«Утренний разворот» / Геннадий Гудков

Маша Майерс
Маша Майерсжурналист
Ирина Баблоян
Ирина Баблоянжурналист

Пока нет у украинцев серьезного оружия, способного поражать противника на большом расстоянии. В руках Путина дрон – это оружие терроризма. Ну не приспособлены они для точного поражения цели. А украинские дроны… Даже если это украинские дроны взорвались – никаких разрушений…

И. БАБЛОЯН: Геннадий Гудков, политик и экс-депутат Государственной Думы, с нами на связи. Геннадий Владимирович, здравствуйте.

Г. ГУДКОВ: Да, я приветствую вас. Доброе утро. Приветствую всех, кто в эфире. Ну, депутат я, правда, к сожалению, бывший, потому что…

И. БАБЛОЯН: Экс, экс. Я и сказала «экс». Да уж, я не знаю, с таким составом…

М. МАЙЕРС: Может, будущий, подождите. 

Г. ГУДКОВ: Не к сожалению, а наоборот, отлично, потому что сегодня быть в Госдуме…

И. БАБЛОЯН: С таким составом Государственной думы, да, сидеть рядышком, думаю, не очень захочется. Геннадий Владимирович, слушайте, как такое возможно вообще?

М. МАЙЕРС: Что произошло? Это наш первый вопрос.

И. БАБЛОЯН: Как дроны долетели до Кремля? Как вообще это возможно?

Г. ГУДКОВ: Я не понимаю, чего это вас удивляет. Они летали-летали, летали-летали по всему Подмосковью, летали ко мне в Коломну. Я был депутатом от Коломны, от Коломенского округа много лет. Я знаю, куда они там могли прилетать. Но это дальше, чем до Москвы. Я считаю, что эти дроны изучали систему противовоздушной обороны. Были экспериментальные полеты. Мне кажется, смотрели дальность, смотрели возможность прицеливания. Отработали методику. 

Поэтому я так полагаю, что одна из совершенно понятных и очевидных версий – это уже подготовка нового оружия, способного доставать Москву. Это не оружие военного удара, это оружие военно-психологических таких акций, которые подавляют противника, его волю, которые показывают, что война стучится теперь в дверь каждого москвича, что нет безопасных мест, по крайней мере от Москвы и вот практически до самых до окраин, по крайней мере определенной части. И, естественно, вполне возможно, что это уже подготовленная акция, подготовленная технически, технологически. 

Вот единственное, что меня, конечно, смущает – это малая мощность заряда. Может быть, это опять-таки экспериментальный, проверочный полет с малой мощностью заряда. Потому что вот мы видели, что взрывается этот дрон. Во-первых, он почему-то взрывается не при попадании, а он взрывается как бы вроде рядом с этим куполом. И даже вот флаг. Если вы обратили внимание, флаг развевается, происходит взрыв, вспышка. Флаг в этот момент исчезает как бы в этой вспышке. Потом оказывается, что он сохранился. Меня это немного смущает. 

Но, с другой стороны, это тоже можно объяснить логикой действий, что для того, чтобы дрон точно долетел и имел возможность маневрирования в воздухе, обхода всяких там полей и зон противовоздушной обороны, он может там действительно сниженный нести боезаряд, поэтому взрыв был таким не очень. 

Но посмотрим. Потому что мы с вами видели, что украинцы совершенствуют свое оружие вот это современное беспилотное, без каких-либо участий человека. Мы видели атаку надводными дронами. Мы видели атаку другими способами. Ту же Севастопольскую бухту атаковали, если помните, аэродром в Рязани, аэродром, по-моему, в Энгельсе. То есть это достаточно большие расстояния. Поэтому я, собственно говоря, понимал, что они могут и до Москвы достать. И говорил об этом, что идет пристрелка. Поэтому вполне возможно, что это работа украинских вооруженных сил. 

Что касается провокации. Ну, какая-то неуклюжая. Провокация, которая говорит о том, что Россия совсем ничего не контролирует, что у нее нет противовоздушной обороны, что, в общем, по большому счету все это «броня крепка и танки наши быстры» – это не что иначе, как фикция. Не знаю, если это провокация, то она абсолютно бездарная. 

