые оказались в сложной ситуации. И вот пусть со мной кто-то поспорит, что эта ситуация не сложная.
И третий пункт. Слушайте, я забыл, на самом деле, какой третий пункт. А, я не маркировал иностранных агентов, используя их материалы. Я вроде как маркировал иностранных агентов. Но опять же, учитывая количество вставок на моем канале, если вы когда-нибудь на него заходили, достаточно легко пропустить какой-нибудь материал и не маркировать его как иностранным агентом.
Но я считаю, что это не самая веская, конечно, причина признания иноагентом, потому что могу с ходу накинуть несколько ссылок на материалы того же Владимира Соловьева или «Первого канала», где они, упоминая Моргенштерна и разных других людей, тоже не особо парились с маркировкой.
В общем-то, по этим причинам, по тому, по чему я перечислил, я считаю это несправедливым, я собираюсь, естественно, подавать апелляцию в Министерство юстиции. Со мной связалась коллегия адвокатов, которые, между прочим, – это очень приятно – даже на безвозмездной основе, исключительно на благотворительных началах помогают, во-первых, составлять эту самую страшную отчетность, про которую вы говорили сегодня, а во-вторых, помогут мне подать как раз-таки вот это заявление в Министерство юстиции, для того чтобы обжаловать признание меня иноагентом.
Я почти уверен, конечно же, что рассчитывать на многое не стоит. Но это опять же очень важный и такой принципиальный момент, потому что я никакой не иностранный агент, я поддерживаю, безусловно, свою страну в первую очередь, я желаю блага своей стране и остаюсь здесь именно поэтому. Естественно, я не стою на стороне каких-то иностранных некоммерческих или коммерческих организаций, преследуя некую корыстную выгоду, в которой меня постоянно кто-то пытается упрекнуть.
И когда признали иноагентом, самое забавное, конечно, было читать все эти посты, мол, вот не усидел. Люди никак не могут понять, что моя цель и вообще цель человека может быть выражена не только какой-то личной корыстью. Он может ругать и тех, и тех не потому, что он пытается и тем, и тем угодить, а потому, что и те, и те поступают иногда очень несправедливо с точки зрения идей, реализации и методов.
Л. АНИКИНА: Не, не, не, это слишком сложная мысль. Не нужно пытаться.
Н. СОБОЛЕВ: Все, все, все. Хоть несколько высокопарно, на нескольких мастер-классах, на которых недавно был, сочинил такую формулировку (она, конечно, ужасно смешная): пока все сидят на стульях или бегают и пытаются занять правильный стул, как в этой игре «Музыкальные стулья», я стараюсь стоять в стороне и внимательно вслушиваться в музыку, которая играет, для того чтоб понять, по какой стратегии…
Л. ЛАЗЕРСОН: Ох уж эти блогеры. Умеют завернуть, конечно.
Н. СОБОЛЕВ: Не только блогеры. В ваших замечательных эфирах, кстати говоря, которые я с удовольствием смотрю…
Л. ЛАЗЕРСОН: О боже, серьезно?
Н. СОБОЛЕВ: Да. И Алексея Венедиктова, и Владимира Пастухова,
Л. ЛАЗЕРСОН: Я думала, наши конкретно эфиры смотрите.
Н. СОБОЛЕВ: И ваши конкретно эфиры, безусловно.
Л. ЛАЗЕРСОН: Спасибо, спасибо.
Н. СОБОЛЕВ: И с вашим участием. Вот слушал вчера как раз подкаст, где не было Венедиктова, но был Пастухов. Очень неожиданная случилась ситуация. И то, как умеет завернуть, конечно, Владимир Пастухов, мне, наверное, все-таки далеко еще до этого.
Л. АНИКИНА: Нам всем далеко.
Н. СОБОЛЕВ: Да. С большим уважением отношусь и к вашему каналу, и к позиции, на самом деле, Алексея Венедиктова, потому что чаще всего я именно его в пример привожу, когда меня спрашивают: «Ну вот чья позиция тебе нравится? Не нравится тебе ни Дудь, не нравится тебе ни Невзоров». А мне решительно не нравятся. Но вот мне нравится, как выражает позицию Алексей Венедиктов.
И, кстати, он выражает свою позицию именно так еще и потому, что он остается в России. Это важный психологический момент. Потому что, оставаясь в России, ты вынужден применять некоторую самоцензуру, которая как раз-таки отстраняет, отчуждает тебя от этого деструктивного радикализма, который так хочется проявить, когда ты оказываешься за пределами нашей замечательной страны. Сразу же хочется крушить, ломать, будто ты Халк из фильма «Мстители». То есть ты перестаешь взвешивать.
Л. АНИКИНА: Николай, вот вы говорили, что проводите опросы в своих эфирах. По вашим ощущениям, сколько людей действительно поддерживают войну?