Вот извиняюсь, я буду повторять это не очень хорошее и приличное слово в эфире, вот это рукожопие путинских всех этих подчиненных, оно, честно говоря, поражает иногда. Они вообще уже, по-моему, ничего не могут сделать, чтобы их страшные вот эти кровавые уши не вылезли из какой-либо там истории, полностью не компрометировали не только саму историю, но и политическое российское руководство. Поэтому я не был удивлен, я вам честно скажу. 

И. БАБЛОЯН: Просто со стороны вот смотрится. Одно дело – дрон…

Г. ГУДКОВ: Я сказал в одном из эфиров, что у меня такое ощущение, что ночью с 8-го на 9-ое будет нанесен удар по Генеральному штабу, где он там, на Фрунзенской набережной или на Знаменке, туда долетит. У меня такое предположение в одном из эфиров звучало. Поэтому я, честно говоря, предполагал, что такое может быть. 

И. БАБЛОЯН: Просто одно дело – когда дроны там долетают до Московской области, до Москвы, а другое дело – Кремль. 

Г. ГУДКОВ: А чем отличается?

И. БАБЛОЯН: Казалось бы, что защищать-то должны ого-го как. 

Г. ГУДКОВ: А как ого-го? Ого-го защищать надо было давно и много делать что-то для этого?

И. БАБЛОЯН: А единственное, что мы видели – это двух сотрудников, очевидно, ФСО, которые, я не знаю, что они, руками пытались.

Г. ГУДКОВ: Рогатками, они рогатками. Понимаете, это новые современные боевые рогатки. Истребители дронов там были на крыше. Ну что можно сказать? Если по-честному говорить, по-военному, то никто никогда не выстраивал систему ПВО Москвы. Она, вернее, выстраивалась где-то там на границах, на рубежах, особенно в северо-западным, в западном. А ведь никому в голову не могло прийти, что атаковать Москву могут и будут, допустим, с южного, с юго-восточного направления. Коломна-то – это юго-восток. То есть дрон сначала долетел до Коломны, а там уже чего? 

И никогда никакой серьезной ПВО-обороны у Москвы не было с других направлений. Почему? Потому что невозможно долететь. Там тысячи километров. Кому могло в голову прийти, что, предположим, с сибирского направления, с уральского направления может пролететь? Нужно было бы заподозрить советских военачальников в шизофрении, а они ей тогда не болели. Это сейчас современная политическая шизофрения охватила Россию, Кремль, правительство и так далее. А тогда такой болезни… Она была, но в очень ослабленном виде, можно сказать, как прививка. Поэтому никто всерьез не выстраивал противовоздушную оборону. 

ПРО была. ПРО и сейчас есть. И там 50 противоракет, которые стоят до сих пор. А некоторые – ядерные противоракеты. Но это всего 50 противоракет, которые защищали Москву от удара. Чтобы смягчить этот удар, ну вот был такой округ ПРО. Он и сейчас остался по договору с американцами. 

А ПВО была в западном направлении, в основном в Ленинградской области, я так старым языком говорю, в Псковской и так далее, Новгород, в этих районах. На округ вот в этих районах. А с юга стояла единственная система уже в России, которая осталась после Советского Союза – это на границе Московской и Калужской областей. Я там бывал в этой части бедной и несчастной. Тогда по тем временам там вообще даже кабеля силового целого не было. Но я думаю, что кабель сейчас поправили. Давно уже, наверное, сделано это. Ну вот они были единственным рубежом с юга, например. Они сами мне об этом говорили. 

Конечно, можно было сделать за 20 лет что-то или за 15 лет. Но никто же всерьез не думал, что Путин может сойти с ума до такой степени, чтобы объявить войну Украине. 

М. МАЙЕРС: Геннадий Владимирович, а вот эти все «Панцири», которые расставляли на крыше там, на крыше сям, то, что мы видели на большом количестве фото- и видеосвидетельств?

Г. ГУДКОВ: Это объектовая ПВО, которая ставится на поле боя. Но она закрывает какой-то участок локальный. Вот она, допустим, там бункер Путина может прикрыть, а вот все что рядом с бункером уже не прикроет, в каком-то удалении. Потому что противовоздушная оборона чем отличается? Она должна быть очень плотной. А если плотности нет, там образуются дыры, зоны свободного пролета. И тем более сейчас эти дроны – они малозаметные, они очень низко летят. 

Я служил в ПВО. Я немножко знаю эту систему, чуть-чуть. Вот существовало ПВО страны в Советском Союзе. Но оно было такое, что в одном направлении было густо, в другом – пусто. А вообще, ПВО было рассчитано на самолет, на высоколетящий самолет, на таком полете. А вот давно-давно, конечно, это был хрен знает сколько лет назад, когда я еще был молодым выпускником университета, вот эти наши станции, всякие П-15, П-18, П-40 тогда еще были (по-моему, они и сейчас какие-то стоят на вооружении), они теряли вот эти малозаметные низколетящие цели, постоянно теряли. 

Нужно АВАКС поднимать тогда с большой антенной. И он это все сверху видит. И он видит вот эти перемещения по складкам местности. Там должен постоянно тогда летать самолет вот этот с огромной антенной. Тогда можно заранее – за 300, за 400 км – обнаружить подлет. Наверное. Я не знаю возможности АВАКС. Маленькая цель, 1,5 или 2,5 метра размах крыльев, в общем, цель, которую невидно уже на расстоянии 800 метров, ее невидно визуально даже. А если она летит ночью, то только средствами радиолокации можно ее найти в воздухе. А если нет серьезной плотной радиолокационной защиты, в смысле систем обнаружения – там образуются дырки. В эти дырки там хоть что тащи, хоть ядерную боеголовку. 

И. БАБЛОЯН: Геннадий Владимирович, означает ли это, что все внимание ПВО сейчас с приграничных территорий будет на центр России, политический центр? В преддверии 9 мая как минимум. 

Г. ГУДКОВ: Конечно, они оставят без ПВО всю страну, натащат туда в Москву что-то. Но они же разрушают ПВО страны. Они же превращают С-300, который основной комплекс стоит везде, в ударную ракету класса «земля-земля». Дорогая ракета. Она ж там с рулями, со всеми системами наведения, обнаружения, захвата цели и так далее. Дорогая ракета С-300. Это не болванка, которая летит, для того чтобы там что-то поразить. Вообще, ракета – штука дорогая, а С-300 особенно. Они же эти ракеты снимают с боевого дежурства и отправляют как ударную ракету «земля-земля», тем самым ослабляя противовоздушную оборону страны. 

Понятно, что пока нет у украинцев серьезного оружия, способного поражать противника на большом расстоянии. Все-таки давайте по-честному говорить, дрон – это такая штука. В руках Путина дрон – это оружие терроризма, потому что там эти «Шахиды» летят черт-те куда. Они там с кругом вероятного отклонения три локтя по карте. Ну, не приспособлены они для точного поражения цели. А украинские дроны – это все-таки… Мы даже видели. Даже если это украинские дроны взорвались – никаких разрушений, ничего они не вызвали, потому что все-таки маленький заряд. Нет серьезной ракеты, которая могла бы долететь до Москвы и произвести серьезные разрушения в том же Генеральном штабе. Пока нет. 

Поэтому да, это оружие психологического давления на страну. Мы с вами чего сейчас говорим об этом? Потому что понимаете, какой повод информационный – по Кремлю шибанули. Впервые. Даже, по-моему, немцы не могли долететь до Кремля. 

И. БАБЛОЯН: С 1942 года, да, говорят, впервые.

Г. ГУДКОВ: Да. Была какая-то атака. Она, по-моему, не очень удачная оказалась и большие потери самолетов. По большому счету вот один раз в 42-м и больше никогда в истории. И весь мир об этом говорит, весь мир говорит. Так что если это была провокация ФСБ, то они конченые идиоты, потому что теперь весь мир говорит о том, что Россия ничего из себя не представляет. 