Н. СОБОЛЕВ: Смотрите, тут очень важно задавать вопрос в правильной формулировке, потому что сами убийства людей – я об этом опять же рассказывал очень много на моем канале – сама война не поддерживается людьми. Люди поддерживают то, что они называют, то, что нам преподносят как освобождение. И безусловно, в такой формулировке все звучит уже не так кровожадно, мол, люди поддерживают войну. Нет, я с кем общаюсь, люди не поддерживают, естественно, убийства, люди поддерживают также и украинцев мирных. Конечно, есть в комментариях в разных пабликах перегибы. Там люди пишут страшные вещи. На улице люди спокойные, во-первых – это то, что я отметил, – в большинстве своем.
Вот я проводил опрос до Нового года, задавая вопрос: а какое самое печальное событие произошло за 2022 год? Я очень был удивлен ответами, потому что вопреки моим ожиданиям, что люди будут говорить: «Ну, война», люди ссылались на какие-то травмы, ДТП, люди рассказывали мне про то, что их друзья не сдали сессию, например.
Л. ЛАЗЕРСОН: Ну, понятно.
Л. АНИКИНА: Но мне кажется, что война – это чуть глобальнее, чем самое печальное событие года.
Н. СОБОЛЕВ: Да, это чуть глобальнее. И, казалось бы, нужно упомянуть про нее хотя бы, когда спрашивают, как дела в году. И также я отмечал, что люди, безусловно, спокойны еще и потому, что уровень их доходов, по крайней мере, в Санкт-Петербурге упал несильно. И то, чему я удивился больше всего: многие стали, на самом деле, еще и лучше жить. По крайней мере, они так заявляют.
Это правда была не какая-то моя массовка, это были не купленные актеры. То есть мы подходили к десяткам людей и спрашивали: «Как ваши дела?» И в целом я слышал, естественно, ответы, что все плохо, и слышал ответы, что все из-за войны. Но очень много людей не почувствовали пока на себе вот этот тлетворный эффект, деструктивный эффект зарубежных санкций до сих пор.
Л. ЛАЗЕРСОН: Ну понятно, холодильник или телевизор, вот этот выбор.
Н. СОБОЛЕВ: Да. До тех пор, пока они не почувствуют этого эффекта, они будут оставаться спокойными и будут поддерживать то, что вы называете как раз-таки войной, то, что мы называем войной, то, что они называют – и я тоже в каком-то плане называю – освобождением и так далее.
Л. ЛАЗЕРСОН: В каком плане? А, вы освобождение в смысле в кавычках называете. Да, СВО. Хорошо. Николай, вот вы сказали про такую радикализацию тех, кто уезжает, что ты хочешь, с одной стороны. С другой стороны, вот смотрите, у нас же, у людей оставшихся, есть некие аберрации сознания. Мы начинаем говорить «СВО», и мы реально начинаем немножко так думать, потому что язык определяет наше мышление.
Л. АНИКИНА: Ну, не знаю.
Л. ЛАЗЕРСОН: Да, 100%.
Н. СОБОЛЕВ: На самом деле, конечно. Такое есть, такой процесс постоянно происходит. И очень важно испытывать этот процесс вместе со всеми. Вот вы, про эту аберрацию сказав, очень правильный психологические аспект подчеркнули, потому что вот эти аберрации испытываются всеми. И важно понимать, куда направляется вектор вот этого настроения, вот этих аберраций у всех людей, которые присутствуют в этом контексте. Вот это именно то, почему я остаюсь в России, если расшифровывать мой ответ. Вот вы верно подчеркнули. Да, безусловно.
И я не вижу в этом, на самом деле, ничего плохого. Потому что, во-первых, это помогает критически размышлять и не мыслить категориями хорошее-плохое, горячее-холодное, категорией водораздела, где с одной стороны – светлые эльфы, а с другой стороны – ужасные орки, непроглядный мрак и Мордор, как это подает в своих эфирах замечательный софист Александр Глебыч Невзоров. Я выступаю против этого, безусловно, и не считаю, что мир таков. Я мыслю мир как единство противоречий.
Л. ЛАЗЕРСОН: Николай, вот смотрите, вот пример. Тоже блогер Некоглай, которого буквально вынудили уехать и вынудили встать в такую позицию вот этими пытками, конкретно Екатерина Мизулина, которая спровоцировала это ужасное преследование, его привели к тому, что он теперь закупает дроны для ВСУ, например. И он никаким аберрациям с Запада подвержен тоже не был. И он никак не хотел там радикализоваться. Будучи здесь, его вот так вынудили уехать и сделали врагом России буквально с огромной аудиторией.
Н. СОБОЛЕВ: Насчет Некоглая, насчет его действий давайте так. Уважаемые коллеги-журналисты, мы с вами все-таки не Некоглай, правильно? Мы все-таки стараемся анализировать ситуацию рассудочно, разумно, поэтому на нас аберрации разные влияют в меньшей степени, как я хотел бы в это верить. То есть мы все-таки оцениваем ситуацию не по своим субъективным эмоциям и не только лишь читая какие-то новости и так далее. То есть я верю, что работа журналиста заключается как раз-таки в том, чтобы отражать пропорции мира верно, чтоб верно отражать эти пропорции мира.