И. БАБЛОЯН: А есть же еще одна версия, что это внутренние разборки, и что такие более радикальные силовые службы, они вот так вот давят на Кремль, что нужно как-то активнее воевать. 

Г. ГУДКОВ: Это уже из области ненаучной фантастики. Давайте просто представим ситуацию. Есть ФСБ, всесильная ФСБ, под которой сейчас все лежат, уж извините за непарламентское выражение. И какая-то там группа генералов говорит: «Слушай, давай Путина шуганем. Пусть боится. Давай команду майору Пронину, чтобы заложил заряд в пушку туго и дал по Кремлю залп». Ну что будет с этим майором Прониным и генералом, который отдал ему приказ? Приедут ночью, заберут тихо, в лучшем случае довезут до «Лефортово», в худшем – не довезут. Ну и так далее. Все же прекрасно понимают, чем эти шутки заканчиваются. 

Тут уж нужно тогда не фейерверки устраивать над башнями Кремля, а уж тогда по-другому что-то делать решительно, чтобы некому было отдать приказ отомстить. Но пока, видимо, к этому генералы не готовы. 

М. МАЙЕРС: Геннадий Владимирович, если бы вы были начальником охраны президента. Два вопроса. Первый: проводить ли парад? И второй: пускать ли на него Путина живьем самого? 

Г. ГУДКОВ: Я, конечно, не был бы на месте охраны Путина. А, нет, если бы я был, конечно, Путина бы не было в таком виде. 

М. МАЙЕРС: Да, понимаю. Но тем не менее.

Г. ГУДКОВ: Но если уж я был бы гипотетически, то, конечно, нет. 

М. МАЙЕРС: И парад тоже нельзя проводить? Отменять?

Г. ГУДКОВ: Я бы не стал проводить его. Почему? Потому что все-таки может пролететь что-то на Красную площадь. Вряд ли украинцы будут бить по трибуне. Вряд ли. Маловероятно. Я, по крайней мере, бывал на этих трибунах. Могу сказать, что там, конечно, разные люди. Это будет гибель многих невинных людей. Хотя, конечно, может быть, ради того, чтобы предотвратить риск ядерной войны, это, может быть, и благородно выглядело бы с точки зрения украинцев. Но, мне кажется, они это делать не будут. Все-таки это больше похоже на удар по мирному населению. 

А вот на саму площадь, где будут идти войска, я думаю, что может запросто пролететь. Да и цель побольше. Там неважно, куда попадет: в начало площади, в конец площади, в середину. Важно, что там везде будут стоять войска, военные люди, которые, в общем-то, демонстрируют, что они готовы пойти в бой и убивать украинцев. Тут может пролететь. И представляете, какой будет эффект? Ну, я даже не как начальник ФСО рассуждаю, а я думаю, что политически это делать очень рискованно. Ну а если прилетит? Ну и что тогда будет? Тогда будет мировое позорище, и все мировые каналы будут два месяца крутить. Какое два месяца? Все это время будут крутить эти кадры. 

Вообще, я что-то не верю, что Путин участвует в этих. Вот меня извините, я никогда не верил в двойников. Вернее, я знал, что их нет в публичном пространстве совершенно точно. У меня была возможность это проверить, получить информацию и так далее. А сейчас я перестал в это верить, что нет двойников. Потому что когда я вижу Путина, путешествующего на Camry по Мариуполю разрушенному, вот я бы тогда на месте начальника ФСО 100% костьми бы лег, чтобы никуда он не поехал. Но двойника, может, и не жалко, пусть едет, а вот Путина я бы не пустил, потому что никакой гарантии обеспечения его безопасности в этот момент не было. 

И ни один начальник ФСО, ни один начальник его личной охраны не возьмет на себя ответственность. То есть он обязательно себя ответственность снимет и скажет: «Владимир Владимирович, знаешь что, я тебе не могу никаких гарантий давать. Тогда на твое усмотрение. Езжай сам, бери на себя сам ответственность. Но я с себя ответственность снимаю». 

И. БАБЛОЯН: И что, тогда бы Путин поехал без ФСО? 

Г. ГУДКОВ: Вы можете это представить?

И. БАБЛОЯН: Нет.

Г. ГУДКОВ: Если он в туалет ходит с охраной…

М. МАЙЕРС: Что же, он такой послушный, что ли, или он своенравный, Геннадий Владимирович? Может, у него с возрастом характер испортился, знаете ли.

Г. ГУДКОВ: Может быть, с возрастом у него даже характер стал лучше, потому что, обратите внимание, когда вот такие вылазки, он как бы молодеет и душой, и телом. Вот у меня такое впечатление, что это был не Путин. В ряде случаев это был не Путин. И очень стойкое впечатление, хотя я ни в какую конспирологию не верю. Я вообще безбожник с точки зрения веры всякой, а здесь я начинаю верить в двойников, которые неплохо копируют Путина, очень даже неплохо. 

И. БАБЛОЯН: Я просто себе представила. Ну хорошо, если там, например, не Путин, и что-то бы там случилось, а что бы потом сказали? «А вот это был не Путин»? 

М. МАЙЕРС: Не, ну как, тяжело ранен, выздоровел и пошел. Ты что?

Г. ГУДКОВ: Сказали бы, что мы знали, что риски, мы знали, мы выманили врага на себя, на живца. На живца работали, добились результата, сохранили Путина. Враг посрамлен. Мы видим, что его зверский оскал терроризма увидел весь мир. Пусть теперь весь мир что-то с этим делает, а мы вот сохранили жизнь великому кормчему, луноподобному, солнцеликому и так далее. И он теперь снова, наше солнышко, в Кремле сияет ярче прежнего. Ну, что-то наподобие было бы. Ну, хрен с ним с двойником, еще найдут.

И. БАБЛОЯН: Геннадий Владимирович, теперь как политика я вас прошу. 

Г. ГУДКОВ: До этого было другое, да?

И. БАБЛОЯН: Это мы как безопасника вас спрашивали. Сейчас как политика вас спрошу. Насколько нужно считать, что люди вокруг идиоты, чтобы со всех углов кричать, что это покушение на Путина в 3 часа ночи? 

Г. ГУДКОВ: А это же не идиоты. Они долго думали, что сказать. Если это была действительно боевая операция, то я так предполагаю, что были повергнуты в такой глубокий шок, что они вообще не знали, что делать. Поэтому они там думали-думали, совещались-совещались: скрыть, не скрыть, объяснить, не объяснить. Потому что говорить, что прилетели дроны – значит, ПВО нет 100%. Если они уже по Кремлю бьют – значит, фанерная защита у них стоит. Надо еще этих полицейских поставить в виде картонных фигур по стене Кремля и сказать, что все под надежной охраной. 

То есть я думаю, что они очень долго думали, что говорить. Потом решили, что да, теперь обвиним всех в теракте. Теракт – это что такое? Это в 2 часа ночи Путин работает, да? Как, помните, в каком-то старом детском стишке, что там на портрете.

И. БАБЛОЯН: Сталин думает о нас.

Г. ГУДКОВ: Ленин думает о нас. Засыпает – Ленин работает, просыпается – Ленин уже работает. Так же Путин у нас всегда работает, когда ни проснешься, когда ни заснешь. Но это все смешно, конечно, про теракт. А потом, какой теракт? Война идет. Вы-то лупите ракетами по Киеву, по всем городам, гибнут дети, гибнут люди. Кстати говоря, это произошло после вот этой зверской, варварской, вот действительно террористической атаки, когда там, по-моему, в Умани погибло много людей при ударе ракеты в жилой квартал.

М. МАЙЕРС: В Умани, в Днепре. Вчера Херсон, больше 30 погибших.

Г. ГУДКОВ: Ужас. Это действительно признак геноцида и террористической войны. Поэтому если что-то пролетело там, то можно сказать спасибо, что так легко отделались. 