Эту фразу, кстати говоря, сказал Владимир Киселев, как бы это ни было странно, в 1999 году, когда он еще был в кавычках молодой, нормальный, адекватный абсолютно, не предлагал никого сжечь и превратить в радиоактивный пепел.
Задача журналиста – отражать верные пропорции мира. И для отражения этих пропорций нужно испытывать на себе и посредством чувств, и посредством рассудка, и посредством разума самые разные вот эти вот аберрации, ипостаси. Это все очень интересно, на самом деле. И глядеть на ситуацию под разными углами.
Л. ЛАЗЕРСОН: Возвращаясь к вашим коллегам-блогерам. Уже упоминали вы и я Моргенштерна, который тоже иноагент. Чуть раньше, чем вы, получил он этот статус. И вот он делал разоблачение, с которого начался каскад разоблачений Николая Соболева относительно Парка Горького, который вы рекламировали. И вот теперь вы тоже иноагент. Как вы вообще смотрите на эту историю, что в принципе все люди и те, кого подозревали в сотрудничестве с властью… Даже сам Моргенштерн тоже говорил: «Я в политику не лезу и про Крым вам ничего не скажу». Иноагентство стало таким широким пластом нашей публичной деятельности. Как вы на это смотрите?
Н. СОБОЛЕВ: Во-первых, что касается рекламы, обвинений каких-то. Я никогда не сотрудничал, на самом деле, с властью. Я, на самом деле, даже удивился, что за последний год, учитывая обильность моих выражений, высказываний и выпусков, со мной правда никто не связывался, на меня никто не пытался давить, мне никто не пытался подсунуть какую-то методичку, редакторскую политику. Я уверен, что вы общались с разыми людьми. Я не знаю, кто-то связывается, кто-то пытается надавить на блогеров?
Л. АНИКИНА: Ни разу о таком не слышала.
Н. СОБОЛЕВ: Я не слышал ни разу о таком прецеденте, как ни странно. Потому что люди со стороны всегда считают, что над нами кто-то сидит, нами управляют.
Л. АНИКИНА: Это правда.
Н. СОБОЛЕВ: Да. Мы слово не можем сказать. И если говорим хоть что-то, если произносим не «война», а «спецоперация», нам точно занесли за это. Это не так. А что касается того выпуска, который 5 лет назад был снят, – это не было поддержкой власти, условно, это не было какой-то агитацией голосовать за Путина, это была, давайте будем честными, реклама парка одна единственная, которую мне всунули под соусом некого социального события опять же. Я не рассмотрел это, учитывая, что был очень молодой, зеленый и мыслил эмоционально.
Л. ЛАЗЕРСОН: И деньги были зеленые тоже.
Н. СОБОЛЕВ: Деньги были зеленые, да. И мыслил категориями заработка, был не очень внимателен. Что касается признания иноагентом меня, Моргенштерна, тех людей, которые вроде как не высказывались радикально. Ну вы же понимаете, наверное, за что Моргенштерна признали иноагентом.
Л. ЛАЗЕРСОН: Я вообще не понимаю.
Н. СОБОЛЕВ: Вы не понимаете?
Л. ЛАЗЕРСОН: Нет, не понимаю.
Н. СОБОЛЕВ: Давайте я объясню. Иноагент – это же не только про иностранное финансирование. Иноагент – это скорее про иностранное влияние. Вот, наверное, нет человека в нашей стране, который оказывал бы больше иностранного, западного, прозападного влияния на умы нашей замечательной молодежи, чем Моргенштерн. Весь его образ – это квинтэссенция либерального западного мышления. Все его татуировки, его высказывания, его песни, его сатанистская надпись 666 на лбу, на щеке.
Л. ЛАЗЕРСОН: На скуле.
Н. СОБОЛЕВ: Все это не позволяло ему оставаться в России во время спецоперации, войны, называйте, как хотите. Ну конечно, как только всех повально начали объявлять иноагентами, я первый, про кого подумал – это про Дудя и про Моргенштерна, потому что один человек представляет прозападный образ, а другой человек берет интервью у абсолютно всех либеральных деятелей, сподобившись взять интервью у кого-то с нашей, с российской стороны только спустя год. Поэтому понятно, они двое признаны иноагентами, потому что распространяют вот это самое, в глазах власти, иностранное влияние.
И я тоже был признан иноагентом, на самом деле, по этому пункту. С одной лишь корректировкой: я не высказываюсь в поддержку кого-то конкретного, как они написали. Но это все, что я уже говорил вам сегодня в эфире. Я немножечко по-другому смотрю на мир и немножечко по-другому строю свои высказывания и свои выпуски, исходя из совершенно другой, нерассудочной философии, как опять же я в это верю лично.
Л. ЛАЗЕРСОН: Спасибо огромное. Это был Николай Соболев, блогер и иноагент недавний.
Л. АНИКИНА: Спасибо большое.
Л. ЛАЗЕРСОН: Спасибо, что вышли к нам. Держимся.
Н. СОБОЛЕВ: Да, держимся, держимся. Работаем. Удачи.
Л. ЛАЗЕРСОН: Спасибо.
Л. АНИКИНА: И вам тоже удачи.