М. МАЙЕРС: Геннадий Владимирович, ответочка какая будет? Тоже извините за такое нелитературное слово, но тем не менее. Прилетело по Кремлю, кадры обошли все мировые агентства. Вот самое время жахнуть какую-нибудь настоящую большую, страшную бомбу.

Г. ГУДКОВ: Настоящую страшную бомбу? Только надо полагать, что это примерно соответствует акту самоубийства Путина. 

М. МАЙЕРС: Так что, не ответят? Проглотят? Пойдут ПВО ставить?

Г. ГУДКОВ: Кто?

М. МАЙЕРС: ВС РФ, Министерство обороны.

Г. ГУДКОВ: Они проглотят и будут ПВО ставить, конечно. А что они могут сделать? Они могут вместо того, чтобы бить по жилым домам Умани, попытаться бить по жилым домам Киева. Но дело в том, что плотность как раз вот этой ПВО, о которой мы с вами говорим, вокруг Киева и качество этой ПВО несравненно выше. Почему там ракеты попадают в Умань, почему попадают в другие города? Не могут украинцы всю страну накрыть этим железным куполом – территория огромная. Какие бешеные ресурсы нужно иметь! Поэтому они стреляют по тем городам, где нет серьезной системы ПВО. А Киев защищен. 

Ну, хорошо, они, конечно, сейчас могут перенаправить все свои вот эти террористические ракеты на Киев. Но, скорее всего, погибнут люди в жилых кварталах. Вряд ли им дадут поразить резиденцию Зеленского. 

И. БАБЛОЯН: Дмитрий Анатольевич, по-моему, грозит.

М. МАЙЕРС: Подождите, Маргарита Симоньян вчера написала: «Надеюсь, теперь уже начнется по-настоящему». Сколько говорили про тактическое ядерное оружие, про грязную бомбу и так далее.

Г. ГУДКОВ: Может быть, имеет в виду, что по-настоящему начнется украинское наступление? 

М. МАЙЕРС: А, ну, может быть, да.

Г. ГУДКОВ: Тонко так проводит линию. Ну чем они ответят? Все резервы исчерпаны, ресурсов нет. Ну, погонит Путин еще одну орду плохо вооруженную туда. Ну, мало там сейчас. Понимаете, современное оружие не оставляет человеку на поле боя много шансов, если он не имеет то же самое оружие. То есть это действительно пушечное мясо, причем в самом худшем смысле этого слова. 

Ну что он может сделать? У него, кроме ядерного оружия, ничего не осталось. А ему там со всех сторон говорят: «Ай-яй-яй. Даже подумаешь о ядерном оружии – будет бобо». Я, извините, перевожу на детский язык. Ну а как? Ну если не доходит через чего-то – значит, через другое должно. Если через мозг у него не доходит, иногда лучше шлепнуть по заднице. Как бы есть вторая сигнальная система. Я шучу. Но она быстро работает. Ну а чего? Он что, не понимает, что если он применит ядерное оружие – ему капец? Я думаю, что понимает. 

И. БАБЛОЯН: Тем временем воронежский губернатор сообщил о сбитом над областью дроне. 

Г. ГУДКОВ: Продолжается тестовый полет. Что вас удивляет? 

М. МАЙЕРС: Контрнаступление уже началось или не началось? Вот как вы расцениваете то, что происходит в зоне боевых действий?

Г. ГУДКОВ: Утром мы с вами проснулись и узнали, что началось. Но нет же новости, что началось. 

М. МАЙЕРС: Ну, Пригожин говорит, что началось, что у него снарядный голод, что ему не дают, соответственно. Сколько мы насчитали? 80 тысяч в сутки ему нужно на 40 километров фронта, как он говорит. 

Г. ГУДКОВ: Что-то круто. Потому что сейчас расход снарядов, я так полагаю, там от 10 до 20 тысяч. А ему нужно 80 тысяч. Но это на какой период? 

М. МАЙЕРС: Он говорил в интервью, 2 тысячи в сутки на километр фронта.

Г. ГУДКОВ: Если участок фронта 1200 км, это сколько ж там получается-то тысяч? Да нет, такое количество не потянет ни одна промышленность. Мне кажется, даже западная промышленность не потянет такое количество снарядов. Можно, конечно, мечтать. Нет, с нуля им плохо. Они же бестолковые вот эти все наши военачальники. У них с арифметикой… 

Ну, вы же слышали заявление этого нашего великого маршала победы Пригожина Евгения. Он же дал. Говорит: «Мы захватили уже 58 тысяч км2 Бахмута, а осталось у них всего 2,9 км2». Блин, третий класс арифметика для средней школы, очень средней, посредственной школы. Учите, сколько квадратных метров в километре. Для этого просто нужно посчитать количество нулей и все. И получается, что захватили они 0,5% территории. 

О чем мы говорим? Вот сейчас так считает эти снаряды, как километры квадратные и метры. Они же не в состоянии перевести квадратный километр в квадратный метр и наоборот. Вполне возможно, что арифметические пробелы в образовании Пригожина и других генералов сейчас сказываются. Но все-таки арифметика, конечно, штука такая сложная, я понимаю, но хотя бы до четырех классов нужно ее знать. 

М. МАЙЕРС: Если действительно и, судя по всему, он действительно существует так называемый снарядный голод, как вы это объясняете? То есть действительно промышленность захлебнулась, резервы исчерпаны или в этом есть какая-то злая воля, на чем как раз Евгений Викторович и настаивает? 

Г. ГУДКОВ: Не, ну конечно есть и злая воля, что тут говорить?

М. МАЙЕРС: А почему? Почему не надо давать снаряды?

Г. ГУДКОВ: Обалдеть. Почему? Кто топтал генералов, кто говорил, что они бездари, кто говорил, что их надо к ногтю, кто там на них спускал всех полканов? Евгений Пригожин.

М. МАЙЕРС: То есть это внутренние их разборки, да?

Г. ГУДКОВ: Это не внутренние разборки, это отмщение Пригожину, а в его лице Путину. Сколько можно генералов унижать? А потом оказалось, что у Путина других генералов нет и с Пригожиным они вдвоем войну точно не выиграют. Да и даже не только не выиграют, а не смогут ее вести. 

И обратите внимание, сейчас снятия идут генералов очень аккуратненькие, очень ласковые, очень мягкие. Вы слышали, чтоб хотя бы кого-нибудь одного из генералов ночью приехал там Патрушев арестовал и отправил в «Бутырку» или в «Лефортово» и сказали, что нашли у него в доме в коробках из-под ксерокса или чего-то подобного кучу денег, что это мерзавец, негодяй, разворовал армию, отсюда у нас побед нет, потому что такие генералы воры? Никого не трогает Путин. Чего не трогает-то? 

М. МАЙЕРС: Вы скажите.

Г. ГУДКОВ: А потому что он их боится. А потому что других генералов нет. Потому что генералы скажут: «Знаешь что, Путин, вот у тебя есть вот этот замечательный военачальник. Мы превращаемся в сержантов. Вы там вдвоем командуйте нами, а мы будем все выполнять, чего ни скажешь, ваши великие тактические и стратегические замыслы и планы. Только единственная проблема – ответственность это ваша. Ты верховный главнокомандующий. У тебя шнурок вот этот камерный сейчас великий стратег и тактик, он там сам в одиночку побеждает страны, континенты ложатся под него. Ну давайте, работайте, братья, а мы тут будем выполнять ваш приказ, в лучшем случае. А может, приказы саботируем». И, конечно, Путин боится такого поворота. А он может произойти легко. 

Поэтому Пригожин, когда начал подтявкивать из-под путинского плеча на генералов, готовя компанию их травли и порки публичной, сейчас получил обраточку вместе с Владимиром Владимировичем. Владимир Владимирович рад бы защитить сейчас Пригожина, да не может. 

А генералы ему говорят: «Ты такой крутой парень, когда у тебя там эксклюзив, когда тебя Путин в лучшие условия поставил, когда у тебя не было ни в чем проблем, ни в снарядах, ни в людях, ни в чем. Повоюй-ка как мы, вот когда нет снарядов ни хрена, когда медицины не хватает, когда жратвы не хватает на поле боя, когда еще что-то. Мы посмотрим, какой ты сокол и орел путинский». Они его сейчас, конечно, топчут. 

Путину так понятно, что Пригожин ему нужен живой и целый – он там слишком много для него вопросов решает всяких побочных во Сириях, Ливиях, Центральных Африканских Республиках и им подобных. Но защитить он не может, потому что опять конфликт с генералами. Даже снимая генералов, Путин не рискует их отдавать под топор правосудия – опасно. 

И. БАБЛОЯН: А вот эти перестановки бесконечные в Министерстве обороны, они важны вообще сейчас? На них нужно обращать внимание? 

Г. ГУДКОВ: Что значит важны? Победителей не судят, а проигравших очень даже как судят. Я думаю, что как только будет вырисовываться, вытанцовываться, уж извините, поражение на поле боя, а оно будет очень скоро, тут нужно будет искать, кто же все-таки виноват, кто тот мерзавец и подлец, который Россию опозорил, войну проиграл и все мировое сообщество настроил против страны, кто же это такие. То ли это генералы, то ли это сам верховный главнокомандующий. Как-то они между собой должны разобраться. Как они разберутся, мы с вами скоро узнаем и увидим. 

М. МАЙЕРС: Геннадий Владимирович, полторы минуты остается. Не могу вас не спросить, возвращаясь к атаке дронов. Мы провели опрос в начале нашей программы и спросили у людей, чувствуют ли они себя в безопасности. 

И. БАБЛОЯН: В России.

М. МАЙЕРС: В России, да. Ну вот именно в безопасности с точки зрения военных действий, не с точки зрения внутренних репрессий. И четверть чувствует, а три четверти уже не чувствуют себя в безопасности. Ну вот из наших проголосовавших в нашем чате. Что бы вы этим людям сказали? Вот как их? Как с ними? 

Г. ГУДКОВ: Ну, если это не параноики. Потому что в опасности себя могут чувствовать те, кто призывного возраста и кого готовы отправить как пушечное мясо на фронт. В зоне опасности приграничные с Украиной области и районы. И то степень опасности преувеличена, потому что украинцы не будут бить по мирным гражданам, по мирным кварталам. Это уже паранойя, это уже, знаете, такая истерия, которая передается, как заразная болезнь, как какая-нибудь холера или чума. Конечно, пока нет никакой серьезной опасности для гражданского населения, если Путин не применит ядерное оружие. Пока нет никакой опасности. 

Только вот, что будут отправлены люди на фронт. И там, конечно, мясорубка приличная идет и очень большие потери. Конечно, мы это уже понимаем. Даже там, по-моему, идут подсчеты пофамильные и то уже там за 21 с лишним тысячу вышли. Это только те, кто достоверно установлены с геолокацией могилы. А сколько на самом деле там погибло – это уже, я думаю, что во многие разы больше. 

Поэтому, конечно, это преувеличение, это уже такая вот психиатрическая тема. Но это влияет на общественное настроение, на отношение к власти. И это, наверное, сейчас даже неплохо. Наконец-то люди начинают соображать и понимать, что, оказывается, война – это не где-то там далеко и с кем-то, не какие-то там наемники ее ведут, которые там по доброй воле голову складывают, а эта война может коснуться каждой семьи, каждого. Это неплохая новость, на самом деле, по завершению нашей передачи. Знаете, я все время говорю, когда не доходит до людей через голову, есть много других мест, которые помогают осознать реалии. Может быть, через другие места дойдет. 

И. БАБЛОЯН: Спасибо большое. Политик Геннадий Гудков был с нами на связи. Спасибо, Геннадий Владимирович. Маша Майерс, Ирина Баблоян. Это был «Утренний разворот» на «Живом гвозде». Мы с вами прощаемся. 

М. МАЙЕРС: Я прощаюсь до понедельника. 

И. БАБЛОЯН: А я до завтра.

М. МАЙЕРС: А ты до завтра, да. Спасибо. Всего доброго. 

И. БАБЛОЯН: До свидания.